The Sense Of Me

На свалке ничего не изменилось. Горы ржавых и гниющих вещей, стопки разваливающихся шмоток. Вот старые игрушки, которые особенно погружали Макс в уныние. Потертый одноглазый плюшевый мишка, валявшийся на вершине одной такой кучи, внимательно следил за ней. Макс смотрела себе под ноги, чтобы не наступить случайно на осколки стекла от бутылок, поморщила нос от окружающих шприцов. Она обняла себя руками покрепче из-за сильных и холодных порывов ветра. Все было по-старому, но что-то изменилось. Как и все в ее жизни теперь. Дух Хлои был везде, но ее отсутствие остро чувствовалось, и это место теперь казалось чужим и незнакомым. Будто Макс, когда была маленькой, постоянно играла здесь, но теперь она выросла и забыла про это место. Будто она вернулась к чему-то, а не куда-то. Смотря на серое небо, Макс чувствовала, как грусть наполняла ее тело. Она шла мимо разбитых машин и дряхлой кухонной утвари, вышла в чистое поле, избегая взгляда в сторону маленького домика, любимого секретного места Хлои. В ней уже не осталось сил, не прошло и минуты. С этим местом было связано слишком много воспоминаний, слишком много боли. Недалеко отсюда нашли тело Рэйчел. Место указал сам Нейтан. Момент, когда они с Хлоей сами голыми руками выкапывали Рейчел, отпечатался в мозгу Макс; она часто просыпалась, увидев его снова во сне. Она видела статью о той операции, теперь об этом случае напоминала лишь глубокая дыра, которую никто не позаботился хоть как-то прикрыть. Выглядело зловеще. Макс осмотрелась вокруг в надежде найти лань, но ее нигде не было. Внутри маленького домика было не меньше воспоминаний. Макс провела пальцами по надписям на стене, словно она так могла почувствовать прикосновения Хлои. Стена была холодной и мокрой, она ничего не оставила кроме острой боли. Снаружи со свистом пронесся поезд. Макс закрыла глаза, слушая ритмичный стук колес. Она сидела на маленьком стуле у окна. Пока ее одиночество не нарушили. — Макс Колфилд. — Это был не вопрос. Он тоже остался таким же, но что-то изменилось. Те же широкие плечи, та же мятая куртка, те же джинсы, даже то же хмурое выражение лица, с которым он словно родился. Другим был взгляд. Глаза были покрасневшими и сонными, будто он только что проснулся. Ей стало интересно, взял ли он с собой свой нож. Макс была напугана, но не сильно. Он прислонился к стене около входа и смотрел на нее так, будто она сейчас могла исчезнуть. — Девчонка из школьного туалета, — сказал он. Макс не знала, что сказать, поэтому лишь кивнула. — Я все прочел о тебе, — сказал он низким скрипучим голосом. — Школьная героиня. Стала невольной свидетельницей трагического события, — он говорил цитатами. — Увидела, как хладнокровно застрелили девушку, и выжила, чтобы всем рассказать, что произошло. Звучало иронично, извращенно и печально. Макс взглянула на уже никому ненужную косметику Рэйчел, покрытую пылью. — Откуда у тебя мой номер? — спросила она его. — Позвонил в Блэквелл, — спокойно ответил Фрэнк, который выглядел довольным собой. — Представился шишкой, занимающейся благотворительностью, которая очень хочет номинировать тебя на награду за храбрость. Они поверили. Макс встретилась с его пронзительным взглядом, и она первая случайно отвела взгляд, чувствуя, как все в животе стянулось в узел. Очередной случай, когда Макс хотела, чтобы Хлоя была рядом с ней. — Что тебе нужно? — спросила она. Он наклонился вперед, положив руки на спинку второго стула. — Ответы. — Не думаю, что я могу рассказать больше, чем газеты. — К черту газеты. Я все их прочел, и я знаю, что ты дружила с Хлоей. — По голосу он был на грани истеричного отчаяния, когда он добавил. — Значит, ты знала и Рэйчел тоже. — Нет, не знала. — Впервые Макс говорила чистую правду. Странное чувство. — Пять лет назад я дружила с Хлоей. Я… Я даже не поняла, что той девушкой в туалете была она. Лицо Фрэнка вытянулось. Он не ожидал такого. Чувство вины, неподдельное чувство вины, захлестнуло Макс полностью, когда она смотрела, как непонимание проявлялось на его лице. Он зажмурился, пальцы на спинке сжались сильней. — Я думал, что, может быть, если ты знала ее, что ты знаешь хоть что-то о ней и об этом говнюке, Джефферсоне, — буркнул он. — Я думал, что ты дашь мне, блядь, ответы. Знаешь что-то, чего я не знаю. Вдруг Рэйчел тебе что-нибудь говорила. Потому что я ничего не понимаю. Совсем ничего. — Я ничего не знала, — ответила Макс. — Я просто… думала, что Джефферсон классный учитель. Я даже ни о чем таком и подумать не могла. — А Прескотт, этот больной ублюдок, — злобно сказал он. — Он работал вместе с этим психопатом. Они вдвоем творили эту херню, и я ничего не знал. А я был, блядь, его поставщиком, я. Я думал, что наркотики были для Прескотта, ведь, Господи, у него были не все дома. Я думал, что он так пытается поставить себе мозги на место. — С тобой полиция связывалась? — Макс попыталась выудить из него нужную ей информацию. — Нет. У них ничего на меня нет, но если они тщательно поищут, то найдут все улики. — Макс внезапно вспомнила о его блокноте, где он вел учет, и он, наверное, тоже. — Я лишь слежу за этой историей. Рэйчел, он… Прескотт сказал, что Джефферсон убил ее, а Джефферсон, в свою очередь, сказал, что это вина Прескотта. У меня нет ни малейшей догадки, кто сделал это, но я у обоих вытащу позвоночник через горло. Они оба как-то в этом замешаны. — Его костяшки побледнели. — Ты знаешь, где сейчас Прескотт? Макс застыла. — Я… Я не знаю. Родители отправили его в больницу. Думаю, он сейчас за много штатов отсюда. На лице Фрэнка вспыхнула злость. — Пусть он молится, чтобы я не добрался, блядь, до него. Господи. — Он стал сильно тереть свой подбородок. — Это… Это не может быть правдой. — Я понимаю, что ты, возможно, не поверишь в это, — заговорила Макс. — Но ты должен хотя бы попытаться. Единственное, что я знаю, так это то, что случилось с Рэйчел, с Хлоей… Мы ничего не могли изменить. Он ничего не ответил ей, лишь засунул руки в карманы и сильно закусил губу, словно старался сдержать крик. Они услышали, как мимо них промчался еще один поезд. Он издал громкий гудок, выпуская столб черного дыма. — Ты и Хлоя, — сказал Фрэнк, — вы были друзьями? — Лучшими друзьями. Но потом я переехала. — Я думал, что Рэйчел была ее лучшей подругой. От этого заявления Макс стало немного больно. — Мы обе были. — Она взглянула на прилипшую к ее ботинкам сухую грязь. — Я не была знакома с Рэйчел, но иногда мне кажется, что я знала ее тысячу лет. — Она была… Мы были, — он не знал, как выразить свои мысли, — чем-то большим. В смысле, мы встречались. Макс чуть не ляпнула: «Я знаю», — но, к счастью, вовремя себя одернула и попыталась изобразить искреннее удивление. — Знаю, она была молода, но, черт, я любил ее. А она любила меня. Но я к ней хреново относился, не могу отрицать этого. — Почему? — Не имею ни малейшего понятия. Какой-то хуевый способ самобичевания. Мне все время казалось, что она вот-вот уйдет от меня. Пытался хоть как-то смириться с этой мыслью. — Он засопел. — Не мог и представить, что она покинет меня вот так. Блядь. — Он вздохнул. — Рэйчел. Макс хотела сказать ему, как сильно его любила Рэйчел, как бы она расстроилась, увидев его таким разбитым, но не смогла. — А Хлоя, — Фрэнк нервно рассмеялся. — Эта девчонка была просто ходячей проблемой, и, прости меня, конечно, она сама на них нарывалась. Но она все равно не заслужила такой участи. — Да, — сказала Макс. — Не заслужила. Между ними воцарилось странное молчание. Казалось, что на свалке остановилось время. Домик наполнился солнечным светом. Фрэнк взглянул на стену, на надпись, сделанную Рэйчел. Он громко вздохнул и повернулся обратно к Макс. — Ты правда не можешь мне ничего рассказать? — Только это, извини. Правда. Он потер затылок. Она никогда не видела его настолько печальным, как сейчас. — Следи за собой. Держись подальше от неприятностей, — сказал Фрэнк ей, и это звучало из его уст абсурдно. — И так произошло слишком много дерьма. Меньше всего городу нужен еще один труп девушки. — Буду стараться, — слабо улыбнулась она, но он не обратил на это внимание. Он ушел, не попрощавшись, медленно затянулся сигаретой и пошел прочь мимо гор мусора, опустив голову. *** Макс опоздала на празднование дня рождения Уоррена на целый час. Она пришла с красным лицом, извиняясь. Ее встречали грустные взгляды и вежливые улыбки. Макс села рядом с Уорреном. — Пожалуйста, прости меня, — прошептала она ему. — Я сидела в своей комнате, собиралась сюда и, не знаю, вдруг отключилась. Когда я очнулась, было уже… — Макс, забей, — весело и широко улыбнулся Уоррен, и она была действительно рада, когда он накрыл своей теплой рукой ее руку. — Все хорошо. Я рад, что ты все-таки пришла. Это был скорей праздничный обед, чем ужин, так как у него накопились горы работы, которую ему надо было сделать этим вечером. Ресторан был необычно украшен, выражая характер именинника, но благодаря расслабляющей атмосфере никто не чувствовал себя лишним. Народу было много, но все поместились за большим столом. Зал освещали свечи, от которых золотые узоры со скатерти блестели. Все выглядели прекрасно: девушки были в платьях или в дорогих джинсах, а парни — в рубашках и галстуках. У Макс в шкафу висело только два платья. Одно она надевала на похороны, которое, конечно, не подходило для этого события. Пришлось остановиться на втором. Это было милое хлопковое платье бордового цвета, которое было ей в пору три года назад. Сейчас оно уже не прикрывало ей колени. Кромка была выше них на несколько дюймов, отчего Макс чувствовала в нем себя неуютно. Она не знала, как уложить волосы, поэтому оставила все как есть. С макияжем она торопилась, поэтому сейчас походила на панду. В окружении таких девчонок, как Дана, наряженной в красивый топ в блестках и дизайнерские джинсы, и Кейт, которая выглядела просто, но элегантно в идеально белоснежном платье, она чувствовала себя серой мышью. Она не могла избежать чувства вины, когда поняла, что они все ждали ее, чтобы сделать заказ, поэтому довольствовались уже вторыми коктейлями. Уоррен заказал Макс кока-колу и улыбался, пока официантка записывала заказ Макс, состоящий из курочки и жареной картошки. Он уже давно привык, что она в любом ресторане брала с собой еду. По всей видимости, Зак пришел с Джульет, и он оказался, на удивление, удачным дополнением к их компании. Обнимая Джульет одной рукой, он был сильно увлечен разговором с Джастином и Алиссой о рок-группах и фильмах. Кейт, смущенно улыбаясь, сидела между Даной и Тревором. Стэлла из всех салфеток делала лебедей, а Брук, сидящая с другой стороны рядом с Уорреном, вертела в руках свою салфетку. Макс обратила внимание, как красиво были накрашены ее ногти, на которые ушло, наверняка, немало времени. — Ой, чуть не забыла. — Макс сходила за своей сумочкой, достала из него открытку и небольшую, но красиво упакованную коробку. У Уоррена загорелись глаза, а улыбка, которая стала еще шире, окончательно убедила ее, что он не сердился на нее за опоздание. — Макс, не надо было. — Мне хотелось. — Она могла поклясться, что услышала, как Брук закатила глаза. Сначала Уоррен сунул нос в открытку, и он весело рассмеялся, когда оттуда выпали билеты на «Робокопа» в открытый кинотеатр. — Да ладно! — вырвалось у него, поднимая их с колен. — Вот он, наш «следующий раз», — сказала ему Макс, улыбаясь. — Если только ты захочешь, конечно. В последнее время я была не очень хорошим другом. Уоррен смущено взглянул на нее. — Ты с ума сошла. Ты была шикарна, как всегда. Это я твой должник. — Он прочел нелепые, но добрые поздравления с днем рождения, которые она написала ему в открытке, странно улыбнулся и принялся срывать подарочную упаковку с коробки. — Серьезно, это слишком. Макс не смогла не рассмеяться, следя за реакцией Уоррена на подарок: полное комплексное издание-сборник, в который входили только лучшие фильмы в жанре научной фантастики из тех, которые когда-либо были сняты, начиная культовой классикой и заканчивая коммерчески успешными блокбастерами. Она нашла его на полке, скрытой от чужих глаз, в магазине с дисками в Аркадии. Он был настолько дешевым и настолько в стиле Уоррена, что она тотчас его купила. Сам Уоррен задрожал так, словно держал в руках слиток из чистого золота. — Это слишком, — сказал он. — Макс, ты невероятно шикарна. Он обнял ее и не отпускал, пока воздух в ее легких не стал обжигать их. Через его плечо Макс пришлось смотреть, как Брук бросала в их сторону не слишком довольные взгляды, пока Уоррен не оторвался от нее. Он стал отбивать ногой под столом непонятный ритм с радостью, присущей трехлетнему ребенку во время Рождества. — Я тут с ума сойду, — признался Уоррен. — У меня самый лучший день рождения в мире. Он был чересчур веселым. Когда принесли еду, в воздухе стал витать вкусный аромат, заполнивший весь ресторан. Макс поймала себя на мысли, что ей это нравилось. Нравилось проводить время с друзьями, заниматься чем-нибудь кроме лежания на кровати, пытаясь найти смелость, чтобы открыть пару обыкновенных коробок. По ее телу разлилось тепло, которое она не чувствовала уже долгое время. Когда подали десерт, Уоррен настаивал, чтобы она съела половину его фруктового мороженого, пока Макс пыталась объяснить, что у нее нет ложки. Она чувствовала себя абсолютно счастливой, когда, откинувшись на спинку стула, увидела, что вокруг все смеялись, разговаривали, продолжали жить. Весь прошлый месяц ей казалось, что она застряла в движущемся потоке без возможности двигаться, пока все и вся протекало мимо нее, никогда не возвращаясь обратно, но теперь замедлило свой ход. Ее еще не покидало чувство пугающей пустоты холодными тихими ночами, и эти ранние утренние часы, когда она просыпалась, и воспоминания о том, что произошло, и мысли по поводу того, что теперь будет, ранили ее каждый день как в первый раз. Но, несмотря на это, опустошенность покидала ее, поэтому она могла рассчитывать хоть на что-нибудь хорошее. Напротив нее сидела Джульет, улыбавшаяся ей. — Макс, я уже давно собиралась провести с тобой интервью. Я бы очень сильно хотела бы написать о тебе в следующем выпуске «Тотема». — Обо мне? Зачем? — Макс подняла брови. — Зачем? Ну, ты ведь действительно стала свидетелем самого страшного события, которое когда-либо случалось в Блэквелле. Ты пережила его в прямом смысле этого слова. — Ох, Джульет… — Ты такая сильная, увидела столько всего ужасного. Люди трепещут перед тобой. Я знаю, им было бы интересно узнать твою историю. — Здесь нет… — Думаю, эта статья многим откроет глаза. Боже, люди наконец-то сядут и подумают об учителях, которых берут в наши школы. Я уверена… — Джульет, — быстро сказала Макс, — Я не стою того, чтобы писать обо мне. Правда. Но спасибо тебе. Джульет не стала скрывать разочарования. — Но ты такая храбрая, Макс. Ты героиня. Макс еле-еле сдержалась, чтобы не рассмеяться в голос. — Нет, я не героиня. Я просто оказалась не в том месте не в то время. Такое могло с каждым случиться. — Но это случилось с тобой. Макс пожала плечами. — Я тоже могла погибнуть. Джульет замолчала, но улыбнулась Макс по-доброму. — Не буду давить на тебя. Но, правда, думаю, статья бы вышла замечательной. — Я польщена, но… Джульет махнула рукой. — Забей. Скажи мне, если вдруг передумаешь. Макс понимала, что Джульет — не рядовой журналист Аркадии. Она не блоггер, который сует везде свой нос. Она действительно одаренная писательница, способная и манипулировать эмоциями, и повлиять на мнения людей, и любая ее статья о Макс имела бы смысл. Но мысль о том, что ее будут восхвалять и называть ее той, кем она не являлась, не нравилась ей. Она не может этого сделать. Она не будет так делать. Пусть Джульет напишет о смене климата или о новой коллекции от Gucci, пока Макс попытается крепко заснуть по ночам. После десерта из кухни привезли гигантский бисквитный торт. Все сели за стол, чтобы спеть Уоррену «Happy Birthday to you», пока он сидел, красный от смущения, но наслаждавшийся каждой секундой этого момента. Макс хлопала вместе со всеми, и сфотографировала, как Уоррен задувал свечи, и спрятала фотографию в дневник между страницами. Они заказали еще по напитку, и пока они пили, Брук постучала ложечкой по стакану, привлекая всеобщее внимание таким старым способом. — Пока я не забыла, — сказала она, — насчет наших семинарских занятий. Со следующей недели по средам нам с Уорреном выделили комнату в библиотеке. Все же придут, да? — Да, — сказала Кейт. — Семинарские занятия — это как раз то, что мне нужно в этом году. Остальные тоже согласились, и только у Макс чуть не вырвалось: «Черт». — Э-э, а во сколько по средам? Брук неодобрительно посмотрела на Макс, словно та не имела права быть занятой чем-нибудь другим в этот день. — С четырех до шести. Мы смогли договориться только на это время. — Эм, не хочу быть человеком, который все портит, — Макс сделала жалобное выражение лица. — Но можем ли мы перенести на другой день? — У меня виолончель, — заговорила высоким голосом Алисса, — и книжный клуб. — Футбол, — сказал Зак. — Собрания в церкви, — сказала Кейт и, помолчав, неловко добавила, — и, эм, психотерапевт. У Даны были чирлидинг и пианино, Стэлла работала в трех местах на неполную ставку, Джастин и Тревор катались на скейтах и были членами какого-то клуба по видео-играм, Джульет была предана «Тотему», а Брук с Уорреном входили в тысячи клубов и занимались внеучебной деятельностью. — Мы выбрали это время, потому что все свободны именно в это время, — извиняющим тоном сказала Стэлла. — Хорошо, я поняла, мне не подходит, — Макс чувствовала взгляды всех на себе, поэтому принялась изучать скатерть. — Если никто не против, я буду приходить к пяти. Уоррен наклонил голову вбок. — Почему? Какие-то дела? Макс издала нечленораздельный звук. Кейт смотрела на нее с подозрением, подняв брови. Пусть Макс технически и не врала, она чувствовала себя лгуньей, и это чувство съедало ее изнутри. Она не могла рассказать им, куда она ходит. Они никогда не поймут, да и Макс было проще биться головой об стену, чем пытаться им что-нибудь объяснить. Когда за столом снова завязался разговор о школе, уроках и предстоящих событиях в Аркадии, Уоррен легонько толкнул ее коленом. — Куда ты ходишь? — спросил он ее. — Что? — Каждую среду в четыре часа. — У меня просто… дела. Ее ответ не убедил Уоррена, но он не настаивал на своем. — Сегодня среда, и уже почти четыре. Ты идешь сегодня? — Иду куда? — Куда тебе нужно, Таинственная Макс. Макс закатила глаза. Она ничего ему не сказала, допила свой коктейль и избегала зрительного контакта абсолютно со всеми, пока каждый оплачивал свое по счету. Оказавшись на улице, Макс, вдыхая холодный воздух, попрощалась со всеми и, скрывшись за углом, побежала, чтобы успеть на автобус. Она все время оборачивалась, чтобы убедиться, что за ней никто не следил. *** — Макс, привет. — Нелл стояла за стойкой и чертила что-то вроде плана на большом листе размера А3. — Какая ты миленькая сегодня. Идешь развлекаться после посещения? Макс взглянула на свои бледные веснушчатые ноги, которые не прикрывало донельзя короткое платье, и всерьез задумалась, не издевалась ли над ней Нелл. — Сегодня у друга день рождения, — рассказала она ей. — Мы хорошо пообедали. — Классно. Принесла мне что-нибудь? Макс рассмеялась. — Извини, все было таким вкусным, что ничего не осталось. Однако она стащила большой кусок торта, положив его в салфетку, когда никто не смотрел на стол. Она положила руку на стойку. — Я хотела еще спросить на прошлой неделе, как он. В смысле, как ему лечение? Я ничего об этом не знаю. Выражение лица Нелл вселяло надежду. — Ну, он стал лучше кушать в последнее время. Две недели назад мы стали давать ему новые таблетки, чтобы помочь ему уснуть, и они творят чудеса. Он все еще ни с кем не разговаривает, только кричит. — Ее губы сложились в улыбку. — Хотя я не уверена, он такой вспыльчивый из-за побочных эффектов, или он такой и есть. — Он такой и есть, — ответила Макс, и Нелл рассмеялась. — Так ты все-таки знала его раньше? — Немного. Совсем чуть-чуть. Со стороны. Я слышала о нем, скорей. Нелл кивнула. — Что ж, несмотря ни на что, я рада, что ты приходишь. Ему всегда лучше по средам. Макс фыркнула. — Это не из-за меня. Нелл скучающе взглянула на нее, а потом показала пальцем куда-то за Макс. — Ну тогда он, должно быть, просто так пялится на тебя без причины. Макс обернулась и увидела Нейтана, который сидел за столом у окна, где он впервые заговорил с ней. Он уставился на нее так, словно она исчезла бы, если он бы отвел взгляд. Макс направилась к нему, и тут же взгляд Нейтана перешел на ее ноги. Он напрягся, выпрямил плечи, нервничая, ожидая чего-то. Макс покраснела и, когда она садилась, поправила подол платья. — Извини, я знаю, я сегодня чересчур нарядная, — сказала она, издавая легкий смешок. Глаза Нейтана сфокусировались на ее лице, и он покачал головой, ничего не говоря. Он читал до того, как она пришла. Закладка лежала уже на середине четвертой книги. Макс передала ему завернутый кусочек торта. Он коснулся ее пальцев своими, которые были сухими и холодными. Прикосновение немного затянулось, и Макс сама одернула свою руку, будто для того, чтобы спрятать прядь за ухо. — Где твоя семья? Нейтан отломил от торта кусочек и закинул его в рот, прожевал и проглотил его. — Родители отменили встречу. — Ой, — сказала Макс, — жаль. Нейтан покачал головой. — Хуй с ними. На его шее краснел прыщ, будто он пытался его выдавить, на подбородке виднелась щетина. Он все еще оставался бледным, но в пределах нормы. Похоже, Нейтан не расставался с бомбером ни на секунду. Его движения не были ни слишком вялыми, ни слишком резкими. Они вернулись в норму. Он принялся ковырять пальцем в щербинках стола. Спустя какое-то время он сказал: — Расскажи мне что-нибудь. В течение десяти минут Макс рассказывала, как они с Хлоей попытались на заднем дворе переночевать в палатке и испугались енота, потому что этот случай вертелся у нее в голове в последнее время. Она заменила слово «Хлоя» на «моя подруга», но в остальном деталей не меняла. Как обычно, говорила только она, но ее слова спокойно лились рекой, а он внимательно слушал. Она обычно чувствовала неловкость, нервозность и даже страх. Теперь она знала, что они привыкли друг к другу. Нейтан наклонялся теперь вперед, а не назад, слушал ее не с хмурым выражением лица, а со спокойным. Чтобы показать, что он действительно ее слушает, Нейтан смотрел на нее, не отводил взгляда и иногда кивал. Сейчас Макс научилась читать его, как открытую книгу, изучать мимику его лица, смотреть на позу тела. Собрав все детали вместе, она понимала, хорошо ли у него все, или не очень. Сегодня все было хорошо. Только она закончила рассказ, как за ней открылись двери, в которые вошел маленький мальчик и подошел к ним. Макс откинулась на спинку стула, ошеломленная. Мальчик бросил на пол рюкзак и сел на свободный стул. Макс на секунду показалось, что он перепутал стол, или потерялся, или был сыном доктора, или вообще сам был пациентом. Но когда Нейтан взглянул на него с такой нежностью и знакомой теплотой, что Макс поняла, что этот мальчик не был чужим. Ему было от восьми до одиннадцати лет, и он был одет в самую крутую школьную форму, которую Макс когда-либо видела, черного и красного цветов, безупречного покроя, со школьным гербом на груди. Под ним была вышита фраза на латинском языке. Он выглядел как Нейтан, но не как точная копия, а скорей отражение на водной ряби в тусклом свете. На его мальчишеском лице были мягкие черты, большие ярко-зеленые глаза. У него была чистая, расчесанная копна светло-русых волос, которые вились на кончиках, прикрывающих высокий лоб. Видимо, Нейтану стало жаль удивляющуюся Макс, которая с трудом понимала, что происходит, поэтому он, жестом показав в сторону мальчика, взглянул на нее. — Мои родители отменили встречу, — сказал он. — Мой брат никогда ничего не отменяет. Макс в недоумении посмотрела на мальчика. — Ты приехал на автобусе? Брат Нейтана покачал головой. — Меня привезла сюда няня. Она сидит, вяжет в приемной. — Оу, — чуть не рассмеялась Макс. Ну конечно, няня. Нейтан потянулся через стол и шутливо ткнул мальчику кулаком под ребра. Сам мальчик тоже посмотрел на Макс и, улыбаясь во всю свою щель между зубами, протянул свою маленькую веснушчатую ручку. — Гарри Прескотт, — сказал он. — Эм, младший. Макс не могла удержаться от смеха, пожав его руку. — Макс Колфилд. Гарри моргнул несколько раз. — А ты кто? — Я, эм, друг Нейтана. Он кивнул, а потом повернулся, чтобы достать из рюкзака скетчбук в кожаной обложке коричневого цвета. На нем красовался еще один герб, только не школьный, а семейный. — Любишь рисовать? — спросил ее Гарри. — Ну да, люблю. Гарри еще раз кивнул и с энтузиазмом положил на стол гигантский пенал. Даже он был кожаным. — В прошлом году я получил премию в области искусства, — отметил он. Гарри не хвастался, он сказал это по-дружески, нечаянно, будто он получал премии уже тысячу раз. Нейтан закатил глаза. Макс медленно положила руку на скетчбук. Она попыталась попросить его как можно любезней: — Можно посмотреть на ваши работы, юный сэр? Он улыбнулся. — Можно. Она ожидала увидеть радугу на всю страницу, собачек, кошечек и маленькие домишки с клумбами желтых, синих и фиолетовых цветов, или большое яркое солнце, или светло-желтый пляж с песочными замками и мелькающими вдалеке бледно-голубыми парусниками, нарисованные восковыми мелками. Обычные рисунки, которые рисовали они с Хлоей в его возрасте: пираты, закаты и воздушные шарики. В скетчбуке Гарри не было ничего подобного. У Макс сердце замерло. Она переворачивала гладкие сухие страницы, одну за другой, на которых были замысловатые наброски бревенчатого дома посреди густого темного соснового леса, невероятно аккуратных глаз, лиц, рук. Руки были настолько реалистичными, что Макс могла срисовать каждую линию и прочитать ладони, как манускрипт. Карандашом он делал скетч зданий, плохо освещенных улиц и частей тела, восковыми мелками — великолепные портреты людей, которых он знал в реальной жизни или которых он брал из своей головы. Пожилая женщина с рыжими волосами улыбалась Макс, а в ее бездонных голубых глазах каждая черточка скрывала за собой целую историю. — Это потрясающе, — прошептала она, будучи не в состоянии перестать переворачивать страницы, перестать смотреть на все эти шедевры. Она повернула голову в сторону Гарри. — Ты правда сам все это нарисовал? Он пожал плечами. Макс повернулась к Нейтану, но тот смотрел в другую сторону, склонив голову, изучал резиновое напольное покрытие, скрестив руки на груди. — Ты такой талантливый, — сказала она Гарри, который мило ей улыбнулся. — У меня есть домашка по искусству, — сказал он, притягивая скетчбук к себе. Макс склонилась и стала смотреть, испытывая трепет, как он взял карандаш и начал рисовать элегантными тонкими линиями. — Куда ты ходишь в школу? — В Портлэнд. — Линии принимали форму, изгибались. — Школа имени святого Бенедикта. Макс знала о ней, или, во всяком случае, слышала. Это была школа-интернат, и одна из самых больших школ для одаренных детей не только в Орегоне, но и в целой стране. Она видела глянцевые брошюры с фотографиями, на которых мальчики стояли в ряд в богато украшенных классах, катались на лошадях и гордо стояли за кафедрой, как маленькие политики. Школа святого Бенедикта была своего рода Гарвардом, только для детей. — Тебе там нравится? Гарри опять пожал плечами. Он облизнул палец, чтобы размазать линии по странице. Макс подперла рукой щеку, следя за его работой. — Ты, наверное, поступишь в Блэквелл, когда подрастешь, — сказала Макс. — Они были бы рады принять такого талантливого художника, как ты. — Мой папа сказал, что мне нельзя поступать в Блэквелл, — ответил Гарри. Макс нахмурила брови. — Почему? Гарри и глазом не моргнул: — Он сказал, что из-за них Нейтан заболел. Вдруг Нейтан встал, и в Макс проснулась паника, что он снова разозлился, и сделает что-нибудь или скажет, а Макс ничем не сможет ему помочь. Но к ее удивлению и облегчению, он пересек палату к торговому автомату и засунул руки в карманы, чтобы найти мелочь. Макс не спускала глаз со спины Нейтана, пока Гарри говорил: — Папа сказал, что Нейт здесь, потому что он заболел. И он пробудет здесь, пока ему не станет лучше. — Когда Макс повернулась к Гарри обратно, он смотрел на нее с любопытством. — Это так же, как когда я болею? Когда у меня болит живот, и учителя отправляют меня в медкабинет? Ей резко стало тяжело и грустно. Она сомневалась, но все-таки ответила: — Это… что-то в этом роде, да. Гарри рисовал ворона. Он принялся штриховать крылья, отчего каждое перышко выделялось по-своему. В другой стороне комнаты Нелл отошла от стойки, чтобы тихо поговорить с Нейтаном, пока он стоял, засунув руки в карманы, ожидая, пока автомат выдаст его заказ. — Я спрашивал папу, можно ли Нейтану будет прийти на Рождество, но он не уверен. Сказал, либо у меня будут хорошие оценки, либо Нейтан не придет. Нейтан повернул голову и сказал Нелл что-то, отчего она, улыбаясь, закатила глаза и вернулась на свое место. Он наклонился и засунул руку в автомат. — Папа ненавидит приходить сюда. На прошлой неделе он накричал на Нейта, потому что он попросил его прийти. Еще он не любит, когда я сюда прихожу. Говорит, что это не детская площадка. Но я не знаю, почему. Сгорбившись, Нейтан вернулся к ним и сел на свой стул. Он бросил пакетик чипсов перед Гарри, который оторвал взгляд от скетчбука и нахмурился. — Мама мне не разрешает… — Тебе девять лет, — перебил его Нейтан. — Ешь чертов «Читос». Макс резко выпрямилась, услышав ругательство, но Гарри и ухом не повел. Она подумала, что он привык к этому. Наверное. Со вздохом он открыл пакетик и поделился содержимым с Макс. Гарри оставил на листе оранжевые пятна, когда случайно задел его пальцами. Нейтан просто сидел и ничего не говорил. В итоге Гарри закончил самый красивый скетч ворона, который Макс когда-либо видела. У него был длинный клюв и черные-глаза бусинки, которые были словно живыми. Ей казалось, что стоит ей протянуть руку, как она сможет погладить эти перья, почувствовать косточки под ними. Написав свое имя петляющими буквами и поставив дату под рисунком, он протянул скетчбук Макс. — Отличная работа, Юный да Винчи, — пошутила она, рассмешив его. — Ты наверняка получишь пятерку за это. Она перевернула страницу, чтобы увидеть еще больше рисунков этого ребенка. Макс увидела портрет, сделанный яркой пастелью, парня с пристальным взглядом. Это был Нейтан, его голова и плечи. Невероятное сходство, но он был здесь каким-то… другим. Красные губы улыбались, а в глазах, мерцающих, как голубые молнии, было столько спокойствия, что Макс испугалась. Его взгляд был направлен куда-то вдаль. Макс не могла представить, что Нейтан мог когда-то выглядеть таким беззаботным, но в то же время, это дарило надежду, что он будет в будущем выглядеть так же. Это была надежда Гарри, красочное «когда-нибудь», Макс была ошеломлена эмоциями, которые просыпались в ней от одного только взгляда на этот портрет. У Макс рот открылся. — Нейтан, ты видел? Это же… это же прекрасно. Нейтан просмотрел рисунок, не вынимая рук из карманов. В лице он не поменялся. — Ты должен прикрепить это себе на стену, — настаивала Макс. Гарри зевнул, собирая свои вещи. — Ой, Нейту ничего не нравится из моих работ. Нейтан грозно взглянул на него, в его взгляде было что-то дерзкое. Он встал и вырвал страницу прямо из скетчбука, оставил ее на столе, а сам скетчбук протянул брату. — Я его повешу, — сказал он. Гарри улыбнулся. Он вскочил со стула, повесив рюкзак на плечи. — Мне нужно идти, а то няня Кассандра разозлится. Он помахал Макс рукой, белозубо улыбаясь, и, перед тем, как уйти, обнял своими худыми ручками Нейтана за шею. Нейтан не двинулся с места, его руки все еще были в карманах, на лице не было эмоций, но он дернулся к нему навстречу. Макс улыбнулась. Улыбка не сползала с ее лица, пока Гарри уходил, и когда она повернулась к Нейтану. — Он очень милый, — сказала она. — И, Боже, его рисунки… Он хоть понимает, насколько он хорош? Нейтан отвел взгляд. — Одаренный ребенок, — ответил он. Его рот изогнулся, но не в улыбке. — Можно смело хранить наследие отца. Они никогда не говорили об этом, просто никогда не было повода. Макс не знала, как начать эту тему. Но сейчас это было самое лучшее время. Кусая губу, она спросила его: — А Гарри… хочет быть наследником? Он еще ребенок. — Неважно, чего он хочет, — резко сказал Нейтан. — Отцу насрать. Если ты Прескотт, то твое будущее уже решено за тебя. Гарри будет папочкиным сыночком, хочет он этого или нет. — Это… печально. Нейтан фыркнул. — Ага, все равно больше никого не осталось. — В смысле? Нейтана накрыла волна беспокойства. Его голос задрожал, стал резче. — Первый лежит в земле, вторая сбежала в прямом смысле этого слова, третий оказался в жопе. У Гарри нет выбора. — В его глазах плескался гнев. — Похуй. Я не хочу говорить об этом. — Может быть, тебе это необходимо. — Отъебись, — выкрикнул он так громко, что сам вздрогнул. Между ними появились немые извинения, извинения, которые чувствовала Макс, которые Нейтан пытался скрыть от нее. — Я не хочу, чтобы ты вела себя, как здешние психиатры, хорошо? Макс сказала: — Ладно. И стала ждать. Нейтан беспокойно ерзал на стуле. Он вытащил руки из карманов и положил их на стол, а потом резко вскочил. Его правая рука дрожала. — Господи Иисусе! — сердито сказал он. — Не смотри на меня так. — Как? — Будто… Боже, будто я тебя ударил, или еще что. Я… Прости меня, хорошо? — Все нормально. — Это место так на меня влияет. — Я знаю. — И меня бесит, что он видит меня таким, — добавил Нейтан, поглядывая на пустой стул, на котором сидел Гарри. — И он ведет себя так, будто я приду домой. Он не знает… Он не знает, что я натворил. Макс улыбнулась с нежностью. Он посмотрел на нее. Его глаза блестели. — Ты вернешься домой, — сказала она. — Когда-нибудь. Нейтан сел обратно, прижав руку к лицу, не отводя от Макс пристального взгляда. — Что если я не захочу? — сказал он. — Что если я даже больше не знаю, где, блядь, мой дом? Макс какое-то время молчала. — Тогда, думаю, тебе придется найти новый дом.