Хайд/Чейни, PG-13
5 сентября 2016 г. в 21:20
Это не напряжение даже, это какой-то нескончаемый ебаный удар током длиной в сорок минут. Блядский электрический стул. Слова, колкие и горькие, сами рвутся с языка, настолько стремительные, что может показаться, будто он не помнит текст. Но дело не в этом, дело в том, как много ему надо высказать этой бляди, что позволяет себе слишком много.
У Чейни — называть его Денисом слишком лично и неподобающе — невозмутимый взгляд и издевательская улыбка, интересно, как долго он тренировался? Антон знает, что задел самое больное, он втягивает носом воздух, словно гончая, чует этот тошнотворно-сладковатый запах разложения. Но Чейни продолжает улыбаться, и открывает свой рот, и пиздит что-то.
Особенно бесит, когда Антон добивает удачный панч, толпа орет, а Чейни с невозмутимым ебалом бухтит что-то в ответ. Антон не может разобрать, что, но сам факт подливает масла в огонь. На миг глаза застилает алая пелена, кулаки сжимаются, но он сдерживается, хотя въебать со всей дури — единственный вариант в его вселенной.
Антон жадно глотает воду, захлебывается ею, как и словами, но все равно не может потушить бушующий в нем огонь.
Чейни держится как самоуверенный пиздюк, не перестает улыбаться, не двигается с места, когда Антон пытается выдавить его из центра. Это заслуживает уважения, но его сложно выказывать.
...Когда Антон протягивает руку — второй раз, — он почти рад, что Чейни ее не пожимает. Потому что иначе Антон точно сломал бы ему пальцы.
***
Наверное, осень в Питере совсем другая. Антон думает об этом как о занозе, которую хуй вытащишь.
Чейни вываливается наружу, как будто вусмерть пьян, но Антон /знает/, что это не так. Вокруг них тут же образуется зона отчуждения. Окей, отличный повод попытаться довыяснять отношения. Как будто им было мало.
У Чейни все еще эта мерзкая улыбочка.
Они оба не курят, так что их выход на улицу «подышать» очень странный, если так подумать. Но Антону действительно надо было глотнуть свежего воздуха, а вот что нужно этому пидору — вопрос.
— Я хотел объяснить, почему не пожал руку, — Чейни говорит почти скучающе. Нейтрально. Руки в карманы засунул. Все это ему не интересно, блядь.
— Нахуй иди, — честно отзывается Антон.
— Давай завтра сядем и все взаимные претензии обсудим. Ты же тоже меня не уважаешь, так что твоя протянутая рука — это хуйня и только ради хайпа. А я хочу поговорить.
У Чейни такое выражение лица... как у бляди, которая на все готова. И что угодно сделает. Антон вдыхает и еще медленнее выдыхает. Делает шаг, второй.
Чейни хочется вжать в стену, распять, прочно зафиксировать запястья. Вдолбить в глотку все его панчи. Да и просто заткнуть рот, чтобы не тяфкал. Стереть с губ эту бесконечную улыбку, скомкать самоуверенность, что так и рвется наружу.
Стоя напротив, Антон поводит плечом:
— Иди-ка ты нахуй безо всяких панчей.
И для него это последнее слово.