Жестокое сердце

      Ремо       Главные ворота Ремо были оцеплены тюремными охранниками. Они выглядели также равнодушно, как стражи Букингемского дворца.       Лайош шёл в сторону гостевого дома, попутно освобождая заключённого от пут. Высокий мулат покрутил затёкшими запястьями и вздохнул полной грудью. А потом развёл руки в стороны и закружился, смеясь и глядя в небо. Лайош наблюдал за ним, сцепив руки в замок за спиной.       — Рисковый ты пацан, Лайош Варг, — хохотнул альфа. — Размер члена освободил меня на пару часов. Все будут ржать.       Лайош кивнул, не разделяя веселья своего гостя.       — Я думал, у тебя хоромы. А тут просто поле и лес.       — Да. Остался только небольшой дом и склеп, — подтвердил Лайош.       Заключённый покосился на огромный участок неровных квадратов вспоротой земли.       — Там стояло главное здание, — поймав его ошалевший взгляд, прокомментировал Лайош. — Иди рядом со мной, не прыгай, Милко. — он одёрнул мужчину, взяв за руку. Тот немного успокоился, но продолжал с шумом набирать запах свободы в грудь.       Милко знал, зачем его привезли. Чувствовал некоторую скованность. Лайош подавлял его самую малость. Мулат сидел за несколько бытовых убийств, из тюрьмы ему не выйти. Он грешил вспышками агрессии и был весьма опасен. Не обременён нормами морали — что и требовалось Лайошу.       Он привёл его в небольшую комнату на первом этаже, раньше служившую подсобкой. Земляной червь был привязан к массивному стеллажу, привинченному к стене на шурупы. От строгого ошейника у него на горле зияли рытвины. Лайош посмотрел на Милко, тот слегка передёрнулся от зрелища. Варг не истязал своего пленника уже три дня. Даже врача ему привозил, чтобы он не отбросил копыта. Уезжая, врач ничего не помнил. Варг высвобождал всё больше своей силы. Червь был помыт, но его белые семейники зияли пятнами крови. Он молчал, сидя на коленях и прижимаясь лбом к полу.       Лайош закрыл дверь.       — Готов?       — Знаешь. В тюрьме определяют, как относиться к человеку по тому, что он сделал.       Варг кивнул и выудил из нагрудного кармана жилета фотографии. Показал Милко одну — с изображением живого Руди Стайна.       — Симпатичный, — улыбнулся Милко. — И?       Лайош показал вторую, посмертную. Мулат посмотрел внимательнее и покачал головой.       — Пиздец. Это он сделал? Не похож на такое...       — Да. Это он сделал. Он считает, это приемлемая форма наказания, — произнёс Лайош.       — Убери, — отвёл взгляд заключённый и прищурился. — Правила какие-то есть?       — Что угодно, лишь бы не сдох. Как можно жёстче.       — Твоё дело, — согласился мулат. — Хотя, я бы предпочёл ему тебя, — он обнажил зубы. На фоне тёмных губ, они казались белыми.       — Не сомневаюсь.       — Я уже много лет не видел никого, даже близко такого красивого, как ты, — он коснулся кончиком языка верхней губы.       Лайош промолчал.       — Я хочу тебя в губы. Поцеловать.       — Исключено.       — Для вдохновения.       Варг кашлянул и усилил влияние.       — Мне не нужно твоё вдохновение.       — Понимаю.       Но Милко явно сомневался. Лайош не мог понять, чем это вызвано. Как пробудить в нём нужные эмоции? У него остался ещё один козырь. Влиять на него полностью он не хотел — тогда придётся держать его всё время, пока заключённый будет драть червя.       — Я покажу ещё кое-что.       Варг со вздохом повернул к нему ещё одну фотокарточку. С Лиром. Портретный снимок, сделанный в Сент-Оушене. Улыбающийся, мягкий Лир с тёплым взглядом, облачённый в белую, просторную рубаху, раздуваемую ветром. Милко залюбовался.       — Таких только по телевизору видел, — он протянул пальцы к фотографии. Лайош увидел в глазах матёрого зека лучики света. Тогда и показал последнюю, сделанную ещё в больнице Каледона. Милко провёл ладонью по подбородку, чуть выгнув чёрную бровь. — Твой сын, муж?       — Муж, — проговорил Лайош и спрятал фотографии.       Они на несколько секунд пересеклись понимающими взглядами, и Милко дёрнул ручку двери.       — Будешь смотреть?       — Не знаю. Но слышать должен.       — Ты услышишь, — уверил его Милко, ступив в подсобку. Червь поднял голову.       Лайош смотрел на них, не моргая. Когда мулат приспустил штаны, червь затряс башкой и попятился. Заключённый молча обошёл его и развернул задом так, чтобы было удобнее. Лайош отпустил их обоих. Червь должен запомнить и прочувствовать всё. Фотографии явно произвели на Милко впечатление. Когда он приступил, червь начал вырываться, но мулат был шире и крепче его, кроме того, движение его только провоцировало. Варг постоял какое-то время в проёме, слушая мольбы, обращённые к нему, а потом слегка притворил дверь и сел на третью ступеньку лестницы. Достал каучуковый мячик и сигарету.       Мячик стучал и возвращался к нему. Червь орал. Его насиловали по всем тюремным правилам, затыкая тумаками. В подсобке стояли грохот и крики. Лайош курил.       Интересно, больше боль или унижение? Хм.       — Убей меня! Лучше убей!..       Как же.       Как и говорил Калис, Колина и Ларри нашли застреленными в минивэне. А минивэн в озере, недалеко от санатория. Червь торопился, нервничал и делал ошибки, лишние движения. Его “наказание” — лишь прикрытие. Он хотел получить в свою коллекцию Лира. Вот и всё. И дело даже не в половом акте. Весь процесс от начала и до конца — половой акт. Лайош вслушивался в крики и находил их недостаточными. Никаких криков и боли недостаточно, чтобы червь искупил собой всё содеянное.       Я не могу себя заставить его убить... Не тронь ты Тигра, я бы убил. Но так... Не могу.       Лайош обхватил голову руками и зажмурился.       Дом Дарнелла.       Аранис сидел в кресле в кабинете мужа, расслабляясь от массажа. Дарнелл знал, когда говорить, а когда — не стоит. Тонко чувствовал своего истинного. Знал, как ублажить и расположить его. Альфа постанывал от движений рук на плечах. Затёкшие мышцы пульсировали.       На столе перед ними лежала стопка скреплённый бумаг. Но с тех пор, как он вернулся домой из больницы, ещё ни слова не произнёс. Дарнелл давил большими пальцами на самые зажатые мышцы в области стыка плеч и шеи, вызывая новые стоны. Альфа сидел, закрыв глаза. На него уже накатывало блаженство. Дар толкнул его вперёд, а сам склонился ниже и двинулся руками по позвоночнику. Омега тоже молчал с его приезда. Им не приходилось много говорить. Аранис знал, что ему и не придётся ничего объяснять. Всё, что важно проявится ему во время секса. За годы совместной жизни их связь укрепилась до грани возможного.       По телу пробегали импульсы, дарившие блаженство, но Дар этим не ограничился. И вскоре Аранис впивался пальцами в подлокотники кресла, скользя по сидению и горячо и глубоко дыша со стонами. Омега умел сделать ему хорошо.       — Дар, святые омеги... — выдохнул он, гримасничая от того, как умело Дар владел им своим ртом.       Шорох салфетки, и омега уже сидит на нём. Они сплелись в жарком и жадном поцелуе. Аранис водил ладонью по его груди, едва скрытой распахнутой рубашкой, иногда покручивая твёрдый сосок, ловя любимый взгляд серых глаз.       — Я хочу тебе кое-что рассказать, — прошептал он, сдерживаясь от новых поцелуев.       — Бумаги? — шевельнул Дар бровью.       — Они самые. Взгляни.       Аранис пригладил волосы и застегнул штаны. Дарнелл нащупал на столе очки, водрузил их на нос и стал изучать текст.       — Я в медицинском языке не шарю. Но здесь что-то про сперматозоиды.       Альфа на мгновение просиял и поторопился скрыть эту эмоцию. Смотрел на Дара, закусив губу. Тот снял очки и прикусил дужку, вернувшись на колени мужа с бумагами в руке.       — Оказалось... Я не бесплоден, — не в силах скрыть своей радости, проговорил Аранис. — Врачи... Сверились с прошлым диагнозом. В общем... Это было временно. Я могу иметь детей и... Уже давно.       Дарнелл нахмурился и снова посмотрел на бумаги, но он не читал. Ему нужно было время обдумать эту новость.       — Я... — альфа глубоко вздохнул. — Ни на что не намекаю. Просто. Делюсь этой новостью. Мне... Пусть у меня и не будет детей, в нашем возрасте это... Глупо. Но я почему-то рад, — неловко пряча взгляд, он пожал плечами.       После рождения младших близнецов Дарнелл временно заблокировал себе проток, ведущий к омежьей сумке, и блокировка рассосалась через десять лет. Но тогда было столько дел и проблем, что о течках они и не думали. Дар мягко сжал его ладонь и толкнулся лбом в шею. Аранис приобнял его, глупая улыбка не покидала его лица.       Через два месяца Дар положит две путёвки на Аллодо перед мужем, и они привезут оттуда кусочек солнечного счастья.

***

      Роско не был в родном доме с тех самых пор, как Мэл выгнал его из своей квартиры. Он не видел младших близнецов ни разу. Но несколько дней назад Аранис позволил Волчатам вернуться. Всё лето Роско и Шервуд жили в его старой квартире.       Волчонок застал младших братьев тогда, когда они уже полностью восстановились. Тео всё вспомнил, а Винсент заговорил. Он старался не пересекаться с ними лишний раз, несмотря на свою безмерную радость.       Тео нашёл его в конюшне, сидящим на стоге сена и слепо глядящим на Райва. Конь дремал в своём стойле.       — Ты избегаешь меня? — спросил парнишка, и Роско дёрнулся как от удара.       — М. Нет. Просто... — попытался найти он объяснение, а Тео притулился к нему, сев рядом.       — Ты не скучал? — заглянул он ему в глаза.       — Скучал, Тео, — прошептал Волчонок и неловко положил руку ему на плечо. — Очень скучал.       — Не заметно... Я тоже скучал, — улыбнувшись, Тео потёрся об него виском.       — Не стоит, — Роско отстранился и поднялся, но младший брат поймал его за руку, не позволив отойти.       Такой чистый и светлый, мягкий и ласковый. Роско украдкой разглядывал его. И чего-то боялся. Тео провёл пальчиками по его бедру, но Волчонок остановил его ладонь.       — Не стоит, — повторил он.       — Ты больше не хочешь меня?       — Дело не в этом.       У Роско задрожала рука, и он спрятал её в кармане джинс.       — Тогда в чём? — Тео смотрел открытым, ясным взглядом.       — Я не хочу причинить тебе вред. Мы с Шервудом натворили бед. Поэтому... Не стоит, Тео, — он говорил тихо, даже сам себя плохо слышал. Тео тоже поднялся и встал на цыпочки, положив ладони ему на плечи, коснулся губами губ. Роско закрыл глаза, пытаясь отцепить его от себя одной рукой.       — Знаю. Всё так глупо... Но... — начал Тео.       Волчонок прижал палец к его губам и качнул головой.       — Никаких “Но”. Даже... Даже если у нас есть чувства... Всё может плохо кончиться. Мы заложники ожидания истинных, — проговорил Волчонок.       — А если я не хочу ждать истинного? — часто заморгал Тео. Его нежный тенор дрогнул. — Вдруг я завтра умру?..       — Тео... — прошептал Роско и обнял младшего.       — Я хочу любить сейчас, а не потом...       Волчонок прижался лицом к его макушке и с силой зажмурил глаза.

***

      — Определись, Шер, — спокойно сказал Дарнелл, сверля дочь немилосердным взглядом. — То, что вы потрахались несколько раз, ни о чём не говорит.       Шарлиз терпела жёсткий тон отца. С возрастом он стал более грубым. Выражался конкретно и совершенно не щадя. Возможно, это было связано не с его возрастом, а с их. Но от этого легче не становилось. Она обратилась к нему, а он её просто... Унижает.       — Вот как. Потрахались, — огрызнулась она.       — Шер. Он вдвое старше тебя. У него ребёнок и куча проблем, которые... Ты можешь потянуть только в одном случае — если тебе это действительно нужно. Но я в этом сильно сомневаюсь.       — Это потому что я вдвое младше тебя? — вскинулась Шер. Папа обижал её, доводил до слёз.       — Нет. Потому что после Гидеона ты вцепилась в альфу, у которого никогда не будет истинного. Готова ли ты терпеть всё ради одного этого факта?       — Я вообще об этом не думала! — хлопнула она ладонями по своим коленям. — Зачем ты так?!       — Затем, что если не я, то уже никто, — объяснил Дарнелл. Он злился, и Шер не понимала, почему. — Благо, в Гидеона ты была просто влюблена, а не любила. Актрисам всегда нужен объект любви, это источник вдохновения. Ты пережила это легко. Но с Нэйтом иначе, я вижу это. Только не могу понять — загоняешь ты себя в рамки или нет. Ты всегда была самодостаточна и не боялась остаться одна. В твои годы вообще такие шаги делать, по меньшей мере, глупо.       — Я не использую Нэйта как прививку от одиночества! — крикнула Шарлиз, скривив лицо от слёз. Слышать такое от папы было ужасно обидно. — Он интересный, нам... Это не шанс и не похоть. Мне действительно с ним хорошо!..       — Нэйт всю жизнь любит Лира. — зарычал Дар таким голосом, что у Шер волосы на затылке встали дыбом.       — Я знаю! Знаю, папа! И я... Знаю, что если Лир поманит его пальцем — он всё бросит и побежит к его ногам...       — Тогда зачем? Если знаешь, — Дар взял дочь за руки, придирчиво глядя в заплаканное лицо.       — Возможно, ты и прав, — прошептала Шер. — Просто... Он... Надёжный. Такой... Крепкий. А сейчас... Когда Калис в больнице он... Я вижу, что ему... Важно моё присутствие, — она отёрла лицо рукавом.       — В том и вопрос. Тебе действительно это важно или всё же... Похоть и желание хоть кого-нибудь. Кто угодно, Шер, я бы и внимания не обратил. Но Нэйт — это совсем другая песня. Опасная. Я не хочу, чтобы ты влюбилась насмерть и потом годами жила в депрессии.       Шер обняла папу, и тот прижал её к своей груди.       — Моя девочка. Надо хорошо подумать.

***

      Гидеон внимательно слушал Араниса, держа в руке три чайные розы. Мэл прислонился к стене, скрестив руки на груди, он тоже слушал.       — Лир не хочет никого видеть.       — Но ведь он в палате с Калисом, там всегда кто-то есть, — возразил Мэл.       — Лир за ширмой, — объяснил Аранис. — Туда могут заходить только Калис, Лайош и персонал. — Он ещё не готов.       — Даже тебя не хочет видеть?       — Я с ним разговаривал через ширму. Один раз. И да, он пустил меня, но... Это было быстро, и он... С головой накрылся одеялом. Парни, правда, пока не стоит.       Мэл и Гидеон знали только то, что Лира избил бывший телохранитель. Больше ничего. Лайош строго-настрого запретил рассказывать, но Аранис и так не стал бы.       — А Калиса я могу увидеть? — спросил Мэл.       — Они оба не особо рады людям. Калис не разговорчив. И... У него нестабильное состояние. Там нечего делать, серьёзно. Там даже Кио ни разу не был. Нэйт не разрешает.       Гидеон протянул Аранису розы, перетянутые кремовой лентой.       — Тогда просто отдайте это Лиру. И... Скажите, что... — он покосился на Мэла. — Мы очень ждём его выздоровления.       Мэл чуть улыбнулся. Аранис взял розы, вспомнив крик Лира: “Хватит возлагать тут веники! Я ещё не умер!” Он сжал губы и покивал. Все игрушки и цветы были убраны со стороны палаты Лира, но, может, эти три розы не будут его раздражать...       Карсис. Больница.       Калис бросил монетку в автомат с газировкой и шоколадными батончиками. Выпала длинная шоколадка в красной обёртке. Голова слегка кружилась, и он опустился на белый диванчик в холле. Занимаясь лакомством, мальчик увидел в конце коридора папу Нэйта. Он беседовал с Шер. Сомнений быть не могло. Её сложно с кем-то спутать из-за яркой гривы волос. Девушка обняла его, прижалась, а потом погладила по щеке, явно утешая. Калис цыкнул.       Его хотели выписать уже завтра. Врачи так и не смогли поставить диагноз, но рецидивов не было, и в обмороки он почти не падал. Приступов истерии больше не случалось.       Папа Нэйт подошёл к нему, Шер уже исчезла. Калис улыбнулся ему перепачканным шоколадом ртом.       — У тебя с Шер серьёзно? — спросил мальчик.       Нэйту сразу стало неловко под пристальным взглядом сына.       — Мы... Просто друзья, — ответил он. — Пойдём в палату.       Калис поднялся, взял папу за руку, но до палаты не дошёл. И на этот раз упал не в обморок, а провалился в кому.

***

      Доктор Клэптон зашёл в палату, опираясь на трость. Лира перевезли в другую — во избежание психоза. Лайош и Нэйт напряжённо наблюдали через стекло.       Старик опустился на край постели мальчика. Калис сидел в своей излюбленной позе и равнодушно смотрел перед собой. Он впадал в кому трижды за последние две недели, чем вызвал немалый переполох среди врачей. Они искали инфекцию и подозревали испарения от озера Ратимора. Зацепок не было никаких, поэтому сейчас озеро обследовалось.       У Калиса искали и опухоли в мозгу, и подозревали домашнее насилие, обследовали вдоль и поперёк. Находили ряд стандартных патологий, никак не объяснявших происходящее. Первый раз кома продлилась три дня, следующая — сутки, а последняя — пять дней. И Лайош уговорил Нэйта и Лира на визит Клэптона. Психиатр проверил его реакции, подёргал за руки. Говорил он мало. Стягивал с мальчика одеяло, задирал рубашку. Придирчиво осматривал каждый миллиметр тела.       — Что это может быть? — задал вопрос Нэйт скорее самому себе. — Это может быть... Переносом реакций Лира на него?       — Я не знаю, — бессильно развёл руками Лайош. — Просто сил уже нет.       — Я слышал, Лира выписывают через два дня.       — Надеюсь. Думаю, дома он быстрее пойдёт на поправку.       Нэйт покивал. Мужчины редко оставались один на один. Даже, когда Лайош сидел возле Лира, Нэйт старался выйти из палаты. Но, как ни крути, их объединяла общая беда.       Клэптон водил рукой по голому животу Калиса, ища уплотнения. Хоть что-нибудь. Мальчик спокойно смотрел на него.       — Три комы, — проговорил старик. — Первая — за день до выписки. Когда уже всё стало хорошо...       Калис молчал. Старик достал из портфеля картинки и начал их ему показывать, спрашивая, что он видит.       — Вы думаете, от проблем с головой впадают в кому? — игнорируя картинки, спросил Калис.       — Нет, — улыбнулся Клэптон. — Ну так. Что здесь?       Психиатр склонился над ним, заглядывая в лицо с лукавой улыбкой. Калис смотрел тяжёлым взглядом из-под сведённых бровей.       — Ваша рожа.       — Хамим, — Клэптон что-то записал в блокнот. — Тебе здесь нравится? — кустистые брови старика задвигались.       Калис смотрел на него не мигающим взглядом с полминуты, а потом закричал, подавшись корпусом вперёд:       — Не трогай меня, старый извращенец!..       Нэйт и Лайош одновременно влетели в палату, а Клэптон вскинул руку, нисколько не испугавшись.       — Спокойно, спокойно, мальчики.       Он неторопливо засунул картинки обратно в портфель и усмехнулся. Калис отвернулся, протянул ладонь Нэйту, и тот мягко сжал её.       Поднявшись, старик проговорил:       — Лайош, за мной.

***

      — Ну? — спросил Варг.       Клэптон прищёлкнул.       — Стресс. Очень сильный. Возможно и инфекция. На фоне стресса многие болячки активизируются. Пусть лечат, — покачал он головой.       — И что? И всё? — Лайош вперил в него холодный взгляд.       — С ним? — улыбнулся Клэптон. — Да. — он похлопал его по плечу. — Держись. Лира бы хотел увидеть, но, я так понял, состояние совсем не ахти.       — Будет истерика. Я могу успокоить, но зачем его травмировать?       — Да. Не стоит.       И Клэптон ушёл. Лайош так и не понял этого эпизода. Клэптон не выдвинул ни одной теории и не захотел разобраться. Это было странно. Старик с возрастом стал ранимым? Калис его обидел? Да вряд ли. Больные и не такое говорят. Загадка.