Почти, или Пять...

Утром в день концерта Саша прибегает на репетицию, светясь изнутри, и даже скрыть это не пытается. Солнечно здоровается со всеми, кого встречает по пути в фойе, на этот день приютившее оркестрантов. Она бравирует сама перед собой, стараясь не думать о Даниле, о том, что ей хочется его увидеть, как никого другого. Но краем глаза следит за всеми дверьми, надеясь, что он вот-вот войдёт, ей интересно, как он теперь с ней будет. И она видит его, когда выходит за кофе. Данила стоит вполоборота, в компании каких-то людей, на кого Саша сперва не обращает внимания. А зря. - Саня, иди сюда! – её замечает Жилин, с которым Данила, ясное дело, сегодня будет неразлучен. Саша охотно подходит. Данила почему-то не оборачивается, и спина у него чего-то так напряжена… Спустя миг Александра понимает, чего. Рядом с Козловским стоит Ольга. Стоит и за руку его держит. Саше, конечно, хочется тут же сбежать. Тупо – от того, что ей это не нравится. Своя реакция, сцепленные зубы и боязнь сделать глупость – не нравится ей страшно. Безмозглая курица. Это она о себе, естественно. - Всем доброе утро, - беззаботно говорит она, стараясь не задерживать взгляд на Ольге; недавнее желание смотреть на Козловского пропало бесследно. Высокая, на каблуках выше него. Очень худая, с каре, которое должно было выглядеть стильно, но выглядит потрёпанно. Тонкие руки, крупный нос, тёмные глаза неправильной, но необычной формы. «Ну у тебя и вкус, Даня. Уж лучше бы тосканские виноградники». - Чего звали, Сергей Сергеевич? – у Саши по-прежнему получается выглядеть непринуждённо. - Саша, познакомься, это Оля. Оля, это Саша, она со мной танцует и поёт в «Фонографе». Козловский вступает в разговор так неожиданно, что Александра едва не вздрагивает. - Здравствуйте, очень приятно познакомиться, - не отпуская предплечья Данилы, Ольга улыбается вроде бы даже приветливо. Она говорит с сильным американским акцентом, чем, естественно, сразу же настраивает Сашу против себя. Глядя Ольге в глаза, она медленно берёт кофе из левой руки в правую, и Даниле этот жест кажется таким дьявольски выразительным. Александра кивает девушке – его девушке – и ничего не отвечает, думая, что Наташка бы тут съязвила, «девушка», как же, старше его на три года. Данила, разумеется, чувствует себя виноватым перед Сашей, перед хрупкостью их своеобразного, новорождённого взаимодействия. И эта вон тоже – с досадой думает он – нацепила опять кольчугу. Собственно, а что ей ещё остаётся. - Оля решила сделать сюрприз и приехала на концерт, - ей кажется, или он извиняется? Не палитесь, Данила Валерьевич. Посмотреть ему в лицо Саша не находит сил. Мычит что-то неопределённое, чтобы совсем уж себя не сдать. Она вообще не знает, куда деть свой взгляд, куда смотреть после того, как понимает – Ольга будет присутствовать на концерте. Она пытается вести себя максимально естественно и проваливается с треском. Перед Козловским уж точно. Она растерянно блуждает взглядом по ближайшей стене и лицу Сергея Сергеевича, не зная, что сказать, пока ей не звонит спасительно потерявшая её Наташка. «Господи, Наташа, ты ещё никогда не была так вовремя». Она берёт трубку и только на мгновение сталкивается взглядом с Данилой. И видит, чего ему надо – остановить. Сказать в очередной раз какую-нибудь необдуманную чушь. Катись ты, Козловский… сам знаешь куда. - Да, Наташ. Я сейчас приду. Он не смотрит ей вслед, она это знает. Не дурак же… да и с чего бы? К нему девушка приехала. Саша чувствует внутри мерзкую раздавленную лягушку, и от её утреннего подъёма больше нет и следа. «Саша, ты его терпеть не можешь. Тебя то, с кем он там ошивается, это не должно беспокоить вообще». «Меня и не беспокоит, но, видишь ты, сюрприз она ему решила сделать, принеслась с полным правом, палец о палец не ударив…» О том, что у Ольги это право и в самом деле есть, Саша решает уже не думать. Только сегодня явно не её день. У девчонок в гримёрке, конечно, не может быть другой темы, кроме пассии всероссийского секс-символа, и они даже не считают нужным говорить чуть тише, чем обычно. Александра садится за столик рядом с подругой. Та смотрит на неё через зеркало, мол, «что?» Саша мотает головой. Мол, «ничего». - А я её видела в одном фильме нашем. Ничего выдающегося, на самом деле, сильно только режет слух, знаете, пришепётывание такое сильно американизированное… - вспоминает, устроившись на подоконнике, худенькая белокурая Светка. – Неужели такой можно приобрести акцент за такое время? - Да понты это, - вступает в разговор Наташка, и Саша напрягается – от неё можно чего угодно ждать. – Причём самого дешёвого порядка. «О, йа таг дольго жить за г`аница, что почти забить `усский `язык!» Наташка, нарочно коверкая речь, смеётся, и девчонки смеются в ответ. - Я думаю, они сами разберутся. – Саша в гуле этого смеха отвечает негромко, почти неслышно. Собственно, её и не слышит никто, кроме Наташи. Та с подозрением смотрит на неё, но ничего не говорит. *** До Александры не сразу доходит, что ей надо держать лицо. Ей не нужны сплетни, не нужны возможные претензии потом со стороны Козловского. Вчера они уехали вместе, утром Саша заявляется, как красно солнышко, а узнав, что его девушка здесь, угасает и затихает на глазах – ей кажется, что это слишком легко. Поэтому, когда Данила подходит к ней перед репетицией танца, и она видит, как серьёзен его взгляд, то уже в состоянии снова парировать. - Саша… - Да? – чёрт. Звучит так фальшиво, в самый раз для какой-нибудь дебильной комедии. «Ну чего ты «да». Саш, ну… прости». Да, его тянет перед ней извиниться, хотя он знает, что ни в чём не виноват. - Ты убежала. Я хотел спросить, как твоя нога. Саша оборачивается. Всё это время она делала вид, что вдевает в уши крошечные серёжки. - Моя нога – хорошо. – Каждое слово взвешенно, значимо. Саша говорит как будто через точку. И этим бьёт его по голове, как пыльным мешком. – Вчера я намазала её кремом. На один танец хватит. - На два… сейчас же репетиция. - Да. Сейчас репетиция. Саша без труда отводит глаза и идёт к своей точке. Глядя на её обнажённую спину в вырезе блестящего чёрного платья, Данила решает сказать то, что носит в себе уже полдня: - Я не знал, что она приедет. Александра оборачивается. Да, снова – Александра. В лице не дрогнула ни одна мышца. - Тебе незачем это говорить. Меня это не касается. Она скрывается на лестнице, и Козловский с мрачным предвкушением очередной стычки с ней выходит к микрофону. Он помнит, что она ему обещала. На генеральной репетиции и на прогоне поцелуй будет настоящим. Саша не знает точно, но догадывается, что Ольга наблюдает за ними из зала. И ей хочется как никогда проявить себя. Продемонстрировать всему миру, какая она… женщина. Откуда именно такое желание, она не знает, но допускает мысль, что это в конечном итоге даже неплохо. Что-то вроде спортивной злости. И Козловский оказывается к этому не готов. Он берёт Сашу за руки – а её пальцы обвивают его запястья. Она обнимает его в танце – ему кажется, что она вот-вот укусит его за шею. В глаза смотрит уверенно и упрямо, как, пожалуй, ещё никогда не смотрела. Для танго это, конечно, самое оно. Он взбегает за ней по лестнице не в ритм музыки. - Остановись, - говорит ей вслед не в микрофон, и только она слышит. Саша не может это увидеть, но понимает – не по драматургии пошло. Данила притягивает её к себе за руку, и Саша его целует… но совсем не так, как вроде бы договорились! Она просто касается его губ своими, сухими, он чувствует – совершенно безразличными. Что?! Саша разворачивается и смотрит ему в глаза. Да, она неправа. Да, должна была повести себя профессионально. Но отказать себе не может. «Девушка так девушка, Данила. Валерьевич». *** До вечера ещё есть время. Саша выходит на улицу и видит, как Козловский вместе с Ольгой садится в машину. Она весь день сегодня будет на них натыкаться? Слава Богу, завтра этот сюр кончится… Саша натягивает капюшон в надежде, что он её не увидит. Напрасно. Оставляя Ольгу на переднем сиденье, Данила устремляется к ней. Мать твою. - Я не нашёл тебя после прогона, - он начинает говорить без предисловий, ещё не успев подойти. – Это что было? Или ты на ногу отвлеклась? - Ну, во-первых, не ори. – Саша выключает плеер и снова нарочито медленно надевает на руку перчатку. - Я не… - Во-вторых, классно, что спросил, нога чуть-чуть только отдаёт. – В её голос возвращается сталь. Она не имеет ни причины, ни права на него злиться, но Козловский её бесит так, что… что… - Да? И куда ты собралась со своей «отдающей» ногой? – он делает шаг ей навстречу. Ещё немного – и расстояние между ними станет запретно маленьким для взгляда постороннего наблюдателя. Вполне определённого постороннего наблюдателя, сидящего в припаркованном неподалёку «Ягуаре». - Отойду на пару часов. У меня назначена встреча с другом. Козловский приподнимает брови. Саша ведь не станет ему признаваться, что не знала, что они уедут, поэтому решила сама слинять, чтобы до вечера на них больше не натыкаться… Она врёт. И он видит, что она врёт. И тоже бесится, потому что не понимает – друга она просто так придумала, или из-за… Данила приближается к ней вплотную. Если бы они снова оказались в том коридоре, он доказал бы ей, что прав… Саша подаётся в сторону. - Не опаздывай, - от досады Данила бросает это резко, грубо и даже немного презрительно. Девчонка. Вздумала в игры с ним играть. Разворачиваясь на пятках, девушка уходит так быстро, как только может. И на концерте, забыв о зрителе, Саша по-настоящему целует его. Зал ликует. Саша позволяет обнять себя. Чувствует пальцы, обжёгшие в петербургском ноябрьском воздухе её спину. Чувствует язык, бесцеремонный, заставивший вздрогнуть и на миг прижаться ещё плотнее. Чувствует щетину под своими ладонями. Всего его за полторы секунды успевает так прицельно почувствовать. И пусть на них смотрят. Пусть смотрят все. Развернувшись на финальной точке, подмигивает ему правым глазом, которого не видит зал. «Так что ты там имел в виду насчёт правоты?» У неё снова получилось выбить его из седла. Несмотря ни на кого. *** Ну, вот и всё. Теперь она может жить спокойно до тех пор, пока «Большую мечту» куда-нибудь по какому-нибудь поводу снова не пригласят. «Это глупо, что я чувствую себя отомщённой?» За что? Перед кем? Дура ты, Сашка. Девчонки после концерта поехали тусоваться в какой-то ночной клуб; её с собой звали, но она отказалась. Ей так хорошо сейчас. Спокойно. Она, внутренне улыбаясь, поднимается в свой гостиничный номер. И если бы Саша теперь утруждала себя мыслями о Козловском и его чёрт-бы-её-побрал девушке, то могла бы предположить – они либо догуливают на банкете «для своих», либо дрыхнут в номере уже с полтора часа как. Но её предположения не оправдались бы, потому что Козловский – в полном одиночестве – вот он, сидит на подоконнике в конце коридора, не заботясь даже о том, что его видят камеры наблюдения. Саша застывает, видя его. И по тому, как он выпрямляется, понимает, что ждал он её долго. Как узнал, что она придёт одна? Или не узнавал? Чего он вообще хочет? Через секунду она забывает эти свои вопросы. Данила совершенно не выглядит уставшим. Он смотрит на неё серьёзно. Даже, пожалуй, строго. И очень-очень внимательно. Изучает хрупкую девушку, которая одним своим появлением способна спутать ему все карты. Он не скрывает от неё, что размышляет сейчас о ней, и Саша медленно, тихо идёт навстречу. Останавливается только у двери своего номера, сократив расстояние между ними наполовину. Его очередь. Данила опирается руками на подоконник, подаётся вперёд, не отрывая взгляда от лица Александры, которая прислоняется к стене. Он слегка наклоняет голову, но выражение его лица не меняется. Как ей удаётся быть такой постоянно красивой, интересно? Ему приходится глубоко вдохнуть и выдохнуть. Саша ему запрещена. Запрещены её губы, руки, спокойный взгляд с искорками жизни, на которые она его цепляет. Есть целый свод законов человеческой морали, по которому ему всё это категорически запрещено. Но… Он спрыгивает с подоконника на ковёр, не желая слишком шумным движением прервать их зрительный контакт. Приближается к Саше. Прислоняется к двери, в точности повторяя её позу. Она рядом с ним действительно… хрупкая. Наконец она первой опускает взгляд в пол. И достаёт из кармана ключи, которые поворачиваются в замке слишком громко. - Заходи, - говорит так, словно это само собой разумеется, и Козловский отстраняется, позволив ей отворить дверь. Номер встречает их оглушительной тишиной. Никто не зажигает свет. Саша ставит на пол сумку и поворачивается к Даниле. Смотрит на него немного устало, будто ожидая чего-то, но он молча отвечает ей на взгляд – на короткий момент ему даже мерещится, что этого достаточно, вот так стоять и смотреть ей в лицо. И тогда Саша встаёт на носочки и сама целует – как-то деловито, неромантично, но у него уже пропадает желание анализировать её поведение. Боже. Наконец-то. Он охотно обнимает её, привлекает к себе за затылок, и, когда убеждается, что Саша не оттолкнёт, сбрасывает с плеч куртку, так и не прервав поцелуя. Куртка комом падает к ногам; туда же отправляется стянутое Данилой Сашино пальто. Получив возможность прижаться к нему ещё плотнее, девушка легко выдыхает и приподнимается на цыпочки, углубляя поцелуй и сжимая пальцами его свитер. Им впервые некуда торопиться. До утра у них есть всё время мира. Саша только тут понимает – ей и в голову не пришло подумать, что же он наплёл Ольге и где она сейчас… И его губы заглушают в ней желание спрашивать. Говорить о чём бы то ни было. Это сладко. Это очень сладко. Терпко, насыщенно. Так, как ещё никогда. Их взглядам не сразу удалось встретиться. Саша только и шепчет: - Ничего не говори. Берёт его за руку и ведёт за собой. И стоит им оказаться в соседней комнате, Данила тут же перестаёт подчиняться. Плавно, но крепко он возвращает Сашу себе. Как пушинку, подхватывает на руки. Опускает на кровать, целуя её снова и тем самым давая возможность раствориться в нём. Не спрашивать. Не пытаться протестовать взглядом. Не этой ночью. Нет, сейчас Данила не слеп, не в огне. Он прекрасно соображает, зачем он пришёл к Александре. Он ей не пытается ничего доказать. Он не хочет сделать ей больно. Он не собирается ни в чём её переубеждать, или, упаси Боже, снова сражаться. Он просто пришёл к ней. И хочет остаться. Саша не возражает.