Мой любимый домработник

Полночь. Маленький Чонин сладко сопел под боком Кима, свернувшись калачиком. Джеджуну не спалось. Он повернулся на спину и положил согнутые руки под голову. Парень глубоко вздохнул и уставился в потолок, рассматривая причудливые тени, что отбрасывало незашторенное окно. Его мысли, как и тёмные пятна на потолке, метались от одного события дня к другому, голова гудела от обилия мыслей. Он и сам не понимал, что творилось в его душе, почему поцелуй двух парней его так зацепил. Он никогда не был ханжой или ярым гомофобом, но и особого интереса к однополым отношениям не испытывал. Что его самого поразило: ни в тот момент, ни сейчас не было отвращения, даже наоборот, какое-то томление в груди и маленькая зависть. Перед его глазами пронеслась картинка нежничающих любовников. Джунсу в тот момент был необыкновенно красив: кокетлив и трогателен одновременно. На его раскрасневшемся лице читались нежность и желание. Джеджун сглотнул и одёрнул себя. Почему-то в паху разлилось приятное тепло. «Не хватало ещё возбудиться от вида лобызающихся парней, — подумал он, поворачиваясь на бок лицом к окну. — Ким Джеджун, у тебя просто давно не было секса. Ха, да когда ж и где ему быть? С самого рождения Кёнсу я только и занят поиском нормальной работы, но кому нужен на постоянной основе человек, у которого на руках маленький ребёнок, к тому же часто болеющий? Какая женщина остановит свой выбор на вечном неудачнике? Да и после ненормальных отношений с матерью Кёнсу не очень-то и хотелось вступать в связь ещё с кем-то. Спасибо, сыт по горло семейной жизнью. Благодаря ей я отстал от современной жизни и перестал быть беззаботным, наслаждающимся и берущим от жизни всё юнцом. А также распрощался с мечтой. Все мои достижения на сегодняшний день — быть на побегушках у звезды, — Джеджун горько усмехнулся, — но ради сына я всё стерплю, пусть хоть его мечты сбудутся. Кёнсу-я, потерпи ещё немного, — мысленно обратился он к сыну. — Как получу зарплату, сниму нормальную квартиру, куплю пианино. Мой Кёнсу такой талантливый. Он так красиво поёт. Пусть занимается тем, что ему по душе. А я поддержу и сделаю всё возможное и невозможное для этого. Только как же быть с Чонином? Он тоже нуждается в поддержке. Решено, я и его заберу, да и Кёнсу не так скучно будет. Пусть Юно делает карьеру и ни о чём не беспокоится, — тут Дже мечтательно улыбнулся, вспоминая пройденный день. — Боже, как он двигается! Такой звезде я с радостью готов служить. А как он сексуален! Даже завидую главной героине… Это не человек, это дэнс-машина!» — Дже закрыл глаза, вспоминая произведший на него огромное впечатление образ Юнхо, так разительно отличающийся от экранного и обыденного. Сердце Кима так сильно билось о рёбра, что он приложил руку к левой половине груди, не понимая, что творится с его душой, когда он вспоминает танцующего Юнхо. Внезапно разволновавшийся Дже вспомнил сцену пробуждения Юно. Искренний порыв того, когда он увидел слёзы Дже. «В его взгляде было столько вины и участия, — возвращаясь мыслями к тому моменту, думал Ким, — его пальцы, такие красивые, ровные и длинные, вытирали мои слёзы с такой нежной поспешностью. Он прикасался к моему лицу, и мне совсем не было противно, почему? Может, я наслаждался своим триумфом в тот момент? Интересно, а какие на вкус его губы? Они такие чувственные и сулящие много неизведанных ощущений, какие-то манящие и притягивающие. Интересно, если бы я с Юнхо оказался в такой же ситуации, какую невольно подглядел в танцевальной студии, что бы я почувствовал? — тут парня охватило смятение от таких запретных мыслей. — Я, что, стал фанатом Чона? Не хочу быть таким, как Донхэ, и пускать слюни на пресс Юнхо, визжа от восторга. Но почему мне стало так необходимо увидеть этот пресловутый пресс? Даже обидно, живу с Юно в одной квартире, а до сих пор не углядел и кусочка его „шоколадной плитки“. Ну, что за манера — даже спит в пижаме! А какой же он забавный, когда спит!» — он улыбнулся, вспоминая распластавшегося по постели Юно, а потом кровь прилила к его лицу: он вспомнил, какие крепкие и горячие объятия у Юно, когда тот держал в них барахтающегося Дже, который был так тесно прижат к Чону, что дыхание того щекотало ему ухо. Джеджун сделал глубокий вдох и медленный выдох, успокаивая разбушевавшиеся гормоны, что посылали непонятные импульсы и ощущения по всему телу. Стало жарко, едва успокоившееся сердце вновь начало свою бешеную скачку, в паху наливалась тяжесть, а во рту пересохло от волнения и осознания того, что Чон Юнхо нравится ему и сексуально привлекает его, Ким Джеджуна. Полежав ещё несколько минут и чувствуя, что сон теперь долго не придёт к нему, Джеджун решил выйти в гостиную и почитать книгу об искусстве, которую он приметил у Юнхо на книжной полке. Там была глава, посвящённая мюзиклам, и ему хотелось побольше узнать об этом направлении, да и для работы не помешали бы знания, чтобы не выглядеть совсем уж дилетантом. Джеджун включил ночник, подоткнул одеяло Чонину, и, убедившись, что ребёнок спит, он тихо вышел из спальни. Войдя в гостиную, парень включил свет и, щурясь от яркого освещения, прошёл к книжной полке. Он протянул руку, вытаскивая книгу, и вздрогнул от тихого голоса Юнхо: — Тебе тоже не спится? Ким резко обернулся, прижимая томик к груди. Юнхо сидел в кресле перед журнальным столиком и держал стакан, наполовину наполненный алкоголем. — А ты почему не спишь? Что-то празднуешь? — подходя ко второму креслу, спросил Дже. — Да нет, ничего такого, просто что-то не спится. Наверное, слишком много впечатлений набралось за эти дни. Присаживайся, выпьешь со мной? — протягивая бокал Дже, предложил Юно. Джеджун кивнул и, положив книгу на столик, отправился на кухню за вторым стаканом. Вернувшись, он увидел, что Чон рассматривает иллюстрации. Поставив ещё одну бутылку вина и тарелку с нарезанными фруктами на стол, он с ногами забрался в кресло. — Хотел о мюзиклах почитать, может, помогло бы уснуть, — извиняющимся тоном сказал парень, удобно устроившись и протягивая пустой бокал Юнхо, — да и подковаться не помешало бы, чтобы иметь понятие о том, в создании чего я участвую. — А ты, что, не имеешь понятия, чем занимаешься? — откладывая фолиант в сторону и наполняя бокал Дже, вопросил Юнхо. — Нет, ну, я не могу сказать, что совсем не имею понятия, до рождения Кёнсу мы с Сохи ходили на мюзикл «Трамвай-желание», — пробормотал Джеджун, принимая наполненный стакан из рук Юно. — Как так? И за эти годы больше ни разу не был на мюзикле? — с непониманием и долей превосходства спросил Чон. — Ну, я был немного занят, да и средства не позволяли. Кёнсу рос болезненным, и я не мог позволить себе билеты на мюзикл, я тратил деньги на витамины сыну и его образование, — немного смущаясь, ответил Дже. Юнхо почувствовал укол совести и, чтобы скрыть свою оплошность, предложил, поднимая свой бокал: — Давай выпьем за твоего Кёнсу, чтобы он не болел и гордился таким замечательным папой. — И за Чонина тоже, чтобы он быстрее почувствовал, что тут его любят, начал говорить и узнал, что его отец — замечательный и талантливый человек! — Дже поднёс свою тару и легонько соприкоснулся ею со стеклянной поверхностью бокала Юно, а затем залпом выпил терпкую жидкость, не сводя глаз с Чона. Юно сделал несколько медленных глотков и, немного теряясь от пристального взгляда больших умных глаз, воскликнул: — Вино — это напиток богов, его надо пить медленно, смакуя! — Прости, очень пить хотелось, — Ким протянул опустошённый бокал Юно. Чон тихонько засмеялся, этот человек такой забавный. Он вспомнил, какое было лицо у Дже, когда он смотрел на танцующего Юно. Что скрывать, Юнхо выложился на все сто, ему очень хотелось поразить Джеджуна, увидеть восторг и обожание в его глазах, одобрение и похвалу. Почему-то для него это стало жизненно необходимым и важным. И теперь доминировало желание не подвести этого яркого человека, так стремительно ворвавшегося в его жизнь и перевернувшего все жизненные приоритеты Чона с ног на голову. Он и уснуть не мог потому, что мысли о Джеджуне не давали покоя, вызывая какой-то душевный трепет.

*****

— Ну, ч-ч-что? По кроватям, ик? Ой, прости, — предложил Ким, чувствуя себя расслабленно и очень хорошо. — Нет, давай ещё выпьем! — пьяно улыбаясь, возразил Юнхо. — Но мы уже фысьё, пардон, в-сё выпили, — развёл руками Дже. — А вот и нет! — захихикал Юно и заплетающимся языком открыл секрет: — Там в ходиль… нет, в ходо… в холодинике, вот, точно, в холодинике, бррррр, есть заначка, плине, тьфу, п-п-принесёшь? — Ну, л-ладно, гулять так гулять! Я т-тогда п-пошёл? — Дже с трудом поднял своё тело и ощутил, как его заштормило. Он схватился за спинку кресла и, медленно передвигая ногами, с остановками, по стеночке, направил свои стопы в сторону кухни. Юнхо расслабленно откинулся на спинку кресла, вытягивая свои длинные нижние конечности в сторону, а руки закинул на подлокотники и закрыл глаза. В голове всё кружилось и шумело, а в теле чувствовалась лёгкость. Спустя несколько минут Чон открыл глаза и недоуменно посмотрел на соседнее кресло. Оно было пустым. Он перевёл непонимающий взгляд на стол, где стояли пустые бокалы и тарелка с одной половинкой клубники. Протянув руку к ней, Юно взял двумя пальцами ягоду и отправил её себе в рот. Потом, вспомнив, что тут был ещё и Джеджун, наклонился и посмотрел по другую сторону столика, на ковёр. Там никого не оказалось, кроме пустых бутылок. Юно пожал плечами и, подумав, что Дже ушёл спать, решил тоже уложить свою тушку в постель. Он встал и с возгласом «Оу!» дождался, когда все стены вернулись на место, и только потом отправился в спальню, не забыв потушить свет. Выйдя из гостиной, он увидел, что из тёмной кухни исходит свечение, раздаётся сигнал, и механический голос просит закрыть холодильник. Пошатываясь, Чон свернул туда и заулыбался во всю ширину своего лица. Прислонившись к дверце открытого холодильника, стоял потерянный Чоном Джеджун и, скрестив руки на груди, спал, слегка приоткрыв рот. Юно не твёрдой походкой подошёл ближе и, пьяно щурясь, заглянул внутрь хранилища для продуктов. Вытащив бутылку с минеральной водой и откручивая пробку, он бросил взгляд на спящего и… забыл обо всём на свете, офигев от видения. На фоне сумрака комнаты Джеджун предстал во всей своей божественной красоте, освещённой подсветкой холодильника. Тёмные волосы оттеняли белизну кожи, которая казалась шелковистой, все черты расслабленного лица были прекрасными, радовали взор залипнувшего на парне Юно и просто манили прикоснуться к ним. Чон хищно облизнулся и нервно сглотнул, когда посмотрел на пухлые, чуть приоткрытые губы. Он, как под гипнозом, поставил бутылку на место и в трепетном волнении сделал шаг навстречу фигуре спящего парня, не отрывая взгляда от так сильно взволновавших его губ, объятый только одним, всепоглощающим желанием попробовать их вкус, коснуться языком, прикусить зубами, зализать, исследовать, пробраться в глубину… Он наклонился к лицу Джеджуна, а тот, словно почувствовав чьё-то присутствие, острым кончиком показавшегося языка облизнул губы и открыл глаза, упираясь непонимающим взглядом в лицо Юно. Чон, чувствуя, что больше не выдержит, опаляя алкогольными парами и тонким запахом клубники испуганно распахнувшего свои глаза Кима, обхватил руками его лицо и прижался к дрожащим устам своими. Немного отрезвевший Джеджун запаниковал. Его губы оказались в плену горячих губ Юнхо. Несмотря на то, что Чон накинулся на него, словно охотник на добычу, его поцелуй был полон нежности и в то же время страстен, вызывая дрожь и отклик во всём теле Дже. Немного посопротивлявшись для приличия, Ким махнул рукой на них (приличия) и отдался течению этого спонтанного и кружащего голову порыва, приоткрыв рот и робко отвечая, позволяя чужому языку хозяйничать, исследовать и сводить с ума. Когда потерявшегося в пространстве и времени от происходящего парня притянули ближе, и он почувствовал, что под его майку пробрались большие горячие ладони, лаская и даря нереальные ощущения, Дже непроизвольно застонал, но спустя миг пришёл в себя, почувствовав, как к его чувствительному сейчас паху прижалось возбужденное достоинство Юнхо. Не на шутку испугавшись не сколько напора Юнхо, сколько своей бурной реакции на это, Джеджун с трудом оторвался от вошедшего во вкус Чона и, пробормотав что-то невнятное, с быстротой молнии и так же зигзагообразно, натыкаясь на стены, рванул в их с Чонином комнату.

*****

Джунсу изнутри била мелкая дрожь. Никогда в жизни он не чувствовал себя так подло и низко, как сегодня за ужином. Когда в зал небольшого уютного семейного ресторана, где Су и Чанмин наслаждались вкусной едой, негромкой музыкой и ненавязчивым обслуживанием, вошёл Ючон, Ким внутренне напрягся. Между тем, компаньон Су подсел к ним после того, как Чанмин согласно кивнул, разрешая Ючону присоединиться к ним. Это Джунсу напрягло ещё больше, потому что он заметил, как Мин бросил быстрый презрительный взгляд на Пака, пока тот делал заказ. Паника и страх разоблачения медленно охватывали все внутренности хореографа. Ючон, как ни в чём не бывало, острил, сверкая белозубой улыбкой, и только бросаемые искоса гневные взгляды на Джунсу давали понять последнему, насколько Пак зол. Чанмин тоже как-то чрезмерно оживился, его большие глаза мрачно поблёскивали, он тоже сыпал остротами с каким-то непонятным Джунсу сарказмом. Су молчал, время от времени дежурно улыбаясь то одному, то другому и чувствуя себя не в своей тарелке. Едва закрыв дверь гостевой спальни, куда он с недавних пор переселился, Су без сил сполз по двери на пол, утыкаясь лбом в колени и обхватывая их руками. Парень запутался в своих чувствах, своей жизни, в этом чёртовом любовном треугольнике, из которого, как из тупика, не было выхода. Ючон в последнее время ненавязчиво давил с принятием решения, Пак сходил с ума от ревности, не желая делить Су ни с кем. Танцор, как мог, оттягивал этот момент, потому что не решался признаться Ючону в том, что Мин ему не безразличен, что Джунсу просто не в силах сделать выбор в пользу кого-то из них, что они оба дороги его сердцу. И сегодня, наблюдая за парнями, Ким понял, что настал этот момент, что так больше продолжаться не может, что своим молчанием и двойной игрой он просто делает всех несчастными. Но как? Какой выбор он должен сделать? Если в любом случае он кого-то сделает несчастным, а значит, потеряет часть своей души. Джунсу поднял голову с тяжёлым вздохом и упёрся затылком в дверь, долго сдерживаемые солёные ручейки сначала медленно, а потом, всё сильнее набирая темп, побежали из глаз. Тихо всхлипывая, хореограф утирал их рукавом рубашки, так и не зная ответа. Чанмин смотрел вслед закрывающейся двери, за которой исчез Су, и тяжко вздохнул. Ему очень хотелось встряхнуть своего Ангелочка, сказать, что он всё знает, что не будет держать силой, если тот сделает свой выбор, но Джунсу не проронил и слова в ответ на вопрос Чанмина: «Что с тобой происходит? Не хочешь поделиться?» и сделал вид, что не услышал. Мин хотел дать возможность Су самому всё рассказать, объяснить, предъявить претензии, наконец, но любимый человек закрылся, воздвигая между ними тонкую, но прочную стену непонимания и отчуждения. Уже повернув в сторону своей комнаты, тонкий слух Мина уловил тихие всхлипы за закрывшейся дверью гостевой спальни. Эти тихие слёзы ранили больнее, чем если бы Су истерил. Чанмин подошёл к преграде, разделяющей его и Ангелочка, и тихо постучал, спрашивая: — Су-я, что случилось? Почему ты плачешь? Ангелок, открой, пожалуйста! — Мин, я в порядке, — раздался приглушенный голос Джунсу, — прости, я очень устал. Давай утром поговорим. Из глаз Су бежали слёзы, он закрыл руками рот, чтобы не разрыдаться в голос. Хореограф чувствовал моральную опустошённость, у него не было сил двигаться, он так и сидел, оперевшись на дверь, беззвучно плача от бессилия и жалости к Мину, себе, Ючону. А по ту сторону, прислонившись к деревянной поверхности спиной, стоял Чанмин. Он бездумно смотрел перед собой, его сердце сжималось, в то время как душа разрывалась. Мин не знал ответа на вопрос, что же ему делать со всей этой мучительной правдой? Дать понять любимому, что он всё знает, и подтолкнуть того к выбору, или же молчать, продолжая этот маскарад? И если Су предпочитает ничего не говорить и страдать в одиночку, оставаясь рядом, может быть, есть надежда, что не всё потеряно?

*****

Мучимый жаждой Юно открыл глаза. Только-только начало светать. С трудом сфокусировав взгляд и под лёгкое головокружение, он соскрёб себя с постели и, как был в одних пижамных штанах, отправился на кухню. Опустошив одним махом стакан воды, он почувствовал облегчение. Но голова ещё кружилась. Юнхо решил принять прохладный душ и на автомате двинул в общую ванную, до душевой в своей спальне ему было далеко идти, да и в лом в таком состоянии. Рывком распахнув дверь, он, от представшего перед его взором вытирающего обнажённое тело после водных процедур Джеджуна, мягко говоря, впал в ступор, тут же забывая о головокружении и восхищённо пожирая горящим взглядом неприкрытые полотенцем участки тела Кима, который, по видимому, тоже впал в ступор от вида Юно топлес. На миг растерявшийся Джеджун пискнул, а потом быстро прикрыл полотенцем стратегически важные места своего тела и, гневно сверкая глазами, с пылающим от возмущения лицом воскликнул: — Куда смотришь, нюх потерял?! Выйди отсюда, быстро! Сбрендил что ли? Воспоминания о поцелуе ещё витали над Дже, он только что, принимая душ, вспоминал свои ощущения, которые хотелось одновременно и повторить, и вырвать из памяти. И вообще, итак он всю ночь ворочался, не зная, как теперь быть, проклиная своё любопытство и коварного Чона, а тут ещё этот предстал во всей красе, дразня шикарным прессом, кстати, весьма сексуальным, и недурственной фигурой. Дже с трудом, буквально неимоверным усилием воли смог отвести взгляд и вперить свой взор в лицо Юно. — Да ладно, чего я там не видел, как будто у меня по-другому всё устроено, — заявил Юнхо, нагло стягивая штаны. — Стой, — запаниковал Дже, — ты что делаешь? — рефлекторно сильнее запахиваясь в банное полотенце, вопросил Ким. — Собираюсь принять душ, — добираясь до боксёров, невозмутимо ответил тот, просунув ладони под резинку нижнего белья по бокам. Джеджун вспыхнул, он чувствовал, как горит его лицо. — Погоди, погоди, я выйду, — одной рукой придерживая полотенце, а другой хватая халат, парень, стараясь не смотреть на оголяющегося Юно, бочком, чтобы ненароком не задеть, выпорхнул из ванной, ругая извращенца всеми известными и неизвестными ему словами. — Что, пробирает, да? — раздался ему вслед радостный окрик смеющегося Чона. С силой захлопнув дверь от услышанного, Джеджун пробормотал: — Размечтался! Антигубораскатин прими, придурок, — и, лукаво улыбаясь, парень направился в спальню, где безмятежно спал Чонин. Юно рассмеялся, расслабляясь под струями прохладной воды. «А неплохая тактика! Ха-ха, как засмущался, а сам то и дело облизывался, глядя на меня, ха-ха! Правильным путём идёте, Чон Юнхо. Соблазнять, так с музыкой! Думает, я забыл, как он ночью отвечал на мой поцелуй. Испугал я малыша напором, надо сдерживать себя. У меня впервые такое, откуда мне знать, где грань?» — думал Юнхо, возвращаясь к событиям ночи. Первый поцелуй с парнем был волшебным, и хоть он и произошёл в изрядном подпитии, но оставил в душе звезды неизгладимый след. Он был бы не прочь держать в объятиях Джеджуна, целовать и дарить наслаждение постоянно. Ким завладел всеми его мыслями и душой окончательно и бесповоротно. И Юно собирался покорить этого человека и влюбить в себя. А то, что малыш ответил на поцелуй, да и сейчас в его глазах было больше интереса, чем возмущения на действия Юно, давало радужную надежду Чону.