Однажды в вымышленной Франции

Несмотря на то, что время на часах близилось к полуночи, в Алорне никто — начиная от обитателей дворца и заканчивая простыми ремесленниками и крестьянами — не спал. Причиной всеобщей бессонницы была волшебная, будоражащая до мурашек музыка королевского оркестра, полностью находившегося на попечении Её Величества и игравшего на крупных празднествах и в особые периоды, когда монархиня, как говорили в народе, была чем-то взволнована. В глухую полночь никаких празднеств не предвиделось, и потому все жители королевства застыли, вслушиваясь в звуки скрипок и виолончелей, игривых флейт, звонких тромбонов, венуэл, барабанов, а также величественного своей нежностью фортепиано. Хотя в те годы большинство дворян и прочих богатых и знатных особ мира предпочитали исключительно звучание клавесина, королева Алорна отдавала предпочтение классическому пианино. Королевский оркестр Алорна был известен далеко за пределами Франции. А славился он тем, что в нем редко можно было услышать произведения великих Иоганна Себастьяна Баха или Георга Фридриха Генделя, роскошные оперы Кристофа Виллибальда фон Глюка, покорившие всю Европу. Безусловно, оркестр порой исполнял и эти поистине бессмертные произведения, однако королева, хотя и была очарована ими, не желала, чтобы музыканты делали упор на их изучении и воспроизведении. Натурой Армель были накопительство и коллекционирование.­ Однако, пока другие коллекционировали драгоценности, антиквариат и произведения искусства, Её Величество помимо материальных ценностей коллекционировала характеры. Музыканты оркестра также были частью коллекции правительницы наравне с Эмельеном де Лавуаном, Эженом Гаррелем, Дамианом де Ренелем и теперь даже Брук Нэш. В его составе присутствовали как именитые и образованные личности, так и обычные самоучки, идеально владевшие своим инструментом, но мало смыслящие в теории музыки. Главным критерием отбора Армель обозначила «отсутствие музыкальных стереотипов и возможность личного творчества». С середины XVIII века во Франции господствовали направления классицизма и барокко, причем последнее направление некоторыми признавалось подвидом первого. В эпоху классицизма огромное внимание уделялось отточенности звучания, складывались музыкальные каноны, нарушение которых в просвещенной общественности композиторов считалось чем-то вульгарным и из ряда вон выходящим. Было важно, чтобы музыка была облачена в сонатную форму, где композиторы пытались объединить Свет и Тьму, Жизнь и Смерть, Радость и Грусть — любые контрастирующие друг с другом явления для создания подлинного единства. В барочном стиле же господствовали консонансы — созвучные, гармоничные элементы, аккорды, позволяющие дополнить и обогатить даже самую простую и незатейливую мелодию. Как было прекрасно танцевать под такую музыку менуэты! На «винном» балу, который был в Алорне совсем недавно, где королева танцевала босиком, промочив подол своего белоснежного платья в благородный напиток красного цвета, Дамиан впервые услышал звучание этого оркестра. Даже он, не слишком прислушивавшийся к нему, осознал, насколько его звучание отличается от всего, что было слышано им ранее. — Я нигде не слышал такую музыку ранее, Ваше Величество, — признался де Ренель, на что получил очень гордую улыбку Армель. — Вы не представляете, как Вы мне льстите этим заявлением, полковник! Кстати говоря, состав оркестра был многонациональным. Монархиня на дипломатических приёмах очаровывала правителей разных стран, в частности, Людовика XVI, английского владыку Георга III и испанского короля Карлоса III, который был просто отвратителен внешне. Зато они, поддавшись обаянию Армель, благоволили её просьбе и везли со всех уголков мира людей, умеющих играть на народных инструментах. Индусы, берберы, арабы, даже индейцы, испанцы кубинского происхождения… И все они сотрудничали с образованными итальянцами, англичанами и французами. — Что ты делаешь с оркестром? Как столь именитые люди смогут сотрудничать с теми, кого тебе, по сути, подарили в качестве рабов?! — негодовал Эмельен. Но королева лишь весело улыбалась и заговорщицки ответила: — Ты представляешь, какой я создам хаос? Однако, вопреки опасениям капитана личной стражи Алорна, музыканты хорошо ужились друг с другом. Те, кто окончил лучшие консерватории Европы, открывали самоучкам мир знаний в музыке, а сами самоучки восхищали образованных деятелей искусства своим глубинным пониманием инструмента, на котором играли. Каждый учился у другого, и в итоге оркестр стал единым организмом, создавшим в хаосе свою особую гармонию. Её-то сейчас и слышал весь Алорн. Все молчали, пытаясь расслышать в музыке предзнаменования будущего, а кто-то просто наслаждался ею. Брук Нэш лежала в постели и ощущала дрожание стен от звучания мелодии, ещё ничего не зная о том, что дворец порой превращался в огромную музыкальную шкатулку. Спать ей не особо хотелось, а книги успели утомить. И звучание оркестра было как нельзя кстати для её вечно размышляющей головы. Дамиан, Эжен и Эмельен же втроём шли по коридорам дворца, остановившись в момент, когда пианист начал сольно исполнять композицию. — Мадемуазель д’Эрсан опять не думает о том, что слугам рано вставать, и что за это «увлечение» добрая половина дворца сейчас её ненавидит, — с усмешкой сказал генерал Гаррель, тем не менее, остановившись и, прислонившись спиной к стене, вглядывался в потолок, поскольку источник звука был этажом выше. Дамиан в очередной раз нахмурился. Ему не нравилось, что Эжен позволял себе так обращаться к королеве. Даже для Эмельена в разговорах с сослуживцами она было Его Величеством. А для Гарреля словно не существовало границ. Полковника это обстоятельство невероятно раздражало: может, потому, что сам он в силу своего воспитания и пока ещё неопределённого положения не мог себе позволить такой лёгкости даже в мыслях о монархине. Она всё равно оставалась недосягаемой, как луна на небе. — Да что толку спать? — пожал плечами де Лавуан, улыбнувшись своей искренней и непосредственной улыбкой, на какую был способен только он. — Разве каждый день можно услышать такую красоту? Капитан личной стражи не стал себя сдерживать и начал плавно танцевать в свете свечей, пытаясь напевать звучащую мелодию. Такое поведение Эмельена вызвало непроизвольную улыбку у обоих военнослужащих, стоящих рядом с ним. — Но всё же красота действительно лучше воспринимается бодрым организмом, — подметил де Ренель. — Особенно красота женского тела, — слегка засмеялся Эжен, и Дамиан, хоть и недолюбливал генерала, вновь не смог сдержать улыбки, погрузившись в свои мысли. Де Лавуан же продолжал вдохновенно танцевать, а после мечтательным голосом сказал: — Ах, если бы моя Паулина сейчас была здесь! Я бы сейчас так нежно обнял её за талию и вёл в вальсе! Гаррель расхохотался, а Дамиан вдруг почувствовал себя неловко. Разве можно так открыто говорить всему миру о своих чувствах? — Ваша Паулина? — недоверчиво спросил полковник. — А разве маркиза согласилась быть Вашей невестой? Тем временем Эжен уже успел откуда-то достать веер и легонько шлёпнул им по губам де Ренеля, отчего последний чуть не взорвался от бешенства: — Дамиан, Дамиан, не будьте таким занудой! — заявил генерал, отняв веер и после раскрыв его, начав кокетливо им обмахиваться, нелепо изображая из себя жеманную барышню. — Обладать женщиной можно и без заветного кольца на пальце! — Это не полное обладание, и всё, что не ведёт к браку, лишь юношеское баловство! — То-то Вы и не женаты, месье де Ренель, — усмехнулся Гаррель, а после, продолжая обмахиваться веером, продолжил сладким голоском. — О, Эмельен, вот же я, Ваша Паулина! Кружите меня в вальсе под эту прекрасную музыку! Вдохновлённое настроение капитана личной стражи королевы тут же улетучилось, и он, понурив голову, сказал: — Хватит надо мной издеваться, господа… Вам всё равно не понять моих чувств. Вы не знаете, каково это — быть отвергнутым! Конечно, у меня же нет генеральских погонов или славы лучшего убийцы Франции, если не Европы. На сей раз несколько вспыхнул от гнева Дамиан: — То есть звание капитана личной стражи Вы считаете слишком низким, Эмельен? А что Вы сделали, чтобы даже его заслужить? Окончили академию, которую оплатила Вам королева? И что потом? Даже когда прибыл я, Вы нагло наплевали на свои обязанности и ушли, поддавшись своим чувствам. А вдруг я бы мог причинить Вашей королеве вред? Убить её… На встрече Вы так бахвалились, а на деле думаете только о своей шкуре, о своих чувствах! С какой стати я сейчас должен проявлять к Вам сочувствие, если Вы даже как военный никудышны?! Где Вы были на балу? Вы напивались вина с генералом! Вам не кажется, что Ваша должность лишь формальна, и Вы больше похожи на придворного шута? Каре-зелёные глаза полковника пронизывающе смотрели на де Лавуана, и последний всё больше бледнел с каждым словом де Ренеля. Генерал же лишь переводил взгляд с одного на другого, не желая вмешиваться в эту ссору. — Если для Вас звание — это лишь способ привлечь женщин, то я крайне разочарован Вами, месье де Лавуан. И в этом случае мне останется лишь порадоваться, что Её Светлость маркиза де Прежан не отвечает Вам взаимностью, потому что Вы пока что не достойны этого! Эмельен чувствовал себя так, словно во все его внутренности воткнули тысячи стрел и кинжалов. От боли было сложно даже дышать. Как он, чужак, смеет что-либо утверждать? Неужели полковник думает, что он, Эмельен, не знает его главной тайны? Собрав остаток сил, он снизу вверх с вызовом посмотрел на де Ренеля. На губах капитана личной стражи играла горькая, но победная улыбка. Он тоже может причинить боль… — О, месье де Ренель, пусть в отношении меня Вы правы, но даже всё Ваше влияние и могущество не позволят Вам добиться той, кого Вы так жаждете… И если Вы думаете, что я не знаю, кого Вы жаждете… Вы глубоко ошибаетесь. Я вижу Вас насквозь. Вашу никчёмную, разбитую душу… Что Вы можете? Ничего, как и я… Я знаю, что Вам ещё предстоит увидеть завтра… Это убьёт Вас! Вы будете каждый раз умирать, глядя на неё, потому что я-то знаю, что Паулина меня вряд ли когда-нибудь полюбит… А Вы верите, что та, кого Вы жаждете, непременно станет Вашей. Так вот, не станет… А почему, Вы увидите завтра… Дамиан выпрямился, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Что бы ни знал этот мелкий подлец, он тоже умел пускать когти в самое сердце. Эжен же нахмурился, оглядывая этих горе-любовников, которые пытаются покорить своих дам. Впрочем, Эмельен его не интересовал, про него генерал знал всё, что нужно. Но вот де Ренель… «Откуда Эмельен знает, что на сердце полковника? Я приставлял к нему шпионов, так он ничерта не делал, кроме вполне банальных обязанностей, случайного заигрывания со служанкой и редких встреч с министрами и королевой». Если бы Гаррель знал, кто слабость Дамиана, ему было бы намного проще воздействовать на него… Он должен убрать его из Алорна навсегда. Де Ренель не станет генералом в этом королевстве. А всё, что удалось узнать Эжену к настоящему моменту, это то, что у полковника есть «заложенное» в церкви поместье, что его семья из соображений нравственности перебралась в какую-то глушь Франции, подальше от Парижа и других крупных городов, дабы не развратить невинное дитя, младшую сестру Дамиана, пусть даже это «дитя» уже потихоньку выходит из возраста румяной девицы и становится старой девой. Эжен знал, что Дамиан содержит свою семью, постоянно пишет им письма, но, судя по всему, редко навещает их. Впрочем, не похоже, что обе стороны сильно этим обстоятельством опечалены. Но что самое забавное, что де Ренель, будучи одиноким почти всю жизнь, даже не пытается стать дружелюбнее, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание. «Кажется, пора бы написать весточку де Прежан, чтобы она приняла у себя Эмельена… Я должен знать то, что знает он…», — про себя решил Гаррель. «Идиллию» прервала появившаяся в коридоре рыжая макушка Брук. — Здравствуйте… — неловко произнесла посол. — Вы не знаете, почему в такой поздний час играет музыка? Фыркнув, Дамиан развернулся на каблуках своих сапог и равнодушно прошёл мимо мадемуазель Нэш. Эмельен, слишком подавленный для разговоров, поплёлся в противоположную сторону. Оставшись один, генерал мягко улыбнулся, чуть склонившись перед американкой, заведя за спину руку: — Доброго вечера, мадемуазель Нэш! Её Величество просто очень любит музыку. Но никто не знает, когда именно она решит предаться этому акту любви. Это же импульс, её можно понять… — Ой… Как интересно… — только и смогла промямлить Брук. Голубые глаза Гарреля скользнули взглядом по послу с головы до ног, отчего девушка отчаянно покраснела: — Милая, на будущее… Не рекомендую расхаживать во дворце в одной сорочке, даже по ночам. Нет, Ваш вид меня ничуть не смущает, я видел женщин и в более откровенных нарядах, но всё же это немного необычно для Алорна, даже если в вашей Америке это вполне себе. Не соблазняйте мужчин по ночам! Хотя у Вас весьма интересный метод… Брук успела уже покраснеть до кончиков пальцев, а Эжен тихо засмеялся и, подмигнув американке, легонько хлопнул ту по плечу, скрывшись впоследствии за поворотом коридора. Нэш так и осталась стоять посередине коридора, босая, в сорочке, и прикрыла своё пылающее лицо ладонями, пробормотав: — Какая же дура… ~~~ Звуки оркестра уже давно умолкли, а Эмельен всё бежал и бежал, обнажив саблю, и рубил все травы, кустарники и молодые деревца на своём пути. Он одновременно ощущал гнев на себя, ярость на де Ренеля, который не следит за своим языком, и стыд, потому что сейчас он разрушает природу, в которой обычно и находит успокоение. Неужели он и правда так бездарен? Так ничтожен? Де Лавуан держал в дрожащих руках оружие. Нет, он не слаб… Он сильный воин, который сможет победить врагов и защитить как себя, так и королеву. Юноша замахнулся саблей и под корень срубил еще одно деревце одним ударом. А в голове звучал едкий голос его сознания: — О да, ты так силён, что нападаешь на тех, кто не может дать тебе отпор… Убрав оружие в ножны, капитан личной стражи опустился на траву, еле сдерживая слёзы. Он никчёмен… Эжен его побьёт в пару ударов, а Дамиан и вовсе победит его одним толчком локтя. Подняв взгляд, он видел перед собой миражи генерала и полковника, возвышающихся над ним с насмешкой. — Надо же быть таким дохляком! — слышал Эмельен воображаемый голос Гарреля. — Ты б мяса больше поел, что ли? А то не только с врагами не справишься, но и свою де Прежан не прижмёшь! — Звание… Как будто от этого зависит, посмотрит ли на тебя возлюбленная или просто девушки, — уверенным голосом заявлял воображаемый де Ренель. — Ты можешь быть и крестьянином и соблазнить королеву, а можешь быть графом, который не в состоянии справиться с жалкой маркизой! Воображение де Лавуана разыгралось до предела, когда он видел, как толпы девушек-миражей проходили мимо него и вешались Дамиану и Эжену на шеи, целовали их, прижимались к ним, а мужчины даже и не знали, какую из красавиц получше «ухватить», касаясь то груди одной, то бёдер другой. И все они смеялись. Смеялись над ним. — Я не дохляк! И не слабак! — вскричал капитан личной стражи королевы и вновь вынул саблю, рассекая ею воздух, представляя, что разрубает своих издевателей на куски. — Я намного моложе вас! Скоро старость коснётся ваших лиц, ваших волос, отберёт силу ваших тел… И тогда я посмотрю на то, как вы посмеете обвинять меня в чём-то! У меня будет то, чего не будет у вас! Тяжело дыша, де Лавуан всё продолжал бороться со своими иллюзиями, и те в итоге отступили со звонким смехом, а в ушах всё ещё стоял их шёпот, который произносил всего одно слово: «Докажи!» Что ж… Он и правда докажет. И докажет прямо сейчас! Осмотрев ночной лес вокруг и поняв, где он примерно сейчас находится, Эмельен, отряхнувшись, уверенным и упругим шагом направился к опушке, а оттуда — к дому маркизы. Держа в зубах кусок проволоки и вися на одной руке под окном на втором этаже особняка, юноша упорно пытался отодвинуть щеколду на ставнях. Сейчас… Ещё чуть-чуть… Вынув проволоку из захвата зубов, он вновь поддел замок, и, наконец, он поддался, и проход в спальню его прекрасной Паулины открылся. Бесшумно спрыгнув на пол, де Лавуан посмотрел в большое зеркало трюмо напротив и пригладил свои волосы, расстегнул несколько пуговиц своего мундира, чтобы выглядеть более обаятельным, и намеревался разбудить маркизу, чтобы сообщить ей и о своих чувствах, и о серьёзных намерениях. Пожалуй, в этом отношении Дамиан прав. Какая порядочная девушка захочет крутить роман с мужчиной, который не желает просить её руки и сердца? Он должен это сделать! Пусть сейчас и 3 часа ночи. Какая разница, когда? Эмельен чуть вздрогнул, когда вспомнил, что держал подмышкой, пока висел под окном, букет алых и белых роз для Паулины. Взяв цветы в руки, капитан личной стражи королевы чувствовал, с каким трепетом бьётся его сердце, когда он приближался к кровати своей возлюбленной. Мадемуазель де Прежан крепко спала, ничуть не ощущая присутствия постороннего в её комнате. Юноша всматривался в её красивые, прямые чёрные волосы, в смуглое личико (мать маркизы была итальянской дворянкой по происхождению), в пушистые чёрные ресницы. — Открой свои чудесные карие глаза и поговори со мной, прошу… — шепнул де Лавуан, еле заметно проводя кончиками пальцев по её волосам. Но девушка ничего не замечала: Морфей был сильнее этих робких любовных прикосновений. И каждый раз юноша хотел окликнуть её, поговорить с ней, но в горле словно застыл ком. Бравада прошла, и Эмельен теперь был крайне смущён своим присутствием в спальне маркизы. Наверное, даже хорошо, что она не просыпается: со свойственной итальянцам эмоциональностью она бы подняла такой крик, что сбежалась бы вся прислуга, родня и домашняя стража. Да ещё, поди, избила бы его этим букетом роз, проклиная всеми возможными словами. Армель наверняка бы долго хохотала, пока он ей рассказывал бы эту историю, и лишь сокрушалась бы, что он в порыве истерики маркизы не поцеловал её крепко-крепко и не скрылся за окном. Конечно, Армель было бы смешно. Ей вообще всё смешно! А Эмельену было бы очень больно… Хотя, может, Брук бы его поддержала и пожалела. Но разве мужчина не должен производить более благоприятное впечатление, а не требовать к себе жалости от противоположного пола? Разве захочет Паулина быть с кем-то жалким? Конечно, нет… Но всё же… Так и не осмелившись на то, чтобы разбудить маркизу, Эмельен осторожно вытащил из ящика её стола бумагу и написал в записке заветное признание, аккуратно засунув её между бутонами цветов. — Да… Я люблю тебя… — шепнул де Лавуан в темноту спальни и, положив букет около прикроватной тумбочки, осторожно выбрался из дома через то же окно, сквозь которое и проник в дом. Закрыть ставни обратно у него не получилось, и он оставил попытки. Спрыгнув на влажную от росы траву, капитан личной стражи королевы заметил тоненькую полоску рассвета. Что ж… Скоро вновь закипит на улицах жизнь… Юноша побежал в сторону дворца. Да, может, Эжен и Дамиан назовут его последним трусом, но он был доволен собой. Он никогда раньше не осмеливался на такое. И для него это маленький подвиг. Настоящее преодоление себя. Ложиться спать уже не имело смысла. Да Эмельен и не хотел: слишком уж был взволнован. Было ещё одно окно, которое он хотел посетить сегодня. Прошмыгнув через ограду, перебежав через весь сад, поздоровавшись со стражей из ночной смены, де Лавуан под их удивлённые взгляды начал карабкаться по стенам дворца. Однако, поскольку Эмельена все знали, да и поскольку он был выше их всех по званию, никто не посмел ему что-либо сказать. Открыв стеклянные двери балкона, юноша, задыхаясь от физических усилий, на время остановился, согнувшись и держась за свои колени, чтобы отдохнуть. Руки кровоточили от лазания по уступам, но он почти не замечал этой боли. В спальне тоже была женщина с тёмно-карими глазами, но, в отличие от мадемуазель де Прежан, она держала их открытыми, спокойно взирая на своего ночного или, лучше сказать, раннеутреннего гостя. — Армель… — шепнул де Лавуан, вглядываясь в королеву в ночной сорочке перед собой. — Да, Эмельен?.. — Прости меня… — и тут, наконец, юноша дал волю слезам, представ беззащитным перед своим единственным другом во всём королевстве. Монархиня лишь молча протянула в его сторону руки, и тот, забыв о том, что половину ночи провёл в лесу, что сейчас потный и грязный, повалился в объятия женщины. — Это я должен тебя оберегать… От всего, от всех! А в итоге это ты со мной возишься, как с младшим братом, от которого у тебя одни проблемы. Я обещаю, что буду лучше тренироваться. Я обещаю, что смогу защитить тебя. Даже ветер не посмеет подуть в твою сторону без твоего позволения… Я брошу вызов даже ему! Я так безответственен… Я… Королева призвала его к тишине, лишь сонно прикрыв глаза. Что же опять творилось в его голове? Армель что-то спрашивала у него и что-то говорила, но внезапно для себя де Лавуан широко улыбался. Никто, кроме него, не может вот так вот подходить к королеве и касаться её. Он не так уж плох! ~~~ Эжен не любил долго спать, справедливо полагая, что в Алорне слишком много дел, требующих его личного присутствия. Или хотя бы вмешательства. Каждое утро генерал начинал с обхода арсенала, сам проверял исправность каждого оружия: начиная с огромных мортир и заканчивая карабинами. Гаррель мог позвать к себе любого: от рядового до лейтенанта, просто чтобы убедиться в его военной подготовке. Наточена ли шпага или палаш, в порядке ли форма? Какие показатели выносливости? Метко ли стреляет? Ну и, естественно, генерал бросал вызов тому, кого проверял. Так он и сам не терял форму, и лишний раз убеждался, что пусть его хоть и маленькая армия, но всё же боеспособна. Однажды выбор Эжена пал на полковника… В конце концов, хотя он его и опасался, необходимо было точно представлять, что из себя представляет враг. Пусть и теоретический. Дамиан не особо следовал формальностям в общении с генералом, и Гаррель, в целом, прощал ему это. Он не считал де Ренеля ниже себя. По правде говоря, он считал его равным себе. Но в этот день Эжен намеревался напомнить своему подчинённому его место. — Да, месье Гаррель? — равнодушно отозвался Дамиан, вглядываясь в своего непосредственного начальника. — Начнём с того, что сегодня я для Вас — генерал Гаррель, и пригласил я Вас в свой кабинет исключительно по долгу армии. Соблюдайте дисциплину. Брови Дамиана поползли вверх, но пока что он решил принять эту странную игру. Выпрямившись по стойке смирно, де Ренель взглядом следил за движениями Эжена. — Подайте мне Вашу шпагу. — С какой стати? — огрызнулся Дамиан. Но Гаррель, встав напротив него, угрожающе прошипел: — С такой, что я ответственен за всю армию Алорна, а Вы, полковник де Ренель, её непосредственная часть. И так же, как и все, находитесь под моим надзором! Я должен убедиться в Вашей подготовленности к встрече с врагом! Дамиан усмехнулся: — Считаете, что я не готов?.. — металлический звон вынимаемого из ножен оружия разнёсся по комнате, и де Ренель протянул его рукоятью вперёд своему проверяющему. Взяв шпагу в руки, Эжен бегло оценил её состояние: лезвие было наточено чуть ли не до белоснежного блеска, а лёгкие отшлифованные рукой хозяина царапины на поверхности клинка явно свидетельствовали о том, что оружие побывало во многих схватках. Изумительная ковка, сияющая гарда… Гаррель вернул шпагу владельцу. — Проверить это можно лишь в драке, Вам так не кажется? — спросил генерал и, увидев хищную улыбку полковника, несколько опешил от его тёмной радости. — Полностью с Вами согласен, генерал Гаррель… Уже в тот момент Эжен понял, что связывается с безумцем, покровителем которого является сама Смерть. Вдвоём они вышли на плац. Гаррель был крайне напряжён, в то время как на лице Дамиана не отражалась ни одна эмоция. Лишь холодное пламя убийственной сосредоточенности плясало в его глазах. Эжен искренне надеялся, что де Ренель не решит его сейчас убить. Впрочем, он тоже не собирается драться понарошку. Долгое время мужчины стояли друг напротив друга, вглядываясь друг в друга и не решаясь начинать бой. Оба знали, что у нападающего меньше шансов на победу, чем у обороняющегося. Открытое нападение работает лишь тогда, когда внезапно. У обороняющегося же на дуэли, пусть она сейчас и импровизирована, есть несколько секунд, чтобы принять верное решение. — Что ж… Буду считать, что право первого удара за мной, — сказал Дамиан и, подобравшись, рывком сорвался с места для нанесения удара. Клинки со звоном скрестились. Гаррель подметил, что удар был лёгким, и отразить его не стоило труда. «Примеряешь силы… Что ж, логично», — подумал генерал, сам теперь замахиваясь шпагой для ответного удара. Он решил атаковать посильнее, и своим напором заставил сапоги де Ренеля заскользить по гладкому камню на плацу. — Неплохо для того, кто ни разу не был на войне, — с усмешкой сказал полковник. Эжен проигнорировал этот издевательский комплимент, продолжая чередовать один удар за другим, пытаясь пробить оборону противника. Дамиан успешно парировал выпады Гарреля, но тот, вместо того, чтобы выдохнуться, словно в каждом ударе находил новую порцию силы и атаковал ещё яростнее, увереннее, стремительнее. В итоге дошло до того, что генерал буквально стал теснить де Ренеля на край площадки. «Проклятье… А ты не так плох…» — подумал полковник, удивляясь этой гипервыносливости генерала. Будь у него больше опыта, он бы вполне смог составить ему конкуренцию. Дамиан намеренно пока что не проводил ответной партии и лишь защищался, изучая боевой стиль Эжена. Генерал прекрасно сочетал агрессивный напор с удивительной лёгкостью движений. Видно, что он не был тем чиновником, которые, получив очередное звание, просиживают штаны в кабинете и предаются развлечениям. Даже бывалые вояки, с которыми встречался де Ренель, в несколько раз уступали Гаррелю в боевом мастерстве. Если генерал держит и армию Алорна в таком состоянии, то, пожалуй, королева ни на каплю не ошиблась в назначении Эжена на эту должность. Дамиан даже ощутил подлинное уважение к этому человеку и был рад, что именно с ним, возможно, однажды будет отбивать атаку неприятеля. Гаррель не зазнавался, не поддавался на провокации, не ощущал вкус победы, даже хотя сейчас откровенно теснил своего оппонента в дуэли. Только конечный результат удовлетворит его… Впрочем, как и де Ренеля… Прервав свою оборону, мужчина, наконец, решил пойти в атаку на своего врага. И здесь он, наконец, решил показать, хоть и не в полной мере, почему его прозвали «Ледяным лезвием». Множество ударов, молниеносные движения Дамиана создавали у Эжена иллюзию, будто его атакует не один человек, а пять копий де Ренеля. Всплеск боли на щеке, на плечах, на предплечьях, на спине, на бёдрах… Генерал ощущал, что буквально всё его тело горит от жгучих ударов лезвия шпаги врага. Раны не были глубокими, но алая жидкость, каплями сочившаяся из порезов, и разорванный мундир создавали впечатление, что он весь истекает кровью. И что именно сейчас он лишится жизни. Видя, как кровь маленькими ручейками стекает по его пальцам, Гаррель не смог справиться с внутренним ужасом. Он погибает… Дамиан всё же решил убить его… И эта секунда замешательства и страха стала решающей. Де Ренель направил кончик своей шпаги к сердцу своего оппонента, тем самым продемонстрировав свою победу. В каре-зелёных глазах не читалось торжество, лишь сосредоточенная угроза. Оба мужчины тяжело дышали по окончанию схватки. Гаррель осмотрел свою разорванную одежду и раны на коже. Кровь уже запеклась как на лице, так и на теле. Ничего серьёзного… В ладони Эжен обнаружил у себя светлую прядь волос полковника. — О, чёрт… — выдохнул Дамиан, приподнимая пальцами обрубок своей пряди, а после взглянул на генерала, слегка засмеявшись. — Вы так долго её держите… Оставите себе на память, месье Гаррель? Эжен поднялся и, выбросив ненавистную прядь волос на землю, лишь с рыком ответил: — Свободен, де Ренель! Гаррель чуть засучил рукав, проверяя, как заживают раны. Лишь розовые полосы напоминали о схватке двухнедельной давности. Эжен не оставил своих тренировок, но решил, что ему во что бы то ни стало нужно ослабить Дамиана. Полковник должен потерять форму… И стать уязвимым. Но сейчас генерал не думал об этом, направляясь ранним утром к дому маркизы де Прежан. В качестве наряда он выбрал небесно-голубой парадный мундир. Сегодня он должен выглядеть превосходно, и отнюдь не из-за визита к знатной красавице. В доме генерала, как и обычно, приняли очень радушно. Именно он несколько лет назад спас семью герцога де Прежана от разорения, купив себе часть его земельных угодий и ферм. Теперь это хозяйство было восстановлено на деньги Эжена и приносило ему доход помимо генеральского довольствия. Эта семья так же, как и Гаррель, предпочитала раннее пробуждение, потому его появление к 6 утра никого не встревожило и не удивило. Позавтракав и обменявшись новостями, Эжен, поблагодарив хозяев, спросил: — А где Паулина? На неё это очень не похоже: она никогда не игнорирует семейную трапезу. — Ох, месье Гаррель, сегодня с нами произошёл поистине скандальный случай, и потому мадемуазель де Прежан запрещено выходить из комнаты! Как она только могла допустить такое?! — не сдерживая эмоций, изрекла герцогиня. «А её изоляция совсем не входит в мои сегодняшние планы…», — подумал генерал, а вслух спросил: — Скандальный случай? Что же такого могло произойти в Вашей благочестивой семье? Герцог со сдерживаемым негодованием произнёс: — Какой-то негодяй ночью ворвался в покои моей дочери через окно, оставив ей букет с розами с признанием в любви. Записка была не подписанной! Паулина, естественно, отрицала свою вину! Она сообщает, что даже не знала о присутствии ночного гостя в её спальне. Мне очень хочется ей верить, и я очень надеюсь, что она не опорочена! Но мы всё равно вызвали доктора, чтобы он выяснил правду! А стража, месье Гаррель! Пока мы мирно спали, она, видимо, тоже не беспокоилась о нашей безопасности! Если в наш дом могут врываться всякие негодяи! А если бы это был вор? Или, хуже того, убийца? Я уволил всех стражников до единого! Пока герцог и герцогиня причитали, Эжен краем глаза смотрел на лестницу, ведущую в покои их дочери. Гаррель не сомневался в том, что таинственным гостем красавицы был оскорблённый Дамианом Эмельен, но этот его глупый поступок просто спутал все карты генерала. Он пообещал герцогу отправить нескольких своих солдат к нему на службу (от которых сам давно мечтал избавиться). Паулина была позарез нужна сегодня Гаррелю… Сведения, которые ему нужны, есть только у де Лавуана. — Позвольте мне поговорить с Вашей дочерью и осмотреть её комнату. Возможно, я смогу понять, кто именно посмел так Вам навредить. Генерала проводили в покои мадемуазель де Прежан, и спустя некоторое время он благополучно их спровадил, оставшись с юной маркизой наедине. За этой двадцатилетней красавицей охотились многие знатные семьи Алорна, но она умудрилась отпугнуть всех женихов своих пылким и излишне эмоциональным нравом. И лишь один Эмельен не замечал в этой наполовину итальянке, наполовину француженке ни малейшего изъяна. Гаррелю пришлось даже однажды буквально выкупать Паулину у жандармов: эта юная девушка при желании могла переплюнуть его в употреблении вина. Родители, естественно, об этом не знали, опять же благодаря усилиям Эжена. Тем не менее, мадемуазель де Прежан была довольно умна, могла постоять за себя и за своих друзей, хотя и была склонна к истерикам. — Проклятый Эмельен! Только он и мог придумать такую глупость! Почему он не может хоть раз в жизни встретиться со мной, как полагается? Испросив разрешения у отца. Нет же, надо врываться ко мне ночами, когда я даже не знаю об этом, и становиться причиной моих неприятностей! Теперь я должна целый день торчать в стенах своей комнаты и ждать прихода доктора! Ненавижу его! Голубые глаза генерала всматривались в чуть покрасневшие от гнева щёчки маркизы. Она же продолжила: — Лучше бы Вы решили посвататься за меня! Эжен рассмеялся: — Ты годишься мне если не в дочери, то в младшую сестру, Паулина. — И что? Мало старых графов, женящихся на пятнадцатилетних девственницах? — Я не из их числа, прости… Тем более я не понимаю твоего неприятия Эмельена. Он прекрасный юноша: помимо высокого титула и положения при дворе, он отличается редкостной добротой, чего в современном мире так просто и не сыщешь. — Вот именно, что добротой! — вспыхнула Паулина. — Он такой… нежный, правильный, даже наивный! Я буду чувствовать себя рядом с ним воплощением Дьявола! А я хочу быть чьим-то ангелом, а не быть подле ангела! Генерал усмехнулся: — Забавно, в этом отношении ты очень похожа на мадам де ла Бастьен. — И я не удивлена, что эта прекрасная женщина одинока! Мужчины стали такими бесхребетными! Гаррелю уже наскучила эта перепалка и обсуждение мужчин, потому он решил перейти сразу к делу: — Послушай, Паулина… Я помогу тебе избежать изоляции и визита доктора, но ты должна сегодня очаровать Эмельена. Маркиза недовольно нахмурилась: — Думаете, я позволю ему касаться себя и быть подле себя за один чёртов букет с запиской? — Позволишь, если не хочешь, чтобы герцог узнал о твоих увеселениях, которые были несколько месяцев назад. Карие глаза девушки пылали негодованием, но она лишь покорно опустила голову, не имея никакого информационного оружия, чтобы противостоять генералу: — Хорошо, месье… — Я рад, что мы с тобой договорились, Паулина. Жду тебя к 10 утра у пристани. Там ты встретишься с Эмельеном. — Да, месье, — равнодушно отозвалась маркиза, сложив руки на подоле своего платья. — И хватит дуться, — парировал Эжен. — Де Лавуан — самая лучшая партия для тебя, он будет тебя на руках носить! А, поверь мне, девочка, за свои тридцать восемь лет жизни я ни к одной женщине не испытывал такого чувства… ~~~ После того боя полмесяца назад Дамиан понял, что Гаррель свой проигрыш просто так не оставил. Генерал буквально запер полковника в кабинете, поручив ему массу бумажной работы. На полковнике теперь висела ответственность заказа нового оружия для армии у кузнецов, соответствующих стандартам торговой гильдии, сбруи, сёдел и даже подков для лошадей, сапог со шпорами для кавалеристов и множество других вещей. Помимо этого де Ренель занимался сверкой отчётов о состоянии арсенала, разрабатывал «Кодекс чести солдата Алорна» (по словам Гарреля, это было крайне важным для установления дисциплины, и кто, как ни само «Ледяное лезвие» Франции, должен его разработать?), учитывал армейский бюджет. От количества бумаг и информации, содержащейся в них, Дамиан уже почти не соображал и еле стоял на ногах: — И вина не надо… Просто работай почти круглосуточно, и будешь пьян. Правда, от вина на душе лёгкость, а тут сплошная тьма… — шепнул он сам себе. Привстав со своего кресла, полковник решил чуть размяться, прохаживаясь по кабинету. Он сам удивлялся своему терпению и послушанию. С чего он так безропотно подчиняется Гаррелю? Чтобы не расстроить королеву? Возможно… В кипе бумаг де Ренель отыскал нарисованный им портрет Армель и мягко коснулся карандашных черт пальцами, поглаживая их. Конечно, беречь дорогое ему существо (которое даже не догадывается о том, насколько оно ему дорогое) было важно… Но, если так пойдёт и дальше, он станет канцелярской крысой, не способной держать шпагу в руках. А этого Эжен, как подсказывало внутреннее чутьё Дамиана, и добивался. От размышлений полковника прервал звук пушечной канонады. Мужчина побледнел, когда спустя секунду после выстрела услышал, как металлическое ядро врезалось в какой-то материальный объект с жутким треском. А потом последовал новый выстрел. А за ним ещё и ещё… Где-то вдали де Ренель услышал крики толпы. Кто-то без предупреждения атаковал Алорн? Впрочем, этого следовало ожидать. Кому нужно это маленькое королевство? Война растопчет его! «Армель…», — судорожно подумал полковник и, крепко ухватившись за рукоять шпаги, вынул оружие из ножен и стремглав выбежал из кабинета. На пути ему попался один из министров, который выглядел слишком спокойным в такой критической ситуации. — Где Её Величество? — требовательно спросил Дамиан, показывая тем самым министру, что лучше ему не уклоняться от ответа. — На пристани, месье де Ренель, — ответил тот. «Пристань, пристань…», — начал судорожно думать полковник, как вдруг за окном увидел яркую вспышку от очередного пушечного выстрела, который как раз просвистел у берега. Дамиану стало совсем дурно. Он никогда раньше не боялся начала войны и сохранял хладнокровие. Но сейчас мысль о том, что осколки пушечного ядра могут изрешетить Армель и убить её, ввергала мужчину в самую настоящую панику. — А капитан личной стражи? — хрипло спросил полковник. — Рядом с королевой, как ему и полагается. У де Ренеля немного отлегло от сердца. Может, Эмельен был неопытным воином, но всё же он будет защищать королеву. Хоть как-то… Только бы успеть… — Генерал? — Также на пристани, месье… «Хорошо… Они не позволят Армель так просто погибнуть», — подумал Дамиан и кивком поблагодарил министра за сообщённые ему сведения. Мужчина мчался по коридорам, что есть сил, едва не сбивая слуг, занимающихся повседневными делами. — Немедленно спрячьтесь в подвалах! Это приказ! — крикнул полковник. — В королевстве чрезвычайная ситуация! После мы организуем эвакуацию, а пока что немедленно спрячьтесь! Но все лишь удивлённо смотрели на этого безумца с растрёпанными светлыми кудрями. Де Ренель вспыхнул от ярости: — Вы что, не слышали?! Немедленно соберите всю прислугу, спрячьтесь в подвалах! Это не обсуждается! Смущённые лакеи и служанки побросали свои пожитки и ровным строем двинулись вниз. Дамиан же продолжил бежать к выходу, и в одном из коридоров чуть не столкнулся с Брук Нэш, тоже бегущей наружу с палашом в одной руке и кремневым пистолетом в другой. — Чёрт побери… — выдохнула американка. — Я уж надеялась, что больше после Революции никогда не услышу пушечную пальбу! Кто напал на Алорн? Тяжело дышащий от бега мужчина ответил не сразу. Он осматривал эту молодую девушку, уже успевшую в свои молодые годы вкусить порох войны и сейчас готовую беспощадно убивать врагов. Это понравилось полковнику: он может ей доверять в военном деле. — Без понятия… Но пушечные выстрелы становятся с каждой минутой всё чаще и громче. Всё, что мне удалось узнать, что пальба происходит у пристани. Видимо, враг направил на Алорн свою флотилию. — Тогда… Тогда нужно прорываться к мортирам на крепости! Умеете ими пользоваться? — Признаться, не доводилось, но не думаю, что это сложнее, чем просто зарядить пушку. — Посложнее, — выдала Брук, заряжая свой пистолет, держа в зубах шомпол. — Ядра-то тяжелее. Но ничего, если что, покажу, что и как… Дамиан кивнул и, взяв за руку молодую рыжеволосую девушку, направился с ней к выходу из дворца, надеясь, что она сможет приноровиться к его скорости. Впрочем, Нэш уже сама отняла ладонь и бежала рядом с полковником. — Знаете, что меня удивило? — спросила Брук. — Почему все так спокойны? Де Ренель и сам об этом думал: — Возможно, потому, что народ Алорна не знает войн… Они даже не знают, как реагировать на опасность! Я еле-еле убедил дворцовую прислугу спрятаться в подвалах до начала эвакуации! — Мне для убедительности так вообще пришлось пальнуть из пистолета в потолок, — буркнула посол. Дамиан рассмеялся: — Вы умница, мадемуазель Нэш! Рад видеть, что хоть кто-то в Алорне не теряет бдительности. — Мы же спасём королеву? — боязно спросила американка, продолжая стремительный бег. Полковник нахмурился и, стиснув зубы, ответил: — Иначе никак… ~~~ — А8! — крикнула Армель, стоя спиной к окну башни, чтобы не видеть разделённого крепкой цепью на квадраты морского поля противника. Канониры со скрежетом стали разворачивать пушку и рассмеялись. Это значило, что она не ошиблась с координатой, и снаряд сейчас полетит не в воду, а во вражескую цель. Громкий выстрел и аплодисменты толпы. — Д’Эрсан, клянусь, я убью тебя, потому что ты убила мой корабль! — крикнул в рупор генерал Гаррель с вершины маяка, находившегося в противоположной стороне от смотровой башни. Толпа вновь разразилась криками и смехом. Королева же, довольная собой, мелом пометила крестиком поле А8 на доске. У Эжена остался всего один корабль. А у неё в запасе ещё три. — Е3! — крикнула женщина, и на сей раз её выбор военные встретили молча. Пушечное ядро вхолостую ударило по морским волнам. — Мимо, женщина! — оповестил её Гаррель, а сам выкрикнул команду. — Б10! Болельщики генерала начали освистывать его решение, и ещё до выстрела мужчина понял, что ошибся с выбором, и чертыхнулся. Однако издевательский голос Армель доложил в рупор: — Мимо! — Я уже понял! — оскорблённо ответил генерал, делая пометки на своём поле. Да где она спрятала свои чёртовы корабли?! — Спорим, я сейчас попаду в твой последний корабль? — с усмешкой спросила монархиня. — Спорим, что не попадёшь! — гордо сказал Эжен. Армель рассмеялась: — На что спорим, генерал? — А хоть на ночь с тобой, д’Эрсан! Промахнёшься — отдашься! Толпа после этих слов неистово взревела, хохоча, и в молчании ожидала ответа королевы. — Идёт! — ответила женщина, и толпа взревела так, что, казалось, старые корабли их флота, не подлежащие ремонту, использующиеся сейчас в этом импровизированном морском бое, сами разрушатся от этой звуковой волны. — Что ж… Б1! Канониры и сторонники королевы вновь рассмеялись, а оставшаяся толпа издала возглас разочарования. — Ты труп, Гаррель! — весело отозвалась королева, и в несколько ходов потопила последний корабль противника. Судья объявил победительницу, и народ в восторге встречал Армель, спускавшуюся с башни в сопровождении личной гвардии и её капитана, Эмельена де Лавуана. — Довольны победой, Ваше Величество? — со смешком спросил юноша, подавая своей правительнице руку, помогая спускаться по лестнице. — Более чем! Среди людей Эмельен заметил маркизу де Прежан, с очаровательной улыбкой махающей ему и подзывающей к себе. Однако капитан личной гвардии королевы не смел заикнуться о своей отлучке, полагая, что он и так слишком много раз по личной прихоти увиливал от исполнения своих обязанностей. Однако монархиня не могла вынести страданий де Лавуана и сама приказала ему идти к возлюбленной. Юноша благодарно поцеловал её руку и скорее побежал в объятия Паулины. Дамиан и Брук подоспели к пристани как в момент практического завершения игры. Оба были напряжены до предела, но, увидев, что толпа кричит от восторга, а не от страха, опешили. Забравшись на ближайшую возвышенность, полковник и посол увидели, что в море протянуто множество цепей, а по краям расставлены буйки с обозначением конкретного участка поля. — Они… Они издеваются?.. — дрожащим голосом спросила Брук. — Они играли в чёртов настоящий морской бой?! Я же… Я же чуть не умерла от страха! Нэш не смогла сдержать слёз, и де Ренель приобнял американку за плечи, сам подрагивая от пережитого волнения, которое оказалось напрасным. То-то прислуга во дворце смотрела на него, как на сумасшедшего, когда он стал говорить о предстоящей эвакуации. Рыжеволосая девушка, сама неосознанно для себя принявшая ласку полковника, сквозь слёзы пробормотала: — Но почему все знали об этом событии, кроме нас?.. — Не знаю, мадемуазель Нэш… — упавшим голосом ответил Дамиан. Толпа, тем не менее, радостно встречала обоих участников этого состязания. Армель в изысканном платье из тончайшего шёлка цвета морской волны с переливающимися на солнце серебряными украшениями с изумрудами, Эжен — в небесно-голубом мундире с золотыми эполетами, изысканным плащом, накинутом на плечи, блестящих чёрных сапогах и сияющей шпагой. Когда соперники встретились в центре площади, они, словно на балу, поприветствовали друг друга: королева присела в реверансе, а генерал отвесил поклон. После женщина взяла его под руку, и они вдвоём медленным величественным шагом, о чём-то разговаривая и смеясь, направились в сторону дворца. «Вот, видимо, о чём предупреждал меня Эмельен…», — думал де Ренель, ощущая всё более разраставшуюся боль в груди. Смотреть на Эжена и Армель, так чертовски прекрасно сейчас смотрящихся друг с другом, словно сам Бог создал их для того, чтобы они парой шествовали всю жизнь, было поистине невыносимо. Какая злая шутка… Как жестоко… — Дэмиен… — сочувственно обратилась к полковнику Брук, оторвав взгляд от генерала и королевы, и, увидев, что руки де Ренеля до побеления костяшек пальцев сжимаются в кулаки, спешно исправилась, полагая, что причина злости в ней. — То есть, Дамиан… Но он даже не слышал её голоса. У мужчины от обиды, злости и ревности от сжатых челюстей подрагивала кожа на щеках. Армель же, заприметив своих знакомцев, что-то зашептала Эжену, и они вдвоём направились к ним. — Как вам наше импровизированное сражение? — весело поинтересовалась королева, не понимая, почему у обоих собеседников напротив отнюдь не радостные лица. — Мы даже не знали, что оно ИМПРОВИЗИРОВАННОЕ, — сердито ответила Нэш, окидывая недовольным взглядом монархиню и генерала. — Мы с мистером де Ренелем были уверены, что на Алорн напали… А вы, оказывается, здесь развлекаетесь, пока у нас с полковником чуть сердца не разорвались от страха! Мы даже потребовали дворцовую прислугу спрятаться в подвалах! Армель удивлённо приподняла брови, переводя взгляд с Брук на Дамиана: — Но ведь об этом событии было объявлено ещё неделю назад… Де Ренель с силой сжал эфес своей шпаги, чтобы не сорваться на крик, и лишь прорычал: — Уж простите, Ваше Величество, генерал Гаррель так ответственно относится к нуждам нашей армии, что я сейчас знаю, сколько сапог у наших кавалеристов! Мне не до развлечений, в отличие от вас, я даже не смею носа высунуть из кабинета! И, не сказав больше ни слова, Дамиан, до боли оскорблённый поведением королевы, генерала и всей этой ситуации, направился в свой кабинет под усмехающийся взгляд Эжена, растерянный взгляд Брук и искренне расстроенный взгляд Армель. ~~~ Никто не посмел возразить разбушевавшемуся полковнику, когда он нагрузил каждого лейтенанта в королевстве своей бумажной работой. Документ с указанием того, сколько еды съели новобранцы за последний месяц, стал последней каплей. Этим должны заниматься младшие офицеры, даже повара, но никак не он! Тем не менее Дамиан, взяв эту гнусную бумагу, решил высказать королеве без предварительной записи на аудиенцию всё, что он думает о её драгоценном генерале и даже о ней самой. Как эта женщина, эта легкомысленная, ничего не понимающая женщина могла написать ту книгу, содержание которой он практически боготворил? Что же: обманулся он или она его сама обманула? Растолкав солдат из личной гвардии, де Ренель вломился в кабинет королевы, которая сейчас так же, как и он несколько часов назад, изучала какие-то официальные документы. Шумиха по поводу состоявшегося морского боя прошла, и все в королевстве вернулись к своим обязанностям. Но когда мужчина с грохотом захлопнул дверь в комнату, монархиня непроизвольно вздрогнула и подняла испуганные тёмно-карие глаза в его сторону. Но Дамиана этот взгляд не остановил: — Посмотрите… — дрожащим от гнева голосом изрёк де Ренель, бросив на рабочий стол женщины скомканную бумагу, а после перешёл на крик. — Посмотрите, чем заставляет меня заниматься Ваш дражайший генерал! Я, полковник королевства Алорн, обязан разбираться с пайками новобранцев! Я чуть ли не обязан писать письма прачкам, чтобы они стирали их портянки, и считать, сколько из них вернулось обратно! Вы для такой работы позвали меня к себе на службу, Ваше Величество?! Смею заметить, что и более достойные правители, чем Вы, Армель, более могущественных королевств, чем Алорн, молили о моей службе им, но я, как последний идиот, согласился служить сумасбродной женщине, радостно шелестящей своими юбками подле высшего офицерского состава! Последнее предложение было лишним: это запоздало осознал и сам Дамиан, а негодующий от оскорбления взгляд королевы заставил полковника почувствовать себя последней сволочью. Зажмурившись и тряхнув головой, он хрипло извинился: — Нет, нет, Ваше Величество, последнее я не хотел говорить… Армель, дрожащими руками развернув документ, сама была крайне удивлена. Она не знала, что Эжен так угнетает Дамиана. Безусловно, у всех у них есть канцелярская работа, но ведь де Ренель в первую очередь был воином, закалённым в сражениях. И она хотела, чтобы он передал её солдатам свой боевой опыт, а не просиживал узником в кабинете. — Я… Я обязательно разберусь с этим. Вы имеете полное и справедливое право возмущаться, Дамиан… Королева вернула документ полковнику, и тот, небрежно сложив его, поместил эту ненавистную бумагу в карман и молча кивнул. Неловкое молчание несколько затянулось. Армель ощущала некоторую недоговорённость со стороны своего верного подданного, но просто сказать о том, что «У Вас всё?» у женщины не поворачивался язык. Это казалось грубым, бесчувственным и неуместным. — Месье де Ренель? — с робкой улыбкой обратилась к нему королева. Дождавшись, пока он поднимет на неё свой вопрошающий взгляд, она продолжила: — Знаете… Я недавно ездила в Испанию с дипломатическим визитом к Карлосу III, и Его Величество преподнёс мне в качестве подарка набор натуральных масел. Всего несколько капель в ванную, и, по его словам, я смогу победить старость. На коже не будет ни шероховатостей, ни морщин. Я могла бы дать Вам что-нибудь из его набора. Некоторые из них обладают расслабляющим действием. А чтобы Вы верили, что эти масла и правда работают, я прошу Вас оценить всё лично! И, улыбнувшись, Армель протянула к полковнику обе свои руки, чтобы он коснулся их. Дамиан, кажется, после этого предложения вовсе потерял рассудок. Как опьянённый, он осторожно взял её руки в свои и сжал эти нежные и мягкие ладони в своих. Сердце учащённо забилось, пока его тело впитывало эти божественные ощущения, к которым он так отчаянно всё это время стремился. Пальцы де Ренеля бережно скользнули к запястьям королевы, а после выше, к сгибу локтя, а после ещё выше, к её плечам. Ладонями он обвёл контур её рук, спускаясь вниз, тем самым словно охватывая её всю. Волнение в его груди всё больше усиливалось, и вот вместо робких и ищущих прикосновений полковник стал чувственно сжимать руками её кожу, тактильно пробуя королеву «на вкус». И этот «вкус» безумно ему нравился… Армель же сама словно оцепенела, не ожидая таких долгих и неимоверно уютных прикосновений. Она не могла сохранить ровное дыхание и лишь следила за каждым движением де Ренеля. — Остановите меня… Остановите меня, прошу… Я не могу… не могу сам… — сипло произнёс Дамиан, так посмотрев на Армель, что она, кажется, на целую минуту забыла, как нужно дышать. — Остановить?.. — неуверенно спросила королева, ощущая сильное смущение. — Так Вам… не нужны масла?.. Вам не нравится?.. Вопрос Армель заставил полковника «протрезветь». Не нравится?.. Неужели она не видит, не чувствует, не сходит с ума так же, как он? Он долго всматривался в неё, пытаясь понять, играет она с ним, издевается или действительно не понимает?.. На него же в ответ смотрели честные и искренние тёмно-карие глаза, которые, кажется, лишь скрывали смущение. Отстранившись, Дамиан спросил: — Вы же спасёте меня из этой канцелярской рутины, Ваше Величество? Королева усиленно закивала, и от де Ренеля не ускользнуло, что её ключицы были покрыты мурашками. Что ж… Во всяком случае, его прикосновения ей не противны и, судя по всему, даже вызвали определённый восторг. Мысленно улыбнувшись этой мысли, Дамиан склонил голову перед прощанием: — Благодарю Вас, Ваше Величество!