Empire State of Mind

Всего неделя, проведенная на задании, а Микки уже во второй раз направлялся в Овальный Кабинет. Добраться туда было не самой простой задачей. Парню как-то удалось убедить Гретчен в том, что ему необходимо встретиться с Президентом без объяснения цели визита. Йена же, в свою очередь, убедили покинуть общежитие для того, чтобы Микки смог переодеться в официальный костюм и сесть в президентский картеж без лишних вопросов. Ну, а Президенту пришлось выкроить немного времени в своем плотном расписании на разговор с телохранителем его сына. В целом, не самый лучший день для Микки: пять часов ожидания, пока рыжий проснется, позже — еще три часа ожидания в попытке попасть к мистеру Галлагеру. Брюнет был измотан. Ему удалось поспать лишь час, что заняла дорога к Белому Дому. Сейчас же он стоял рядом с Овальным Кабинетом, пытаясь не зевать. — Мистер Милкович? Микки поднял взгляд и увидел помощника Президента, отворяющего дверь. Кивнув мужчине, он прошел в Овальный Кабинет. Клейтон Галлагер сидел за своим столом, разглядывая какую-то синюю папку. Как только дверь захлопнулась, он отложил ее в сторону и посмотрел на Микки. — Мистер Милкович, — сказал Президент, — нам нужно сделать это быстро. У меня есть только пара минут. — Конечно, сэр, — ответил Микки. После этих слов он совершенно забыл, о чем хотел поговорить. Он вгляделся в изумрудные глаза Президента, которые были точь-в-точь идентичны глазам Йена, правда, казались более изувеченными возрастом. В желудке возникло неприятное чувство, и Милкович еле-еле смог перебороть желание поднести руку к шее, дабы не обратить лишнее внимание на шрамы, едва прикрытые воротником рубашки. — Итак? — Сэр, я не могу быть уверен в том, что вполне уместно говорить об этом, — начал Милкович. Он сжал свои губы, подыскивая наиболее правильные слова для окончания своей мысли. Решив, что лучше напасть, чем обороняться, он продолжил. — Но, могу ли я спросить у Вас, почему я не был осведомлен о том, что Ваш сын — гей? Глаза Президента округлились. Если до этой фразы он не совсем вслушивался в слова агента, то сейчас ему пришлось обратить на него все свое внимание, расценивая Микки как потенциальную угрозу. Парень почувствовал себя несколько неуверенным, ведь, скорее всего, в этот момент Президент бы легко смог сделать нечто другое, нежели попросту уволить своего сотрудника. — Извините? — Я спрашивал Вас о тех вещах, которые мне необходимо знать для того, чтобы корректно выполнять мои обязанности, — сохраняя спокойствие добавил Микки. — И Вы пренебрегли фактом, что он — гей. — Я и не подумал о том, что это имеет какое-то отношение к Вашей работе, — сказал Президент, вскинув брови. — Он — ребенок, учащийся в колледже. Как Вы думаете он проводит свое время? — задал риторический вопрос Микки. — Я могу ответить. Распитие алкоголя, наркотики и секс. Я могу справиться с первой вещью, имел дело с экземплярами и похуже Вашего сына, могу удержать его от второй, но секс? Сэр, мне надо знать, на кого он в принципе смотрит, чтобы я смог продумать свои дальнейшие действия в случае неприятностей. — Мой сын прекрасно знает, что он должен и не должен делать, — достаточно сдержанно заявил Президент. В его глазах виделась некая усталость, а губы пытались изобразить улыбку. — Не поймите меня неправильно. В этом нет ничего… Я поддерживаю его. Но Белый Дом, и пресса… — Я понимаю, — прервал Милкович, не сводя глаз со смены караула, происходящей на улице. Медленные, точные действия охранников, которые они выполняли даже не глядя друг на друга, легкость в их движениях, отточенные шаги. — Но, сэр, со всем моим уважением, я должен был это знать. — Что произошло? — Ничего не произошло сэр. Президент окинул Микки взглядом, таким поистине живым, натуральным, что тот даже и забыл, что находится в Овальном Кабинете. Он прекрасно помнил, что почти так же на него смотрела сестра. Вздернутый подбородок, чуть прикрытые глаза, будто говорящие «ладно же тебе». — Вас бы не было здесь, если бы ничего не произошло. — Я слежу за этим, — попытался оправдаться Микки. — Если бы я не следил… Смотрите, я не знаю, что бы произошло на вечеринке, выйди вещи из-под контроля. Я старался, чтобы все было в порядке, но выпивший Йен не может отвечать за свои действия. И если бы я знал, что мне стоит держать его подальше от парней, я намного пристальнее бы наблюдал за тем, как его выцепил какой-то футболист, а не миниатюрная блондинка. Я бы лучше выполнял свою работу. — Как вы вычислили все? — Я не переживаю по поводу девушек, сэр, — сказал Милкович. — Если Йен переспит с незнакомой девицей, а она начнет об этом болтать, большого скандала не будет. Если он утащит ее в пустую комнату, какая мне разница? Я уверен, что он сможет сдержаться, если она окажется русской шпионкой или просто отпетой безмозглой дурой. Но если он окажется в этой же самой комнате с каким-нибудь парнем, ростом с него самого? Чуть больше? Чуть меньше? Я не представляю, как буду выглядеть при сравнении, не знаю, как хорошо подготовлен Ваш сын, и, честно говоря, навряд ли что-то смогу сделать в таком случае. — Мистер Милкович, вы пришли для того, чтобы прочитать мне лекцию? — кивнул Президент, едва заметно улыбаясь. — Вам стоит знать, что у меня достаточно работников, подмечающих вещи, которые я сделал неправильно. Впервые за все время, проведенное в Овальном Кабинете, Микки ужасно захотелось выбраться наружу. В Белый Дом его привела чистая паника, и ничего более. Какого черта он должен знать о том, как справляться с желающим напиться девятнадцатилетним парнем, у которого встает член после нескольких литров пива? Как он может в принципе выполнять свою работу без какой-либо подстраховки, столь нужной в некоторые моменты? Правда, ничего из этого не было высказано Президенту. Милкович был до смерти напуган, почти что не в состоянии заново приняться за исполнение обязанностей, и он не мог сказать об этом своему боссу. Сделав несколько умозаключений, парень предпочел переключиться на следующий вопрос. — Мне нужно знать вещи, о которых Вы также не стали упоминать, — сказал он. — То, что скрывается от масс, и то, что я обязан знать. В помещении повисла мертвая тишина. Президент кивнул. Он жестом указал Микки на кресло, приглашая его присесть, затем уселся сам, удобно устроившись в кресле. Стоит вспоминать корни Клейтона Галлагера или нет, в любом случае — он вписался в роскошную жизнь просто идеально. Агент не замечал этого за его сыном. — Я думаю, — начал Президент, — Вы знаете что-нибудь о его матери? — Люси, или Моника? — Моника, — уточнил Клейтон, водя рукой по гладкой ткани брюк. Мужчина начал рассматривать блик на собственных ботинках и заметно поник. Микки бросил взгляд на окно, стараясь убедиться в том, что этот самый блик был естественным. — Вы слышали о том, что во время предвыборной кампании у журналистов возникло множество вопросов про нее, ее здоровье и… — Она пыталась совершить самоубийство, — сказал Микки. Ему совершенно не хотелось выслушивать Президента, ходящего вокруг да около основной темы. Да и у него, как Милкович посчитал, так же не было лишнего времени. — Вышло большое шоу. Люси около ее постели, ваша общая поддержка… Я помню. — Это не просто депрессия или желание внимания, — кивнул потерявшийся в собственных мыслях Президент. — У нее биполярное расстройство. Микки прищурился. Эти слова мало что значили для него, но он постарался запомнить термин, чтобы найти побольше информации после. — Вы хотите сказать, что это передается по наследству? Президент опять кивнул; на помещение снова обрушилась тишина. Тишина в Овальном Кабинете никогда не была абсолютной — ее нарушали шаги за стенами Белого Дома, сирены патрульных машин. Микки, составивший целый список вещей, о которых следовало бы поразмыслить, прислушивался к каждому звуку снаружи, подмечал каждый шорох. Он будет смотреть на симптомы, приглядывать за рыжим, и постарается не выглядеть как слишком осведомленный в этих вопросах человек. А еще ему все также следовало справляться с пьяным Йеном (читайте: «с возбужденным Йеном»). — Хорошо, — встав с кресла, сказал Микки. — Спасибо, мистер Президент.