Жестокое сердце

«Я не хочу один на край Земли; Я не хочу придуманной любви; Я не хочу красивых слов пустых, а ты? Порой так мало нужно теплоты, чтобы понять Мы не одни... На территории сердца».(с) «Территория сердца» Д. Майданов

      «Чего ты хотел, Лир? Как ты себе всё представлял? О чём мечтал все эти годы на самом деле? Чем руководствовался? Как видел Лайоша? О чем ты думал, глупый слабак? — Лир обращался сам к себе. Искал ответы на бесконечные вопросы. — Кто ты такой? Кто такой Лайош? Что тебя окружает, и как сюда занесло? Что значил и значит для тебя Нэйт? Сколько времени? Какой сейчас год и какое время года? На самом деле? Где мы все? И куда мы идём?»       Омега поглаживал живот, пока мимо неторопливо проплывал пейзаж. Лайош вёз его на инвалидном кресле вдоль берега. Океан был спокоен. Неспешно набегали волны, облизывая прибрежные камни.       — О чём ты задумался? — тихий голос Лайоша сплёлся с ветром.       — Ни о чём, — качнул головой Лир и наконец посмотрел перед собой. — Мне кажется, я глотнул лишнего кислорода. Голова кружится.       — Это же хорошо.       — Возможно.       Они остановились, Лайош повернул его кресло к океану и сел рядом на песок, упёрся босыми ступнями в близлежащий мокрый камень.       «Интересно, какие вопросы терзают его? Что он чувствует ко мне? К предателю, убийце, разрушителю…» — Лир скосил на него глаза, украдкой разглядывая строгий, правильный профиль. Приметил кленовый жёлтый лист, что запутался в длинных волосах андрогина, но не стал ему об этом говорить.       «Я никогда раньше не замечал, насколько он красив…»       — Тебе сегодня снова снился кошмар. Я обычно не спрашиваю, но… Что ты видел? — уже пуская густые клубы дыма, задал вопрос Лайош. Он прислонил фильтр сигареты к уголку губ.       — Я опять кричал?       — Стонал скорее. И дёргался.       — Я часто запоминаю то, что мне снится, но я не могу объяснить и правильно рассказать. Но сегодня… Сегодня сон был очень плохой. Мне было страшно, и одновременно я был в ярости.       — Это как? — Лайош поднял руку и положил её Лиру на колено.       — Я долго ходил в темноте. Мне было одиноко. А потом… — Лир глубоко вздохнул и поднял глаза к мутно-серому небу, набиравшему влагу для будущего дождя. — Мне тяжело рассказывать это тебе…       Лайош мягко сжал его здоровое колено и потряс, но ничего не сказал, лишь крепче затянулся.       — Потом из темноты начали выходить призраки. Страшные, изуродованные. Но я узнавал каждого. Это были все те, кого я убил. Возможно они выглядели не так как при жизни, я уже и не помню их лица, но я узнавал. Каждый обвинял меня и говорил, что я поплачусь, — голос Лира дрогнул, он прикрыл глаза. — Поплачусь своими детьми и внуками. Там был и отец. — Лир всхлипнул. — Я попятился, потому что они встали кольцом и давили на меня. Эта толпа разрослась, и слов я уже не разбирал, голоса стали одним голосом. Его голосом. Я всё отходил и отходил, пока не понял, что стою на четвереньках. У меня были лапы. Потом в центре этого кольца появилось зеркало, и я увидел себя.       — Ты был тигром?       — Откуда ты знаешь?       — В твоих снах почти всегда есть логика.       — Я стоял с открытой пастью, и с клыков капала кровь. А на боках полосы складывались в круг, похожий на пентаграмму. И я был ранен. Я почти оглох, потому что призраки кричали всё громче, я хотел убежать, но мне было некуда… Потом что-то ещё произошло, но уже не вспомню… Вот…       Лир накрыл ладонью руку Лайоша и прижал её крепче к своему колену.       — Я думаю, это хорошо, что твои страхи выходят наружу. Когда видишь свой кошмар, он становится реальным и не таким страшным.       — А что видишь ты? — Лир медленно поднялся с кресла, оно громко скрипнуло. Сев рядом с Лайошем, он прислонился головой к его плечу и приобнял.       — По ночам ничего, а если вижу, то утром забываю.       — А наяву?       Лайош отбросил скуренную сигарету и прижался губами к виску омеги.       — Наяву каких только чертей не приходилось видеть. Но сейчас я вижу только тебя.       Лира пробрал озноб от ледяного ветра, и он плотнее прижался к Лайошу.       — Тебе не кажется… Что происходящее между нами — неправильно? Не к месту… Кощунственно…       — Мы уже обсуждали это. Я стараюсь мыслить так, чтобы мне ничего не казалось. Я знаю только то, что люблю тебя. И в каком-то смысле… Я рад тому, что произошло. Ведь иначе, я бы никогда не понял истины.       — Какой ценой… — Лир склонил голову и потёр глаза.       — Мы оба за всё заплатили сполна. А все твои сны — лишь отголоски. Ты же понимаешь…       — Ты объяснял мне, но всё равно не могу до конца понять… Почему ты так поступал со мной. Ведь если любишь, всё отдашь…       — Я и отдал. Просто иначе. Лир, я знаю, что ты сомневаешься. В моей любви, моей искренности, в своих чувствах. Я понимаю тебя, чтобы ты себе там не думал. И я буду ждать твоего доверия сколько потребуется. Ты не доверяешь мне. И это… Нормально. Как бы больно мне не было.       — Я стараюсь.       — Я знаю. И у тебя хорошо получается. Я понимаю, как тебе трудно.       — Я не знаю, чего я хочу. А ты? Ты знаешь?       — Сейчас я хочу, чтобы ты выносил наших детей, родил и выздоровел. Хочу, чтобы всё стабилизировалось.       — Что значит «стабильность» лично для тебя?       — Теперь она значит твоё доверие. Я… Никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Но я… Я пьян от любви к тебе. От того, что ты рядом.       — Никогда не думал, что Лайош Варг может произнести нечто подобное…       — Я всегда говорил тебе, что я обычный человек. И хочу того же, что и все. Просто мой путь к тебе занял много лет. Путь к пониманию того, чего я хочу на самом деле. И я хочу тебя. — Лайош зарылся рукой в его волосы и в очередной раз жадно поцеловал в висок.       — Ты всё время говоришь о доверии… А сам ты мне доверяешь? Хотя, зачем я спрашиваю… Ты сделал всё, чтобы я был для тебя безопасен…       Лайош прислонил палец к губам Лира.       — Я очень тебя прошу, не дави на больное. Но я доверяю тебе, даже если забыть о том… Я готов вывернуть тебе душу наизнанку, — теперь Лайош хрипло шептал ему на ухо. — Я хочу быть честным с тобой, я готов открыться полностью, отдать тебе всё, что у меня есть.       — Лайош. Я могу предать тебя, — Лир понизил голос до шёпота. — Потому что я чувствую… Что хочу сбежать… От всего…       — Я знаю.       — Знаешь?       — Конечно, знаю. Но это не будет предательством. Потому что и это я пойму и приму.       — И не станешь держать?       — Я знаю, что придёт момент, когда ты убежишь. И на этот раз я не стану никак на тебя воздействовать. Потому что теперь… Теперь всё иначе. Я хочу, чтобы ты разобрался в себе. Действительно хочу этого. И если тебе удастся отделить внушённое мной от себя настоящего и разобраться в этом, я буду только рад. Я ведь понимаю, в чём именно ты можешь сомневаться.       — Но тогда не будет стабильности… И это пойдёт вразрез с твоими желаниями.       Лайош двинул бровями и повернул лицо к Лиру, несколько секунд он внимательно смотрел ему в глаза, поглаживая большим пальцем по щеке.       — Я не хочу, чтобы ты меня боялся. Возможно, даже если твои чувства ко мне лишь результат моей работы с твоим сознанием… Возможно, ты сможешь полюбить меня по-настоящему, если наконец разберёшься… Я могу лишь хотеть этого. Но если нет, то… Нет.       — И ты смиришься? — Лир отстранился и обнял себя, перекрестив руки под грудью.       — Я слишком много натворил, чтобы посметь не смириться. Но сейчас… Сейчас ты же хочешь быть со мной. Я ведь не держу тебя, — Лайош будто задавал вопрос и заглядывал в глаза, а Лир прятал взор за ресницами.       Лайош Варг со страхом спрашивал: «Я ведь никак тебя не стесняю? Не сковываю? Тебе ведь удобно? Правда?» А у Лира в горле стоял ком. Лир не знал ответов на эти вопросы. Порой ему казалось, что он всё сам себе придумал, но когда оставался наедине с собой, на него накатывали страхи и сомнения, разъярёнными кошками впивались в грудь обвинения, ярость и злость. На себя и на Лайоша. И он действительно не был ни в чём уверен, и боялся сделать шаг. А бывало, возникал и страх перед Лайошем, такой знакомый, такой странный. Тот самый, что он испытывал пятнадцать лет назад перед абсолютно непонятным ему главой мафиозного клана, врагом его отца. Он должен был его убить, если не в первую ночь своего пребывания в Ремо, то во вторую. Но не сделал этого. Не сделал, хотя никакого воздействия Лайош на него не оказывал, по крайней мере, первый месяц. Почему, из-за чего он тогда не смог исполнить приказ? Что его остановило? Интерес? Благоговение? Или всё-таки страх?       Всю жизнь он чувствовал связь с Лайошем Варгом, который в каком-то смысле заменил ему отца, который дал ему семью и позволил поверить в себя, и в то же время стал первой подростковой любовью. Лир смутно помнил свой интерес к Аранису и не придавал ему значения. А что, если и тяга к Лайошу в те годы была такой же слабенькой, как и к его брату, но раздутой до абсолюта исключительно гипнозом телепата? Только сейчас… Он в очередной раз бросил вызов собственному миру из-за любви. Так было уже с Нэйтом. Но Нэйт оказался миражом, слабой тенью привязанности к Лайошу. Где же правда? И не слишком ли стар Лир для того, чтобы ломать жизнь себе, Нэйту и Калису ради призрачных чувств к человеку, который принёс ему столько бед?       Терзания Лира были бесконечными и наполняли его ночи выматывающими снами. Его силы постепенно восстанавливались, чувство тревоги, первый звоночек, уже закралось в него. Он тревожился за то, что его снова может накрыть волной безумия. Что он сможет натворить на этот раз? Лучше было умереть. Круг замкнулся.       — Лайош. — после долгого молчания позвал Лир. Они сидели на песке, переплетясь пальцами рук, и смотрели на разгорающийся заревом закат над спокойным океаном.       — Да, мой тигр?       — А какой покровитель был у Туза?       — Белый волк, — мгновенно отозвался Лайош и сразу потянулся за второй сигаретой.       Глаза Лира расширились, он часто заморгал и громко выдохнул.       — Почему ты спросил?       — Сам не знаю… Но белый волк мне часто снится…       Лайош судорожно выдохнул и, передумав доставать сигарету, снял с себя куртку, накинул её Лиру на плечи. Лир плотно закутался в ткань и откинулся мужчине на плечо.       — Пойдём уже, холодает.       Лайош помог ему забраться в инвалидное кресло, и они двинулись по песчаной косе назад к дому. На обратном пути Лайош рассказывал Лиру о своей семье. Об отце и его матери, Аранке. Когда он назвал омеге нежное прозвище своего отца, «Лайчи», Лир улыбнулся и спросил:       — Ты не против, если я буду так тебя называть?.. Лайчи?       — Меня никогда так не называли. Я был категорически против, но тебе, пожалуй, позволю. С условием. Только наедине.       — Уверен?       — Да. Я этого хочу.