тогда
Элион перестало рвать только через несколько часов после того, как Корнелия в первый раз осталась с ней в пыльной, как будто и нетронутой вовсе уборной в книжном магазине. Хэйл, успокаивающе гладя подругу по худому плечу, покрытому красными полосами, оставленными острым гравием на нежной коже, пыталась шептать ей извинения, хотя, впрочем, осознавала, насколько нелепы были все ее попытки что-то сказать Элион. Та наверняка пребывала в состоянии фатальной дезориентации, которое спровоцировало алкогольное отравление — черт бы побрал паленую водку, которой бармен пичкал гостей Нортонов этой ночью. И если Корнелия Хэйл порой выносила и не такие испытания, как обычный некачественный алкоголь, то тело Элион, очевидно, к такому готово не было. Когда желудок Браун остался совершенно пуст, она подняла мутные, подернутые пеленой сонливой усталости, бессилия и слабости глаза на Корнелию и умоляюще прошептала плачевное «пить», цепляясь за увитое браслетами запястье Хэйл. Иссохшие губы Элион, покрасневшие белки ее глаз, растрепанные белые волосы, тонкими прядями обрамлявшие почти еще детское лицо, вызывали у Корнелии тошнотворную жалость и остро ощутимое жжение в области отчаянно бьющегося сердца. В конце концов, она понимала: состояние Элион — только ее вина. Она мягко отстранила ладонь Элион от своей руки и резво поднялась на ноги, намереваясь отыскать воду и Рика Хоффмана, который, несмотря на очевидный кретинизм, что бросался в глаза Корнелии едва ли не каждую секунду проведенного с ним времени, мог бы донести Элион хоть до диванчика в читальном зале. Хорош бойфренд, оставил свою девушку корчиться на холодном кафеле возле старого унитаза, подумала она, распахнув дверь, но тут же едва не стукнулась лбом о нос Рика. Заметив в его руке стакан, Корнелия отошла в сторону и молча позволила ему опуститься на то место, где минутой ранее сидела она сама, наблюдая, как Хоффман аккуратно поднес воду к губам Элион и позволил ей маленькими глотками выпить содержимое. И вот что удивительно: уже через пару секунд Элион ровно задышала и, прикрыв глаза, кажется, провалилась в крепкий глубокий сон, а Корнелия вслед за ней ощутила слабость в ногах и зудящую сухость в глазах. — Спальное место только одно, но, полагаю, мисс Хэйл предпочтет отправиться к себе домой, а не ночевать в старой пыльной лавке, — без намека на вопросительную интонацию в холодном голосе проговорил Рик, осторожно поднимая на руки безвольное тело Элион Браун. — И оставить Элион здесь одну? — воскликнула Корнелия, и прорисованные брови взлетели вверх так, что на мраморном лбу проступила пара неглубоких морщинок. Хоффман фыркнул в ответ, но от комментариев воздержался, возможно, позволяя Корнелии продолжить свою заготовленную тираду. Но, если признаться честно, то, возможно, впервые за время их знакомства, у мисс Хэйл не было ни желания, ни сил продолжать перепалку. Она проследила за тем, как Рик безразлично мотнул головой и вышел из уборной. Как и подозревала Корнелия, Хоффман не придумал ничего лучше, чем уложить Элион на диван прямиком в общем зале книжного магазина. Несмотря на то, что выглядел он вполне прилично, Хэйл не могла не думать о том, сколько человек просидело здесь, выбирая книгу или ожидая своей очереди на покупку. Поморщилась. Потом, правда, подумала, что лучше уж на диване в «Ye Olde Bookshop», чем на холодной крыше «Пинк». И уж тем более лучше, чем в постели мопса Стэнли. Корнелия неловко обхватила себя руками, глядя на то, как бережно Рик Хоффман укрыл клетчатым пледом Элион. Это сейчас она выглядела такой беспомощной, но наутро, обретя вновь способность мыслить здраво, наверняка посмотрит на Корнелию взглядом полным осуждения и станет холодно отвечать на все вопросы о ее самочувствии. Заслуженно, конечно; именно поэтому Хэйл и не спешила придумывать себе оправдания. Корнелия усмехнулась. Вот ведь как вышло: она так отчаянно стремилась вернуть внимание Элион, заставить ту хоть на короткий миг позабыть ее нового парня, а в итоге теперь сидела в книжном магазине Рика, нуждаясь в его помощи. И, если совсем честно, в глубине души Корнелия этому радовалась. Тяжело вздохнув, Хэйл упала в кресло и прижала к зудящим глазам ладони. Закономерно наступившая после адреналинового шока усталость ощущалась целой каменной глыбой, свалившейся на хрупкие плечи в один короткий миг. Корнелия точно знала, какими по весу бывают куски скал, когда беспрестанно, один за другим, отправляла их в сторону гвардий князя Фобоса, и сейчас их тяжесть едва ли не перекрывала доступ кислорода. Стало трудно дышать, горло сдавило от подступивших слез, а еще отчаянно захотелось закутаться в теплое одеяло и уснуть с надеждой, что произошедшее — лишь дурной сон, и ее подруга не пережила попытку изнасилования. Но, к сожалению, Корнелия знала, что даже если у нее и выйдет заснуть, то произошедшее от того не станет менее реальным. — Держите, — голос Рика разрушил оцепенение, и она, вздрогнув, подняла покрасневшие глаза. Протянутый им плед казался сейчас насмешкой, между тем, Корнелия практически сразу выхватила его из рук Хоффмана. Скинув туфли с затекших ступней, она накинула на плечи плед и поплотнее в него закуталась, поджимая под себя ноги и поудобнее устраиваясь в кресле. Не время сейчас рыдать, напомнила себе Корнелия, и ее губы практически против воли растянулись в вежливой улыбке, за которой, правда, не нашлось бы и толики искренности. — Я, кажется, не поблагодарила Вас за то, что приехали так быстро. — Не стоит. Я не ради Вас старался, — парировал Рик, наливая в чашку чай и протягивая ее Корнелии. В Хоффмане многое раздражало, подумалось ей, но больше всего — деланная галантность, до тошнотворного книжная и наверняка ненастоящая. Едва ли в двадцать первом веке нашелся бы хоть один человек его возраста, который соблюдал правила этикета столь ревностно, и потому, решила Хэйл, все происходящее — не более, чем фарс. Однако его мелкие привычки, которые несложно было заметить, все же сбивали с толку: сколько он еще сможет держать идеально ровную осанку? Как долго планирует разговаривать с подчеркнутой и почти ненастоящей вежливостью? Хмыкнув, Хэйл обхватила руками чашку и вдохнула приторный аромат свежего чая. Фантомная сладость разлилась по языку, заставляя поморщиться. — Лаванда? Ромашка? — О, кажется, имею честь говорить с ценителем. Или Вы всего лишь хорошо разбираетесь в цветах? — Нет. Скорее, пытаюсь унюхать… — Слово «яд» так и застыло на кончике языка, оставшись несказанным. Вряд ли Рик Хоффман планировал убить лучшую подругу своей девушки, тем более, таким неоригинальным способом. Может, Корнелия и вовсе выдумала их взаимную неприязнь: взыграла ревность, обострилось недоверие, и вот она уже решила, что Рик — главный ее враг. Вероятно, так и произошло, и ее страхи могли оказаться нелепыми домыслами. Только отчего тогда Хоффман глядел на нее так, будто пытался уличить в чем-то? Корнелия, так и не договорив, махнула рукой и несмело отпила из чашки. Неожиданно горьковатый вкус наполнил рот и заставил поморщиться. — Кажется, стоило предложить Вам кофе, мисс Хэйл. «Да», — отозвалась мысленно Корнелия, но вслух произнесла: — Нет, чай вполне подходит. Рик, — она назвала его по имени едва ли не впервые за все время их знакомства и прищурилась, когда перехватила его взгляд, — как много романов девятнадцатого века Вы прочли за свою жизнь? Просто пытаюсь понять, Вы сами научились вести себя и общаться, как персонаж из какой-нибудь «Гордости и предубеждения», или это врожденное. — Могу заверить Вас, что и о гордости, и о предубеждениях я узнал не из книги. — Не поверю, что владельца книжного магазина обошла стороной классика, — усмехнулась Корнелия, но, увидев, как безразлично пожал плечами Рик, вскинула брови. — Правда не читали? — Не читал. Но что в том удивительного? Едва ли поверю, что Вы прочли всю классическую литературу. — Нет, но я и не притворяюсь аристократом. Без обид, просто Вы первый человек в моей жизни, который говорит так размеренно и чопорно. И сидит настолько прямо, кстати. — Корнелия окинула взглядом его фигуру, улыбаясь. Сама она, пусть и сутулилась редко из-за своих привычек, все же позволяла себе сейчас расслабиться в кресле. Нога ее опустилась вниз, но задела одну из туфель, и та упала отчего-то со слишком громким звуком. Неужели они до этого говорили так тихо, что подобный звук вмиг разрушил очарование наступившего спокойствия? Рик, усмехнувшись, окинул взглядом обувь Корнелии. — Что? — Едва ли Вам нужно притворяться; окажись мы в другом времени, Вы бы сошли за аристократку. Правда, возможно пришлось бы отказаться от настолько вульгарной обуви. — Возмутительно! Никакая она не вульгарная, — вспыхнула Корнелия возмущенно. Она была практически тронута замечанием Рика насчет ее аристократичного вида, однако теперь он едва ли дождался бы хоть слова благодарности. — Это Versace из последней коллекции. Между прочим, стоит целое состояние: каблук из кожи питона, он в этом сезоне особенно актуален. — Варварская мода, — коротко отозвался Рик. Его лицо точно на мгновение освободилось от привычной маски холодности и безразличия, и, казалось, глаза его в приглушенном свете гневно блеснули. Впрочем, Корнелия не привыкла обсуждать свой модный выбор в негативном ключе. Уж тем более ее не интересовала критика мужчины, который… Впрочем, достаточно было и этого факта. Корнелия хмыкнула. Чай на языке разлился еще большей горечью. Атмосфера ледяного напряжения, которая, казалось, заметно оттаяла после неловкого разговора о книгах, вновь сковала все окружающее их пространство. Хэйл взглядом окинула замершую фигуру Рика, чей взор был прикован к Элион, сонно и неразборчиво что-то забормотавшей. — Давно вы встречаетесь? — Что? Лицо Рика приняло изумленный вид. Впрочем, его непонимание словно было вызвано не сутью вопроса, а его формулировкой: как если бы он действительно не понимал значения слова встречаться. Такая мысль заставила Корнелию улыбнуться практически искренне. С каждым днем, с каждой новой встречей мистер Хоффман все больше казался похожим на героя исторического романа, а не на живого человека — это правда, но едва ли слово «встречаться» могло действительно застать его врасплох. Так Корнелия, по крайней мере, думала. Она терпеливо повторила вопрос и склонила голову в ожидании: от Рика, казалось, можно было добиться большего количества ответов, чем от Элион. Хоффман молчал дольше, чем ожидалось, и, может, чем следовало. Настолько долго, что Корнелия уже практически отвлеклась от интересовавшего ее вопроса на сильное чувство голода, стянувшее желудок: поесть на вечеринке так и не довелось. — Мы не вместе. Элион мне дорога, но едва ли мое поведение по отношению к ней хоть сколько-нибудь напоминает ухаживание. — Тогда с какой стати вьетесь вокруг нее без остановки? — Иногда с человеком всего лишь приятно проводить время. Причиной тому, конечно, может быть влюбленность, но едва ли все станет сводиться только к ней, — заметил Рик и откинулся на спинку кресла, в котором сидел, стянув очки с переносицы и прикрыв глаза. Его лицо расслабилось, и Корнелия впервые обратила внимание на то, как красив он был. То есть, она, конечно, привыкла к мысли о его совершенной, со слов Элион, внешности, но сейчас, рассматривая черты лица Хоффмана, она признала это. Будь ее типажом высокие блондины, которым впору играть эльфов в голливудских франшизах, она наверняка бы уже потеряла голову от влюбленности. Однако Рик Хоффман абсолютно точно не соответствовал ее представлениям об идеальном парне — по крайней мере, Уэнсом Майклом Джастином он не был, не носил легкую щетину, одевался слишком строго, а значит, шансов покорить сердце Корнелии у владельца книжного магазина практически не оставалось. И все же он был слишком умен и красноречив, чтобы вовсе лишиться возможности привлечь ее внимание. Разумеется, гипотетически.***
сейчас
Корнелии нравилось рассматривать руки Седрика — узкие ладони с длинными пальцами, легко скользившие по страницам книг, когда он перебирал те в своем магазине. Нравилось, как он методично очерчивал тесненные названия романов со старыми обложками, нравилось легкость, с которой он мог начать щелкать пальцами, когда о чем-то глубоко задумывался. Но кроме того Корнелия любила, когда он касался ее, задерживая руки на ее плечах, на коленях, распутывал тонкими пальцами ее волосы, убирал с лица пряди и мягко очерчивал подушечками контур губ. Часто Корнелию это действо завораживало, и она едва держала себя в руках, чтобы вдруг не задрожать, потеряв всякое самообладание. Правда, бывали моменты, когда каждое прикосновение Седрика вызывало в ней только страх, граничащий с необузданной ненавистью, и сейчас, когда он крепко сжимал ее руки, практически толкая ее вперед по темному узкому коридору, Хэйл ощущала одно лишь отвращение. Ее знобило: все-таки Корнелия заболела, пусть и списывала свои симптомы на обыкновенную простуду. В нее явно хотелось верить сильнее, чем в меридианский вирус неизвестного происхождения, от которого земными лекарствами не спастись. А умереть на пороге совершеннолетия или, что страшнее, стать причиной начала целой эпидемии не входило в планы Корнелии Хэйл. Она чувствовала, как все ее тело горело от подступающей лихорадки, и если бы она сейчас могла измерить температуру, то наверняка бы увидела неутешающие цифры. А что было хуже всего, так это ощущение контрастно-холодной, почти ледяной кожи на руках Седрика даже сквозь плотную ткань крестьянского платья, в которую он заставил ее переодеться несколько минут назад. Не без раздражения пояснил, что это необходимость, ведь земная одежда Корнелии была испачкана остатками крови, грязью тюремной камеры и еще бог весть чем. Спорить Хэйл не стала, но деланная забота от него сейчас казалась невыносимым фарсом. — Солнце почти встало, — прохрипела Хэйл, проходя мимо окна. Небо по-прежнему было затянуто тучами грязно-серого цвета, однако сквозь редкие прорехи было видно, как светлел горизонт за комьями туч. Пальцы Седрика еще больнее впились в ее предплечье, и он толкнул пленницу вперед, не позволяя остановиться ей хотя бы на миг. — Это не Солнце, а звезда Ур, — поправил он Корнелию через несколько секунд, и ее губы дрогнули в улыбке. Отчего-то показалось забавным то, как Седрик постарался увести тему разговора в иное русло: только чтобы Корнелия не закончила мысль. — Ты ведь понимаешь, о чем я. — Да. — Короткое слово он практически выплюнул, и, взглянув на него вполоборота, Хэйл заметила, как побелело его и без того бледное лицо. Корнелии обещали казнь на рассвете, и Седрик действительно вел ее на эшафот. Только отчего-то лорд выбрал длинный путь. Корнелия не могла похвастаться тем, что отлично ориентировалась в обители Фобоса. Напротив, к такому знанию многочисленных поворотов, укромных уголков и тайных ходов, о которых был осведомлен Калеб, Олдерн или, на худой конец, Бланк, ей необходимо было стремиться. Но нужно было родиться совсем уж без способностей к логическому мышлению, чтобы не заметить то, как Седрик водил ее едва ли не кругами. И стоило только ей понять это и остановиться, оборачиваясь к нему с неозвученным вопросом на губах, как вдруг Седрик замер. Вскинул голову и глубоко вдохнул, в потом из-за бледно-розовых губ показался тонкий, нечеловеческий язык, и Корнелия знала, что Седрик обыкновенно так будто бы пробовал воздух на вкус, а после — крайне точно предсказывал, кто в следующую секунду появится рядом. К удивлению самой Хэйл, осознание того, что она понимала привычки Змея, не привело ее к отвращению. Но и восторга, впрочем, не добавило, потому что Седрик нахмурился. Тяжело поднялись и опустились плечи под вышивкой его мантии, а после он на мгновение зажмурился. Но только для того, чтобы в следующий миг распахнуть не аметистово-фиолетовые глаза, а ядовито-желтые, с вертикальным зрачком. Корнелия, может, и отшатнулась бы, но без толку: он стоял сзади, по-прежнему сжимая ее предплечья пальцами одной руки. И силы в тех пальцах — ни счесть, ни измерить, ни понять обычному человеку. Наверняка синяки останутся. — Ударь меня и закричи. — Его приказ свистящим шепотом сорвался с губ и точно отскочил от каменных коридорных стен, окутывая Корнелию со всех сторон. Если бы все еще шла, то непременно бы споткнулась от неожиданной реплики Седрика, но сейчас Хэйл только и могла, что недоуменно смотреть на него. Она, конечно, знала (впрочем, скорее, надеялась), что Седрик вреда ей не причинит. Намеренно, по крайней мере. Знала, только почему-то всем телом дернулась, когда его плечи крупно содрогнулись, как при конвульсии. Он ни разу при ней не принимал истинной формы, и едва ли Корнелия могла сказать, как проходила трансформация, однако внутренний голос услужливо подсказал — наверняка болезненно. Ее замедление, казалось, вообще было невыносимой пыткой. Встрепенуться получилось инстинктивно, даже без подсказки Седрика. Корнелия постаралась высвободить руки из его пальцев, но вышло только выдернуть правое запястье. Не без последствий — на ее коже остались багровые полосы, следы удлинившихся когтей. Кровь жгучей лентой оплела руку и капнула на пол, скатившись по ладони и онемевшим пальцам, и Корнелия вскрикнула. Не от настоящей боли, а от воспоминаний о пытках, которым ее подверг князь Фобос прямо на глазах Элион. И на его глазах тоже. Седрик не помог ей, когда иглы злосчастной магии Фобоса вонзались ей под ногти, в глазницы, в барабанные перепонки, когда ее тело изнывало от невыносимой боли, когда Корнелия раскусывала губы и язык в кровь, чтобы только сдержать очередной вскрик, отсрочить его. Корнелия Хэйл знала, почему Сердрик так поступил. Так же хорошо она знала и то, что ненависть к его преданности Фобосу практически убивает всякие намеки на любовь в ее душе, точно асфальтовое покрытие душит весенние свежие побеги. Корнелия сжала кулак, словно собрала всю злость в своей маленькой ладони. Замахнулась. Разжала пальцы в тот миг, когда до удара оставалось меньше короткого мига. Ее окровавленная ладонь накрыла его дрожащие то ли от боли, то ли от злости губы, оставляя на белой с нездоровым зеленоватым оттенком коже багряный росчерк. Ярко. Контрастно. Отвратительно-грязно. Горячо. Близко. Неизбежно. Пожалуй, так выглядело красное пятно на его лице — точно так же ощущались их отношения. — Повстанец забрал Сердце, он будет здесь через несколько мгновений. — Крылья обыкновенно тонкого носа Седрика опасно раздулись. — Тебе лучше притвориться пленницей, сбежавшей от врага, которого она застала врасплох. Сердце билось в груди до опасного быстро, и Корнелии думалось, будто еще чуть-чуть, и оно о ребра сотрется в пыль. Далеко, возможно, в нескольких поворотах от них, действительно послышались неровные шаркающие звуки — кто-то спешно сбегал, и Корнелии несомненно стоило присоединиться. Но она точно старалась ухватить ускользающие мгновение, задержать его испачканными в крови пальцами, которые скользили по усталому лицу Седрика. Красные пятна на его губах и щеках выглядели по-звериному страшно, но правдоподобно: наверняка Фобос даже не усомнится, что его верный слуга преследовал нерадивую девчонку. — С тобой все будет…? — Со мной? — осклабился он, и змеиные глаза сверкнули янтарным гневом. — Оставь свое самопожертвование, глупая Стражница, и убегай к принцу из сказки. Действительно ведь первым примчался спасать тебя. — Я не хочу, — выдохнула она, делая шаг вперед. Дыхание Седрика участилось, и по его телу пробегали болотно-зеленые искры. Она стояла к нему так близко, что чувствовала, как от этих всполохов волоски на ее руках вставали дыбом. Горклость крови растворилась на языке, оставаясь фантомное послевкусие прощания. — Я… мы же еще увидимся? Шаги приближались. — Непременно, Корнелия. На поле боя, — тихо хохотнул он практически в ее губы. Она могла бы ощутить жар его дыхания, не будь Седрик, конечно, хладнокровным змеем. — Думаю, я тебя замечу. — Ее губы прижались к его тонкому рту, все еще изогнутому в болезненном оскале, и в тот же миг ее кулак влетел в его солнечное сплетение. Зверь взревел. Корнелия закричала.