"Только там, где алым метит солнце спину горизонта, где сирень кудрявит ситец и поёт прибой, где пушистая пшеница и как лезвие осока, где парящей в небе птицей голос твой..."(с)
Карсис. 19 лет назад. Двое мальчишек возвращались из школы. Стояла поздняя весна, пронизанная знойными летними ветрами. Под окнами домов колыхались, усыпанные гроздьями цветов — кусты сирени. Мальчики волочили полупустые портфели. Белокурый и высокий был угловатым, с задорными карими глазами и чистой кожей. Другой — темноволосый, смеющийся как колокольчик, подскакивал на каждом шагу, то и дело толкая второго плечом. Он сжимал в руке чайную розу. — Део, я не люблю цветы. Зачем ты мне её всучил? — Просто она напоминает мне тебя. Вчера отец подарил папе целое ведро таких. Я и вытащил одну. А ты её уже почти сломал, Лир! Это же подарок... Лир и правда её почти сломал, оторвал шипы и листики, и так сильно ею размахивал, что лепестки с трудом держались в бутоне. — Чем цветок может напоминать меня? — мальчишка балансировал на узкой кладке камней, отделяющей поле, заросшее луговыми цветами от просёлочной дороги. — Глупости, Део. Ты такой романтик, — поморщился Лир. — Тогда отдай её мне, — обиделся Део. — Нет уж. Подарок есть подарок. И я буду делать с ней, что захочу! — рассмеялся мальчишка, но взял розочку аккуратнее, перестал ею размахивать. Део пинал камни, идя медленнее друга. — О чём задумался? — Лир резко остановился прямо перед ним. — Почему ты сказал, что завтра не придёшь в школу? Что ты опять задумал? Лир улыбнулся, добавив своей улыбке загадочности тем, что ещё и хитро прищурился. Он зажал стебель розы зубами. Теперь он шёл задом, сцепив руки в замок за спиной. Део продолжил идти, наблюдая за ним, а потом вырвал у него изо рта многострадальную розу, её стебель был прокушен посередине. — Ты грубый, Део. Лир забрал у него свой истерзанный подарок. — Я больше вообще в школу не пойду! — Ты уезжаешь? — удивился Део. — Нет! Угадай, — лукаво подмигнул Лир. Его так распирало от радости, что лицо едва не трескалось. Део наморщил лоб, Лир снова бросился вскачь, но постоянно притормаживал и дожидался его. Развернувшись, он забежал Део за спину и прошептал на ухо: — Это большой секрет. Никому не скажешь? Юный альфа остановился и повернулся к нему. — Я? Твой секрет? Никогда, — он широко улыбнулся и замер, ожидая большого секрета. — Сегодня вечером я сбегу... — В смысле? Куда? — глаза Део округлились до размера крупных монет. — Не скажу. Но я сбегу. Я уже всё придумал. — Зачем? — не понимал Део. — Мы же помолвлены. Ты забыл? Я не согласен. — Бежим со мной!.. — заговорщески проговорил Лир. Део смотрел в его огромные, кошачьи глаза, полные странных, непонятных ему чувств, и пытался прочитать по ним. Но глаза его суженого были нечитаемы. — Я не могу, — пожал он плечами. — И я не хочу, чтобы ты сбегал. Ты настолько не любишь школу? — Значит, мы встретимся позже. И поженимся, как и должны, — улыбнулся Лир. — Я расскажу тебе свой план. Он грандиозный!.. Они стояли на тропе, соприкасаясь руками, Лир шептал без перерыва с болезненным энтузиазмом, не замечая, как тёмные брови Део поднимаются всё выше. Карсис. Наши дни. Лиру предстояло ждать своего рейса ещё пять часов. Поэтому он слонялся по Старому городу. В одном из магазинов ему бросилась в глаза целая груда чайных роз. Он зашёл внутрь и долго смотрел на них, пока продавец не окликнул его. Омега на автомате попросил одну розу. На улице он почувствовал себя полным идиотом, но это не помешало ему замереть, вдыхая её запах. Он уже и не помнил, почему так любит эти цветы. Нэйт часто дарил их ему. Сидя в парке на скамейке, Лир смотрел на стаю голубей. Старичок с соседней скамейки кормил птиц хлебными мякишами. Что-то коснулось его, он бросил взгляд вниз и ахнул. На колени ему лёг огромный букет чайных роз. Лир медленно повернул голову. — Я бежал за тобой от самого цветочного, — усмехнулся Гидеон Шард. Лир подавил желание скинуть розы и отскочить. Только хмыкнул. — Следил за мной? — Нет, — Гидеон помахал букетом с бесчисленным количеством ярко-красных роз. — По делу заходил. Вот так встреча, да? Прими их. Не будь таким букой, Лир, — с наигранной обидой проговорил он. Омега пронзил его испепеляющим взглядом, но накрыл рукой свой букет. — Я не собираюсь досаждать тебе разговорами... Я просто увидел, как ты покупаешь розу. Мне захотелось сделать тебе приятное, — он обхватил пальцами его запястье, слегка потряс и тут же отпустил. — У тебя форы три минуты, — не глядя на него, процедил Лир. — Ты ранен? Я заметил трость и... — Два огнестрела. И я знаю, куда ты эти цветы... — Земля слухами полнится, да? Я сегодня делаю предложение Шарлиз Барнс. Удивительная штука... Судьба. Так откуда огнестрелы? — Сам себя. Я суицидник. — Не туда стрелял, — со знанием дела покачал головой Гидеон. — Как ты промахнулся мимо головы? — Прицел сбит. Лир всё-таки скользнул по нему краем глаза. Гидеон выглядел так, будто сошёл с обложки глянцевого журнала. Явно долго корпел над своими светло-русыми волосами, зализывал их гелем. Аккуратно-стриженная чёрная бородка выгодно контрастировала с нализанными вихрами. В глаза бросилась круглая родинка на скуле альфы. — Я знаю, что Кио переехал сюда, — проговорил Гидеон серьёзнее и вздохнул. — Догадываюсь, что он тебе наговорил. — Хочешь сказать, наврал? — Лир скрестил руки на груди. — Нет. Вряд ли. — Ну так, и зачем заговорил об этом? Гидеон не ответил ему, вертя в руке букет красных роз. — Я даже представить не могу, зачем ты полез к Шарлиз. Знай одно, если ты её обидишь — Варг тебя землю жрать заставит, пока не выроешь могилу. — Я не зверь. У всего есть причины, — тихо проговорил Гидеон. И в его голосе Лир услышал прежнего, маленького Део. — С Кио у нас свои дела, — он вздохнул. — Я рад, что он сбежал от меня. У Лира сжались зубы. Ему становилось всё невыносимее терпеть его присутствие. — Если ты думаешь, что я уйду, ты ошибся. Мне здесь ещё пять часов сидеть. — Даже не дашь мне в морду? — Не буду я об тебя пачкать руки. — А ты... Ты всё сделал правильно... После всего? — спросил он, коснувшись боком его бока. — Я тебя и не сужу. — А простить? — спросил он его вовсе не о Кио. — Никогда. — ответил Лир тоже не о Кио. — Я очень сильно люблю... Чайные розы, — прошептал альфа, едва ощутимо мазнув Лира губами по скуле. Омега закрыл глаза, а Гидеон поднялся и ушёл, не оглядываясь. Пригород Карсиса. Вечер. Мэл бежал по лесу без оглядки. Ветки хлестали его по щекам, он не всегда успевал выставить руки. Омега был сильно напуган ощущением неотвратимости, поэтому даже не соображал, что делает. Ему казалось, его преследуют. Мысль о том, чтобы прыгнуть в машину и укатить к себе в квартиру — не успела оформиться в его голове. Он лишь знал, что нужно бежать. И как можно быстрее. В груди не хватало воздуха, он кашлял и задыхался. В руке был зажат мобильный телефон. Сумерки сгущались быстро, но деревья его нисколько не пугали. Есть вещи и пострашнее. Мэл остановился, чтобы перевести дух и начал искать в сотовом заветный номер. “Только бы он ещё не улетел, только бы...” Два гудка, и Лир ответил на звонок. Мэл облегчённо выдохнул, будто бы Лир мог его спасти. — Лир... Где ты?.. — прошептал Мэл. Ему мерещилось, что за ним бегут. Мерещился хруст веток. — В аэропорту. Быстро ты позвонил. — Нет. Я не по этому поводу... Лир... Лир, мне страшно. — Шервуд? Мне приехать? — Нет. Хуже, чем Шервуд... — Мэл упирался рукой в колено, согнувшись пополам. — Истинный, Лир. Я не уверен на сто процентов, но... Если я правильно чувствую, мне... Мне пиздец... — омега ловил ртом воздух. — Мне кажется, он идёт за мной. Я боюсь. Связь начала прерываться, зоны было всего два деления. Мэл не расслышал ответ Лира. — Гидеон. Лир, это Гидеон! — прокричал он в трубку. — Что мне делать?.. Мэл замер. Ему чудились шаги, хоть это и было невозможно. — Ты уверен? — сквозь помехи донёсся слабый голос Лира. — Я же сказал... Но это странное, такое странное, слов нет, какое странное чувство. Меня потянуло сразу, это как тросы... Как мне быть... Ты говорил, он садист... И почему так быстро?.. — Успокойся. Где ты?.. — Я в лесу. Лир... Я не хочу. — Ты просто здоров. Поэтому так быстро. Оно так и должно быть, — произнёс Лир монотонно. — Ничего не бойся. Если он истинный — уже поздно бояться... Лир сказал что-то ещё, но связь прервалась полностью. Мэл убрал телефон в карман и пошёл дальше, чувствуя себя в западне. В лесу всё шевелилось, дышало и надвигалось, шаги мерещились всё ближе. Мэл отталкивался от деревьев, не имея понятия, куда идёт. У него внезапно иссякли все силы, и он прижался лбом к очередной колючей кроне дерева. — Ненавижу ваши карсисские леса, — раздался голос позади него, от этого голоса у омеги озноб пошёл по всему телу. Его обхватили тёплые руки. — И куда ты бежал? Мэл обернулся и встретился с орлиным взглядом Гидеона Шарда. В сумерках отчётливо проступили нежные черты лица этого странного альфы, но тут же исчезли. Гидеон проходился ладонями по всему его телу без всякой пошлости, дотрагивался носом шеи и лица. Касался губами волос Мэла, а тот не мог вымолвить ни слова, тая в его руках. — Я и не надеялся когда-нибудь тебя найти... Мэл. Ты женат? — Нет. — Дети есть? — Нет. — Слава богам. И тебе не шестьдесят, и не три. Гидеон изучал его руками, губами и вдохами. Мэл постепенно начал делать тоже самое, ловил его дыхание ртом, закрыв глаза. Надышаться было невозможно. Гидеон пах терпким вином, которое пил весь вечер, пах ветром, мхом и дорогим одеколоном, пах гелем для бритья и волос, и горьким мускусом. Они постанывали, вдыхая друг друга, но не целовались и не прижимались. Это было страннее всего, что происходило с Мэлом за всю жизнь. Время растворилось в пространстве, лес шумел ветвями и молодой листвой. Омега не сразу смог заговорить, ощущая покалывание во всём теле и стремление всего его существа к истинному альфе. Он продрог — то ли от ветра, то ли от чего-то другого — чего распознать и объяснить не мог. — Гидеон. Давай не будем. Оставим это здесь. Я не хочу... Я не могу... — Я поговорю с Шер. Нас все поймут, — пьяным шёпотом отозвался альфа, прижимаясь щекой к его шее. — Это нормально. Всё. Всё закончилось. — Что закончилось? — Всё, что у нас было. И больше не имеет значения. Я нашёл тебя... Нашёл... — Я всё о тебе знаю, — произнёс омега, облизнув губы, прижимаясь затылком к дереву, но не поверил, что говорит он сам. Тросы обросли плотью, медленно соединяли их тела и души, он осязал это. У Мэла кружилась голова, перед глазами плыло, он жаждал погасить эти чувства, но понимал — это выше его сил. — Что ты знаешь? — Ты садист, ты... — Откуда эти метки? — альфа надавил пальцами на следы зубов Шервуда. — Кто их поставил? Гидеон вмялся носом в его нос, глядя в глаза. — Брат, — слабо ответил Мэл, хотя не собирался. Это тоже не он сказал. Альфа сглотнул. — Ты всё мне расскажешь. Но не сейчас... Боги, какая чудная ночь. Днём я встретил Лира, это был знак. Лир сотворил это чудо... У Мэла не было сил на вопросы, он пытался открыть глаза пошире, чтобы видеть Гидеона лучше. Руки блуждали по телу истинного, а его запах впечатывался куда-то очень глубоко, заставляя забыть всё, что он слышал раньше, чем дышал прежде. И он расслабился полностью, впуская в себя это новое, неизведанное, казавшееся страшным всего несколько минут назад... Или целую жизнь? Альфа явно чувствовал податливость своего омеги, но продолжал ненавязчивую изучающую ласку. Касания были бережными, такими сокровенными и такими глубокими. Мэлу гладили не тело, а душу. Он ещё не знал, что уже доверился, забылся и нашёл утешение в незваном альфе. — Не беги от меня, — прошептал Гидеон и подул ему на лицо. — Ради этого момента я и жил... Дай рассмотреть тебя... У тебя глаза как янтарь, такие печальные... Ты пахнешь июньской ночью, Мэл... Я заберу все твои печали... Альфа медленно опустился вниз, его тёплые ладони остановились на бёдрах Мэла, а лбом он прижался к его ногам. — Я навеки твой, моя последняя мечта. Мэл затрясся от этой клятвы, сказанной голосом, проникшим в самые глубины его нутра. — Пафосный... — выдохнул он, не веря сам себе. — Ужасно пафосный, — согласился Гидеон. — Но я так чувствую... Руки Мэла объяли нежные ладони, а по костяшками пальцев заскользили трепетные, мягкие губы. Сердце гулко билось, разрываясь от жуткой переполненности, по всему телу плескались пронизывающие потоки бесконечного тепла. Это было похоже на водопад внутри тела. Под ногами качалась земля. Исповедь Гидеона(вневременное) Лира вернули тем же вечером. Део всё рассказал своему отцу, а тот — Кио Бати. Део не знал, не мог знать... Что всё будет так. Лир никогда не говорил о том, что происходило у него дома. Он всегда улыбался своему отцу, всегда выполнял любые его требования. Део даже завидовал тому, как Бати и его сын понимали друг друга. Сам он не мог похвастать такими отношениями. И в его доме авторитет Кио Бати был непререкаемым, он мог назвать его культом. Тогда Део думалось, что Лир просто фокусничает, как и обычно. Что на самом деле — он хочет, чтобы его нашли, хочет привлечь внимание. Они были детьми. И он очень сильно ошибся, решив, что Лир рассказал ему свой план побега для того, чтобы Део вернул его. Всё оказалось иначе. Део и Лир по-детски любили друг друга, они были лучшими друзьями. Однажды они зашли в храм Альфы и Омеги и принесли клятвы перед алтарём. Это Део придумал, Лир отвергал любое проявление романтики и называл всё с этим связанное: "Розовые сопли". Но маленький омега поддержал игру, которую предложил альфа. Им тогда было по десять. Лир доверился ему, похвастался, толком ничего не объяснив. Део был привычен к шалостям своего суженого, они с трёх лет помолвлены. И Део не хотел, чтобы его будущий муж попал в беду. Ведь тот собирался уехать на ночном поезде в Каледон. Лир рассказал ему, что накопил денег, которых должно хватить на первое время. Рассказал, что устроится на работу — станет раздавать листовки или мыть посуду в ресторане. Его весёлый тон обманул Део. Лир не шутил. Так маленький альфа узнал, что бывают настолько серьёзные вещи, о которых невозможно говорить без смеха, не шутя. Это стало самым большим потрясением в его жизни. Мир Део перевернулся с ног на голову, когда Лира притащили в дом и швырнули на ковёр в большой комнате, точно это был не мальчик, а котёнок. Младший Шард и его отец молча наблюдали за тем, как Лира избивают ногами. Отец крепко держал Део за руку, не давая двинуться, и одним своим видом не позволял ничего сказать. Но даже он сам, взрослый альфа, вздрагивал, а порой и закрывал глаза. Део смотрел, открыв рот. Лир не сопротивлялся, сжимал зубы и молчал, лишь иногда вскрикивал, не в силах сдержаться от боли. Кио Бати хладнокровно пинал его, хватал за волосы, поднимал и снова швырял на пол. Позже Део понял, что отец заставил его смотреть в назидание. Но это было выше сил мальчика. Маленький альфа молча плакал, не в силах помочь своему лучшему другу, своему суженому, красивому, как чайная роза и беспомощному, как котёнок. Он помнил, как из разбитого носа Лира сочилась кровь, как на лице набухали будущие синяки. Маленький омега сотрясался всем телом, но не плакал. Кио не бил в полную силу, но его ударов хватало, чтобы разбивать на части мир двух маленьких людей, которым не было и четырнадцати. Део всё-таки не выдержал. Он закричал — не справился со своим ужасом. “Прекратите! Дядя Кио!” — взвизгнул он и тут же сорвал голос. Кио Бати на мгновение замер, а Лир посмотрел на него покрасневшим глазом с лопнувшими от напряжения капиллярами. И Део прочитал в этом взгляде загнанной лани: “Доволен?” Отец дёрнул Део за руку и слегка наступил ему на носок, а Кио снова накинулся на сжавшегося в ком Лира. Мальчик только закрывал голову дрожащей рукой, но это не спасало. Део ещё долго видел это в кошмарах. “За что? Он же ничего такого не сделал...” — шептал он, но отец не отвечал ему. — Трое альф. Один бил, а двое просто смотрели, — прикрыв глаза прошептал Гидеон в ночи. По его щеке скатилась очередная слеза. — В тот вечер я понял, что не знаю о Лире вообще ничего. — Что было потом? — взволнованно спросил Мэл. — Кио не травмировал его физически, он чётко рассчитывал удары — чтобы больно, но без последствий. А мне тогда казалось, что он его убивает. Это было громко, жестоко и зло. А потом Лир... Лежал на полу. Меня оставили с ним, чтобы я... Не знаю, успокоил? Уже не узнать. Я сидел возле него на коленях, а он не двигался. Я боялся, что он умер. Так долго он не шевелился. Потом он сказал: “Део, я хочу розу”, — усмехнулся Гидеон сквозь слёзы и обтёр рукавом лицо. — Я убежал домой и принёс ему все розы, какие там остались после папиного дня рождения. Я обсыпал его ими. И он сказал: “Спасибо”. Но не встал. Я не знал, что сказать, что предпринять. Мне казалось, что избили меня. Я и представить не мог, в каком аду он жил... А самое ужасное, что я тогда возбудился. Потом психологи мне говорили, такая реакция одна из стандартных. Но это вылилось, ты знаешь во что. Я ничего не мог сделать. Лира бы я никогда не тронул, хотя... Я не оправдываюсь, мне нет оправданий. Я всё понял до конца, только встретив тебя. Не зря же говорят, что истинные всегда переоценивают всю свою жизнь перед тем, как соединиться полностью. Мэлу очень живо представилась сцена, описанная Гидеоном, картинка стояла перед глазами и никак не исчезала. И он чувствовал всю боль истинного, сжимая его руку. Гидеон не врал. — Ну... А потом? Что было потом?.. — дав альфе успокоиться, спросил он. — Потом он закрылся от меня. И больше никогда не просил у меня роз, но я всё равно их дарил. Лир по-прежнему приходил ко мне домой. Отбывать срок. Кио очень хотел, чтобы мы дружили, и Лир “дружил” со мной два часа в день. Если мы были не на виду, он игнорировал меня. Я пытался до него докричаться, я у него в ногах валялся. Мне было тринадцать, а я уже делал это с полным осознанием. Но он не простил. До сих пор не простил. Лир просто обязан был любить отца, поэтому всю свою боль и ненависть направил на меня. Вот что это было. Конечно, я не сразу догадался. Помню, как приходил к нему в бордель. Я сын Шарда, меня везде пускали. Он ненавидел меня тихо, сам понимаешь. Терпел моё присутствие. И ничего не рассказывал. — Ты любил его? — В каком-то смысле, да. Я любил его по-детски. Это было светлое чувство. И я очень его жалел. Когда Бати отправил его в бордель, я боялся, что он хочет заставить его работать товаром. Конечно, это было нереально, эта тварь готовила из него машину для убийств — никак не блядь. Но мне всё равно было страшно. А знаешь... Когда Варг забирал его, я там был. Правда, был. Под кроватью, потому что альфе там не место. Он так вцепился в телохранителя, прям как в спасательный круг. Только я и знал, что Лир не верит своему счастью. — Но в те годы Лир почитал своего отца и хотел стать его преемником... — Когда тебе пятнадцать и тебя регулярно колотят — ты сам поверишь, что хочешь того, чего хочет твой отец. Я думаю, он сам не знал, чего хочет. С одной стороны хотел, а с другой — думал, как сбежать. Он же хохочет как ненормальный, когда ему больно. Не замечал? Бати разбил его надвое. — Да... Замечал. Хохотал он постоянно, больно и не больно... — Мне было так стыдно перед ним, когда он приехал на Аллодо и увидел, на ком я женат. Я срывался на Кио и признаю это. Я обещаю тебе, Мэл, если я подниму на тебя руку — застрелюсь в ту же минуту. Но я думаю, этого не будет. — Почему тебе было стыдно, Део? — Мэл собрал слёзы с лица альфы и забрался пятернёй в его волосы. — Потому что он увидел, какой я слабый. Даже после смерти отца — я выполнил его волю и породнился с кланом Бати, хотя прекрасно знал, кто такой Бати. Когда он приехал с Нэйтом на Аллодо, я всё же один раз остался с ним наедине. Но он глух ко всем моим словам. Он воспринимает только поступки. И правильно делает. Я не могу укорить его за это. Я просил прощения бессчётное количество раз. А он... Он смеялся. Что ему ещё остаётся с такой жизнью? У меня всегда была кишка тонка пойти против “Скарабея”. — А что бы ты хотел ему сказать при встрече? — Мне нечего ему сказать. Слова давно кончились. Но мне до сих пор больно. Ведь я даже не смог вступиться за него. Я просто онемел от ужаса, даже не помню, что думал. Но надо было вмешаться, пусть бы и мне тоже досталось. Я долгое время не считал себя альфой после этого и еще перестал понимать своего отца. У меня были такие же противоречия, как у Лира. А потом меня начало накрывать с Кио. И я понимал, что делаю тоже самое. Становилось ещё хуже. Когда он сбежал от меня, я легко подписал все бумаги на развод. Он подумал — я боюсь Лира. Но нет, дело не в этом. Не боюсь. Я боюсь только себя.***
Лир дошёл до Рейвельского моста и сбросил все свои розы в реку. Ещё долго он стоял, обняв кованую оградку, и смотрел, как их уносит течение.