«Не живет на воле зверь из зоопарка, Наше прошлое исправить не дано, Мы когда-то все замешкались на старте… Беги, беги, без меня, сынок…» (с) Меладзе - Беги
Ранним утром Лайош Варг вошёл в дом, в котором ему удалось побывать лишь однажды, лет двадцать назад. В Старом городе Тони Клэптону принадлежало два этажа в одном из роскошных таунхаусов. Дома тесно прижимались друг к дружке и отличались только цветом. Лайош зашёл в терракотовый. Подивившись тому, что здесь ничего не поменялось, включая служащего, который сидел за невысокой стойкой, мужчина поднялся на третий этаж. Обычно врач встречался с Лайошем в Ремо или на нейтральной территории, но в эти дни он слишком плохо себя чувствовал, чтобы покидать свою квартиру. Лайоша встретил один из сыновей психиатра. Он никогда прежде их не видел, но знал, что у Клэптона трое или четверо детей, все мальчики. — Добрый день, мистер Варг. Я Маркус. Рад, что, наконец, вижу вас своими глазами. — Лучезарно улыбнулся мужчина. Лайош сделал вывод, что они приблизительно ровесники. — Приятно познакомиться, Маркус, — он протянул ему ладонь. Клэптон-младший поспешно, даже с благоговением пожал ему руку, разглядывая андрогина во все глаза. — Папа в своём кабинете. Проходите, не стесняйтесь. Кофе, чай? — Откажусь, пожалуй. Спасибо, Маркус.***
Доктор Клэптон восседал на высоком кресле. Его ноги были накрыты толстым, шерстяным пледом болотно-зелёного цвета. Едва Лайош вошёл, старик сразу закрыл массивный том по психосоматике и прижал дужку очков к переносице. — Здравствуй, мой дорогой. Извини, что не встретил. Суставы на погоду ломят так, что глаза на лоб лезут. Еле хожу. — Ничего страшного, — усмехнулся Лайош и сел в кресло напротив стола психиатра. — Как вы, доктор Клэптон? Я здесь был всего один раз и очень давно. Рад вернуться в этот дом вновь. — Этот дом всегда открыт для тебя. Сам видишь, старость — не радость. Мне ведь уже сотня лет скоро. Брови Лайоша взмыли вверх. — Чего ты так удивляешься? А ты думал сколько? — Ну… Семьдесят пять-семьдесят восемь… — Я хорошо сохранился. Мне девяносто четыре, Лайош. Варг пребывал в лёгком шоке от этой новости. На душе резко стало тоскливо. Он никогда не задумывался о возрасте своего лучшего друга. Именно другом он считал мудрого старика. Девяносто четыре года. Это же целый век… Он остро ощутил гнёт скорости времени. — Но… — А ты посчитай. Когда мы познакомились, тебе было только четыре, а я уже был старше, чем ты сейчас. Годы-то идут, — скрипуче рассмеялся доктор Клэптон. — Меня б давно сняли с должности, если бы кто-то помнил, сколько мне лет. Мне повезло, что в клинике я главный. — Сказать, что я в шоке — ничего не сказать. Вы действительно хорошо сохранились. Но мне как-то не верится… — Да и забудь об этом. Лишняя информация, — махнул рукой психиатр. — Рассказывай, что привело тебя ко мне. — На этот раз ничего конкретного. Я просто захотел вас увидеть. Неизвестно, когда ещё представится такая возможность, — голос не слушался Лайоша и звучал необычайно высоко для его глухого, низкого баритона. — Ты расстроился, что я старее, чем ты думал? Брось, Лайош, брось. Я пока не собираюсь умирать. У меня ещё есть одно важное дело. — Дело? — Да. Я хочу застать то время, когда ты расправишь крылья. Пока я не буду уверен, что у тебя всё хорошо — на тот свет не отправлюсь, — весело произнёс доктор Клэптон. — Так что не переживай. Я с тобой, мой мальчик. Психиатр протянул покрытую старческими узлами руку и накрыл ею ладонь Лайоша, когда тот положил её на стол. — Я долго не связывался с вами. Мне… Стыдно за это, но я не мог иначе. Я дал обещание Лиру. Но сейчас я так устал, доктор Клэптон. И мне просто захотелось посидеть с вами, поговорить ни о чём. — Не стыдись. Я же всё понимаю, — выцветшие, бесцветные глаза психиатра лукаво блеснули. Они уже почти утратили зелёный оттенок. Лайош помнил их блёклыми, но живыми и горящими. — Ты изменился. И эти перемены радуют глаз. Ты окреп, как дерево, посаженное в подходящую ему почву. — Мне кажется, ваше острое зрение притупилось. Я слаб как никогда. Не хотел говорить о себе, вы наверняка устали от меня за эти годы. Но я почти раздавлен. Плохо контролирую себя, не владею своими эмоциями, — грустно проговорил Лайош, уставившись на руку доктора Клэптона. — Нет, Лайош. Я зряч как никогда. Ты болеешь как то дерево при пересадке и ещё сам не знаешь о своей силе. Наконец-то ты сдвинулся с мёртвой точки. Вспомни, мой мальчик, как ты жил. Тебе было невыносимо скучно. А знаешь, почему? Лайош покачал головой, не поднимая глаз. — Потому что ты жил не свою жизнь, ты пытался прожить жизнь Лая Варга. Ты забыл о себе и жил только им. Проще говоря, был не на своём месте. Но сейчас… Сейчас ты медленно сходишь с его пути. — Мне казалось, я уничтожил его в себе. Вернее не я, а Лир. — Лайош… — протянул его имя доктор Клэптон. — Лир спас тебя. Ремо должно было подохнуть ещё много лет назад. Но ты ошибаешься, ты ещё не распрощался с прошлой жизнью. — О чём вы, доктор Клэптон? Лайош поднял голову. — Да, я изъясняюсь как пафосный философ. Иногда мне думается, что я выбрал неверную профессию. Было бы неплохо сидеть всю жизнь на горе под деревом, слыть мудрецом и рассказывать молодым всякие небылицы, которые они не могут понять и считают истиной. Так вот. Это начало, а не конец. Ремо больше нет, но неужели ты думал, что на этом всё? Я разочарую тебя. Далеко нет. Всё в природе циклично, нет ничего, что бы не повторялось… — Куда вы клоните? Я плохо вас понимаю. Очень устал вчера. — Лайош, я знаю, что ты перманентно испытываешь вину за всё содеянное, она так глубоко пустила в тебе корни, что ты не способен увидеть главное. Я говорю об этом, потому что ты правильно сказал — неизвестно, когда мы ещё увидимся и увидимся ли вообще. Но я должен сказать тебе всё. Это мой долг. А иначе всё было напрасно. Длинные рассуждения Тони Клэптона действовали на Лайоша как сонная пилюля. Но звучание трескучего старческого голоса успокаивало душу. — Послушай. Вот сейчас внимательно послушай. Я понимаю, что ты устал, мой мальчик, но надо выслушать. Лай Варг допустил ошибку. Он постоянно говорил: «Ты моё идеальное творение». Это исказило твоё восприятие себя самого в окружающем мире. Несомненно, ты идеальное творение Лая Варга, я никак не претендую на опровержение. Но ключевое слово ты обозначил в этой фразе сам. «Моё». Вот эта ошибка, она как червь в яблоке, поселилась в твоей душе и подтачивала её, из-за этого слова ты забыл про самого себя. Но сейчас ты начал, наконец, отделять себя от Лая. Лай в тебе, он никуда не денется, но ты не он. — Я понимаю. — Не до конца. Слушай. Дети всегда, в любом возрасте исправляют ошибки своих отцов. Эта истина стара как мир, но её редко принимают во внимание, когда дело не касается чего-то конкретного. Ты ошибочно полагал, что твоя задача заключается в том, чтобы избежать любви, ведь именно из-за неё Лай умер. По твоему мнению. И сейчас ты интуитивно чувствуешь, — что-то не так. И знаешь почему? Тихо. Ты думаешь, что ты допустил ошибку, отказавшись от жизни отца ради своей сумасшедшей, иррациональной любви к Лиру. Но это не так. Ты сделал всё правильно. Именно то, что и должен был. Отказаться, вырвать его из себя. И теперь тебе плохо, ты ощущаешь пустоту и страх. Я всё знаю, потому что ещё много лет назад знал, что так будет. Единственное, к чему стремился лично ты — это любить. Любить, отдавать и заботиться. — И я делал всё прямо да наоборот, — вставил Лайош. — Не совсем. Опять же тут всё не так просто. Ты когда-нибудь думал, почему это всё произошло? Ты сам себе не мог объяснить, почему гипнотизировал свою единственную, настоящую любовь. Почему мучил его? И почему твои действия привели к тому, что Лир отказался от истинного и разрушил Ремо? Почему, Лайош? Вот сейчас можешь говорить. — Я не думал с этой стороны. Тогда я считал, что поступаю правильно. Теперь думаю, что нет. И из-за моей незрелости пострадали невинные, непричастные к этому люди. — Забыл про людей, сейчас же! — удивительно эмоционально произнёс старик, повысив хриплый голос, и хлопнул рукой по столу. Лайош вздрогнул. — Про Араниса, Дара, близнецов. Всё забыл. Смотри только на себя и Лира. Смотри! — Я не знаю, — отстранился Лайош, убрал руку со стола и откинулся в кресле. — Правда, не знаю. — Чтобы Лир мог тебя спасти, он должен был остаться один, — психиатр смотрел на него, не моргая, — чтобы Лир остался один — ты должен был всё это сделать, всё, о чём сейчас жалеешь. Вы порой сами не понимали, зачем делали тот или иной шаг, но всё сошлось в единой точке и разорвало порочный круг. Только Лир мог так резко и жестоко всё порвать, но для этого он должен был дойти до крайности. Вы неразрывно связаны, Лайош. Вы были такими изначально, каждый из вас был необходим в жизни другого. Я брошу избитую фразу, но она отражает действительность наиболее точно — вы предназначены друг другу такой бестолковой старой тёткой по имени Судьба. Вам пришлось пройти через огонь, воду и медные трубы. Но сейчас стоит вопрос. Тебе тяжело, Лиру, я уверен — тоже, ты чувствуешь, как сгущаются тучи над вами? А ты уже сильнее. Ты не тот, что прежде. Ты больше не тень Лая Варга. Но я вернусь к ключевому моменту. Всё в природе циклично. Ты был рождён не для того, чтобы убивать людей и править миром, хотя, вне всякого сомнения, мог бы. Ты видел, что твоему отцу не помогли его способности спасти Туза, Санни. И сам Лай погиб из-за них. Но это не так. Он умер, потому что больше не хотел жить. Лай был тем человеком, который мог распоряжаться своей жизнью как хотел. Он умел это делать, поверь. Ты думаешь, он не смог бы уничтожить ту тварь, что убила Санни? Ох-ох-ох, Лайош. Мог бы, ещё и как. Почему он не хотел брать тебя с собой в тот день на встречу с убийцами? Чтобы ты не видел, как он умрёт. Лай ехал туда не для того, чтобы покарать их. Он хотел в последний раз увидеть Санни через мысли того головореза и спокойно умереть. У Лайоша мороз пошёл по коже. Он не чувствовал собственных сердца и дыхания, его глаза расширились. — Потому что телепатия не помогла ему уберечь Санни, а значит — она вообще бесполезна. Ты понимаешь? Слова Клэптона стреляли в него точно пули, и обойма никак не разряжалась. Лайош застыл в одной позе с приоткрытым ртом, не в силах ответить Клэптону хоть что-нибудь. Вся мозаика, которая была давно сложена и считалась истинной, рассыпалась, и на её месте выстраивалась другая, перевёрнутая с ног на голову. Голос Клэптона налился необычайной силой, из него исчезло всё старческое, он бил словно отбойный молоток, гремел словно монастырский колокол. — И сейчас я подошёл к главному. Ещё раз повторю, всё циклично. А значит, ситуация повторится. И тебе придётся с ней справиться. Я не знаю, как это будет и когда, но она повторится в том или ином виде. Этот дурной омега обязательно попадёт в западню из-за собственной сломанной уже Его отцом личности, и ты должен будешь его спасти, Лайош. Я уверен, что ситуация повторится именно у тебя, потому что Лир висит над пропастью. Клэптон прокашлялся, он явно устал говорить. Полулёжа в своём кресле, он молча ждал, пока Лайош обдумает всё услышанное. Спустя несколько десятков длиннейших секунд, Варг сунул руку в карман и достал пачку таблеток. Пальцы не слушались, он долго выцарапывал таблетку из ячейки, а потом ещё одну и ещё. Закинув три пилюли в рот, он закрыл глаза, его веки подрагивали. Клэптон смотрел на него из-под кустистых бровей, не прерывая тишину. Но Лайош явно не собирался говорить, и психиатр снова подал голос: — Я много лет молчал, но скажу честно — за этот поступок я возненавидел Лая. Он бросил тебя тогда, когда ты не был к этому готов. Я обязательно спрошу у него — как он мог. Сволочь, у меня просто злости не хватает. Он сдался, Лайош. Но с мёртвых спрашивать — бесполезное занятие. Понимаю, что отчаяние довело его до этого, он столько лет был уверен, что непобедим, и тут такое. У него под носом было убито то, чем он дорожил. Но и это его не оправдывает. Если бы я не был с тобой — только боги знают, как бы всё повернулось. Лайош склонился над столом, часто и неглубоко глотая воздух, и подпёр рукой голову. — Я не смогу, — хрипло проговорил он. — Лир уйдёт, я знаю это точно. Сейчас я нужен ему, он утоляет жажду во мне, которая мучила его все эти годы, но как только насытится — сразу уйдёт. — И вернётся. Потому что вы единое целое, — мгновенно ответил психиатр. — Вы не можете друг без друга во всех смыслах. Он не сможет, как и ты. Поверь, он привязан к тебе не только потому, что ты там что-то в нём создал, — пренебрежительно проговорил психиатр. — Он уйдёт на время, ему нужно будет подумать… — Вы вообще говорили, что он умрёт к концу года, — Лайош вытер покрасневший нос. — Как с этим? Всё? Не умрёт? — с долей сарказма. — Не умрёт. Я ошибся, как никогда в жизни не ошибался. Я смотрел на него отдельно от тебя. Поэтому был так уверен. Лир связан с тобой крепче, чем я ожидал, чем это вообще возможно. Он набирается сил, как и ты, потому что вы вместе. По одиночке… Он бы действительно умер к концу года, а ты чуть позже, потому что просто не смог бы пережить его смерть. Так уж ты устроен. — Это похоже на бред вычурных рассказов и фильмов. Так не бывает. — Это было бы похоже на то, что ты сказал, если бы всё было завязано только на вас двоих. Но ваши чувства глубже, они уходят корнями в ошибки ваших родителей. Я плохо обошёлся с Лиром. Только об этом жалею. Я был не прав, но отношения уже не восстановить. Лайош, опять же, послушай. Лир — омега… — Это я знаю. — Лир — омега, — строго и чеканно повторил доктор Клэптон. — Все, абсолютно все его реакции связаны с половой принадлежностью, как и у всех людей. Гормоны, психосоматика, физическое здоровье — основаны на половой принадлежности. Ты учитывал это, когда гипнотизировал его. Омега — это сексуальное притяжение, это темперамент. То, что ты называешь в нём Тигром — поломанная отцом-ублюдком омега. Не больше и не меньше. Ублюдком, каких поискать. Я наблюдал за Лиром годами, и я знаю о нём всё, Лайош. Гораздо больше, чем он сам. Летом, когда он лежал у меня в больнице, я изучал его так пристально, как ни одного другого пациента. Ты всё это время думал, что причина его страданий — ты. Я огорчу тебя. Нет. Его отец — вот настоящая причина. И он искоренит его только благодаря тебе. Ни Миро, ни Нэйт не справились бы с этой задачей. Только ты сможешь. Именно поэтому вы единое целое. Если тебе так будет проще понять, я назову вас истинными. — Это невозможно… — Истинность, которая выше инстинктивной истинности, возникающей между альфой и омегой. Обдумаешь это ещё. — Но вы раньше говорили другое… — Да, Лайош. Я помню, еще не выжил из ума. Но в моей голове паззл тоже сложился не сразу. Сейчас я говорю тебе окончательные выводы. И если ты поразмыслишь — поймёшь, что всё так и есть. — Почему вы говорите, что Тигр — это сломанная личность. Он сильный, он удивительный… Только пробудившись, он... — Бла-бла-бла, Лайош. Прости. Половая принадлежность и этническая группа. Он южных кровей. У него зашкаливает темперамент. И поверь, если бы у Лира к этому моменту было пять-шесть детей, он был бы спокоен как танк, потому что его гормоны распределились бы правильно. Его папашка внушил ему, что он не достоин даже человеком называться, потому что он омега, и если он пойдёт путём омеги — ему можно будет только в рожу харкнуть. Так Лир был сломан, Лайош. Это было выяснено путём анализа его бесконечных снов. О, какие там сны. Как от наркотического прихода. И когда он был сломан, весь его темперамент ушёл в русло разрушения. Лир не убийца по своей психологии. Он вообще чистое дитя Ноэль. Страстный, нежный, ласковый, ты сам это знаешь. Каждый раз, когда он нажимал на курок или вскрывал глотку, он отказывался от самого себя. Он рушил в первую очередь не то, что его окружало, а себя, он истязал свою личность. Можно сказать, он резал глотку себе. Но при этом ещё держал гримасу абсолютной уверенности. Помогали поддерживать его уверенность — необычайная внутренняя сила и моральная выносливость, присущая настоящим омегам, а не их подобиям, коих сейчас расплодилось как собак. В нём есть эта первобытная сила. Но всё его окружение, включая тебя, решило, что эта сила — альфьего порядка. Нет, Лайош. Это детородная сила, потенциал, который в него заложен. Разозли окотившуюся кошку, поверь, она будет в разы злее любого кота. А он в этом состоянии находился долгие годы, то есть в стрессе, в чистом виде. Ты представляешь, какая это нагрузка на психику? Психиатр в очередной раз выдохся и закончил свою речь громким вздохом. Он взял со стола белый платок, сложенный вчетверо и промокнул взмокший лоб. — Я должен был тебе всё это сказать. Возможно, мои слова помогут тебе быстрее справиться с тем, что сейчас происходит. Уверен, семейные неурядицы, с которыми ты доселе не был знаком. И… Возможно, тебе будет проще понять, что происходит между тобой и Лиром, и ты будешь реагировать на него правильно. Как он того заслуживает. Этот мальчик заслуживает того, чтобы, наконец, расслабиться и просто получать от жизни удовольствие. Заслуживает быть самим собой, не стесняться себя и не бояться того, что кто-то догадается, что он, блять, омега. Нэйт слишком слаб для него. Сильному омеге — сильного альфу. Ты подойдешь, хоть ты и гамма. Сильный омега не равно сильный альфа. Эта сила другого порядка. Скорее всего, я где-то говорил утрированно, но для меня важно, чтобы до тебя дошло основное. А до тебя дойдёт. Ты всегда был умным. И сейчас я вижу, что ты готов к этому. Лайош сидел с закрытыми глазами, прижав пальцы к вискам. Не такого разговора он ожидал.