Почти, или Пять...

В темноте Данила улыбается, и Саша это видит. «Потрясающе красивый». Она не может избавиться от этой мысли. Он занял её место на подушке. По пояс накрывшись тонким гостиничным одеялом, он смотрит на Сашу, которая похитила у него эту ночь, ровным счётом ничего для этого не сделав. Неземная она какая-то. Необыкновенная. Прикрыв себя другим концом одеяла, опирается спиной на его согнутые в коленях ноги и смотрит на него так спокойно и мягко. Волшебная. Длинноволосая, как русалка. Совсем не та же девушка, что днём. Даниле хочется гладить её по лицу, как ребёнка. Хочется видеть, как она доверяет ему держать себя в руках. Такая… настоящая. Живая. Сладкая. Ему хочется её всю. Ему кажется мало. Вот только список вещей, разрешённых им даже к обдумыванию, крайне мал. И оба молчат. Светлые спокойные глаза красноречивее. Она попросила «ничего не говори», и едва ли один, два лишних звука услышали эти стены. Это необычно. Они ведь едва знакомы. Но слова не родились не потому, что она запретила – она не запрещала. Слова лишним ненужным грузом повисли бы в прозрачном воздухе, и без того насыщенном тихими поцелуями. Это необычно. Прикасаться, обнажать, вести за собой – и ни единого слова. И даже почти ни единого взгляда. Губы к плечам, вискам и волосам. Женские пальцы сжимают загорелые крепкие руки, оставляя на коже испаряющиеся беловатые следы. Позволяют ему. Даниле хочется сказать ей, что она прекрасна. Но Саша понимает – по степени восхищения и жажды, с которой он обращается с ней. Саша понимает его густую, внимательную к ней, скрупулёзную тишину. Она ему всё ещё запрещена. Но именно сейчас Данила делает, что хочет, а значит, делает всё правильно. Саша задумчиво гладит его по животу – выше рукой не дотягивается. Данила задерживает дыхание, когда тонкие пальцы обрисовывают контур косых мышц пресса. Они молчат. Данила смотрит на её лицо, Саша – на свою руку. И ни одной больше стены между ними из тех, что так тщательно выстраивала. Один только её взгляд так откровенен, так серьёзен, что у него мурашки бегут – лишь бы ночь не заканчивалась. Неприязнь её, тихое соперничество по-прежнему где-то там, в наклоне её головы, в пространстве между карими и голубыми глазами. Но оно хрупкое и малозаметное, как киношное стекло. Как рука в руке во время танго. Точка противостояния на первый взгляд, работа на удержание. Но кроме танцующих, никто не знает – именно здесь они ведут друг друга. Именно поэтому так верно чувствуют. Даниле хочется поцеловать кончики её пальцев по очереди один за другим. - Я заговариваю утро, - шепчет он, не зная, вправе ли, - чтобы оно не наступало. Саша откидывает голову, и он чувствует мягкость волос, рассыпавшихся вниз, почти до постели. Её губы трогает горькая улыбка. Она не хочет говорить. Она хочет полулежать и гладить его по животу. Данила хочет большего. Но куда важнее смотреть на Александру и взвешивать каждый вздох с целью не разрушить баланс между желанием и небытием, преступно сладкий для них обоих. Уголок её рта вздрагивает, когда Козловский обнимает ладонью её колено. Это движение ей кажется властным, и Саша не хочет упрекать себя за тихое наслаждение. Он весь перед ней именно сейчас – неповторимый. Расслабленный, жаркий, уверенный в себе, словно наевшийся хищник. Ногой, кончиком большого пальца она проводит по его руке – от локтя к запястью – и снова лениво вытягивает ногу, и её уже не сводит от каждого движения. - Я, честно говоря, думала, что ты уйдёшь. Вот он, его встроенный сканер на настоящесть. - Э, нет. От таких шикарных ног не уходят. – Козловский подтягивает к себе изящную ступню; целует щиколотку. Саша хмыкает, наблюдая за ним. Отшучивается он. В любое другое время она бы охотно воткнула в него за это шпильку, но сейчас ей не до игр. Не до того, чтобы терять время. – Или ты хочешь, чтобы я ушёл? Она не знает, хочет ли. Даже если бы не хотела, где-то там, в человеческом мире, откуда они оба родом, у неё не будет права просить его остаться. - А ты-то сам хочешь уйти? Даниле доставляет удовольствие видеть, как только тень дневной Саши остаётся с ней вечером. Как она испытывает его, слегка прищурившись… но на самом деле не имеет этого ввиду. - Нет. Александра мягко пожимает плечами. - Оставайся тогда. Всегда нужно делать то, что хочется… ведь так. Она едва не оступилась. Никаких тенденций. Никаких правил. Никакого «всегда». Никакого – в эту минуту – рефрена к планете Земля. Впрочем, Данила лениво и ласково улыбается ей. - «Все мечты должны сбываться, даже самые маленькие», да? Она наклоняет голову, и ресницы прикрывают глаза. На лицо падают густые волосы, и ему приходится подавить в себе желание их убрать – слишком велика цена для того, чтобы шевелиться и терять её такую. - А «Большие мечты» должны сбываться тем более. Данила тихо смеётся. Саша такая красивая напротив. Такая женственная, податливая, и в то же время преисполнена уверенности в каждом жесте и взгляде. Он рассматривает реку блестящих в полутьме каштановых волос, ровные нежные губы, выступающие девчоночьи ключицы, наделяющие Сашу трогательной беззащитностью. Он не может оторвать глаз от утопленной его поцелуями шеи и обнажённых плеч. И ямочки, начинающей грудь. - Холодно? Саша легонько мотает головой: - Нет. На самом деле ей разве что чуть-чуть прохладно. Но на ней защита такая прочная. Запах Данилы, его пот, послевкусие от тяжести его тела на своём. На всём теле невидимые горящие пятна, словно клейма от захвата руками, от поцелуев, ожёгших щетиной. И несколько крошечных настоящих следов на шее и там, под левой грудью, когда он не сумел сдержаться. Саша чувствует, как покрыта им с головы до ног. Поэтому нет, ей не холодно. Козловский легонько потягивается, так, чтобы не потревожить устроившуюся у его ног Сашу. Прогибает поясницу и раскрывает девушке объятия ладонями вверх: - Иди в руки. Саша медленно закрывает глаза. Открывает не сразу. - Как птице – «иди в руки». Ему и так кажется, что она птица. Поэтому, чтобы не улетела, он поднимается на локтях, привлекает к себе и роняет девушку поперёк кровати. Саше хочется острее насладиться своим чувством принадлежности, но Данила отвлекает её, цепляет дыханием кожу, дразня, не целуя. Большим пальцем он обводит её лицо, как дети фломастером обводят картинки в книжках. - У тебя глаза, как у ангела, синие. Саша повторяет его движения. Ставит точки на подбородке. Как и хотел, Данила обхватывает её пальцы губами. - Избито делать комплименты по поводу глаз. - Это не комплимент. Я вообще, кажется, ещё не делал тебе комплиментов. Потому что про тебя что ни скажи – всё правда. Козловский не уверен, что верит тому, что видит. Видит он вызревшее, полное Сашино доверие. Видит, как она с ним. - Нельзя вопрос задать, да? Саша прикрывает глаза: - Нет. - Один вопрос. - Нет, Данила. – Она видит, что Козловский настаивает, и почти паникует, им категорически нельзя говорить почти ни о чём, чтобы не разрушить волшебство, которое и без того с первым лучом солнца исчезнет. - Один только вопрос, Саша, прошу тебя. - Даня, нет… Он прижимается к её губам своими, чтобы прервать сопротивление. - Только один вопрос… - внутренне он смеётся её протесту. – Тебе со мной хорошо? Она расслабляется. И он ещё спрашивает? Облегчение от вопроса и простота от готового ответа снова делают из неё уступчивую, сладкую его губам, манящую девочку. - Да. Прямо здесь и сейчас мне очень с тобой хорошо. Это разрешение. От лица его рука опускается ниже. Проводит по груди, по животу… останавливается у бедра. Ему сегодня хочется медленно, поступательно и постепенно. Прочувствовать каждый миллиметр Александры. Всю её сладость отобрать, как пресловутый викинг, себе. Саша, словно шестнадцатилетняя девочка, замирает наполовину испуганно, наполовину заворожённо, когда Данила дотрагивается губами до уголка её рта. Будто впервые. И он чувствует, что Саша, и впрямь как птенец, трепещет, почти не дышит и ждёт, что же он сделает дальше. Долго ждать не приходится. Крошечными сладкими поцелуями он движется вниз. Тонким штрихом прикосновений обрисовывает фарфоровый контур подбородка и спускается к ямке ключиц. Смотрит на девушку внимательно, вычисляя, где бы ещё прикоснуться к ней – её плечо так удобно накрывать ладонью, а шею целовать, потому что Саша даже голову откидывает, открывая доступ, особенно. Не как все. Гармонично её тело рядом с ним. Уступчиво и красиво. Он отвык от возможности пропускать мягкие длинные волосы сквозь пальцы, а у Саши они красивые, густые, до талии, сейчас раскинуты по простыне его же стараниями. Данила не видит, что она жмурится. Из-под новой ласки ей наружу уже не выплыть. А он целует дальше, следует губами ниже, прокладывает прямую линию, собственнически поглаживает грудь, и останавливается только у маленькой блестящей серёжки в пирсинге пупка. Ему правда видится эта кинокартинка. Не в отеле, а в крепком бревенчатом княжеском остроге, не среди разброшенной одежды, а на шкурах добытых на охоте зверей два сплетённых тела, и освещает их не луна, скрывшаяся за тучами, а тусклые коптящие свечи. И во всём праязыческом мире – только одна женщина, желанная им этой ночью. Полукруг пальцами – от внешней стороны бедра к внутренней. Саша послушно разводит ноги, и Данила тут же поднимается вверх, руками скрещивая их у себя за спиной. - Скажи, - шепчет ей в губы, - скажи. Как меня зовут. Пусть знает. Пусть помнит. - Тебя зовут Данила. – Он одобряюще лизнул её нижнюю губу. – А меня… Александра. И… - Да, девочка, - хищно мурчит он, прикусывая ушко. – Да? Она обнимает его лицо ладонями и ловит хмельной взгляд. - Пожалуйста… От мощного вторжения в тело глаза праязыческой девушки закатываются, и она успевает только осознать влагу его языка на своём. *** Потом он ещё долго любуется лунным светом, брошенным на обнажённое плечо, и веером подрагивающих ресниц. Они так и засыпают вместе, тесно обнявшись. Но Данила никак не ждёт, что Саша, которая вчера засыпала, целуя его лицо, утром стащит с него одеяло, и на этом все её контакты с ним оборвутся. - Данила… Данила. – Он с трудом открывает глаза, всё-таки поспать удалось им мало. Саша стоит у зеркала и расчёсывает волосы, спутанные его руками. Она уже одета, и Козловский сначала морщится – ему бы хотелось затащить её к себе ещё раз. - Козловский. Просыпайся. – Стоя спиной, она не видит, что он на неё смотрит. – Мне нужно освобождать номер, так что тебе пора. Кофе, сам понимаешь, не предлагаю. У тебя и так напоминалка в телефоне сработала уже два раза, тебе пора в Москву. Что-то идёт не так. Данила переворачивается на спину, но девушка никак не реагирует. Он даже не тянется к телефону, чтобы посмотреть, который час, как он обычно делает всегда. Саша изменилась. Точнее – у него по рукам бегут мурашки – она снова стала такой, какой была до их вечерней встречи. Нет. Только не это. Он скатывается с кровати в тот самый момент, когда Саша, не удостоив взглядом, выходит в ванную. Вчера он засыпал счастливым. Он едва ли не впервые в жизни позволил себе не думать вообще ни о чём. А теперь Саша… Наскоро одевшись, он входит в ванную. Она чистит зубы. Она, чёрт возьми, просто чистит зубы! И даже на него не смотрит. Даже через зеркало. Нет, теперь он ей не даст… теперь не позволит…. Теперь, как же можно?! Прополоскав рот, Саша фыркает. - Ты чего взъерошенный такой. Возьми мою расчёску, приведи себя в порядок. В таком виде из моего номера, пожалуйста, не выходи. Козловский ловит себя на том, что ему не хочется это существо называть Сашей. Саша – та, что была с ним вчера – совсем другая. А это какой-то гомункул, рефрижератор, вырабатывающий сухой лёд. Саша возвращает себе тот свой взгляд. Обдаёт его таким жгучим холодом, что Даниле неуютно. Так остро неуютно, как ещё не было, и всему виной, конечно, прошедшая ночь. Он отказывается верить, что вся Сашина нежность, ещё не улетучившаяся из его рук с наступлением утра, ничего не значила, и что для неё это был всего лишь секс. - Постой… - у него срывается голос, когда он выставляет руку перед Сашей, и она не успевает выйти из ванной. – Ты… что с тобой? - А что со мной? – она складывает руки на груди, глядя на Козловского с интересом антрополога. – Я умываюсь. Тебе бы тоже не помешало. - Прекрати. – Он обрывает её на полуслове. – Немедленно прекрати этот фарс. Неужели думаешь, я теперь в это поверю? - Во что поверишь? – она хмурится, но даётся ей это не так просто, он видит, он всё видит. Подныривая под его руку, Саша поднимает с пола брошенную им вчера куртку и протягивает, а глаза у неё опять неподпускающие, невинно-прозрачные. – Даня, ты… да ладно. Она притворяется, что только сейчас поняла. - Ты что, думал, что у нас будет что-нибудь дальше с тобой? Неет. Слушай, ну ты же это не серьёзно. - Не надо мне врать, Саша, - шепчет он, делая несколько шагов по направлению к ней, и девушка невольно отступает назад, обратно в спальню. – Только не теперь. Не надо. Не получается у тебя. Александра опускает глаза. И этот коротенький момент её сомнения – получается или нет – открывает ему дальнейший путь. Да, он сам в смятении. Да, он не знает, как поступить правильно. И да, он торопится на поезд. Поэтому натягивает на себя свитер, не отводя от Саши взгляда, и берёт в руку телефон. - Вас, Данила Валерьевич, девушка ждёт. – Она говорит это совсем негромко. – Вы тут как бы забыли. - Я не забывал. - Тем более. – Она упрямо вскидывает взгляд, но он уже знает, где в этом взгляде проталина. – Рано начал требования выдвигать. Из Инстаграма удались сначала. Опять. Данила подходит к Александре. Она храбрится изо всех сил, пытается защититься, он это видит прекрасно. Пальцами он поднимает её лицо, и после прошедшей ночи просто поцеловать её ему кажется невозможным. Его разрывает изнутри от необходимости удержать Сашу, утекающую сквозь пальцы, как вода. Он закусывает губу изнутри и видит, что она делает то же самое. Ему хочется увезти её с собой. - Саша. Я умоляю тебя, не принимай поспешных решений. Я на два дня улетаю в Австралию, а потом прилечу, и мы… ну, видно будет, что дальше делать. Я тебя прошу. Пожалуйста. Хорошо? Он сам не знает, о чём просит её. Без слов понятно стало ещё ночью, что любовницей его Саша не станет – ей это попросту не нужно. И ему не нужны две девушки. И начинать ухаживать за Сашей он не имеет никакого права… - Саша, девочка моя, - шепчет он, не понимая, что делает. Он не знает, что он будет делать. – Я не хочу потерять тебя так глупо. Она отводит глаза в сторону, по-прежнему закрываясь от него. Она давала ему шанс перевести всё в плоскость одноразового секса, так ведь нет же, он, сволочь такая, порядочный. Мог бы уйти к своей девушке, где-она-там-есть, закончив всё поцелуем в лоб и обещанием хранить тайну, мог бы. А он не отпускает её. И вроде особенно не держит, так только, символически, а ни шага она не может сделать. Смотрит в глаза ему. Слушается. - Дождись меня. Ты поняла? Саша. Дождись меня. Хорошо? Он целует её. Саше хотелось бы стиснуть зубы, всем своим видом показать, что она его выходки просто терпит. Но она не может. Она считает, это последнее его прикосновение к ней на ближайшую вечность, в последний раз он поглаживает её лицо пальцами, в последний раз её кожа чувствует его щетину, в последний раз вдохи и выдохи совпадают друг с другом. Так что она несмело, мягко отвечает. Поцелуй неглубокий. Им обоим кажется – прощальный, хотя существо обоих этому сопротивляется отчаянно. Он ладонью приглаживает её волосы, глядя, как взволнованно заблестели глаза. - Дождись, Сашенька. Дождись меня. Её сбившееся дыхание – лучший ответ. Он ещё раз дотрагивается до приоткрытых губ. Он опаздывает на поезд.