***
Через несколько минут она вошла во вкус и теперь старательно вылизывала черную, пахнущую машинным маслом гладкую поверхность ботинка и понимала, что возбуждена так, как никогда до этого. Бернд Генрихович лениво гладил ее задницу, попеременно чувствительно шлепая ее и тут же вновь лаская обиженное место. Ольга Сергеевна позволила себе застонать на очередном шлепке, чем получила в ответ одобрительное хмыкание сверху.***
Вскоре она поняла, что ботинка ей мало. Бернд Генрихович едва слышно постанывал, поглаживая свой член, скрытый кожаной тканью брюк. Это отвлекало и возбуждало одновременно, и она осмелилась, наконец, поднять глаза и тихонько спросить: — Можно, Хозяин? Бернд Генрихович вместо ответа схватил ее за волосы и ткнул в свой пах: — Давай, Хель, пора переходить к десерту. Она с превеликой радостью расстегнула молнию и аккуратно вытащила его толстый, ровный красивый ствол наружу. Ей хотелось глотать его вечно. Приятная твердость на языке; упругая кожа, скользящая у нее во рту — пожалуй, лучшего наслаждения она себе не придумала. Глухие чувственные стоны сверху, его полураскрытые губы, частое дыхание, дрожащие ресницы, откинутая голова; раздвинутые в стороны ноги, обтянутые приятно пахнущей кожей; его твердая ладонь, больно сжимающая ее волосы на затылке; кожаные ремешки одежды, возбуждающе трущие ее соски и, наконец, долгожданная и сумасшедшая разрядка и текущая в ее горло пряная и терпкая сперма — таким она запомнила этот вечер. Лучший вечер в ее жизни.