Осуждай меня, если хочешь

ВЕСНА Джину посмотрел в маленькое круглое зеркальце, поправил прическу и направился к клубу. Мимоходом он улыбнулся секьюрити на входе, беспрепятственно попадая внутрь. Музыка ударила в уши, так что больше ничего не было слышно. Люди открывали рты, кажется, что-то говорили, но сложно было разобрать хоть слово. У бара он взял себе коктейль в высоком бокале, огляделся, заметил друзей на балконе и направился к ним. Поздоровался со знакомыми, познакомился с незнакомцами, залпом осушил полбокала и оставил его на низком столике. Компания как всегда подобралась разношерстная и шумная, преувеличенно громко смеялись, странно говорили, взвизгивали. — Хорошо выглядишь, — шепнул ему на ухо уже изрядно поддатый Бобби, обнимая за плечи. Джину ответил улыбкой, но потом посерьезнел: — Снова наркотики? Героин? — он указал взглядом на людей вокруг. — Думаешь, это то, что тебе сейчас нужно? — Да ладно тебе! Я чист уже пару месяцев, не буду соблюдать контракт — лишусь карьеры и загремлю в лечебницу. Я не псих, ясно? — Тогда не увлекайся выпивкой. — Да о чем ты говоришь, я трезв, как священник перед утренней мессой. Хоть сейчас за руль. — Вот за руль тебе точно не нужно. — А ты, Джину, — он полез в карман своих необъятных мешковатых штанов и извлек пакетик с одной единенной маленькой таблеткой. — Не хочешь немного развеселиться? Только чтобы зажигать повеселее. — О-о, — протянул Джину, — нет, спасибо. И что бы сказала твоя мама, узнав о таком? — Слава Богу, — серьезно ответил Бобби, насупив брови, — она никогда ни о чем таком не узнает. — Ладно, развлекайся, я иду танцевать, — Джину сбросил его руку и легко спорхнул по лестнице на танцпол. Его место у перил рядом с Бобби занял парень в нежно-розовой толстовке и такого же цвета бейсболке. Он держал обе руки в кармане-кенгуру на животе. — Что за девчонка? — как бы невзначай спросил парень. — Которая? — осведомился Бобби, удивленно вскинув брови, тот кивнул в сторону Джину. — Эта? Да просто знакомая. А что? Нравится? — Может быть, — равнодушно откликнулся тот, хотя было заметно, что больше, чем просто «может быть». Трудно было не заметить его интерес к стройным ножкам и тому, что повыше, едва прикрытому юбкой в складку. Бобби расплылся в коварной улыбке. — Расслабься, она не для тебя. — Почему это? — после такого ответа его интерес вырос на тысячу процентов. — Что в ней такого? — Просто не надо, — ответил Бобби, пряча в кулаке ухмылку. — К тому же все равно у тебя ничего не выйдет. Не унижайся. — Слышь! — парень ткнул его в плечо. — Не сомневайся во мне. Да если захочу, она уйдет сегодня со мной. Бобби фыркнул и протянул ему руку: — Спорим? Парень поцокал языком, подергал бровями, что-то прикинул в уме и кивнул: — Че б нет. На твою машину, идет? — А ты что ставишь? Свою развалюху? — Она хоть и старая, но настоящая японка до последнего болта, — со странной гордостью ответил «розовый». — Спорим или нет? Бобби посмотрел на Джину, безмятежно танцующего в толпе, вокруг него уже вертелся какой-то парень. Короткая юбка, фальшивая грудь и парик длинных медных волос делали свое дело. Бобби и сам признавал, что Джину та еще конфетка, только вот он-то знал, что под юбкой парней ждет неприятный сюрприз. Они с удовольствием пускали слюни на миловидную «девчонку». Чертов трансвестит, мысленно буркнул Бобби. А как задницей виляет, просто голова кругом. — Ладно, идет. Если ты затащишь ее в койку сегодня же, Ауди твоя. Развалюху Хонду оставь себе. Парень улыбнулся, уже предвкушая веселую ночку и новую тачку. Несмотря на преданность своей «старушке» все-таки дела вести лучше на чем-то более презентабельном. — Смотри и учись. Он протолкался сквозь возбужденную толпу прямо к Джину. — Привет, — развязно протянул парень, голос его был будто сладкая карамель, тающая на солнце. Джину обернулся и мазнул по незнакомцу взглядом. Неоновые огни окрасили его лицо в синий и желтый, как будто под глазом у него красовался синяк. — Я знакомый твоего друга, — он кивнул в сторону Бобби, который наблюдал за ними с балкона. Тот поймал его взгляд и подмигнул Джину. — Ты из его рэперской тусовки? — Нет, — парень странно улыбнулся, — я из другой. Хотя раньше — да. Мы познакомились на одной андеграундной вечеринке. — Когда это было? На заре времен? — рассмеялся Джину и жестом позвал его к бару, подальше от громкой музыки и дергающихся тел. Им повезло найти два свободных стула. — Бобби перерос такие вечеринки… когда? Года три назад? — Наверное, — пожал плечами незнакомец, — я сам давно с этим завязал. По его лицу пробежала тень неудовольствия. — Текилы, — бросил он бармену и показал четыре пальца, тот кивнул. Джину опешил на секунду. — Я не буду. — Да ладно тебе, целая ночь впереди, и ты только пришла. Пара стопок за знакомство и чтобы расслабиться. — Нет, спасибо, — с нажимом ответил Джину и широко, но неискренне улыбнулся. Парень предпочел его не услышать и уже совал в руку рюмку. — Ты глухой? Или тупой? — все так же неестественно скалясь, осведомился Джину. Незнакомец удивленно посмотрел на него наивными глазами, как будто ничего не произошло. — Я ухожу, — холодно бросил Джину, соскальзывая со стула. Парень проводил его недоуменным взглядом. Улица обдала холодным ветром. — Эй, — парень нагнал его уже на улице. — Давай я тебя провожу. — Нет, спасибо, — Джину легкомысленно закинул крохотную сумочку на длинном ремешке на плечо. — Уже поздно, опасно такой красотке бродить совсем в одиночку. — Кто сказал, что я собираюсь «бродить»? — Джину помимо воли улыбнулся обаятельному парню. — Поймаю такси и поеду скорее домой к маме с папой. — Какая хорошая девочка. Ну, а если гулять со мной, то совсем и неопасно. Он попытался взять Джину за локоть, но тот легко увернулся. — Да ладно тебе, недотрога. Давай просто пройдемся, поболтаем, а ты уж потом решишь: отшить меня насовсем или все-таки дать шанс. Окей? Джину смерил его взглядом, парень выразительно поднял брови и сделал широкий жест руками, будто приглашая рассмотреть поближе. — Ну, хорошо. Возможно, стоит дать ему второй шанс, подумал Джину, хотя бы ради этой милой мордашки. — Кстати, я Сон Мино, — он протянул руку, Джину аккуратно пожал ее кончиками пальцев. — Я Ким Джину, — ночной ветер растрепал волосы его парика, голые ноги мерзли под короткой юбкой. — Ты студентка, как Бобби? — Быть таким студентом, как Бобби, довольно сложно, — рассмеялся Джину и пояснил: — Он бывал на занятиях раза два за последние полгода, насколько я знаю. Некоторым учеба ни к чему. — Конечно, его карьера в музыке процветает. Уж он и без бумажки об образовании не пропадет. Все чаще слышу, что его называют гением. Джину поморщился: уж очень легко дались Бобби первые шаги в профессиональной музыке. Кто бы мог подумать, что он из никому неизвестного паренька за одно мгновенье превратится в звезду рэпа? А ведь всего-то несколько лет назад, летом перед первым курсом, они сидели в кафе и мечтали о будущем, один хотя бы о сингле, а другой о хотя бы второстепенной роли в кино. А вот оно как все обернулось. Джину, конечно, блистал в университетском театре, но это совсем не то же самое, что студийный альбом. — Кстати, как вы с ним познакомились? — Джину с некоторой тоской подумал о такси, ноги нещадно ломило от высоких каблуков. Черт его дернул сегодня надеть шпильки, а не удобные практичные балетки. Ну и что, что в них ступни выглядят как утиные ласты, зато удобно. Мино как-то странно напрягся, но Джину, с завистью глядящий на его кроссовки, ничего не заметил. — Давно… выступали вместе по клубам. До того, как его увидели скауты и пригласили в компанию, конечно. Он тогда… Джину вдруг оступился и, хватаясь за Мино, потянул того за собой. Больно ударившись об асфальт, Сон зашипел, а Ким почувствовал, как поехала вниз накладная грудь, и невольно выругался сквозь зубы. Мино прыснул. — Что?! — возмутился Джину, отпихивая от себя парня и поднимаясь. — У тебя такое невинное личико, а так материшься. Никогда бы не подумал, что такая девочка способна так выражаться, — отозвался Мино, отсмеявшись. — Ну, я никакая-то кисейная барышня, — задрал нос Джину и подал ему руку. — Это точно, — Мино ловко поднялся и отряхнул штаны. Он посмотрел на «девушку» с прищуром, будто ставил оценку, и пошел ва-банк. — Слушай, — в равнодушной ленцой начал Мино, — что сделать парню, чтобы тебе понравиться? — Нуу… Мне бы понравился такой, кто не боится сделать первый шаг. Кто не против моих странностей и готов их принять. Не тот, кто строит из себя альфа-самца. Кто-то спокойный и серьезный. В общем как у всех, — Джину глядел на Мино своими оленьим глазами, полными наивности, чистоты и любопытства, как у ребенка, который впервые в зоопарке, и тот не слышал почти ничего из сказанного. Он следил лишь за движением розовых губ. — Мне нравятся решительные люди. Кто-то ведущий, а не ведомый. Рука скользнула по талии Джину, и тот ни успел даже пикнуть, как Мино прижался губами к его губам. Он целовал его грубо, почти кусая, и близко-близко пахло вишневым блеском. Джину на секунду замер, резко оттолкнул его: — Обалдел?! — резкая пощечина опалила щеку парня. — Да ты чего? Да тебя, бл*ть, не поймешь, — Мино потер лицо. — Разве ты этого не хотела? Сама сказала, что нравятся решительные. — И что? Это приглашение меня лапать? — Детка… — Еще раз так меня назовешь, — прошипел Джину, грозно занося маленькую сумочку. — Все, я уезжаю, — он вытянул руку, чтобы поймать такси. Остановилась машина с шашечками на крыше. Джину направился к ней, но Мино преградил ему путь. — Кажется, мы просто недопоняли друг друга. Может, к черту такси, попробуем еще раз? — Нет, спасибо, думаю, для одного вечера мне хватило, — он легко отпихнул Мино острым плечом. — Эй, да ладно тебе, «я не такая я жду трамвая», — Мино наклонился и придержал дверь такси. — Ты, правда, хочешь провести ночь в одиночестве? Джину фыркнул и больно ударил его острым носком туфли под колено, Мино взвыл, хватаясь за ногу. Такси, взвизгнув шинами, уехало в ночь. *** Тэхен кинул сумку на парту и плюхнулся рядом с Джину и Джисон, которые увлеченно что-то читали, склонившись над стопкой листков. До общей для всего потока лекции по истории искусства оставалось еще минут пять. Странно было видеть этих двоих такими тихими, обычно вокруг них собиралась цветастая компания, в основном приятели с актерского факультета. Тэхен огляделся и заметил еще несколько таких же притихших студентов. — Ты припозднился, — прокомментировал Джину его появление, не отрываясь от текста. — Да я давно пришел, заходил с утра в красную комнату, проявлял снимки с прошлой поездки в горы. Чего вы там нашли? — он ловко отобрал листки. «Забавный случай в отеле «Золотая роза» только и успел заметить. — Отдай! — в один голос воскликнули оба, а Джисон добавила: — Это кусок сценария к новому спектаклю, сегодня пробы. — Аааа… — протянул Тэхен. — Поэтому Джину напялил юбку… снова. Ради всего святого, почему ты не носишь штаны? — Ты ничего не понимаешь, — притворно оскорбился тот, — это все ради искусства. Учитель Пак, наконец, должен оценить мой талант преображения. На этот раз главная женская роль достанется мне. Героиня — Генриетта — прекрасная и холодная хозяйка отеля… — Умоляю, хватит. Просто признайся, что тебя нравятся женские шмотки. Я видел, в чем ты вчера из дома уходил, — Тэхен усмехнулся. — Или это тоже «ради искусства»? У тебя что, и в клубе кастинг был? Джину фыркнул и снова уставился в текст. — Так что, подцепил кого-нибудь? — Ну, можно и так сказать, — заюлил он. — Был один… — Смотрите! Смотрите, — страстным шепотом перебила Джисон. — Это тот парень… как же его? Она пощелкала пальцами, а Тэхен взглянул на незнакомца у дверей. Тот оглядывал класс в поисках свободного места, незанятым оставался только первый ряд. Тэхен мысленно с насмешкой посоветовал ему приходить пораньше, чтобы не сидеть под носом у преподавателя. — Что за парень? Незнакомец выбрал место у окна, как раз перед ними, и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза. — Ох, — восторженно выдохнула Джисон, — вы что, не слышали? Он стипендиат! Весь такой загадочный, говорят, у него нет друзей, и он вообще ни с кем не говорит. Тэхен пренебрежительно поднял бровь, обменявшись с Джину понимающими взглядами. Глаза ее загорелись нехорошим огоньком, и Тэхену, и Джину был прекрасно знаком этот взгляд — взгляд охотника, заприметившего новую жертву. — Ах, какой красивый! — она почти пищала от восторга. Джину глянул на парня и демонстративно вернулся к своему сценарию. — Красивый? — переспросил Нам. — Да вроде ничего особенного. Темные волосы, с одной стороны сбритые на виске, пухлые губы и тонкие пальцы в кольцах-спиральках. — Точно! Вспомнила! Кан Сынюн, — Джисон, плавно покачивая бедрами, поплыла к парню. — Привет, — томно поздоровалась она, опираясь на парту перед ним так, чтобы грудь смотрелась соблазнительнее. Парень не отреагировал. — Приве-ет! И снова никакого ответа, ресницы даже не дрогнули, как будто он погрузился в летаргический сон. Джисон неловко пожевала губы, кинув призывный взгляд в сторону друзей. Оба синхронно осклабились, как обожравшиеся котяры, как бы говоря: сама, подруга, виновата. Девушка закатила глаза. — Ты — Кан Сынюн? — сладости ее голоса позавидовал бы даже мед. Со всех сторон на них уже начали с любопытством оглядываться. Девчонки во втором ряду перестали щебетать и, не скрываясь, наблюдали за сценой. — Что? — резко вскинулся парень, Джисон дернулась и подпрыгнула на месте. — Ты кто? — Эээ… — растерялась она, — я… я… — Ты? — он поднял брови. — Ты… что? — Ну, все, пора ее спасать, — шепнул Тэхен и направился к ним. — Привет. Он подвинул Джисон плечом. — Я слышал, ты новенький? — И что? — парень дернул бровями. — Или тут порядки как в тюрьме? Мне пойти помыть туалет или помассировать тебе ноги? Джисон ахнула, прикрыв рот узкой ладошкой, будто услышала нечто ужасное. Тэхен фыркнул и закусил губу, чтобы не рассмеяться. — Не надо так грубо, мы просто подошли поздороваться, — он примирительно поднял руки. — Здрасте, — Сынюн состроил гримасу, которая видимо, должна была обозначать улыбку. — Идем, Тэхен-а, — шепнула Джисон, оглядываясь по сторонам. Ее нежные щеки запылали от смущения, а руки судорожно вцепились в локоть Нама. — Подожди, — в его голосе звякнула сталь. — Разве он не ведет себя грубо? Мы проявили вежливость, первые подошли к новичку, а он вместо благодарности грубит. Извинись. Сынюн хмыкнул, а Тэхен нахмурился. — Ну, извини. — Хороший мальчик, — Тэхен потрепал его по волосам, как собаку, Сынюн подскочил как в попу ужаленный и схватил его за руку, Джисон ойкнула и шарахнулась в сторону. — Не горячись, — он мягко освободил свою руку. - И добро пожаловать. — Эй, ты…! Даже не оглянувшись, Тэхен вернулся за парту к покатывающемуся от смеха Джину. Джисон просеменила следом, оставив ошеломленного Сынюна в одиночестве. *** После лекции Тэхен ушел на свою теорию композиции, а Джину и Джисон — на семинар по актерскому мастерству. В коридоре было сумрачно, у фонтанчика с водой как-то напряженно терлись три студента. Двое оживленно шептались, а третий, облокотившись на стену, безмятежно оглядывался по сторонам. Было в нем нечто смутно знакомое. В этой розовой толстовке, в оттопыренных кепкой ушах. — Джисон, иди вперед, я тебя догоню, — не отрывая взгляда от парня, велел Джину, она посмотрела на него с любопытством, но пожав плечами, ушла. Мино тоже заметил его и, все продолжая что-то говорить остальным, улыбнулся. При свете дня он выглядел даже симпатичнее, чем в клубе или на темной улице. Джину невольно смутился под его раздевающим взглядом, машинально поправил волосы. — Эй, это же мисс Недотрога, — усмехнулся он, подходя. — А, это же мистер Грубиян, — передразнил Джину. — Или тебе больше нравится мистер Целую-кого-попало? — Ты меня вчера здорово прокатила, недотрога, — он грубовато схватил Джину за запястье и дернул к себе точно так, как вчера. Но тот был уже готов и пихнул его локтем в грудь. — Но мне это нравится. — А мне нет, — холодно отозвался Джину. — Мне не нужны такие игры. Он потянул за брелок телефон из крохотного кармашка клетчатого жилета. Дораэмон крутился из стороны в сторону и, казалось, смеялся, пока Джину четко, как будто произнося клятву или давая присягу, прочитал: — «Привет, Джину, помнишь того кретина, что приставал к тебе вчера? Так и знал, что ты его отошьешь. Мы поспорили, что ты ему дашь. Он нацелился на мою малышку, но не видать ему Ауди как своих ушей, уж я-то тебя знаю. Ничего не было? Бобби». Мино застонал. — Между прочим, это нечестно, ты не должна была ничего знать о споре. — Насколько я поняла, уговор был до вчерашнего вечера, а смска пришла утром. — И все-таки мужская солидарность и все такое. Слушай, — интимно мурлыкнул он, — детка, может, дашь мне еще один шанс? Мино облокотился на стену у Джину над головой, как будто отгораживая его от всего остального мира. Вокруг студенты спешили на занятия, суетились, шумели. У фонтанчика с питьевой водой уже скопилась очередь. Мино отвел с его лица мягкую прядь. — Чтобы выслушать от тебя еще немного сальностей? — брезгливо осведомился Джину, оттолкнул его руку. — Нет, спасибо. Мне хватило. — Что же ты не уйдешь? Почему все еще слушаешь меня? — от него несло сигаретным дымом и еще чем-то, от запаха у Джину кружилась голова. Точно от запаха, а вовсе не от хрипловатого шепота. И мурашки по спине побежали, потому что он прижимался к холодному камню. — Я, — Джину облизал подкрашенные губы, — я… уже ушла. Он отпихнул Мино, смерил его презрительным взглядом и, виляя бедрами сильнее обычного, направился к Джисон. Ее глаза горели любопытством: лисица почуяла сенсационную новость. — Ты его знаешь? — прошептала она, как будто их могли подслушать. Хотя звонок уже минуту назад прозвенел, и коридор быстро пустел. — Да нет. Навязался на мою голову вчера в клубе, теперь вот снова подкатывал. — Не узнал его? И не слышал, что про него говорят? — А ты, похоже, знаешь его лучше, чем я? — заметил Джину и про себя добавил: «Что и неудивительно». Джисон в курсе всего, что происходит в университете. И всегда знает все слух и сплетни. Просто ходячая пресса. — Может, и знаю, — она поджала губы. — Хочешь, чтобы я попросил? Ла-адно, — протянул он. — Джисо-он, что ты знаешь про этого парня? — Расскажешь, что у вас вчера случилось, тогда и я скажу, что знаю. Джину длинно вздохнул и коротко пересказал события прошлого вечера, упустив сцену с поцелуем, разумеется. Хотя для того, чтобы Джисон пришла в восторг, хватило и отцензуренной версии. — Твоя очередь. — Ну хорошо, только тут все не так сказочно. Я слышала, что раньше он здесь учился, но не удержался, и его отчислили. А теперь вот он пользуется старыми знакомствами, чтобы… — Чтобы? — нетерпеливо подтолкнул Джину. Джисон коварно поулыбалась. — Он продает наркотики студентам. ЛСД, спайс и все такое. — Откуда ты знаешь? — Один парень рассказал мне, он сам покупал у него что-то для вечеринки. Извинялся еще, что не пригласил меня. Будто бы я пошла в этот… — она поискала слово и брезгливо выдавила, — притон. — А сам он, как думаешь, принимает? — Не знаю, — она пожала плечами. — И какая разница? Он ведь помогает травиться другим. Это низко. — Тогда чему ты так радуешься? — Джину раздраженно заскрежетал зубами, но она ничего не заметила. — Я не радуюсь, — Джисон пожала плечами, — просто надеюсь, что ты перестанешь поощрять его приставания. — А я и не поощряю! — возмутился Джину, а она скептично приподняла брови. За ним и раньше водился грешок — западать на плохих парней. Хотя раньше это были всего лишь парни, умеющие выглядеть холодными и загадочными. — Не вздумай влюбиться в него, Джину. Он не тот, кто тебе нужен. Подумай о тете с дядей. — Да о чем ты? — Они бы не хотели видеть своего сына с мелким наркоторговцем. — Лучше с крупным? Владельцем картеля? Она посмотрела на него как на слабоумного. — Они хотели бы, чтобы сын женился на хорошей девушке из хорошей семьи. — Кончай уже воду мутить. Я не собираюсь с ним… романы крутить, — фыркнул Джину. — А будто я не видела, как ты смотришь на него. — Заткнись, — бросил он и решительно зашагал к переходу в западное крыло. Джисон поджала губы, от чего ее рот превратился в узкую полоску, а в уголках появились мелкие морщинки. Она неловко потопталась на месте, а затем быстро нагнала Джину. *** Солнце уже прошло зенит и клонилось к западу, так что его лучи скользили по земле, а не били в глаза. Небо утратило стеклянную чистоту, покрывшись сиреневыми и красно-оранжевыми облаками. У Тэхена внезапно отменилось последнее занятие, ждать Джину и Джисон на ступеньках ему совсем не хотелось, поэтому он направился к излюбленному студентами кафе сразу за воротами. Он неторопливо шел, щурясь сквозь солнечные очки на солнце и наслаждаясь его ласковыми прикосновениями к его коже. Камера в кофре болталась у него на плече. Свет проходил через кроны деревьев, падая на каменную дорожку золотистыми лужицами. В столбиках света танцевали былинки, а из парка слышался гитарный перебор, простой и печальный. Тэхен заприметил за кустами темную макушку и неслышно подобрался поближе. Нам достал камеру, это уже стало не просто привычкой, а скорее инстинктом. Он перестал воспринимать мир без того, чтобы все время выискивать удачный кадр. Среди листвы, горевшей ярко-зеленым от солнца, он заметил, сидевшего на лавочке парня с гитарой. — Как с картинки, — пробормотал он. Щелкнул затвор, и еще раз и еще. Губы, напевающие песню о расставании и одиночестве, внимательные глаза. Пальцы одной руки крепко и нежно сжимают гриф, а другие ласкают струны, одну за другой, одну за другой, будто набегающие на берег волны. Гитарист оглянулся, он еще не увидел, что его снимают, и поэтому взгляд три долгих, для ока камеры, секунды отражал его грустные, сокровенные мысли. Тэхен опомнился, лишь когда парень посмотрел прямо в объектив и крикнул: — Ты ведь знаешь, что это незаконно? Нельзя снимать людей без их согласия! Нам поджал было губы, но заметил легкий намек на улыбку в уголках его рта. — А может, я снимал не тебя, — откликнулся Тэхен, парень поднялся со скамейки, — я снимал парк, а не тебя. Очень красивый, знаешь ли, свет. — И что, скажешь меня на снимках нет? — Это просто случайность, — он усмехнулся, пряча камеру за спину. — Если хочешь, замажу тебя при монтаже. Сынюн (Тэхен неожиданно для себя вспомнил его имя) усмехнулся и покачал головой. — А я тебя помню, — сощурился парень. — Сегодня днем ты был с той странной девчонкой. Он убрал гитару в чехол и прошел к нему, с треском проломившись сквозь кусты. — Она не странная, — возмутился Тэхен. — Это ты странный. Все так говорят. — Кто «все»? — Все, — пожал плечами Тэхен. — Ты никогда ни с кем не разговариваешь, с самого начала года ты никому и слова не сказал. — А разве сейчас мы не говорим? — Пожалуй. — Вот видишь, я умею говорить с людьми, просто не вижу в этом такой уж острой необходимости. — Почему? — тут же спросил Тэхен, присаживаясь на шаткую оградку. — Что в это сложного? Или у тебя нет друзей? У Тэхена самого из друзей были разве, что Джину и Джисон, с которыми они дружили с пеленок. Но ему очень хотелось поддразнить нового знакомого. А Сынюн оставался все таким же невозмутимым и безмятежным, на его лице не отразилось и тени печали. — Есть, и они мне нравятся, поэтому я и не ищу новых. — И где же они? — Остались в Пусане, — Сынюн закинул чехол с гитарой на плечо. — Ты один в Сеуле и тебе никто не нужен? Не верю. Тэхен и сам слыл затворником и бирюком, но еще никогда не встречал человека, которому бы не нужны были люди. Ведь у него самого всегда, с самого раннего детства, были Джисон и Джину. — Вот так, — пожал плечами Сынюн. — Хотя, может, я просто еще не встретил своего человека в Сеуле? Пока мне по душе одиночество, помогает, знаешь ли, держать чувства в равновесии. — Похоже, тебе есть что вспомнить. Они, не сговариваясь, медленно побрели к выходу. Тэхен внезапно остановился и быстро сделал еще кадры, когда солнце оказалось над головой Сынюна чуть справа, от этого его лицо почти скрылось в тени, остался лишь кусочек рта, щека и резко очерченные непослушные вихры. — Эй! — снова возмутился Сынюн, но на сей раз улыбнулся и замахал руками, как ветряная мельница. Какой-то парнишка шарахнулся в сторону и посмотрел на них круглыми глазами. Тэхен показал ему язык, а тот фыркнул и покрутил пальцем у виска. — Подожди, — Тэхен щелкнул Сынюна еще раз, — не хмурься, ты очень красивый, когда улыбаешься. В секунду слетела улыбка Сынюна, он сжал зубы и вцепился в ремень чехла. Его лицо помрачнело, как у внезапно протрезвевшего алкоголика. — Что? — из-за камеры показалось ошарашенный Тэхен, он похлопал девчачьими ресницами. — Что такое? — Да ничего, я понимаю, ты говоришь, как фотограф и все такое, — ответил Сынюн и пробормотал себе под нос: — И, определенно, за этим ничего не скрывается. Тэхен ничего не понял, но спрятал камеру в кофр. И они медленно пошли по дорожке, никуда не спеша и с одинаковым чувством, что им вовсе не хочется разойтись в разные стороны. — Я… я могу потом посмотреть снимки? — Конечно. И за это, надеюсь, ты на меня не заявишь? — Тэхен хлопнул его по плечу. — Не хмурься! Они молчали, а у Тэхена внутри было странно чувство. Он взглянул на руку Сынюна, на его тонкие пальцы, аккуратные ногти, несколько узких браслетов, болтающихся и позвякивающих на запястья, и решил, что ему бы хотелось переплести с ним пальцы, чтобы из ладони в ладонь потек ток. *** Давно стемнело, занятия закончились. — Это нечестно! — возмущалась Джисон, повиснув на руке у Джину. А он только улыбался, запихивая пухлый сценарий в сумку. — Почему это тебе досталась главная роль? Ты даже не девушка. Джину скептически скривил губы. Было уже поздно, их слова эхом разносились по пустым коридорам. Большинство учеников разошлись: репетиция сегодня длилась дольше обычного. — Может я просто более женственный, чем некоторые, — подковырнул Джину, а она в ответ закатила глаза. — Тебе — главная роль, а у меня какие-то жалкие три строчки! — У тебя по несколько строк почти в каждой сцене. Они вышли на крыльцо, вниз уходила бесконечная лестница низких серых ступенек. Фонари высвечивали дорожку из белесых лужиц света до самых ворот. Холодный ветер обдал голые ноги Джину, и он с завистью глянул на темные классические брюки Джисон. Как так выходило, что второй вечер подряд он завидует чужой одежде? Может, стоит пересмотреть гардероб? Он усмехнулся своим мыслям. — Смотри, — шепнула она, больно вцепившись в его руку. — Это тот парень. — Кто? — Джину прищурился, на ступеньках был какой-то серый камень, как впрочем для него и все остальные предметы в темноте. Проклятая куриная слепота. Интересно, мелькнуло у Джину в голове, курицы, правда, плохо видят в темноте, кто-то вообще проверял курицам зрение или это просто такое выражение? А медвежья болезнь? У медведей бывает диарея? — Да тот, — все так же тихо пояснила она снова, хотя они и были далеко от «камня», — наркоторговец. — А-а, — протянул Джину, — слушай, иди вперед, а? — Хочешь поболтать с ним? — возмущенно прошипела Джисон, сжимая предплечье Джину еще крепче. — Просто скажу, чтобы перестал крутиться вокруг и все. Она посмотрела на него с подозрением и нехотя расцепила пальцы. — Не смей меня обманывать, — Джисон сухо прикоснулась губами к его щеке. — До завтра. Будь хорошей девочкой. Джину мысленно послал Джисон куда подальше и направился прямо к Мино. — Что ты тут делаешь? — прозвучало чуть холоднее, чем планировалось. — Жду тебя, — Мино улыбнулся, и его глаза превратились в две узких щелочки. Джину присел рядом с ним. Он покачнулся, и их плечи невзначай соприкоснулись. — Зачем? — он устал, сил на споры или активное сопротивление не осталось. Он говорил тихо, медленно. — Зачем ты меня ждешь? Я же сказала, что ничего у нас не выйдет. — Это тебе, — он протянул Джину шуршащий пакет. — Я подумал, что ты, наверное, не любишь цветы. И купил их. Джину открыл пакет и хрипло рассмеялся: он был полон мелких зеленых яблок, от которых так сладко пахло весной. Он вытащил яблочко и потер его об жилет. Оно оказалось жутко кислым, Джину скривился, по губам и подбородку потек сок. Мино рассмеялся, глядя на него, и вдруг протянул руку и стер большим пальцем влагу с подбородка. Джину замер, сердце забилось в десять раз быстрее. — Не надо, — он отвел руку Мино и повторил: — Не надо. — Прости. — Слушай, если все это какая-то очередная шутка или спор, то не впутывай меня в это. Бобби ни за что не отдаст тебе машину, и сомневаюсь, что он согласится продлить спор. Он потому и согласился, что знал: я не сплю с первыми встречными. — Да я не ради машины, — Мино разглядывал носки своих кроссовок. — И я больше не хочу на тебя спорить. Я больше никогда не буду на тебя спорить. — Никогда? Тогда… зачем ты пришел? — Чтобы подарить тебе яблоки, — Мино посмотрел на Джину с мягкой улыбкой. Тот смущенно опустил глаза. — Не прогоняй меня, Джину-я. Я ведь не злодей. — Конечно, — охотно согласился он и добавил, — ты наркоторговец. — Ох, так ты знаешь? Казалось, если он и смутился своей «профессии», то только самую малость, будто толкать людям наркоту — это самое обыденное занятие из всех, как если бы он торговал бытовой химией или… яблоками. — Ходят слухи. Лицо Джину сделалось холодным и отстраненным. Не смотря ни на что, он все-таки надеялся, что Мино опровергнет эти слухи, возмутиться, скажет, что это гнусные выдумки. Он и сам не понимал, почему это так его задевает. — Моя работа имеет такое большое значение для тебя? — Нет, — брови Джину взлетели вверх, выдавая его неумелую ложь. — Какое мне дело, чем ты зарабатываешь на жизнь? — Правда? Мино просунул руку ему под волосы и быстро притянул к себе, другой рукой обвивая талию. Джину изобразил сопротивление, но быстро обмяк. Его руки сами собой потянулись к Мино, крепче прижимая их друг к другу. Губы Мино были мягкими и требовательными, совсем не такими как в прошлый раз, и Джину позабыл, что нужно дышать. Он закрыл глаза и позволил себе, забыть о том, что он парень, что все это неправильно, и ему нельзя так поступать. Джину вдохнул сложный запах Мино, смесь туалетной воды, пота и чего-то технического, машинного, вроде масла или тосола. Он очнулся лишь тогда, когда рука Мино заскользила вверх от талии к ненастоящей груди. — Нет, — тихо, но настойчиво сказал Джину. Он резко поднялся, потянув за собой пакет, и повторил: — Нет. — Дай угадаю, — горько усмехнулся Мино, — ты не такая. Ты не целуешься с едва знакомыми парнями на лестнице университета и уж точно не водишь знакомств с наркодилерами. Он оставался сидеть, опершись локтями на колени. В свете фонарей его лицо казалось серым, как расстегнутая толстовка, а глаза — черными и немного зловещими. Джину повел плечами и кивнул. — Мои родители и так от меня не в восторге, а если я скажу, что встречаюсь с наркоманом, то, вероятно, выгонят из дома. А мне пока еще нравится моя привычная жизнь: университет, — он указал на темное здание, — друзья, ясное будущее. — Я не наркоман. Джину грустно улыбнулся и зашагал по аллее к воротам. Мино поднялся, будто собирался бежать за ним, но так и замер, просто глядя вслед. *** Тэхен щурился в свете тусклого ночника, но упорно не желал вставать с оттоманки и зажигать еще один светильник. Он упорно вчитывался в книгу, несмотря на то, что за полчаса перевернул только одну страницу. Из раскрытого окна сквозило, ветер игрался с легким тюлем, задвинутым к стене. За окном во всю стену горел огнями Французский квартал, внизу сигналили автомобили, чахоточно чихая, гремела музыка, мерцали неоном вывески круглосуточных магазинчиков. Но сюда звуки не долетали, будто за окном был вовсе не настоящий мир, а просто очень искусная голограмма. Тэхен читал и сам от себя скрывал, что все время мысленно возвращается в парк, залитый закатным солнцем, и парню с гитарой. Он запрещал себе даже мысленно произносить его имя, но образ, стоящий перед глазами, прогнать был не в силах. Он кинул взгляд на часы, Джину должен был уже вернуться. Тэхен потянулся к мобильнику. В коридоре что-то зашумело, хлопнула входная дверь, послышалось бормотание и странный звук. Парень подумал о том, что Джину как всегда вместо того, чтобы просто снять обувь, раскидал туфли по всей прихожей. Тэхен отложил книгу, в комнате появился Джину, немного растрепанный, усталый. — Только посмотри на это, — то ли с восхищением, то ли с раздражением произнес он и кинул на пол пакет. Тот раскрыл корявую пасть, и по полу покатились мелкие яблочки, весело стуча о дерево. — Яблоки, — констатировал Тэхен, потянулся и взял то, что прикатилось ближе всего, подкинул его на ладони, словно чтобы убедиться, что это именно яблоко, а не скажем лайм или абрикос. Они жили вместе с Джину последние лет семнадцать, с тех пор как его родители взяли опеку над маленьким Тэхеном. Но даже сейчас ему все еще удавалось удивить друга. — Это какой-то… — Тэхен сделал изящный жест рукой и откусил от яблока примерно половину, — перфоманс? Поэтическая аллегория на наше несовершенное общество? — Чего? — Говорю, ты с чего вдруг фруктами бросаешься? — Да с того, что их подарил мне наркоторговец, у которого по всей вероятности на меня виды, — Джину устало сдернул парик и швырнул его на диван. — Странно, а я всегда думал, что они дарят крэк, — пробормотал Тэхен. — В каком смысле виды? — Как ни странно, но в романтическом. — У тебя роман с дилером? — Нет у нас никакого романа, он просто увивается за мной хвостом! Джину раздраженно скинул жилет и юбку, оставшись к одной свободной белой рубашке. Его тощие ноги с выделяющимися коленками торчали из-под нее как две палочки для еды. Тэхен догрыз яблоко и многозначительно выдал: — Вау! Джину присел рядом с креслом и положил голову Тэхену на бедро, глядя на ночной город. Напротив светилась окнами многоэтажка. — Оденься, не то замерзнешь. Джину покачал головой. — Так и что это наркоторговец? Он тебе нравится? Джину все так же молча пожал плечами. Он, и правда, не мог ответить на этот вопрос определенно. Что с ним творится? Это чувства или просто животное притяжение? Почему у него ноги покрываются мурашками при одном воспоминании об их поцелуе, о том, как Мино прижимал его к себе, крепко и бережно? И зачем ему, пай-мальчику, заводить роман с преступником? И самое печальное, что главное здесь слово «мальчик». Джину, осторожно подбирая слова, делая долгие паузы, рассказал Тэхену о Мино, о том, что было вчера, о том, что было сегодня, ничего не утаил ни о поцелуях, ни о своих чувствах. — Ты же знаешь, что родители скоро вернутся. Они не вечно будут в этой экспедиции, скоро они отстанут, наконец, от своих морских котиков. Придется запихать подальше юбки, платья, туфли, парики. — Знаю. — И тогда ты не сможешь скрывать от Мино, кто ты такой. — Я и не хочу ничего скрывать. Я даже не собирался ничего скрывать. Я расскажу ему раньше, чем они вернутся, и тогда он, наконец, оставит меня. — Хочешь, чтобы он ушел? — Не знаю. — Это ведь не только твоя жизнь, но и его. Не дай ему слишком привязаться к тебе. Джину поднял на Тэхена глаза, на дне их плавали печаль и нерешительность. — Мы с ним знакомы второй день, а я… Что со мной? Почему меня волнует, что подумает обо мне Мино. Он просто мелкий дилер, мне следует выкинуть его из головы. Тэхен наклонился вперед и обнял друга. — Иди в постель, Джину, у тебя был трудный день. — А ты? — сейчас он был похож на ребенка, которого взрослые отсылают спать, скрывая от него свои тайные, «взрослые» дела. — А я еще немного почитаю. *** С самого утра по небу гуляли сизые облака, заметно похолодало, и воздух стал влажным и тяжелым, как перед грозой. Мино поджидал его за воротами универа, скрестив руки на груди, опирался на бок древней, как динозавр, Хонды. Джину скептически оглядел усыпанную прожилками ржавчины, как поле цветочками, машину. — Привет, — Мино улыбнулся, ничуть не смущенный разглядыванием его монстра. Наоборот он, кажется, даже гордился ей. — Едем, — велел он, — хочу кое-что тебе показать. — Я в это, — Джину брезгливо указал пальцем на бедняжку, — не сяду. Мино приподнял брови, покачал головой. И не успел Джину опомниться, как стальные пальцы сомкнулись на его локте, а его самого уже силой затолкали в машину. — Какого черта?! — возмутился он, пытаясь лягнуть или хотя бы щипнуть Мино, но дверца уже захлопнулась. — Слушай, у меня есть моя машина, вон там на стоянке, возьмем ее? Мино не слушал, Хонда старчески закашляла, видавший виды глушитель забубнил. — Сейчас развалится, — сокрушенно констатировал Джину. Но Хонда потряслась еще немного и поехала, да еще так гладко и быстро, будто и не было этого припадка. — Куда едем? Далеко? Дома, прохожие, улицы замелькали за стеклом. Мино продолжал игнорировать все расспросы, только держался за руль да пялился на дорогу, так что Джину вскоре отстал. Как ни странно ему совсем не было страшно. Хотя Мино вполне мог завести его черте куда, оказаться маньяком, который любит сначала познакомиться со своей жертвой, или банально — насильником. Что-то неясное заставляло Джину не бояться, а относиться ко всему, как к приключению. Будто он знал Мино сто лет и был уверен, что кривая дорожка завсегда после всех волнений и тревог выведет их из леса обратно к дому. Ехали долго, Джину успел слегка задремать, а проснулся, когда скрипнули тормоза, и тряска закончилась. — Море? — удивился он и, не дожидаясь ответа, выскочил из Хонды и помчался к воде. Пляж оказался почти пуст, вдалеке несколько подростов запускали змея, да еще пара молодых родителей, держа карапуза за руки с обеих сторон, неторопливо прогуливалась вдоль полосы прибоя. — Смотри, какие волны! — с укором, словно это вина Мино, воскликнул Джину. Пена набежала на его босые пальцы, а туфли, оставленные на песке, Мино, как образцовый бойфренд, подобрал. — Скоро шторм, ветер крепчает. Волосы Джину развевались, юбка хлопала по ногам, а Мино очень хотелось поцеловать эти недовольно поджатые губы. — Идем, — немного сердито велел он. — Я знаю ресторанчик на берегу. Под смешным навесом, дрожащим при каждом порыве ветра, располагалось всего три-четыре столика. За стойкой, отделявшей кухню от зала, уныло разгадывал кроссворд толстяк в фартуке и слишком маленькой кепочке, будто он отобрал ее у ребенка. Мино дружески поприветствовал его, а Джину подумал, что было явной лестью называть это место ресторанчиком. — Садись, — снова велел Мино, Джину подчинился, гадая, отчего тот сегодня такой хмурый. Но стоило ему опуститься на стул, мысли покинули голову, и стало ясно, почему они здесь. Площадка возвышалась над округой так, что казалось, полоска песка стала совсем узкой, а море наоборот раскинулось во всю ширь. Синяя гладь, которая сейчас была и не гладь вовсе, и совсем не синяя, а какая-то серая с зеленцой, упиралась в небосвод, и почти не было видно разницы. Волны поднимались далеко в море и, набирая силу, неслись к берегу, чтобы бессмысленно, но с шумом и грохотом, разбиться о песчаник. Джину заворожено смотрел на воду и не заметил, как Мино принес ему большую кружку крепкого горячего чая, а себе — газировки. Отпив немного (внутри сразу стало теплее) он глянул на небо, заволоченное тучами, и как-то грустно сказал: — Снова ты угадал. А Мино кивнул. Джину ничего не нужно было больше добавлять: ясно, что это он про яблоки и про чай. — Что ты хотел сказать? Мино пожал плечами. — Не знаю. — Тогда я скажу. Тебе не стоит быть рядом со мной, и надеяться на что-то не нужно. — Почему? — Потому что мое место рядом с такими, как я. — С какими? Какая ты? Что за загадки? Джину сглотнул и помолчал. — Что же с тобой не так? — усмехнулся Мино. — Вроде бы вся из себя. Красивая и даже не дура. Или такие милые девушки дружат только с мальчиками из колледжа? Гуляют только с теми, кого одобрят родители? — Просто перестань. — Не могу, — усмехнулся Мино, а потом уже серьезно добавил: — Ты, наверное, думаешь, что я шучу. Развлекаюсь. Или что мне просто заняться нечем. Что это я из-за Бобби или из-за спора. Но это не так. Ты мне… — Замолчи, — перебил Джину. Нужно сказать правду, прозвучал у него в голове голос до смешного похожий на голос Тэхена. По-другому он не отвяжется, собрать волю в кулак и сказать. — Держись от меня подальше, потому что… когда узнаешь правду, сам не обрадуешься, — он оттягивал момент. — Ведь я… У Мино в кармане заиграла приятная мелодия, звонок спас Джину от признания. Надолго ли? До признания было рукой подать, а тут вдруг это, на лице Мино читалось раздражение, но стоило ему взглянуть на экран, как оно сменилось озабоченностью. — Сон Мино, — бросил он в трубку и долго слушал, добавил: — Да, сегодня вечером заеду. Еще помолчал. — Варщику уже отдал причитающееся. Новая партия через пару дней. Он облизал губу и снова послушал. — Студенты, как всегда. У них туса в выходные. Да, да, в клубе «Сова». Справлюсь один. Пугливые, как котятки. К чужим не пойдут, — эти рубленные фразы, необычная деловитость напугали Джину. А Мино повесил трубку и выжидающе уставился на него. — Так что «ведь я»? — Ведь я… — прошелестел Джину, глядя на этого незнакомого человека, внезапно ворвавшегося в его жизнь и занявшего столько места, почти всё. Он отчаянно трусил, ладони вспотели, по шее под париком струился пот, хотя и было прохладно. — Ведь я… не могу быть с тем, кто помогает убивать, — он испугался в последний момент, свернул на кружную дорожку, и вместо признания с губ сорвался упрек. — Убивать? — переспросил Мино, огорошенный внезапный нападением. — Разве наркомания это не медленное самоубийство? — Вот именно, что самоубийство. Эти ребята наширяются в любом случае. А я лишь делаю свою работу. К тому же это только колеса и травка. Никакого героина, кокаина, даже мета. Он не считал нужный оправдываться, но все-таки оправдывался. — Я никого не убиваю, — жестко отрезал Мино и, словно для наглядности, рассек воздух ребром ладони. Джину молчал, глядя на океан, хотя ему хотелось смотреть только на Мино, но он запретил себе. Как легко было бы утонуть в его глазах, прижаться к его груди и бесконечно слушать успокаивающий стук сердца. — Идем, — на этот раз велел Джину. — Уже поздно, я хочу домой. И Мино, будто и не было его бравады, побитой собакой поплелся следом. Ехали молча, Джину смотрел в окно, будто даже забыв о водителе. Симпатия к Мино росла в нем с каждой встречей, с каждым его взглядом и жестом — нахальным, милым, грубоватым, чувственным. И вместе с тем рос страх. Однажды правда выплывет наружу, и в его, Джину руках, право решать: разбить одно сердце, тогда стоит сказать все сейчас, или два, дождавшись пока Мино окончательно попадется. Возможно, и сейчас Мино питает к нему какие-то чувства, но у него еще есть шанс уйти без потерь. Медлить — жестоко, а Джину никогда не был жестоким. Мино довез его до самого дома (когда только разузнал адрес?), значит, завтра в университет придется ехать с Тэхеном или вызвать такси. Машина-то осталась на университетской парковке. Джину вышел, Мино следом. И на прощание он даже не потянулся поцеловать, хотя Джину уже готовился отбиваться, лишь прикоснулся сухими губами к его руке. А Джину мысленно укорил себя за то, что невольно почувствовал разочарование. *** Тэхен оперся на балконные перила, пейзаж, раскинувшийся перед ним, был знаком до мелочей. И двор, и шоссе, и парк, и высотки чуть вдалеке, и магазины, и переплетение узких улочек — он знал их все. Снимал этот вид так много раз, что сбился со счета. Впервые лет десять назад, когда получил свою первую камеру. Теперь по снимкам можно было проследить, как менялся район. Тэхен не уставал фотографировать все те же дома, все те же улицы, зимой, когда дорожки в парке укрыты девственным снегом, летом, когда на тротуарах появляются пластмассовые столики и стулья, осенью, когда по лужам скользят разноцветные листья, весной — цветение вишни. Он снимал все это просто так, для себя. — Эй! — голос из комнаты резко вывел его из задумчивости. — Хватит рефлексировать, иди сюда. Джисон сидела за компьютером, внимательно глядя в монитор и болтая ногами под столом. — Ну что? — он наклонился и тоже посмотрел на экран. Во всю ширину была развернута фотография Джисон. Она смотрела в камеру через плечо, черные волосы развевались, а руки сжимали букет ромашек. — Что? — возмущенно переспросила Джисон. — А вот это что такое? Курсор метнулся к едва заметной складке на шее. — Ты же сказал, что редактировал фотографии! И что это за складки? У меня что, правда такая толстая шея? Тэхен вздохнул, фотографировать Джисон было легко, даже в удовольствие, она была понятливой и некапризной моделью, но когда дело доходило до просмотра снимков, ему хотелось выть. — Причем тут толстая шея? Это естественная складка, ты ведь не робот с резиновой кожей. Взгляни, — он посмотрел через плечо и провел пальцем по шее, — вот твои складки. Это нормально. — Ты уверен? — она скептически посмотрела на него, потом — на фото. — Ну ладно. Тэхен улыбнулся, первый бой выдержан с блеском, осталось еще около тысячи. — А здесь… — начала Джисон, перелистнув фото, но ее прервал звонок в дверь, и Тэхен поспешно сбежал. — Привет, — на пороге топтался Сынюн. Он неловко махнул рукой где-то на уровне пояса, на что Тэхен с веселым удивлением приподнял брови. — Привет, проходи. Сынюн стянул кеды и прошел в комнату. — Оу, — с его губ сорвался удивленный возглас, он ожидал чего угодно, но не спальню, где стол стоит посередине, окно занимает всю противоположную стену, и нет ни одного темного пятна. Да и спальней комнату было назвать сложно, потому что узкая кровать под толстым белым покрывалом скромно примостилась у стены. Главное же место занимал, собственно, стол из светлого дерева с мягкими линиями, столешница плавно перетекла в ножки, и гигантский монитор одной известной фруктовой марки. — Садись, — Тэхен слегка подтолкнул его вперед, и Сынюн растерянно огляделся. Казалось, что сесть решительно некуда, не на белое же покрывало. Нам указал на пару белых табуреток на колесиках. — Привет, — Сынюн подкатился к Джисон, а Тэхен пристроился с другой стороны. Он-то уже выполнил свою работу, теперь можно просто наблюдать за реакцией «моделей». — Да-да, — отмахнулась девушка, в другой ситуации она ни за что бы себе такого не позволила. Как всегда, только самолюбование могло заставить Джисон позабыть о манерах и даже о парне, который ей нравился. — Вот эта отличная, — она улыбнулась самой себе, которая на фото придерживала двумя руками соломенную шляпку и смотрела чуть застенчиво, но прямо на зрителя, будто княжна двадцатого века. — Я тут такая загадочная, правда? — она, сияя, оглянулась на парней. Они переглянулись и синхронно покивали. Время тянулось медленно. Пока Джисон придирчиво осматривала свои снимки, Сынюн скучал, и, время от времени, поглядывал на Тэхена, тот с тоской смотрел в окно, будто хотел к него выйти. Наконец, фото Джисон кончились, и она заявила, что смотреть на Сынюна ей совсем не интересно, и направилась на кухню. Ее место занял Кан. Он смотрел на себя и не узнавал. Будто это какой-то другой человек, очень похожий, в его одежде, с его гитарой, с его прической. Но разве мог он выглядеть… так? — Это я…? — зачем-то спросил он. — Сомневаешься? — усмехнулся Тэхен. — Просто я какой-то…другой, — он сощурился. — Будто…будто киногерой. — Это ты… вернее, — Нам вдруг едва заметно покраснел, — как я тебя вижу. Сынюн оглянулся на него, но промолчал. — Я думал, мы будем только вдвоем, — не переставая смотреть на экран, обронил он. — Мы вдвоем, — пожал плечами Тэхен. — Не совсем. Нам посмотрел на него, а Сынюн, оторвавшись от монитора, впился в его глаза взглядом. Он облизнул нижнюю губу, глаза Тэхена невольно проследили за движением языка. — Я… не думал… — Нам лучше вернуться к фотографиям, — оборвал Сынюн и щелкнул мышкой. — Мне вот эта нравится. На снимке не видно было его лица, лишь темную макушку, гитару и пальцы на струнах и много-много зелени. — Будто обложка моего альбома. Можешь мне ее отправить? — Д-да. Рука Тэхена легла на плечо Кана. — Ты думал, это свидание? — в его голосе послышались насмешливые нотки. — Нет, — Сынюн дернул плечом. — А хотел бы? Хотел бы, чтобы это было свидание? — он придвинулся ближе, прижимаясь к его боку. — Я о таком не думал, — деревянным голосом ответил Сынюн, продолжая гипнотизировать экран, снимки пролетали все быстрее. — Правда? — рука с плеча переместилась на его бедро, опасно высоко. — Я был бы не против. — Что? — Сынюн дернулся и откатился в сторону. — Шутишь? Или издеваешься? Он грозно насупил брови, будто ребенок, у которого перед носом машут конфеткой. — Нет. Позови меня на свидание. — Не хочу. — Неправда. Позови. Спойлер: я соглашусь. Сынюн вздохнул и закусил губу, на его лице читалось болезненное сомнение. Он явно сомневался, не хочет ли Тэхен над ним подшутить. Не часть ли это какой-то коварной и жестокой шутки? — Ладно, — буркнул он, глядя в пол, — в выходные мы выступаем в клубе, придешь? — Конечно, — улыбнулся Тэхен и накрыл его ладонь своей. — Вы чего? — на пороге возникла Джисон с тремя стаканами холодно лимонада, Сынюн вздрогнул, но Тэхен уже невозмутимо листал фотографии, будто ничего и не было. *** Прошло больше двух недель с их встречи на пляже, Мино, как и было велено, не появлялся. И Джину решил, что недолгое знакомство окончено. Ему больше ничего не угрожает, в последний момент удалось свернуть с шоссе и избежать столкновения. И не нужно больше думать о каждом жесте, о каждом слове. Мино ушел, не нужно теперь ждать и гадать: придет он снова или нет? И корить себя за то, что ждешь. А сердце? А что ему сделается? Поболит, поплачется и успокоится, как раньше. Все это к лучшему, думал Джину, ни слез, ни криков, расстались цивилизованно. И лучше всего то, что теперь он не посмотрит в глаза Мино, когда тот узнает правду. Не будет этого взгляда полного боли, недоумения и гнева. Конец, не жалею, не зову, не плачу. — Все равно у вас не было будущего, так чего ты убиваешься, зачем тратишь время? Этого явно привлекают девчонки. Он не для тебя. Ушел — и хорошо, я сам так хотел. Джину мог бы сказать себе это сотню раз, и еще сотню. Но когда на ступеньках университета увидел знакомую фигуру, сердце (глупое, глупое!) забилось в радостном трепете. Против воли он расплылся в улыбке, но уже через секунду заставил себя поджать губы и нахмуриться. — Что ты здесь делаешь? — голос прозвучал резко и холодно, как и полагалось. Мино побледнел и неожиданно зло ответил: — Работаю. — Уходи, найди себе другое место, чтобы вампирить. Мино сжал руки в кулаки и запыхтел, будто закипающий чайник. Но тут словно под ним отключили горелку, буря улеглась. Он опустил голову. — Я к тебе пришел. — Уходи, — простонал Джину, брови сошлись домиком. — Ты толкаешь наркоту, я что, похожа на сумасшедшую? — Но я все-таки тебе нравлюсь, — стал подначивать Мино. — Это не имеет значения. Я никогда не буду с тем, кто осознанно травит других. Нам не по пути, уходи. — Не могу! Я не могу! — вновь загорячился Мино и снова потух, бесцветным голосом добавил: — Нет у меня больше работы, в этом бизнесе не подают прошение об увольнении, не уходя в отставку. Но я все-таки ушел… никаких больше наркотиков. Вот что ты со мной сделала! Наизнанку вывернула! Теперь я никто и делай со мной, что хочешь. Джину пораженно молчал. Это конец! Отступать некуда, мосты сожжены, дороги перекрыты. Последний рубеж обороны пройден, сломлен, сожжен. Джину огляделся по сторонам, схватил Мино за руку (тот осклабился, будто ребенок, которому пообещали вкусняшку), повел его под боковую лестницу, куда студенты бегали между парами покурить. На счастье звонок уже прозвенел, в закутке было пусто. — Ты не оставляешь мне другого выхода. — Я же говорил, что я настойчивый. — Погоди радоваться, я вовсе не о том. Я не буду с тобой встречаться… — Почему? Я ведь сказал, что бросил наркотики. Чего ты еще от меня хочешь? — Ладно, — Джину сглотнул и мысленно подобрался. Умирать так умирать, нечего больше тянуть. В первый раз, что ли? — Мино, пора заканчивать. Побегали мы с тобой по кругу друг за другом, как лошадки на детской карусельке. Ну и хватит, пожалуй, на этом. Он вздохнул, а на лице Мино застыла глуповатая улыбка, он продолжал непонимающе моргать. И будто хотел взять за руку да передумал и остановился на полпути. Джину опустил глаза, взгляд наткнулся на банку из-под кофе доверху полную бычков. Он медленно стянул с головы парик, Мино открыл рот, закрыл, снова открыл. — Эээ… — протянул он. — У тебя парик. — Какое тонкое и главное точное наблюдение, — кисло усмехнулся Джину. — Болела чем-то? Волосы отращиваешь? Так это ничего, волосы в девушке не главное, к тому же отрастут. — Идиот, — тихо сквозь зубы процедил Джину, покачал головой, будто сетуя о тупости Мино, и стал расстегивать блузку. — Эй, ты чего? Может, не здесь? Грязновато все-таки. Поехали ко мне, там и кровать и душ. Или это у тебя фетиш такой? — Кретин. Джину распахнул блузку, приподнял лифчик и вынул накладку, эмитирующую грудь. — Да я же все пони… — Мино поперхнулся словами. Джину неловко взлохматил короткие волосы. — Я парень. — Чего? — Я, — он ткнул в себя пальцем, — парень. Родился парнем, и физиологически от макушки до пяток я парень. С членом. Трансвестит, понимаешь? Мино отшатнулся и покосился на парик, будто это был тарантул, на грудь. Молча сглотнул и отошел еще на шаг. — Иди, — строго велел Джину. — Не держу. Мино, побледневший, как простыня (под правым глазом задергалась нервная жилка), смотрел ему в лицо. Смотрел и смотрел, и в глазах его было то, что Джину и ожидал увидеть: гнев, недоумение, разочарование. Он потоптался на месте, нахлобучил парик обратно, поправил грудь и блузку (Мино продолжал смотреть). — Прости, — бросил на Мино последний взгляд, то ли извиняющийся, то ли испуганный, и ушел. *** Разноцветные огоньки шарили по темноватому помещению, народу было немного, все разместились за пошарпанными столиками, и сцена была простая и маленькая. Тэхен и Джисон остановились у пузатой колонны, сверху донизу обклеенной флаерами и постерами разной степени потрепанности. Сынюн вышел на сцену, его приветствовали редкие аплодисменты. Он неловко потоптался у микрофона, хрипло представился и уселся на высокий стул. Пальцы ласково перебрали струны, ладонь обняла гриф. Сынюн облизал губы и запел. Тихие слова были просты, но отчего все затаили дыхание, помещение наполнилось ленивой мелодией. Стих звон бокалов, смех, разговоры, перестала работать кофе-машина. Потому что он пел о понятных всем вещах, о мечтах и страхах, о надежде, которая никогда не умрет, а они слушали о самих себе, о своих волнениях, стремлениях и чаяньях, о том, что всегда есть еще один путь. Он пел сердцем, и они слушали сердцами. Он словно вел обычный диалог с кем-то невидимым, спрашивал пустоту и отвечал на неслышный вопрос. Тэхен смотрел на сцену, забыв обо всем. Джисон посмотрела на него с улыбкой, полной понимания, осторожно коснулась его предплечья и подтолкнула в руку фотоаппарат. Нам отмахнулся и продолжил заворожено смотреть на Сынюна. А в его груди разливалось невероятное тепло, как будто уголь, который был там всегда, наконец, раздули, и он запылал. Сердце забилось с неистовой силой, отзываясь на звуки музыки. Музыка побежала вперед, и стук в груди усилился, повинуясь ей, стремясь вслед за ней. Тэхен не мог сказать ни слова, не мог делать снимки, только стоял и смотрел. И если возможно уловить, когда рождается любовь, то это и был один из таких моментов. — Тук-тук, — тонкая дверь приоткрылась, и из-за нее высунулся Тэхен. — Можно? — Конечно, — Сынюн улыбнулся помимо воли и, волнуясь, спросил: — Ну как? Тэхен опустил голову, неловко спрятав руки за спиной. Сынюн побледнел и осел на старую потрепанную колонку. — Что? Глаза Тэхена тусклом свете казались черными, словно оникс, и глядели прямо в душу. Он смотрел с прищуром и молчал, Сынюн затаил дыхание. — Потрясающе, — тихо выдохнул Тэхен. — Ты потрясающий. Сынюн отер вспотевший лоб и с облегчением рассмеялся. — Эй! Как тебе не стыдно так меня мучить?! Я уж думал, что провалился. — Ты себя недооцениваешь, — он присел напротив Сынюна. Фотоаппарат сам собой оказался в руках. — Не надо, — поморщился Сынюн, уже слыша щелчок. — Мне нравится тебя снимать, к тому же это память. Я не собираюсь никому показывать эти снимки. Они не для экзаменов, не для университета. Только для меня. Сынюн смущенно улыбнулся и прикоснулся к своим горящим щекам: он еще не отошел от выступления. — И все-таки… найди кого-то получше. — Не хочу. — Знаешь, — Сынюн посмотрел на свою дрожащую руку, — это, и правда, было потрясающе. Стоять на сцене — это то, чего я действительно хочу. Невозможно забыть или передать словами эти ощущения. Мне хочется туда возвращаться снова и снова и отдать все, только бы еще раз подняться на сцену. Пусть даже она такая маленькая. Когда-нибудь… Он подхватил гитару и нараспев произнес: — Someday~ Someday~ Тэхен вдруг поднялся и в один шаг оказался рядом с ним, оперся руками на колонку, на которой сидел Сынюн. Гитара жалобно тренькнула, пальцы замерли. Его лицо оказалось так близко, Кан сглотнул, уставившись на него во все глаза. — Ты чего? — почему-то прошептал он, а Тэхен расплылся в коварной улыбке. Он медленно подался вперед и почти коснулся его удивленно приоткрытого рта. Тэхен остановился всего в каких-то миллиметрах от него. — Я прав или я ошибся? — тихо спросил он, теплое дыхание коснулось лица Сынюна. Тот застыл, будто загипнотизированный удавом кролик. — О чем ты? — Я тебя нравлюсь или нет? Сынюн, опустив глаза, улыбнулся и чуть закусил губу. Неужели в этот момент вся власть перешла в его руки? Нам Тэхен сам спрашивает, нравится он ему или нет? Почти что смиренно ждет решения. Никто и никогда не смотрел на него так, как Нам Тэхен в этот момент. Как будто Вселенная схлопнулась и уменьшилась до размеров этой страшной, грязной, крохотной подсобки, где под потолком болталась единственная лампочка на тощем проводе, где от пыли тяжело дышать (или может, это просто дыхание Тэхена срывалось от волнения). Он смотрел так, словно Сынюн единственный на всем свете. Как будто во всем мире не осталось никого и после долгих скитаний он, наконец, нашел единственного человека. Того самого. Долгожданного. Тэхен смотрел и смотрел, щеки Сынюна залило нежно-розовой краской. Он подался вперед и едва коснулся чуть раскрытых губ. И Тэхен потянулся к нему в ответном прикосновении. Его руки помимо воли обвили шею Сынюна, а пальцы запутались в его волосы. — Не… здесь, — с трудом выдохнул Сынюн. — Не хочу целовать тебя в этой грязной коморке. — Тогда, может, сбежим? Украду звезду у фанатов, — промурлыкал Тэхен, улыбаясь. В ответ Сынюн крепко взял его за руку. — Идем. Никто не видел, как они сбежали через черный ход. Тэхену было немного стыдно, что он бросил Джисон, а Сынюну за то, что кинул свою группу, теперь будут проклинать его, пока грузят инструменты в фургон. — Идем! Идем, — восклицал Сынюн и тащил парня следом за собой. Тэхен только смеялся и старался не отставать, его кожаная куртка хлопала на ветру как крылья ворона. Вышли к центральной улице, поймали такси. Тэхен все гадал, куда поведет его Сынюн. Может, сразу к себе? Но тот назвал странный адрес, далеко от центра. Ехали долго, Тэхен даже успел заскучать. Хотя рука Сынюна, которая лежала у него на бедре и то и дело, как будто случайно, съезжала к паху, немного скрашивала ожидание. Потом еще долго шли по неширокой асфальтированной дорожке, все время в гору. Тэхен, вцепившись обеими руками в ладонь Сынюна, боязливо оглядывался по сторонам, близко подступавшие деревья возвышались по краям дороги, как ночные зловещие стражи. А Сынюн, не сомневаясь, шагал вперед. Внезапно, словно из-за поворота, вышли на площадку, огороженную частым кованным заборчиком. — Ух ты! — выдохнул Тэхен. Перед ним сверкая, как светодиодная полянка, раскинулся ночной Сеул. Автострады переливались ярким светом и сбегали к центру, будто пульсирующие вены к сердцу. Высотки возвышались над низкими зданиями, как поредевший частокол, толстая и широкая серебристая змея Хан, изгибаясь и виляя, резала город пополам. Рука невольно потянулась к фотоаппарату. — Нет, — покачал головой Сынюн. — Хоть ненадолго забудь об этом. — Хорошо, — ответил Тэхен, и улыбка осветила его лицо. Сынюн властно притянул его за талию, а тот чуть прикрыл глаза и закинул руки ему на плечи, скрестив запястья. Тэхен подставил губы под его требовательные, горячие поцелуи. Прядь волос упала ему на лицо. А Сынюну хотелось целовать и целовать его до потери сознания, до дрожи в коленях. Увидеть, как покраснеют и опухнут губы, так часто кривившиеся в надменной усмешке. Чтобы Тэхен стонал, сходил с ума от возбуждения. Чтобы упала и разбилась о землю маска хладнокровия, всегдашнее спокойствие опало, как листочки по осени. Сынюн с наслаждением заглянул в его лицо, глаза, затуманенные от желания. Контроль был утрачен окончательно. Его рука забралась под тонкую водолазку Тэхена, холодная ладонь легла на горячую спину. Кожа под пальцами была мягкой и гладкой, будто шелковой. Сынюн решительно заскользил губами ниже, целуя угол рта, подбородок, шею, за ухом. Тэхен застонал еле слышно, так что Сынюн даже решил — померещилось. И вновь стон, будто настойчивая просьба — взять его прямо здесь и сейчас. Тэхен развратно потерся пахом о его бедро, провоцируя, дразня. — Мы не целовались в подсобке, так давай… не будет заниматься сексом… на улице… — прохрипел Сынюн, Тэхен что-то промычал и потерся лбом о его скулу. С трудом добрались до дому, от нетерпения в такси Сынюн всю дорогу гладил колено Тэхена, то поднимаясь до самого паха, то вновь отступая. В квартире было не убрано, но Тэхен не смотрел по сторонам, он даже вряд ли заметил бы, если б в кухне поселился тираннозавр. Все, что его интересовало, это как поскорее вытряхнуть Сынюна из одежды. И одежда, будто хлебные крошки, прочертила их путь до крохотной спальни. Свет не зажигали, лишь через не зашторенное окно проникали синеватые отсветы фонарей. Они могли видеть лишь очертания друг друга, и поэтому острее и чувственнее сделались прикосновения. — Темная ночь для темных дел, — прошептал Сынюн. Он целовал Тэхена нежно, но настойчиво, язык, будто дразня, то проникал в рот, то отступал. Тэхен ожидал, что ему как всегда все придется делать самому, что в лучшем случае Сынюн подрочит ему на сухую и все. Но оказалось, что опыт у него есть. Тэхен успел только подумать: много ли было у него других? Лишние мысли вылетели из головы, стоило Сынюну перестать терзать его рот и опуститься ниже. Пухлые губы плотно обхватили плоть, и он медленно опустился по стволу до самого основания. Движения, сначала медленные и размеренные, становились все быстрее. Тэхен ласково погладил Сынюна по щеке, мокрой от выступивших слез. В последний момент Тэхен прикусил губы, глухо простонав, и вцепился в изголовье кровати. Сынюн стер сперму трусами, валявшимся рядом с кроватью. Его рука скользнула между ног Тэхена. — Можно? — прохрипел он. — Я… я… я не уверен, что готов. — Как хочешь, — Сынюн улегся рядом с ним, закинув руки за голову. — Ты не обиделся? — почему-то шепотом спросил Тэхен, хотя они и были одни. — Нет, — он притянул партнера к себе и звонко чмокнул. Губы расползлись в ухмылке. — Но мне нужна компенсация. *** Тэхен ушел от Сынюна, когда перевалило далеко за полдень, и вместо того, чтобы словить такси, спустился в метро. Под землей было прохладнее, да и людей в вагоне оказалось совсем немного. Доехал быстро, не пришлось стоять в обеденной пробке, когда все покидают офисы, и на улицах не протолкнуться. К тому же было о чем подумать под мерный перестук колёс. — Где ты был? — крикнул Джину, стоило войти в квартиру. Тэхен прошел из прихожей в гостиную и увидел, что друг устроился на балконе в плетеном кресле. Джину лениво обмахивался веером и с удовольствием уплетал мороженое, судя по оберткам, уже третье. — Мммм… — протянул Тэхен, тоже выходя наружу и присаживаясь на пороге. — Ммм… — передразнил Джину. — Из-за твоего «ммм» Джисон между прочим обиделась. Ты ведь вчера смылся, оставив ее в клубе одну. — Ну, позвоню, извинюсь. Она ведь все еще без ума от того ресторанчика в Каннаме? — Да, — улыбнулся Джину. — Вот и славно. А мороженое еще есть? — по спине у него протекла тонкая струйка пота, воротник нещадно резал шею, и, казалось, даже в рубашке можно спечься заживо. — В холодильнике. А когда Тэхен поднялся и направился в кухню, крикнул вслед: — И мне принеси. Мороженое было жесткое и холодное, замершее до каменного состояния. Шоколадная глазурь покрылась тонкой паутинкой инея. Зубы сводило, но они продолжали жевать. Холодно стало сначала во рту, потом в горле, а потом в желудке. -Так что у вас с Сынюном? — поинтересовался Джину, когда он мороженого осталась только палочка. — Не знаю, — пожал плечами Тэхен, кидая ему еще одно эскимо и разворачивая свое. — Кстати, у тебя желудок не заболит? — От мороженого? Да ни за что. Что-то, настолько вкусное, не может быть настолько жестоким. Он откусил изрядный кусок. — В смысле «не знаю»? Вы теперь встречаетесь или как? — Мы об этом не говорили. Не до того было, — по его лицу расплылась мечтательная улыбка. — Переспали, но ничего не обсудили… хм. На тебя не похоже. Кто ты и куда дел нашего расчетливого Тэхена? — Я, — он облизал губы, — я просто не хочу устраивать разборки. Я счастлив и так. — Ну да, конечно, — Джину закатил глаза. — Сколько тебя знаю, никто так не стремится все выяснить до мелочей, как ты. И теперь ты говоришь, что хорошо и так? — Ладно, — Тэхен помолчал. — Я боюсь спрашивать, вот и все. Одно дело любовь, и совсем другое отношения. С друзьями знакомиться придется, и не просто: «Это мой друг, знакомьтесь», а придется обозначать, что парень, что встречаемся. А если он не хочет… или может, никто пока не знает, что он играет за… другую команду. — Стоп-стоп-стоп! — остановил поток Джину. — Любовь? — Нуу, — Тэхен снова улыбнулся на этот раз загадочно, будто знал какую-то великую тайну. — Что «ну»?! — Ночью… перед самым рассветом он сказал, что… — Что?! Что он сказал?! Да не тяни же ты! — Сказал, что не спит с теми, кого не любит. Косвенно он сказал… Джину взлетел с кресла и присел на корточки перед носом у Тэхена. — Косвенно? Да кому какое дело! Это настоящее признание. А ты? Что ты сказал? — Я-я... — Только не говори: «прикинулся спящим», не говори: «прикинулся спящим», а то я тебя придушу! — затараторил он. — И не «спасибо». — Я… сказал, что тоже. — Ооо… — восхищенно выдохнул Джину. — Знаешь, я рад за тебя. Тэхен только белозубо улыбался. Несмотря на жару, несмотря на то, что он обливался потом, а от влажности было трудно дышать, ничто не могло омрачить его счастья. Сынюн любит его! Любит! Сам сказал. — Джину-я, — Тэхен вдруг посерьезнел и, не глядя на друга, сказал: — Я слышал, ты дал отставку Мино. — Да, — досадливо ответил он, — еще на прошлой неделе. Девять дней назад. Но спасибо, что беспокоишься. — Прости, — брови Тэхена сошлись жалостливым домиком. — Я был так поглощен учебой, а главное Сынюном, что… — Ничего. — Да нет же! Я… мне очень жаль. Я должен был… обязан был быть рядом с тобой. — Я уже большой мальчик, к тому же, ты же знаешь, не впервой. — Но я думал, Мино… — Мино забыт. Все, — резко перебил Джину. Тэхен покачал головой. Джину вдруг придвинулся и спрятал лицо у него на коленях, Тэхен машинально, как ребенка, погладил его по голове. — Он бросил работу ради меня. — Правда? — Да. А я… я так поступил с ним. Что я за чудовище? Почему из-за меня он отказался от своей жизни? Зачем такому, как я, вообще жить? — Не говори так! Ты добрый, ты заботливый, милый и умный. Ты ни в чем не виноват, ты не просил Мино ходить за тобой хвостом. Это его собственный выбор. — Но… — Нет-нет. Даже не думай винить себя. — И все-таки я виню. Мне стоило, наверное, сразу ему все рассказать. Но…, но я эгоист, мне нравилось его внимание. Нравилось! — его голос срывался от подступающих слез, прозвучали истеричные нотки. — Как он вдруг целовал меня, как крепко прижимал к себе. Я…я ведь… — Не говори мне, что… — Да, — его плечи затряслись от рыданий. — Да, я люблю. Тэхен молча обнял его, не знаю, что нужно говорить в таких случаях. Утешения вообще давались ему с трудом. — Ну-ну, — выдал он, гладя Джину по спине. Он думал, ничего не может испортить ему настроения. Оказалось, горе лучшего друга — вот что омрачит этот день.