***
На улице было холодно. Фредерик подозревал что-то подобное, но почему-то это все равно стало неожиданностью. Его пробрала дрожь, и он обхватил себя руками, надеясь, что тело быстро привыкнет к легкому морозу. По крайней мере, раньше, чем окоченеет. — М-да, прохладно, — Винсент предусмотрительно надел перчатки, но все равно тер руки друг о друга. Он получше обмотал вокруг шеи большой цветастый шарф, спрятав там половину лица. — Ну что, идем, или так и будем тут мерзнуть? — Как будто дальше теплее, — проворчал Фредерик. Но дальше и правда стало теплее: движение и привычка делали свое дело, так что пока они добирались до машины по подмерзшей грязи, Фредерик успел почти полностью согреться. — Опиум помог? — спросил Винсент. Фредерик нахмурился: — По крайней мере, никакой Элизы я больше не слышал. Но, может, она просто не захотела меня мучить. — Вряд ли надолго. — Оптимист. Винсент пожал плечами. Он споткнулся и едва не упал в грязь, отчего вполголоса выругался в шарф. — Рик, я просто начинаю думать, что приезжать в Дом было не такой уж хорошей идеей. — С чего ты взял? — С потолка, — огрызнулся Винсент. — Разве ты не видишь, тут и без нас полно призраков, а мы еще и везем своих собственных. Фредерик пожал плечами. Теперь поздно сожалеть о том, что они сделали — или не сделали. Винсент никогда не был склонен к сожалениям, странно, что он заговорил об этом теперь. Фредерик осторожно покосился на брата, но Винсент, похоже, больше не собирался разговаривать. Завернувшись в шарф, он сунул руки в карманы куртки и шагал вперед, следя за тем, чтобы снова не споткнуться. Машина стояла несколько дальше, чем рассчитывал Фредерик. По крайней мере, у него уже успели замерзнуть руки, и он пожалел, что не взял с собой перчаток. Стоило об этом подумать, но он почему-то не ожидал, что так резко и сильно похолодает. — М-да, — Винсент остановился перед машиной и скептически осмотрел увязшие в подмерзшей грязи колеса. — Что за скотство? — Заморозки, грязь… — Ну, спасибо, что объяснил. Давай, что ли, попытаемся вытащить нашу колымагу. — Нет уж. Сначала — залезай внутрь. Винсент посмотрел на брата с недоумением, но тот пожал плечами: — Если ты хочешь замерзнуть, то я все-таки предпочту погреться. — Разумно. Они забрались внутрь машины и включили печку. Через пару минут она уже начала уютно согревать салон в целом и ноги в частности. Винсент распустил шарф, а Фредерик полностью расстегнул куртку и блаженно зажмурился. — Не обижайся, — сказал он, — но в данный момент ты очень забавно выглядишь в очках. Винсент пожал плечами. День стоял пасмурный, и он вполне мог обойтись без очков в доме с занавешенными окнами, но только не на улице. — Честно говоря, я к ним уже привык. — Зато по ним нас легко отличить друг от друга. — Как будто иначе сложно! — рассмеялся Винсент. — Прошло время детства, братик, когда мы могли запросто дурить учителей. Фредерик тоже улыбнулся. Он отлично помнил то время, когда деревья были выше, трава зеленее, а они оба пытались учиться. Впрочем, конечно, учились, очень даже неплохо. Но куда лучше Фредерик помнил долгие зимние ночи, когда они с братом забирались под одеяло и рассказывали друг другу мрачные истории, которые придумывали тут же, на ходу. В то время у Винсента еще не было таких проблем с глазами, и близнецы действительно были похожи настолько, что могли запросто обмануть учителей, когда им было выгодно. Едва заметно Фредерик вздохнул. Тогда у Винсента не было проблем с глазами, а его руки не украшали татуированные змеи. Тогда сам Фредерик понятия не имел, чем же толком занимается их отец, и ему не снился призрак Дианы. Не было сотни встреч и расставаний, не было ошибок или сожалений, триумфов и поражений. Толком не было их самих. — Вот так бы и уснуть, — пробормотал Винсент. — Тепло и хорошо. Может быть, даже призраки тут не достанут. — Поменьше думай о призраках. — Да? А ты не боишься разбудить самого главного, который надежно схоронился в этих стенах? — Ты о Лукасе? Фредерик сам поразился, с какой легкостью он проговорил это имя и допустил саму мысль. С какой небрежностью он начал думать о событиях годовой давности. — Ты же видел все в тот вечер? — спросил Фредерик. — Еще спрашиваешь. Ты знаешь. — Да. Конечно. Просто никак не могу понять, почему нас так пугает этот призрак. Винсент пожал плечами: — Не только он. За год у нас прибавилось кошмаров и голосов. Страшно подумать, что будет на следующий Хэллоуин! Он в притворном ужасе закатил глаза, и Фредерик невольно улыбнулся. — Ладно, — сказал он. — Давай, наконец, займемся машиной. Не знаю, как у тебя, а у меня большие планы на вечер, не хочу проторчать здесь все время.***
— Что это? Анна выжидающе смотрела на Кристину, но та, похоже, совсем не понимала, чего от нее хотят. Она только вошла в гостиную, ее волосы были влажными, а значит, она все же отчистила ванную. Не потрудившись встать с дивана, Анна наклонилась и постучала пальцем по тонкой папке на столе. — Я об этом. О том, что ты собрала на Лукаса. Свободной рукой Анна перебирала четки, и их щелчки изящно вплетались в негромкую музыку и пение Анабель с кухни. — О папке? — Кристина смутилась. — Не понимаю. Но она прекрасно понимала, Анна это видела. Она сама успела ознакомиться с содержанием листов, поэтому знала, что в них нет ничего особенного. Но Анну возмущал сам факт того, что эта девчонка копала информацию о Лукасе. — Как она попала к тебе? — Кристина перестала отрицать очевидное. — Не важно. Главное, какого черта ты искала информацию о Веласкесах? — Хотела навести справки. — Это называется шпионаж. — Извини. Я всего лишь хотела узнать о вас больше. — Можно было спросить. Разумеется, Анна ничего бы не стала отвечать. Уж точно не Кристине. Но это не меняло того, что не стоило копать под них. Кристина не имела никакого права. — Братья вернулись? — Кристина попыталась перевести тему, оглядывая появившиеся с гостиной вещи. — Только что. Машина перед домом, можешь взять свои вещи. Кристина быстро скрылась, даже не подумав о том, чтобы забрать папку с собой. Видимо, тоже решила, что информация в ней не особенно важна. Как попала… Анна презрительно фыркнула. Когда братья принесли оставленные в салоне вещи, заметить тонкую папку было несложно. И если их самих она не заинтересовала, то Анну — очень даже. Особенно когда она любопытства ради открыла первую страницу и увидела имя Лукаса Веласкеса. Если бы у Анны не было других неотложных дел, она бы обязательно преподала урок Кристине. Чтобы навсегда отбить охоту лезть в чужие жизни.***
— Ани, дорогая, сколько можно пропадать на кухне! Мы же сюда отдыхать приехали. Анабель наморщила носик: — Если ты не заметил, то в данный момент я получаю от этого удовольствие. А значит, отдыхаю. Винсент пожал плечами, но возражать не стал. В конце концов, он еще отлично помнил, что сестра прекрасно готовит, а значит, вечером будет вкусная еда, помимо прочих удовольствий. — Мне уже хочется вечера, — пробормотал он. Анабель взглянула на него с удивлением: — Кто же мешает тебе начать развлекаться прямо сейчас? — Изначально — идиотская машина, застрявшая посреди дороги. — Ее уже вытащили. — И то верно. Винсент уселся на стул, вытянув ноги. Конечно, еще бы неплохо выпить кофе, но вставать было совершенно лениво, а просить Анабель как-то совестливо. Она и без того крутилась вокруг плиты, подпевая игравшей по радио новомодной британской группе. Выглядела сестра вполне довольной жизнью, так что Винсент даже чуточку позавидовал. С очередной коробкой в руках вошел Фредерик. Молча указав ему на стол, Анабель даже не отвлеклась от сковородки. Коробка звякнула, и Винсент сделал вывод, что в ней, похоже, алкоголь. Как будто его мало оставалось в самом Доме. Впрочем, сборы и списки необходимых вещей были целиком на совести Анабель, Винсент предпочитал не вмешиваться и ни о чем не спрашивать. Фредерик уселся на стул рядом с братом и достал из коробки бутылку. Ею оказалось красное вино, хотя Винсент не мог увидеть этикетку. Без лишних разговоров Фредерик начал ее открывать. — Эй! — обиженно попыталась оборвать его Анабель. — Это на глинтвейн, между прочим! Пробка с негромким звуком поддалась. — На глинтвейн там еще более, чем достаточно, — Фредерик сделал несколько глотков. — Мы хорошо потрудились с этой чертовой машиной, так что можем себе позволить отдохнуть. Он передал бутылку брату, и Винсент с сомнением ее оглядел. Но мужчина первый раз в жизни видел такое вино, и оставалось лишь надеяться, что оно неплохое. Впрочем, так и оказалось: сделав пару глотков, Винсент пришел к выводу, что вино отличное, а Дом, похоже, не настолько опасен. Он отдал бутылку Фредерику и улыбнулся: — А что, вечер, похоже, начинается, и весьма приятно. — Как мало тебе надо для хорошего вечера. — О, Рик, в последнее время я стал неприхотлив. Сегодня спокойный день, который обещает быть еще лучше. Я доволен. Фредерик улыбнулся: — Догадываюсь, как ты мог бы его еще улучшить. Винсент с недоумением посмотрел на брата. Но тот довольно улыбнулся и, не собираясь передавать бутылку, салютовал ею и сделал еще один хороший глоток. Тогда Винсент тоже хитро улыбнулся, взял еще одну бутылку вина под ворчание Анабель и отправился наверх.***
Происшествие с папкой действительно расстроило Кристину. Помимо всего прочего, она чувствовала себя виноватой, даже мысль о том, что Лукас интересовался ею самой, уже не казалась достаточным оправданием. Волосы высыхали с трудом, и Кристина десять раз успела пожалеть, что не взяла с собой фен. Она как раз размышляла, как бы выйти к машине за вещами, когда в дверь постучали. На пороге оказался Винсент с бутылкой вина. — Думаю, надо отпраздновать приезд. И, не дожидаясь приглашения, он прошел внутрь, на ходу глотнув открытое, как оказалось, вино. В другой руке у него была пара бокалов, так что, усевшись на кровать, Винсент поднял облако пыли и начал разливать вино. При этом оба бокала так балансировали, что грозились пролить кровавую жидкость точно на старые желтые простыни. — На самом деле, я собиралась спуститься к машине за вещами. — Правда? — Винсент протянул Кристине один из бокалов. Она взяла его, но пить не стала. Наоборот, поставила на стол. — Правда, Винс. Я хочу, чтобы мои вещи были рядом, а кровать застелена нормальными простынями. И тогда я вся твоя. — Придется поймать тебя на слове. Он вздохнул и поставил собственный нетронутый бокал и бутылку на стол. — Тогда схожу вниз. Только никуда не уходи. — Я постараюсь. Кристина проводила Винсента до двери, где он неожиданно обнял ее, прижав к стене. Его руки сжимали ее запястья, а пряди волос Кристины щекотали лицо Винсента, когда он целовал ее. — Мокрые, — улыбнулся он. — Мне нравится. Он пах вином и морозом, и это нравилось Кристине. Но Винсент отпустил ее и скрылся за дверью, направившись вниз. Оставшись одна в комнате, Кристина вернулась к кровати. Собранные волосы рассыпались по плечам, потревоженные порывом Винсента, но было поздно об этом жалеть. Вместо этого Кристина попробовала вино, и после вкуса губ Уэйнфилда ей на миг показалось, будто он снова целует ее. Улыбнувшись собственным мыслям, девушка опустила бокал, решив дождаться возвращения Винсента. Можно начинать праздновать! Тем более, когда имеешь дело с Уэйнфилдами, никогда не знаешь, что может прийти им в голову. Кристина нахмурилась и прислушалась: действительно, какой-то шорох. Отставив бокал в сторону, она поднялась и подошла к стене, которая, как она помнила, была общей с комнатой, где пентаграмма на полу. Так и есть: настойчивый звук, как будто кто-то скребется с той стороны. Отчаянно и безнадежно. Невольно вспомнился чулан на этом этаже и глубокие борозды от ногтей на внутренней стороне двери. Еще давно Винсент рассказывал, что они остались от прежнего владельца, который ужасно боялся темноты, но однажды оказался случайно там заперт. Наверное, он скребся точно также: не в силах открыть дверь, не имея возможности выбраться и безумно боясь того, что окружает. Дверь комнаты скрипнула. Кристина крутанулась на месте и встретилась с удивленным взглядом Винсента, державшего в руках ее вещи. — Что такое? Все в порядке? — В соседней комнате кто-то скребется. Без лишних вопросов Винсент оставил ее вещи и бесшумно вышел из комнаты. Но вернулся буквально через пару секунд. — Кристина… та комната пуста. Ты уверена, что слышала что-то? Кристина не сомневалась. Но в голосе Винсента было столько надежды, он так хотел начать праздновать, а не думать о призраках, кошмарах, голосах или черт знает о чем еще. И Кристина была вынуждена признать, что тоже хочет именно этого. Поэтому она улыбнулась: — Нет, наверное, показалось. В этом доме постоянно ждешь чего-то странного. Но когда Винсент снова обнял ее, она чувствовала его запах мороза, ощущала вкус вина на его губах, а краем уха все равно уловила тихий, теперь едва заметный, скрежет.***
Вино давно закончилось, а Кристина и Винсент успели заняться сексом на новых простынях. Кровать оказалась удобной, и Уэйнфилд уснул, судя по всему, без кошмаров. Кристине показалось, она тоже задремала — ей было тепло и уютно в объятиях Винсента среди обновленных простыней. Но ее разбудил шорох: снова тот скрежет из соседней комнаты, как будто кто-то очень хотел, но не мог выбраться. Сжавшись рядом с Винсентом, Кристина зарылась лицом в его волосы, надеясь, что шорох стихнет. Но пока, похоже, он не собирался этого делать. Звукоизоляция в доме была отличная, так что Кристина не слышала, что творилось на этаже или, тем более, внизу. И в этой почти тишине шорох казался четким и громким. Невольно вспомнился кадр из ужастика, который девушка смотрела давным-давно: главная героиня прикладывала ухо к стене, а камера показывала, что с другой стороны то же самое делал мертвец. От подобных мыслей становилось совсем не по себе, и Кристина попыталась еще теснее прижаться к Винсенту. Он заворочался и, кажется, проснулся, но открывшаяся в комнату дверь уж точно окончательно его разбудила. — Веселитесь? На пороге застыл Фредерик, а шорох стих, как будто его и не было. — У вас есть минут сорок до глинтвейна и представления Ани. — Представления? — сонно спросил Винсент. — Какого еще представления? — Ты разве забыл, что наша маленькая сестренка отлично танцует? Развалившись на кровати, Винсент улыбнулся, не открывая глаз. — О да, танцы Анабель… минут сорок, говоришь? Тогда подожди с нами. — Эй-эй, не так быстро! — Кристине совсем не нравилась эта мысль. Винсент открыл глаза и посмотрел на нее с удивлением, потом рассмеялся: — Кристина, в постели можно заниматься множеством удивительных вещей. Фредерик пересек комнату и уселся рядом с Винсентом. Они оба как-то быстро, четко и без лишних слов поняли друг друга и устроились так, чтобы вместе с Кристиной составить круг. — Мы будем колдовать? — скептически спросила она. Завернувшийся в одно из одеял Винсент покачал головой: — Мы будем рассказывать страшные истории. И действительно рассказывали. Правда, прежде Фредерик приглушил свет и оставил только свечи на столе в ногах кровати. Их тени и блики изящно ложились на стены и потолок, путались в убранном пологе кровати и придавали лицам странное, потустороннее выражение. Начал Фредерик. И поведал историю о похищении и о том, как жертва перещеголяла похитителя в безумии и подвесила его распотрошенные внутренности на люстре. В мрачном доме на отшибе эту историю можно было особенно хорошо прочувствовать, и Кристина невольно поежилась. Она и думать забыла о таинственном шорохе, который больше не повторялся. Вымышленные ужасы теперь занимали куда больше. Едва закончил Фредерик, Винсент выдержал подобающую моменту паузу, и начал рассказывать собственную историю. В его глазах отражались свечи, а низкий голос буквально гипнотизировал. И он рассказывал о брате и сестре, которые жили в этом доме когда-то давно, о глазах в банках и коллекции черепов. О том, как на одном из них была записана эта история, прежде чем были выпущены пули, чтобы оборвать жизни оставшихся героев. Когда Винсент замолчал, все трое еще несколько минут провели в тишине. Пока, наконец, Кристина осторожно не прочистила горло: — Теперь моя очередь? Фредерик покачал головой: — Боюсь, что в следующий раз. Иначе Ани будет нас ждать, а она очень злится в таких случаях. Пока Винсент и Кристина одевались, второй Уэйнфилд погасил свечи, оставив только приглушенный электрический свет. Все вместе они последовали в комнату с нарисованной пентаграммой. Ее самой не было видно: весь пол покрывали цветы. Приглядевшись, Кристина поняла, что это орхидеи. Анна уже ждала их: держа в руках бокал с вином, она сидела на кровати, закутанная в черный шелковый халат с то ли японскими, то ли китайскими мотивами. — Наконец-то! — улыбнулась стоявшая посреди цветов Анабель. — Ну-ка по глинтвейну, пока он не остыл, и готовьтесь смотреть. Она была в красивом синем платье, но рассмотреть подробности изящно задрапированной ткани было попросту невозможно в скудном свете свечей. Кристина и Уэйнфилды взяли по глинтвейну с маленького столика у стены и уселись рядом с Анной, приготовившись. Неуловимым движением Анабель включила музыку, и комната наполнилась приятными неторопливыми звуками, чем-то средним между современной электроникой и шаманскими напевами. Также медленно начала двигаться Анабель: ее босые ноги легко ступали по цветам, руки взлетали, а вслед за ними и широкие рукава платья, будто птичьи крылья. Но едва мелодия сменилась на более быструю, Анабель сделала еще одно неуловимое движение, и платье опало к ее ногам бесформенной грудой ткани. Совершенно обнаженная, она выскочила из синевы и закружилась на цветах, взметая их нежно розовые (или такими они казались при свечах?) лепестки. Глинтвейн был прекрасен. Сладковатый, терпкий и, разумеется, горячий. Он опьянял и согревал, а движения Анабель казались спаянными в единое целое друг с другом и с музыкой. Кристина даже не поняла, когда закончился танец: то ли до поцелуя Винсента, то ли уже после него. Во всяком случае, глинтвейн оказался допит, а сама Анабель, так и не одевшись, шептала ей на ухо: — Идем. Идем дальше. Видимо, в подогретом вине были не только традиционные травы, но и что-то из личных запасов Анабель, не зря же кто-то из братьев говорил, что она любит добавлять в напитки некие, одни ей известные, снадобья. Они пришли в ванную. Наполненную какой-то темной жидкостью, а вокруг тоже валялись цветы. — Кто первый хочет искупаться? — улыбнулась Анабель. Судя по запаху, это было вино. Кроваво-красное вино, наполнявшее всю ванную. Винсент подошел первым, но, похоже, не собирался купаться. Со странным, застывшим выражением лица он сунул кончики пальцев в жидкость, но тут же отдернул их. — Пожалуй, я останусь в комнате. Подожду вас там. Фредерик с удивлением посмотрел вслед брату, но не стал его останавливать. Анабель же, так и не потрудившаяся одеться, с веселым смехом залезала в ванную.***
Вернувшись в комнату, Винсент уселся прямо в цветы. Теперь их примятые лепестки, их сохранившееся изящество казались насмешкой. Над тем, что он позволил себе забыть о кошмаре, позволил не узнать его. Все эти танцы посреди орхидей. Ванные, наполненные кровью… ах да, не кровью, а вином. Но это ничуть не меняло дела: ванная хорошо напомнила о повторяющихся кошмарах, где были почти те же самые сюжеты. Не хватало только четок Анны, но Винсент не сомневался, что они всегда с ней и уж точно были сегодня днем, даже если он их не видел. Его кошмары просто описывали этот день — и тот, что был больше года назад. Неясным ощущением намекали на него. Зачем? Сны всего лишь вели к этой ночи? Дверь скрипнула, но Винсент не стал оборачиваться. Только когда его руки коснулся черный шелк, он понял, что пришла Анна — последний человек, которого он ожидал и хотел видеть. — Что случилось, Винс? Ты ушел так стремительно. — У меня нет настроения обсуждать это с тобой. Он резко поднялся. — Ты не забыла, Анна? Сегодня Хэллоуин. Истекает обещание, данное Лукасу. — Я помню. Только не надо говорить, что ты жалеешь о том, что было. Винсент пожал плечами. Анна продолжала сидеть на полу, не поднимая головы, так что за густыми темными волосами было невозможно увидеть выражение ее лица. — Лучше пойду к себе, — сказал Винсент. — Передай остальным, пусть празднуют без меня. А я попробую поспать — если смогу, конечно, в этих оживающих кошмарах. — Я могу тебе помочь, — неожиданно сказала Анна. Уэйнфилд уже успел дойти до двери, Анна не видела его, но так и не повернулась, как будто не хотела его видеть. Как будто это не было нужно. — Я могу помочь, — повторила она. — Если ты хочешь спать. Помнишь снадобья Лукаса? У меня кое-что осталось, снотворное там точно есть. Конечно же, Винсент не собирался ничего принимать от Анны — как минимум потому, что от нее. Ему вообще не хотелось ее больше видеть, и радовала только мысль, что больше не придется защищать и оберегать ее, как того хотел Лукас. Но потом он увидел четки в руках Анны. Они почти сливались с ее густыми волосами и темным шелком, распластанным на цветах. Но Винсент хорошо видел отблески свечей на маленьких бусинах. Он слышал щелчки, когда Анна неторопливо и по привычке перебирала их. Еще один маленький штрих его кошмаров, которые набирали силу. — Хорошо, — сказал Винсент. — Где твое снотворное?***
Без Винсента все стало пресным и скучным, так что Фредерик вскоре тоже покинул ванную. У него была мысль отыскать брата, чтобы выяснить, что же вдруг так резко изменило его настроение, но он уважал стремление к уединению и чувствовал, что сейчас Винсенту нужно именно оно. Он только надеялся, что Анна пошла не за ним. Облокотившись на перила лестницы, Фредерик наблюдал с верхней площадки весь первый этаж в приглушенном электрическом свете. Насколько он помнил, яркого здесь не было никогда, Лукас об этом позаботился. О да, Лукас. Вон все, что от него осталось, бурое пятно внизу лестницы. Если б все зависело только от желания Фредерика, он бы давно вытравил его, сменил пол, если потребуется. Но Анабель никогда не позволит подобного. Она с таким остервенением держится за каждый клочок памяти о Лукасе, как будто… …как будто ее не было здесь той ночью. Половицы за спиной Фредерика скрипнули, и он знал, что это брат. Что ж, наконец-то. Фредерик обернулся: — Ты все-таки решил к нам присоединиться? Винсент его, похоже, не слышал. Он привалился спиной к стене и тяжело дышал, его била крупная дрожь. Только тут Фредерик начал понимать, что здесь что-то не так. Он схватил брата за плечи и хорошенько встряхнул: — Винс? Что ты принимал, Винс? Но тот его не слышал: его глаза закрылись, а тело обмякло, так что Фредерику пришлось усадить брата на верхней ступеньке, прислонив к стене. Не на шутку испугавшись, Фредерик начал трясти Винсента, но это не помогало. Из ванной появилась Кристина и, едва увидев открывшуюся картину, тоже встревожилась. Винсент по-прежнему не приходил в себя, хотя Фредерик видел, что он размеренно дышит. Его лицо стало белым, а губы приобрели какой-то синюшный оттенок. Фредерик был близок к панике, потому что понимал: он ничего не может сделать. — Спокойно! — Кристина вовремя взяла дело в свои руки. — Быстро неси его в комнату.***
Когда Винсент был все-таки уложен в постель, а на шум прибежали Анабель и Анна, стала очевидной одна вещь: Винсент спокойно и размеренно дышал, можно было решить, что он спит. Только просыпаться он не собирался. И разбудить его было невозможно.