*****
— Алло, мы ищем таланты! — Кюхён защёлкал пальцами перед лицом Дже. Он уже минуты три не мог дождаться ответа от сидящего с каким-то странным выражением на лице Кима и совершенно никак не реагирующего на взмахи, хлопки и окрики. Поэтому Чо пришлось поднять себя со стула и подойти к столу Дже. Он с любопытством разглядывал замечтавшегося парня, даже провел ладонью туда-сюда перед лицом менеджера по связям, но результат был нулевым. И только когда Джеджун прикусил нижнюю губу, очаровательно улыбаясь чему-то или кому-то, Кюхён понял, пора спасать новичка, и защёлкал пальцами перед его носом. — А? Что? Ты что-то сказал? — выходя из астрала, спросил Дже у Кюхёна. — Я? Когда? Ты что-то слышал? — вопросом на вопрос ответил Чо, буравя своими бусинами-глазами сидящего напротив Кима. — Ну, да, вроде твой голос, ой, прости, я что-то задумался, — покраснел отчего-то Дже, — ты что-то хотел? — Хотел узнать, как прошла первая репетиция. Чон там опять чего-нибудь не натворил? — с подозрением спросил Кю. — О, — оживился Ким, — Юно так красиво двигается, это надо видеть! Если так пойдёт и дальше, думаю, успех мюзиклу гарантирован. Вот вообще бы никогда не подумал, что этот приду… — Дже бросил быстрый взгляд на насторожившегося Кюхёна и поправил себя, — кхм, прилично, говорю, танцует Юнхо-шши, не ожидал. Они с Джунсу-шши отлично сработались. Мне понравилась репетиция и рабочее настроение у актёров, а также доброта и требовательность Джунсу-шши. В общем, всё прошло очень хорошо. — Да никто и не сомневался насчёт Джунсу-шши, — имя хореографа из уст Кюхёна прозвучало как-то иронично, и Дже почувствовал знакомое состояние, так он чувствовал себя вчера в беседе с хореографом, когда речь зашла о Чанмине. — Слушай, Кю, я, может, плохо разбираюсь во всём этом и ещё до конца не освоился, но почему ты так саркастично произнёс имя Джунсу? Ты, что, лично с ним знаком? — Конечно, я лично знаком с Ангелочком, — опять в голосе Чо прозвучала какая-то насмешка. — Не понял? Почему Ангелочком? — удивился Дже. — А это ты у нашего босса спроси, почему он прозвал своего парня Ангелочком, — Кю подмигнул раскрывшему рот от этой новости Дже и прошёл к своему столу. — Кю, подожди, это значит, что Чанмин-шши и Джунсу-шши встречаются, да? — в голове Кима никак не складывался паззл: то, чему он был свидетелем вчера, и слова Кюхёна не соответствовали друг другу. — Ха, я тебе больше скажу, надеюсь, ты адекватный и современный человек, они даже живут вместе около трёх лет, — с плохо скрываемой тоской в голосе ответил Чо. Джеджун уловил эту интонацию и с интересом посмотрел на коллегу. Он думал, это любовный треугольник, а тут, оказывается, вырисовывается квадрат! — Нет, я не гомофоб и нормально отношусь к однополым парам, — успел ответить Ким, как дверь распахнулась, и в помещение вошёл мрачный Шим Чанмин. Кивнув обоим работникам, он поинтересовался, где Генри, и прошёл к себе. У Джеджуна засосало под ложечкой. Он начинал понимать, почему у Чанмина такие печальные глаза. Дже не собирался ничего рассказывать об увиденном вчера ни Кюхёну, ни, тем более, Мину, но ему очень хотелось поддержать своего босса. Дже не осуждал Джунсу, он не имел на это никакого права, он просто не понимал, как можно обманывать человека, который тебе доверяет. И, глядя на какого-то поникшего Мина, Дже подумалось, а не догадывается ли тот случайно об измене?*****
Утреннее солнце кокетливо заглянуло в окно кухни и коснулось золотистыми лучами задумчиво сидящего на стуле Чанмина. Он рано проснулся и, так как совершенно не хотелось лежать, совершив все утренние процедуры, пришёл на кухню. По пути он на несколько минут задержался у гостевой спальни, прислушиваясь к звукам за дверью. Заварив себе кофе, он медленно помешивал ложечкой сахар, а мыслями находился со страдающим в одиночестве Ангелочком. Полностью уйдя в себя, он не расслышал, что в помещение кто-то вошёл. Мягкие ладони, внезапно опустившиеся на его плечи, вырвали Шима из задумчивости. — Привет, Минни! — раздался негромкий, чуть охрипший голос. Чанмин хотел повернуться, но Джунсу надавил на плечи парню, прося не поворачиваться. То, что он хотел сказать Мину, потребовало мобилизации всех его душевных сил и стоило ему бессонной ночи, проведённой в слезах и думах. Он боялся, что если увидит глаза Чанмина, то вся его решимость улетучится, и они ещё больше запутаются в паутине лжи. — Мин, я обещал тебе поговорить утром. Так вот, я хочу сказать тебе что-то очень неприя… — Хорошо, Су-я, — перебил его Чанмин, уже догадываясь, что Ангелок сделал свой выбор, — но прежде, чем ты это сделаешь, я тебе скажу, что люблю тебя, и ты можешь рассчитывать на мою поддержку в любом случае и всегда, что бы ты не собирался мне сказать или сделать. Всегда, запомни, пожалуйста, это, — Чанмин обхватил своими руками ладони Джунсу и слегка сжал их, как бы придавая смелости и прося продолжать. Джунсу охватила дрожь, его решимость таяла с каждой минутой, губы дрожали, не в силах произнести то, что он хотел. Он давил вырывающиеся рыдания. Чанмин понял по дрожанию пальцев и тихим всхлипам, что Су близок к истерике, поэтому легонько похлопал того по ладоням и решил помочь: — Ты хочешь уйти от меня, да? Ты больше не можешь находиться рядом со мной? Ты об этом хочешь мне сказать, Су? Ты меня больше не любишь? — Нет, Минни, всё не так, — уже не пытаясь сдержать слёз, промолвил Джунсу. — Да, я хочу уйти, но я всё ещё люблю тебя. Это сложно объяснить. Я сам не могу понять толком, что творится со мной, но я очень виноват перед тобой. Прости меня, Чанмин, но совесть не даёт мне оставаться с тобой. Я плохой человек и не достоин твоего доверия, — Джунсу набрал воздуха в лёгкие, набираясь решимости, — Я… Я тебе… изменил, — Су вздрогнул, когда Шим сильно сжал его ладони, а потом опустил сжавшиеся в кулаки руки на стол. — Я знаю, Мин, этому не может быть оправдания и прощения, поэтому я ухожу, чтобы тебе не пришлось чувствовать себя обманутым, — хореограф убрал свои ладони с плеч Мина, понимая, какую боль сейчас причинил дорогому человеку. Он повернулся, собираясь покинуть помещение. — И куда? Вернее, к кому ты собираешься уйти, Джунсу? — остановил его тихий голос Чанмина. Мин знал правду, но не думал, что, услышав её из уст Ангелочка, почувствует такую сильную боль в груди и наполняющую душу пустоту. Чанмин сдерживал рвущийся изнутри крик и ревность, сжимая и разжимая кулаки. — Я пока сниму номер в гостинице, а как закончится расписание с репетициями твоего мюзикла, я сразу же уеду в Японию на несколько лет. Утром я позвонил им и дал согласие на подписание контракта, — остановившись на полпути к двери, ответил Ким, выждав ещё некоторое время реакцию Чанмина, он добавил, не дождавшись ответных слов: — Если сможешь, прости. Желаю тебе счастья и удачи. Прощай, — и решительно вышел, тайком смахивая слёзы. Джунсу стало легко. Он принял решение, правду говорят, когда примешь решение, сил становится больше, во всяком случае, теперь у него была цель, к которой он будет двигаться, чтобы пережить это нелёгкое для себя время и нелепую ситуацию. Он смог, он сказал правду Мину, теперь предстоял тяжёлый разговор с Ючоном. И что-то подсказывало Су, что это не будет так просто…*****
Прошло несколько дней. Репетиции шли полным ходом. Джеджун вертелся, как белка в колесе. У него не было ни одной свободной минуты. Утром, просыпаясь раньше всех, он готовил завтрак и наводил чистоту в квартире. Накормив вечно голодного Юно и до сих пор так и не проронившего ни слова Чонина, Ким отвозил малыша в детский центр, сдавал на руки воспитателю и мчался на работу. В офисе его уже поджидал Кюхён с каким-нибудь заданием. Они неожиданно сблизились, и на самом деле Кю оказался очень приятным, проницательным и умным молодым человеком, а не таким, каким хотел казаться сначала, выставляя колючки. Потом, следуя расписанию, Дже обеспечивал явку Юнхо то в танцевальную студию, то в класс вокала. Юно продолжал вести себя странно, оказывая повышенное внимание няню своего сына и, по-совместительству, домработнику. Хорошо, что расписание Чона не ограничивалось только мюзиклом, и практически каждый день он приходил домой за полночь, а по утрам чаще всего отсыпался. Это ограничивало их общение в доме, сводя его к минимуму. Иначе Джеджуну пришлось бы ныкаться в их с Чонином спальне от вездесущего и распространяющего вокруг флюиды обожания Юнхо. В те неожиданные для Дже моменты, когда Чон включал режим пикапера, Киму хотелось одновременно придушить этого придурка и затискать в объятиях. Его раздражала и в то же время умиляла новая привычка Юно обращаться к нему уменьшительно-ласкательными прозвищами, подразумевающими близкие, можно сказать, интимные отношения. А такой близости между ними, по мнению Дже, не было и не могло быть. Он кривился каждый раз, когда слышал «Зая», «Пусечка», «Милый» или, вообще ни в какие ворота, «Малыш». В попытке достучаться до упёртой звезды и следуя принципу «клин клином вышибают», Дже тоже решил слащаво отвечать на такие обращения. Однако, ему пришлось прикусить язык, потому что реакция Чона на сказанное Дже с сарказмом «Юнни, мишутка, ты что-то хотел?» была бесценной. Чон просиял, как начищенный медный пятак, и потянулся обниматься, будто Дже признался ему в любви. Теперь Ким сдерживал свою иронию, вызвавшую противоположные действия у Юно. А этому непробиваемому всё было нипочём. Он словно задался целью довести Кима до нервного истощения своими двусмысленными шуточками, прикосновениями, заботой и знаками внимания. В те редкие моменты, когда Юнхо заставал Дже одного на кухне или в гостиной, он, без единого намёка на стеснение, оголял верхнюю половину, то, якобы, собираясь идти в душ, то прося сделать массаж его затёкшим и уставшим от усиленных репетиций мышцам. Дже фыркал, но не мог устоять под жалостливо просящим взглядом Юно и разминал, пощипывал, похлопывал, поглаживал это поджарое тело, удовлетворённо отмечая, как оно расслабляется под его руками. Сегодня Дже отвёз Юно в танцевальную студию. Джунсу стал беспощадно гонять труппу, требуя полной отдачи сил и внимания, поэтому тренировки были выматывающими. Чону ещё нужно было на фотосет после неё. Зная, что Юнхо отдаёт танцам все силы, не жалеет себя, Джеджун поехал домой, чтобы приготовить на скорую руку роллы. Он успел вернуться вовремя. Ворвавшись в зал с узелком, в котором лежали большие контейнеры с едой и одноразовыми палочками, он увидел, что все актёры, обессиленные выматывающей репетицией и не знающим жалости Джунсу, рухнули на пол, не в силах пошевелиться. Разложив нехитрую снедь на скамейке, Дже позвал всех перекусить. Юнхо словно и не умирал только что, распластанный на полу, он бодро подскочил к Дже и обнял его с громким возгласом: «Солнышко ты моё ясное! Как же я тебя обожаю!», покачивая при этом Джеджуна из стороны в сторону и крепко сжимая. Пока смущённый Ким отбивался от разошедшегося Юнхо, актёры подтянулись к скамейке и, одобрительно ахая, принялись пробовать роллы. Хорошо, что народ был занят поглощением еды и не особо придал значения копошению двух парней рядом. Ким еле вырвался из цепких лап Юно, в душе тая от такой близости. Только шепнув Чону, что если тот не поторопится и не уберёт сейчас свои грабли от него, то останется без еды, он смог облегчённо выдохнуть, но тут же напрягся вновь, потому что Юноу, выпустив Дже из объятий, схватил того за руку, не желая отпускать от себя. — Эгей, не так быстро, — зычно гаркнул Чон, хватая палочками ролл и пихая аппетитный кругляш себе в рот. — Ммм, как вкусно, что за начинка? — он выхватил ещё одну порцию, поднося её ко рту Дже. Дже, чтобы не привлекать внимания, не стал сопротивляться и открыл рот. Чон вложил ему туда ролл, не отрывая при этом восхищённого взгляда от двигающихся губ Джеджуна. Тот, пережевав и проглотив, сказал, потупив взор: — А, это я поэкспериментировал с сыром, курицей и огурцами, тебе не понравилось? Я приготовил с разными вкусами, если не понравилось, можешь другие взять. — Наоборот, очень понравилось, — и, наклонившись к уху Кима, Юно прошептал: — всё, что делают твои руки, сводит меня с ума и априори нравится. Джеджун вспыхнул от сомнительного комплимента и попытался выдернуть руку, но Чон уже отвернулся от него, жуя и что-то говоря рядом стоящему актёру, крепко держа при этом Дже за конечность. Когда все утолили голод и благодарили Джеджуна-шши за заботу и вкусную еду, Чон встал рядом и, приобняв вновь напрягшегося Дже за плечи, улыбался, словно это ему говорят спасибо, чем вызывал смех у благодаривших и тычки локтем в бок от Джеджуна. Когда все актёры, довольные и сытые, рванули в душевую, Дже собрал грязные контейнеры в ткань и, связав узел, попросил Юнхо забрать их в машину. — А ты разве меня не отвезёшь? — возмутился Чон. — Нет, ты, что, забыл о Чонине? — удивлённо воззрился на него Дже. — Ну, мы могли бы заехать за ним и потом отправиться домой все вместе, — предложил Юно. — У тебя же ещё съёмка для рекламы парфюма! — воскликнул Дже. — Вот, чёрт, забыл. Они же специально время съёмки перенесли из-за моей репетиции. Хён меня заждался, наверное, — задумчиво протянул Юнхо. — Так, давай, ты забирай машину, а я хёну позвоню, пусть служебную сюда пригонит, и они же меня домой потом отвезут, — доставая ключи от машины, раскомандовался Юно, не слушая возражения Дже, — уже поздно, Нинни там заждался уже и голодный. Я постараюсь быстрее закончить съёмки, но если задержусь, позвоню, — он чмокнул Дже в щёку и, повернув обескураженного парня к выходу, сунул ключи и узел тому в руки, легонько шлёпая Кима по попе, придавая ускорения. Джеджун отмер и, повернувшись с грозным видом, собрался выдать гневную тираду по поводу шаловливых губ и рук звезды, но тот, подняв левую руку с часами, показал указательным пальцем правой на циферблат, коварно улыбаясь при этом. Ким махнул рукой на тщетность своей попытки и непробиваемость Юно и рванул на выход.*****
Вечером после ужина Чонин и Дже занимались каждый своими делами в гостиной. Мальчик, сидя за журнальным столиком, увлечённо штриховал разноцветными карандашами картинку в книжке-раскраске, сверяясь с наклейкой, что они аккуратно вклеили в квадратик над рисунком. Дже, сидя в кресле позади Чонина, негромко разговаривал по телефону с Кёнсу. Он расспрашивал о школьных делах сына, слушая родной голос и, с комком в горле попросил потерпеть ещё совсем немного, а потом Дже пообещал сыну, что обязательно заберёт Кёнсу в новый домик, который Джеджун уже присмотрел и попросил придержать на неделю. Пожелав доброго вечера и сладких снов своему любимому сыночку, Ким нажал на кнопку отбоя. Он очень скучал по Кёнсу и с нетерпением ждал дня получки. Дже хотел поговорить о переезде с Юнхо заранее, но, видя, как тот настойчиво оказывает ему свои знаки внимания, благоразумно решил промолчать, интуитивно понимая, что новость не вызовет адекватной реакции у Чона. Джеджуну, конечно же, были приятны забота и так называемые ухаживания Юно. И, тем не менее, он, видимо, ещё не был готов кинуться с головой в омут чувств, забывая обо всём и теряя голову. Время от времени здравый смысл, нет-нет, да и подавал свой голос. В такие моменты Ким и сам уже был не рад тому, что позволил этому случиться тогда ночью на кухне, развязав этим руки Юно. Телефон, который Джеджун не успел убрать, вновь ожил. Звонил Кюхён и попросил Дже съездить вместо него с Чанмином в пригород, чтобы выбрать декорации для мюзикла. У Кю возникли проблемы в типографии, где они заказывали афиши и пригласительные билеты. Согласившись заменить Кюхёна, Дже пожелал ему удачи и, попрощавшись, задумался. Ведь это отличная возможность хоть один день отдохнуть от пристального внимания Чона. В это время до слуха Кима донесся заливистый смех маленького Чонина. Дже не поверил услышанному и, широко раскрыв глаза, посмотрел на юного художника. Закончив с рисунком, Чонин перевернул страницу, там был изображен щеночек, сидящий за партой с карандашом в лапе и склонившийся над альбомом. Мальчик смеялся в голос впервые за всё это время. — Малыш, что? Что там, покажи? — спокойно, боясь спугнуть, произнёс Джеджун с замирающим сердцем. — Воть, Нинни! — тыкая в щенка пальцем, а потом на себя, и продолжая заливисто смеяться, мальчик показал рисунок старшему. — И, правда, похож! — гладя по голове ребёнка, улыбнулся Дже с увлажнившимися глазами. — А давай мы наклейку поищем и посмотрим, в какие цвета его надо раскрасить. Джеджун не мог поверить, что Чонин заговорил. Парень быстро-быстро заморгал и взял в руки листок с яркими наклейками, чтобы ребёнок не увидел его эмоций и не испугался. Чонин кивнул и нетерпеливо стал искать наклейку, внимательно разглядывая те, что держал в руках взрослый. — Дзе-омма, воть зе! — он деловито ткнул пальцем в яркую картинку и захлопал в ладошки. Ким опешил от того, как ребёнок назвал его, и поправил малыша: — Называй меня Дже-хён, хорошо, Нинни? — попросил он малыша, пересаживаясь на ковёр рядом с мальчиком. Ребёнок отрицательно закачал головой и обнял старшего, пряча лицо у того на груди и сердито бубня: «Дзе-омма, Дзе-омма». Ким ответно обнял Чонина и, боясь, что малыш опять замолчит, успокаивающе погладил его и поцеловал в макушку. — Ну, хорошо-хорошо, называй, как нравится. Пусть я буду для тебя Дже-омма. А теперь, давай, наклеим щеночка и раскрасим. Больше до самого отхода ко сну Чонин не сказал ничего, только кивал на вопросы Дже и усердно рисовал. После купания, облачённый в пижаму, он обнял Дже, сидящего на краю кровати, и поцеловал того со словами: «Спокойной ночи, Дзе-омма!», а потом лёг, свернувшись калачиком, и закрыл глаза. Киму хотелось поделиться новостью хоть с кем-нибудь, но, как назло, телефон у Донхэ был отключен, а Юнхо ещё не пришёл. Придя к выводу, что это хороший знак, что Нинни заговорил, Дже прилёг рядом с сопящим мальчиком. Он с нежностью смотрел на его лицо, напоминающее ему другое, только с более заострёнными чертами, провёл кончиками пальцев по щеке и тихо прошептал: «Спасибо, малыш, сладких снов и тебе!»