Empire State of Mind

В целом, Йен пережил восемь часов бесконечных споров, три встречи в Овальном Кабинете, невиданную ранее раздраженность ПКР, прибег к помощи четырех членов семьи и все-таки пришел к успеху в поставленной ранее задаче — получить разрешение от отца на посещение колледжа лишь с двумя телохранителями. Немалый вклад в решение проблемы внесла и Фиона, проводя частые разговоры с Президентом о студенческой жизни в целом. В конце концов он все-таки позволил Йену поселиться в предоставленном колледжем общежитии. Так что, несмотря на двух агентов Специальной Службы, обязующихся присматривать за ним на расстоянии и еще нескольких работников Белого Дома, контролирующих его заселение в общежитие, парень, наконец, мог официально считаться новоиспеченным студентом. Кровать на правой стороне комнаты уже была кем-то занята, а небольшая табличка на двери, на которой следовало написать имена проживающих, гласила: «НЕ ВХОДИТЬ, БЛЯТЬ». Один из сотрудников, который помогал Йену заселяться, пытался оттереть эту надпись влажной салфеткой, но рыжий с ехидной ухмылкой на лице настоял на том, чтобы она осталась нетронутой. Он абсолютно не предполагал, кто будет жить с ним по соседству, но этот незнакомец ему уже нравился. Как только все было готово, Йен распустил всех сотрудников. Два телохранителя, что жили на противоположном конце коридора, вошли в комнату. Они оба были одеты в повседневном стиле, но их несколько выдавала осанка: это выглядело так, будто к их спинам приставлены невидимые доски. Одна из них, постриженная под каре блондинка, была высокой, имела достаточно хорошее телосложение и зашла в помещение, сдержанно улыбаясь. Ее звали Гретчен. Сопровождал ее мужчина по имени Пакстон, худощавый и в странноватых очках. Его устрашающая улыбка заставила конечности Йена онеметь. — Итак, — начала Гретчен. — Вы заселились, Пакстон сейчас спустится в холл и раздаст всему персоналу и студентам специальные памятки. Если что-то случится, то я буду находиться в своей комнате, моя дверь всегда открыта. Советую вам также не запираться до тех пор, пока не появится веская причина. — Например? — наигранно по-глупому спросил Йен. — Не надо притворяться, — улыбнулась женщина. — Мы всего лишь исполняем свои обязанности. — А мой сосед по комнате? — Он уже был проинструктирован. — Дайте угадаю, — фыркнул Галлагер, — его вычислили среди всех студентов этого колледжа и проинструктировали недели три или четыре назад. И эта надпись… Гретчен кивнула, и они вместе с Пакстоном вышли из комнаты. Тяжело вздохнув, Йен решил заняться распаковкой коробки, лежащей на самом верху огромной кучи вещей. Лишь представив, сколько времени ему потребуется для того, чтобы разложить все по местам, он очень пожалел, что изъявил желание заниматься всем этим самостоятельно. Но, все-таки, Галлагер пришел к мысли, что сотня работников Белого Дома, помогающая выполнять подобные задачи — это вариант развития событий, который совсем не близок к столь желанной беззаботной студенческой жизни. Разумеется, раздача памяток каждому человеку, находящемуся в общежитии, тоже никем никогда не упоминалась, но с этим Йен уже ничего сделать не мог. Сверля взглядом гору коробок, парень пытался вспомнить, в какой из них находится постельное белье. Белый Дом, конечно, довольно-таки педантично подошел к сборам Йена в колледж, подписав каждую коробку, но это было бы полезным лишь в том случае, если бы он смог разобрать хоть что-нибудь из оставленных сотрудниками закорючек. Йен услышал звуки отрыжки позади и обернулся. За его спиной стоял парень в майке и висящих джинсах. Он на секунду остановился, голубыми глазами разглядывая своего соседа, а затем тучно плюхнулся на кровать и снова рыгнул. — Значит, сын Президента, — едко сказал парень. — Представь, как я удивлен. Галлагер ответил не сразу. Когда его отец сообщил, что он сможет поселиться в комнате с обычным студентом, рыжий не поверил ему до этого самого момента. В его голове появилась мысль: наверняка из тысяч студентов колледжа Белый Дом точно бы не стал выбирать подобного парня ему в соседи, так что… не было никакого подвоха. Молчание Йена привлекло внимание незнакомца, глаза которого при вечернем свете сверкали, словно жемчужины, и он повернулся к Галлагеру. — Они разговаривали с тобой? — неожиданно выпалил парень. Голубоглазый, в ответ, рассмеялся. — Да. Знаешь, когда несколько агентов спецслужбы разыскивают тебя в собственном общежитии, ты, сука, ожидаешь наручники на собственных запястьях, а не чертово интервью. — Меня зовут Йен. — Понял, — сказал сосед, вытягивая пачку «Мальборо» из своих джинсов. Из-за этого они опустились еще ниже, делая видной резинку трусов и небольшой участок тела. С сигаретой, зажатой в зубах, он продолжил. — Микки. После этого парень взял в руки зажигалку, лежащую на прикроватной тумбочке. — Здесь запрещено курить. — Что, доложишь обо мне, Галлагер? — закатив глаза сказал Микки. — Тут висит датчик дыма. — Я отключил его неделю назад. Йен поднял взгляд на висящий над ним детектор. Зеленый огонек на нем все еще горел, да и в целом выглядел он так, будто полностью исправен. Но как только дым, исходящий от сигареты Микки, заполнил помещение, ничего не произошло. — Не думаю, что охране это понравится, — заметил Галлагер. — Пусть катятся к чертовой матери. Когда Йен, наконец-то, прекратил смеяться, он сквозь дым разглядел губы Микки, которые так же расплылись в полуулыбке. — Дашь мне это, пожалуйста? — спросил рыжий, вытянув руку. На секунду их взгляды встретились. Микки выпустил колечко дыма. Протягивая сигарету рыжему, он поинтересовался: — Тебе разрешают курить в белом доме? — Господи, нет, — ответил Йен. Сделав первую затяжку и почувствовав, что дым достиг легких, он звучно откашлялся, тем самым заставив Микки захохотать. — Отъебись. Это моя первая сигарета за три года. Затянувшись еще раз и почувствовав себя расслабленнее, он оторвал сигарету от губ и вернул ее Микки. — Удивляюсь, что кому-то есть дело до твоих привычек, — сказал парень. — Ну… — пожав плечами, вздохнул Йен. Он присел на край собственной кровати. — Представь: у тебя не самые благополучные родственники, а вся Америка считает, что семья Президента должна быть безупречной. Курению — нет, алкоголю — нет, тем более наркотикам. Мы стараемся отгородиться от других Галлагеров настолько, насколько это возможно во время выборов ради сохранения репутации. — Кто-то пишет всякое дерьмо? — улыбнувшись сказал Микки, прикусив фильтр сигареты. Йен робко улыбнулся ему в ответ. — Может быть, тебе интересно что-то узнать про мою жизнь? Про Белый Дом? Если хочешь что-то спросить — сделай это сейчас, пока мне никто не запретил выкладывать тебе всю подноготную. Микки, привстал и, облокотившись, выпустил дым прямо в лицо Йену. — Интересно в каком плане? — Ну, не знаю. Обычные вопросы, типа: «кто диктует то, что нужно сказать прессе?» «Как много свободного времени у тебя есть?» «Агенты Специальной Службы даже в туалет тебя не отпускают без охраны?» «Занимаешься ли ты сексом в Белом Доме?..» — А как ты занимаешься сексом в Белом Доме? — спросил Микки, выразительно подняв одну бровь. — Никак. Взгляд соседа застыл на лице рыжего. Сгибая и разгибая пальцы, он выпустил из них сигарету, и та оставила на коже небольшой ожог. В удивлении сжав руку так, что побелели костяшки, он сказал: — Но… — и тут же остановился. — Ну ведь перед тем, как заселился в Белый Дом? Да? — Мне было пятнадцать, когда мой отец баллотировался. Микки на секунду вопросительно посмотрел на него, и затем с его губ слетел короткий смешок. Он быстро взял себя в руки, снова зажав в зубах горячий фильтр сигареты. — Ты что, блять, девственник? — спросил он, пытаясь сдерживать желание рассмеяться. — Заткнись. — Заткнись? Да я об этом всем журналистам расскажу! — с широкой улыбкой на лице заявил Микки. — Сын Президента — девственник. Я даже могу увидеть заголовки газет! Наверное, это поможет твоему папаше получить поддержку от республиканцев. Йен помотал головой, жалея, что не распаковал все вещи раньше — уж слишком велико было желание кинуть что-нибудь в Микки. Но у него совсем ничего не было в руках, и сейчас рыжий изо всех сил пытался не подать виду, что ему стыдно, а также удержаться от каких-либо комментариев в адрес Республиканской партии. Его отец располагал поддержкой от противоположной стороны, даже, наверное, опираясь на нее чуть больше, чем нужно Президенту-демократу. Но с огромной семьей, в которой дурным тоном являлось неимение оружия, было бы трудным не заполучить поддержку со стороны правых. — Мы обязательно включим это в предвыборную кампанию, — сказал Йен чуть жестче, чем хотел. Микки презрительно фыркнул в ответ. — Забудь. Я не собираюсь поддерживать вашу партию. — Ты не голосовал за моего отца? — Конечно нет. — Серьезно? С тобой точно проводили собеседование? Микки снова посмотрел на рыжего, уже с самодовольной улыбкой. — Сложно поверить, правда? Но я никогда не нарушал закон, никогда не посылал тебе письма с угрозами, ровно так же, как и любовные послания, и я не нахожусь под постоянным наблюдением, — сказал он, затушив окурок о прикроватную тумбочку. — Очевидно, что я соответствую всем твоим требованиям, и на этом заканчиваются вещи, о которых спецы могут меня спрашивать. — Тогда я буду твоим наблюдателем до конца этого дня, — подытожил Йен. Он снова попытался сосредоточиться на распаковке вещей, и, разбирая хлам, лежащий в одной из коробок, шестым чувством ощутил на себе пристальный взгляд Микки. — Тебе помочь? — спросил он. Йен обернулся через плечо. Микки раскинулся на кровати, своей позой позволяя рыжему лицезреть чуть больше неприкрытых одеждой мест, чем следовало бы. В его бледных губах снова была зажата очередная сигарета. Он провел рукой по черным, как смоль волосам и застыл. — Будешь лежа давать мне рекомендации и советы? — усмехнулся Йен. — Ну вообще я собирался распаковать пару блядских коробок, но если ты любишь все усложнять… — Хорошо. — Что хорошо? — Хорошо, ты можешь помочь. Несколько мгновений Микки разглядывал Йена совсем не моргая. Затем, пожав плечами, он все-таки сказал: — Думаю, я все-таки воздержусь, мини-през. — Не вздумай называть меня так. — Покажи мне хоть один пункт в памятке от спецслужб, который запрещает мне это делать. Йен рассмеялся. Как бы он ни старался, он не мог не согласиться, что Микки ему действительно нравится. Новый сосед напоминал рыжему его дальних родственников, что родом из Чикаго, их захламленную кухню, вечно чумных полупьяных членов семьи, и модель поведения под названием «сделай-или-умри», которая была традиционной в Саут Сайде. Рядом с Микки он чувствовал себя как дома, и здесь ему было намного уютнее, чем в какой-либо резиденции. — Кстати говоря, что написано в тех бумажках? — спросил Йен, бросив на кровать какие-то безделушки, даже не рассмотрев их повнимательнее. — Которые всем раздали в холле. — Никаких фотографий, разговоров с репортерами, ночных выходок, вовлечений тебя в компрометирующие ситуации, записок под дверью, передачи тебе личных вещей… — Стой, ты что, все наизусть знаешь? — перебил брюнета Йен. Он уставился на Микки, который все еще неподвижно, разглядывая потолок, лежал на кровати, держа сигарету в руке; и пару секунд назад он зачитал будто написанный на потолке текст! Голубые глаза встретились взглядом с глазами Йена, тот смотрел на соседа мягко, но все же недоверчиво. — Эта памятка уже давно у меня, — пожав плечами сказал Микки, будто зазубренные предложения не были чем-то из ряда вон выходящим, и затянулся сигаретой. — Мой отец не очень-то рад, так что это было частой темой для разговора. — Почему? — Он против правительственной цензуры, — бросил брюнет, снова затянувшись сигаретой. Он взял ее в руки, чтобы продолжить свою фразу, и перевел взгляд на Йена. С нотками ложного раздражения, Микки закончил. — Республиканец.