The Sense Of Me

В выходные Макс достала из-под кровати чемоданы, оставленные собирать пыль с сентября, и положила их раскрытыми на вершину горы мятых вещей. Неподъёмный груз неизбежного выпускного нависал, злил, нависал, злил, нависал, придавливал, пока она складывала книги, диски, летнюю одежду. Стены казались печальными и голыми, когда она содрала с них плакаты, полки были похожи на пещеры, когда она убрала книги и папки. Пока она оставила только фотомемориальную стену. Она не была готова убрать фотографии. Не сейчас. Остальные обитатели общежития занимались тем же, и Макс всё тщательно разбирала под жужжащую из коридора музыку Даны, прерываемую случайно упавшими коробками и рычанием пылесоса из комнаты Виктории. Жизнь на этом этаже всегда была странной, но комфортной, и Макс не знала, как она привыкнет, вернувшись в свою тихую комнату в квартире её родителей, к клаустрофобной изоляции. Когда во время обеда её телефон стал разрываться от назойливой песни, Макс вовсю опустошала коробку с печеньем и в который раз пыталась придумать, что ей, чёрт побери, делать с этими коробками под столом. Она не взглянула на экран перед тем, как прижать телефон к уху, поэтому ей потребовалась секунда, чтобы вспомнить, кому принадлежал весёлый беззаботный голос. — Макс, привет, — Кристин звучала так, будто она стояла посреди чего-то, ограждённая от кипящей жизни, где-то громко захлопнулась дверь. — Ты не занята? А то я могу перезвонить. — Нет, всё нормально. Что-то случилось? — Макс настороженно села на краешек кровати. Кристин молчала лишь мгновение, веселье в её голосе пропало лишь на секунду. — Оу, ну, сама понимаешь, много всего. В доме царит безумие. Репортёры буквально палатки разложили за нашим забором. Не могу поверить, что суд уже на следующей неделе. — Я тоже, — Макс напряглась. — Ты разговаривала с Нейтаном? — Ну, разговором это было сложно назвать. В смысле, я говорила, а он в основном сидел с недовольной миной, — она вздохнула. — Но я знаю, что он напуган. Он пытается делать вид, якобы нет, но его прочесть куда проще, чем он думает. — Всё будет хорошо, — сказала Макс, пытаясь казаться уверенной. — Нам просто нужно поддержать его. Кристин помолчала. — Верно. Эм, слушай, я понимаю, что сейчас вроде как конец семестра, и у тебя, наверняка, куча дел, но… не сможешь ли ты заехать? — Заехать? — Ага. К нам домой. Макс медленно поднялась, уже потянувшись за сумкой. — Эм, конечно, без проблем. — Замечательно! Хорошо, — на заднем плане послышался шум, Макс подумала, что что-то упало на землю. — Я бы хотела тебя сама подбросить, но… — Ничего страшного, — сказала Макс. — У меня есть друг, которого необходимо заставлять делать перерывы между учёбой. Он сможет меня подвезти. — Замечательно. Можешь приехать сюда примерно… через десять минут? Как я уже говорила, день просто сумасшедший. Макс нахмурила брови, но её голос остался невозмутимым. — …Да, конечно. — Я кое-куда тороплюсь, — отметила Кристин. — Но надеюсь тебя скоро увидеть. Дверь открыта, так что просто входи. Я в своей старой комнате. — Хорошо, так и сделаю. — Увидимся. Макс положила трубку, чувствуя себя странно уставшей. Она отправила Уоррену сообщение с просьбой подвезти её. Хоть он тут же ответил, что не может добраться до двери, потому что гигантская стопка учебников держит его под домашним арестом, Макс знала, что он будет сидеть в своей машине через пять минут. Он не выглядел таким вымотанным, как в день, когда он отвозил их с Кейт к Джойс, но его вид по-прежнему обещал ожидать лучшего. Макс смирилась с фактом, что, вероятно, эти темные мешки под глазами останутся с Уорреном до конца его жизни, так что дала имена каждому, чтобы всё не казалось таким ужасным и трагичным — Соня и Засоня. На нём была та же рубашка, в которой она видела его в последний раз, со старым пятном от кетчупа на рукаве. От невероятного марафона по записыванию конспектов все его подушечки пальцев были в шишечках и опухолях болезненного вида. Макс с беспокойством наблюдала с пассажирского сиденья, как он порой наклонял голову вперёд, как его глаза, вглядывающиеся в лобовое стекло, покрытое дождевыми каплями, медленно моргали. — Спасибо, что стал моим личным водителем. — Не за что. — Как идет подготовка? — Отлично. — Ты что-нибудь слышал об этой стажировке? — Нет. — Оу, что ж, ты точно получишь её. — Ага. Макс сложила руки на груди. — Я собираюсь перекрасить волосы в розовый, бросить Блэквелл и переехать в Китай, чтобы стать акробатом. — Окей. — Уоррен. Он так резко подпрыгнул, что Макс тут же пожалела, что начала с ним говорить. Он вздрогнул, и машина опасно свернула на, к счастью пустую, другую полосу. Уоррен выругался, глаза расширились, будто он только что проснулся. — Что? — тяжело дышал он. — Что произошло? — Ты вообще спишь по ночам, ходячий зомби? — Прости, — он немного расслабился. — Мне показалось, что я только что во что-то врезался. Мой рацион в эти дни состоял в основном из энергетиков. — Как ты умудрился выжить? — Потому что я состою на 99 процентов из энергетика. Макс достала из сумки телефон и отправила сообщение Кристин. Можно мой друг выпьет чашечку кофе у вас на кухне? Пожалуйста. Я боюсь, что он умрёт по дороге домой. ОМГ! Конечно! — Итак, — сказал Уоррен. Он включил радио, очевидно, надеясь, что раздражающая кантри-музыка, вырвавшаяся из магнитолы, поможет ему остаться начеку. — Почему ты собираешься увидеться с сестрой Нейтана? — Я точно не знаю, но её голос по телефону звучал весьма забавно. — Скоро будет суд. Ты готова? — Готова? — Макс покачала головой. — Нет. Я напугана. — Знай, что мы здесь рядом с тобой, — сказал Уоррен, стараясь звучать оптимистично. — И тебе надо запомнить, что от тебя требуется лишь сказать правду. Это будет легко, да? Макс отвернулась от него, её пальцы слабо переплелись на колене. — Ага. Когда машина свернула в красивый внутренний двор особняка Прескоттов, Макс услышала, как Уоррен глубоко вздохнул. Если до этого он ещё был сонным, то теперь он определённо проснулся окончательно. Он подался вперёд, коснувшись грудью руля, чтобы рассмотреть дом глазами размером с блюдца. Даже на фоне грозового неба, даже потемневший от дождя, дом выглядел королевским. Мощным и величественным. — Срань господня, — задышал Уоррен. — А моей машине вообще можно стоять на этой дороге? Потому что мне вдруг показалось, что Скарлетт Прескотт сейчас вызовет полицию за то, что я поставил своё грязное ведро на её собственность. — Её здесь нет. Как и мистера Прескотта, — быстро сказала Макс с нескрываемым облегчением. Она заметила только сверкающий внедорожник Кристины и чистый белый фургончик, принадлежащий горничным. Что-то в доме поменялось, и Макс потребовалось время, чтобы выяснить, что было не так. Она поняла, что дело было в окнах. Почти все шторы были плотно задёрнуты, создавая иллюзию щитов и барьеров. Причина, должно быть, была в толпах журналистов, но сейчас в округе никого не было. Макс почувствовала ещё один жаркий прилив облегчения: она не думала, что смогла бы выдержать быть напечатанной на первой странице каждой местной газеты до того, как всё расскажет Джойс. — Пошли, — сказала она Уоррену, открывая дверь. Он уставился на неё. — Что? — Ты тоже идёшь. — Ни за что! Это место выглядит как логово любого злодея из Скуби-Ду. — Расслабься. Кристин сказала, что ты можешь выпить кофе, который тебе очень нужен. И родителей Нейтана здесь нет, так что ты можешь спокойно пройти на кухню и заварить его, пока я с ней разговариваю. На лице Уоррена была смесь из беспокойства и страха, когда он выползал из машины и шёл за девушкой, шурша по мокрому гравию перед входной дверью. Его вид не соответствовал этому месту, как и её, и это странно успокаивало тем, что Макс была не единственной, кто постоянно выбивался из великолепия такой жизни. Свёрнутая газета, скользкая от дождя, лежала на безукоризненном коврике, который совсем не был похож на обычный коврик, и Макс перешагнула через неё, чтобы схватиться за дверную ручку, заметив, что на первой странице шла речь о скором судебном процессе. Она прочитала: «Самый громкий процесс за всю историю Аркадии Бэй». Она сглотнула. Дверь была открыта, как и сказала Кристин. Гладкий мрамор громко отражал каждый их шаг. Макс, которую вдруг охватила паранойя, что она может оставить следы или грязь, старалась сделать свою поступь как можно легче. Уоррен прошмыгнул мимо неё, рассеянно заворачивая кромку рубашки, пока он разглядывал глянцевые картины, голые стены, мемориал Дина — свеча около его фотографии ярко горела. — Это следующий уровень, — пробормотал Уоррен. Он засеменил за ней на кухню со сверкающим хромированным и сложным оборудованием. Уборщицы, должно быть, здесь уже закончили, так как здесь стоял сильных запах отбеливателя, обжигающий нос Макс. Она подвела Уоррена к кофемашине, и они вдвоём просто смотрели на неё некоторое время. — Что это такое? — беспомощно произнес Уоррен. — Оно варит кофе, — сказала Макс, закусив губу. — …Как-то. Рука Уоррена неуверенно повисла над кучей кнопок. — Мне надо выяснить, как эта штуковина работает? Лабораторные по химии, что я делал, были менее пугающими, чем это. — Ты же умный, — Макс, вдруг испугавшись, что кто-нибудь из Прескоттов (не Гарри и не Кристин) мог войти сюда, взглянула на дверь и начала двигаться в её сторону. — Пойду, найду Кристин. Не… подожги здесь ничего. Включая себя. — Ничего не обещаю. Ходить по дому Прескоттов в одиночку — это тоже самое, что бродить по лабиринту в темноте. Макс была уверена, что в любую минуту пара холодных рук вот-вот клещами схватит её за плечи, и последствия будут самыми ужасными. В доме было жутко холодно, из её рта шёл пар, и она с опаской поднималась по лестнице, крепко держась за перила. Комментарий Уоррена насчет логова из Скуби-Ду и мысль, что ступеньки вдруг превратятся в скользкий склон, с которого она кувыркнётся и попадёт в какую-нибудь ловушку, стали единственным, о чём Макс только могла думать. Шон Прескотт был похож на человека, у которого есть подземный бассейн с щёлкающими челюстями крокодилами. Господи. Ей действительно нужно больше спать. Когда она поднялась на последнюю ступеньку, грохот из одной из комнат слева привлек её внимание. Остальные двери были закрыты, включая комнаты Нейтана и Дина, и как только её любопытство начало умолять её провести еще одно расследование, её ноги понесли её в обратном направлении. Дверь, около которой она оказалась, была приоткрыта, и в щёлку Макс могла разглядеть кровать, отделанную рюшами, и стены, обвешанные постерами и картами. — Макс? Это ты? — голос Кристин раздался из комнаты. Похоже, она была чем-то занята. — Ага, — она слегка толкнула дверь локтем, вежливо улыбаясь. — Вау, классная комната. Если бы Макс пришлось обставлять комнату для Кристин, то она, наверняка, выглядела бы в итоге так же. Розового и фиолетового столько, чтобы комната выглядела уютной, а не вульгарной. Вокруг царил бардак из-за старых журналов, туристических буклетов и пустых обёрток от еды. Шкаф был большим и заваленным сверху донизу. Всякие рукава и концы джинсов, торчащие из щели между дверец, будто пытались сбежать. На стенах висели гигантские карты, включая карту Штатов и карту мира, и на них много что было обведено или подписано маркером. Фотографии были криво приклеены над элегантным трюмо, заваленным косметикой, и Макс бросилось в глаза, что эти фотографии не были сделаны Кристин. Все они представляли собой пейзажи красивых мест от зубчатых скал до поразительных полей цветов. Ни на одной не было людей. Из телефона Кристин играла быстрая весёлая музыка, подходящая комнате. Как бы прекрасна ни была спальня, Макс вдруг почувствовала себя… в ловушке. Окна, собственная ванная. Это было похоже на номер в отеле, на что-то, что тебе не принадлежит, чему не принадлежишь ты, что-то вычурное, временное и полностью искусственное. — Привет, — Кристин улыбнулась своими накрашенными губами. На ней были модные белые джинсы, за которые, возможно, Виктория бы продала душу, а на голове красовались солнечные очки, несмотря на дождь. Она, держа в руках охапку одежды, стояла около кровати с огромным чемоданом. Он был открытым и уже почти заполненным. Макс смотрела на чемодан, и все её внутренности невольно напряглись. Она поняла, зачем её позвала Кристин. — Хреновая погодка, да? — пробурчала Кристин. Она бросила одежду, которую держала, в чемодан, не пытаясь её хоть как-то уложить, и стала кружиться по комнате так, будто пол под ней горел. Она хватала туалетные принадлежности, случайные фотографии со стены, вещи, которые не были первой необходимостью, но которые надо было почему-то взять. — Как ты? Спасибо, что приехала. Я знаю, что тебе… хм, не по себе. — Я в порядке, — пробормотала Макс, не отрывая взгляда от чемодана. Кристин остановилась, на её губах появилась странная вымученная улыбка, когда она показала рукой на чемодан. Она поняла, что больше не могла водить Макс за нос. — Ну да. Это… случилось. Я немного нервничаю, понимаешь? Боже, так много надо сделать. Думаю, мне действительно нужен ещё один чемодан, который пройдёт как ручная кладь. Мне немного стыдно, что у меня одной накапливается столько всякой фигни. Макс взглянула на неё. — Ты улетаешь? Кристин кивнула. — Я… решила вернуться в Бразилию. Там погода лучше. Она засмеялась, но шутка так и повисла в воздухе. Макс не улыбнулась, не отвела взгляда от чёртова чемодана, отчего Кристин начала неуверенно переминаться с ноги на ногу. Макс было бы её почти жаль, если бы могла испытывать что-нибудь кроме нарастающего непонимания. — Но суд, — возразила Макс. — Он на следующей неделе. — Я знаю это, — Кристин размяла плечи и показала пальцем на что-то позади Макс. — Не подашь мне ту сумку? Макс повернулась и заметила дорогую сумочку, которая внутри была больше, чем казалось снаружи. Она слабо бросила её Кристин, которая с лёгкостью поймала её и стала наполнять барахлом. Тишина нарастала. — Какое там правило насчёт жидкостей? — беззаботно спросила Кристин, направляясь в ванную. — Вечно забываю. Макс сильно покачала головой. — Кристин. Что происходит? Суд… Ты не можешь… — Можешь не смотреть на меня так? Как побитый щенок? — Ты нужна нам здесь. Ты нужна здесь Нейтану. Кристин недолго покрутила в руках голубое платье, которое складывала. Её улыбка была фальшивой. — Знаешь, обычно я просто уезжаю. Просто собираю вещи и ухожу, но… Я хотела попрощаться с тобой лично. Ты заслужила это, после всего, что ты сделала, чтобы помочь моему брату, — она кивнула Макс, её улыбка стала уверенней. — Ты ему правда небезразлична, понимаешь. — Почему ты улетаешь? Кристин пожала плечами. — Я должна. — Нет, не должна. Зачем ты делаешь это? — Потому что я не могу оставаться в этом городе ни на секунду дольше, — сказала Кристин сбивчивым голосом. — Ты не поймешь этого, Макс. Я никогда не хотела быть Прескотт. Остаться? — она фыркнула. — Это не так-то легко. Никогда не было легко просто… просто быть в этом доме. Ты можешь быть только тем, кем они хотят тебя видеть. Я не такая. Я должна уехать. Она бросила ещё одну сумку на кровать. — Ты сказала по телефону, что Нейтан напуган, — ответила Макс, подходя ближе. — И, пусть и не говорит этого, но ты нужна ему. — Кармин всё исправит, как обычно, — сказала Кристин, повернувшись спиной. — Это ведь и так понятно, верно? С Нейтаном всё будет хорошо. И… может быть, я приеду навестить его. Но мне нужно уехать отсюда и проветриться. — Ты можешь проветриться, не уезжая в другую страну! Кристин лишь покачала головой. Макс вдруг почувствовала жгучее желание захлопнуть чемоданы и выкинуть их из окна. — Если ты сделаешь это, — сказала она, — ты подведёшь его. Кристин просто улыбнулась. — Я привыкла к этому. Как и он. — Но так не должно быть, — яростно сказала Макс, понимая, что повысила тон. — Если ты хочешь, чтобы он перестал на тебя злиться, останься. Покажи ему, что ты не собираешься никуда снова убегать. Пожалуйста. — Слишком много всего произошло, — категорично произнесла Кристин. — Ничего не изменится, если я останусь в этой дыре. — Но ты никогда не пыталась! Кристин повернулась и взглянула на неё. Её щеки горели, её улыбка по-прежнему была фальшивой, как те искусственные цветы, что стояли у неё на тумбочке. — Я ценю то, что ты пытаешься сделать, Макс. Но я уже сделала выбор. Я всегда сама принимаю решения. — И посмотри, куда тебя это привело, — горько крикнула Макс. — Это эгоистично, Кристин. Кристин, похоже, это не задело. Макс знала, что всё это ей говорили раньше. Слишком часто проходил этот разговор, вот теперь её ничем не проймёшь. Возможно, она говорила об этом с Нейтаном, может быть, в этой же комнате. Макс представила, как дрожали стены от его гнева, от её предательства. Её хмурый взгляд мог прожечь дыру в её лице. — Сегодня я переночую в отеле, — тихо сказала Кристин, — и завтра утром вылетаю первым рейсом. У меня правда не так много времени, мне ещё нужно вещи собрать, так что… — Пожалуйста, не делай этого. Если ты улетишь, Нейтан может никогда больше с тобой не заговорить. Кристин наклонилась к своей тумбочке и выдвинула нижний ящик. Макс не было видно, что она оттуда достала, пока она не повернулась и не сунула это, холодное и большое, в руки Макс. — Вот, — мягко сказала она. — Подержишь это у себя ради меня? Когда я уйду, родители скорей всего всё выбросят из этой комнаты, и я… я не хочу, чтобы они это выкинули. Макс взглянула на фотоаппарат. — Ты же не увлекаешься фотографией. — Это Нейтана, одна из первых его камер. Возможно, когда-нибудь, ты сможешь её ему вернуть. Кристин замолчала. Музыка перестала быть такой чёткой как раньше, это скорей был гул на фоне тишины. — Позаботься о нём, хорошо? — добавила Кристин. — Говоря о том, в чём он никогда не признается — ты ему очень нравишься. Ты нужна ему. Будь там ради него, — она бросила взгляд на чемодан. — Никто больше не будет. — Ты не собираешься заехать к нему? — Нет. Так проще. — Но… Кристин взглянула на загоревшийся экран своего телефона, показывая время. — Мама скоро будет дома, а мне бы хотелось убраться отсюда до этого. Макс медленно подошла к двери, неловко держа в руке старую, потёртую камеру. Она замешкалась, желая сказать что-то более действенное, чем «не делай этого» или «останься», что растопит сердце Кристин и заставит разорвать билет на самолет. Макс никогда не могла подобрать слов, когда это было необходимо. — Увидимся, Макс, — сказала Кристин, и было понятно, что этого не случится. Уоррен, который заметно оживился, не спрашивал её о разговоре, когда они ехали домой, и Макс была за это благодарна. Он постукивал пальцами в такт песне по радио и впервые казался довольным молчанием. Смеркалось, тёмно-серое небо грохотало, предвещая ночью очередной ливень, и Макс подтянула колени к подбородку, чтобы согреться. Она ощущала свой телефон в заднем кармане. Она хотела позвонить ему. — Ты не против, если я позвоню в больницу? В глазах Уоррена появилось удивление и что-то ещё, что она не могла разобрать, но он кивнул и понизил громкость. — Валяй. Нейтан ответил на четвертом гудке. Он звучал уставшим и притихшим, и Макс почувствовала неудержимое желание обнять его. — Привет, это я, — сказала она. — Макс, — облегчение, плохо скрытая радость заставили её почувствовать тепло в груди. — Я не был уверен, что это ты. Ты обычно никогда так рано не звонишь. — Я знаю, прости… — Эй, я не жалуюсь. Она мягко улыбнулась. — Я позвонила, потому что… Я совсем недавно была у тебя дома, и… — У меня дома? — Ага. Меня Кристин пригласила. — Черт. Что она натворила? Выбесила тебя? — Нейтан издал звук нетерпения. — Она сначала говорит, потом думает. — Нет, ничего такого, — обивка вылезла на краю сиденья. Макс царапала её ногтем, медля. — Она уезжает. — Уезжает? — Она возвращается в Бразилию. Она собирала вещи, когда я приехала. У неё завтра вылет. Она действительно уезжает. Молчание. Макс ожидала огорчение или злость. Вместо этого Нейтан звучал удивительно спокойным. — … И? Она нахмурилась. — В смысле «и»? Она бросает тебя. — … И ты удивлена? — А ты нет? — Нет, блять. Ты видела мою сестру? — в его голосе не было ни намека на печаль или даже на гнев. Это был сарказм, впервые ничем не прикрытый. — Я говорил тебе. Она только и делает, что сбегает. Существуй такая работа, она бы стала ебучим начальником. — Мне жаль. Это нечестно. — Да ладно, я уверен, что она даже задумалась на пять минут перед тем, как начать собирать чемоданы. Может даже на десять. — Ты злишься? Уоррен бросил на неё нервный взгляд. — Нет, — вздохнул Нейтан. — Я пиздец как устал. — Суд, он… — Я знаю. — Будет такая неразбериха. — Я знаю. — С тобой всё будет… — Хорошо, — тихо закончил за неё Нейтан. — Ведь ты рядом. Макс пришлось долго молчать, потому что она ощущала взгляд Уоррена. Она вцепилась в рваный край сиденья и представила, как лохматый Нейтан стоял в больничном коридоре, ярко выделяющийся на фоне белизны стен. — Кармин придёт на этой неделе, — сказал ей Нейтан, — будет читать мне лекции и запихивать в глотку нужные слова. Боже, не могу поверить, что это происходит на самом деле. — Твой отец что-нибудь подозревает? — Нет. Если он доверяет кому-нибудь в этой дыре, так это Кармин, — тяжелое молчание прошло. — Я стараюсь представить его за свидетельской трибуной. Если он сломается. Я… всегда видел его только тем, кем он является. — У всех есть слабые места, — сказала Макс. — Мы просто должны надеяться, что Кармин знает, как найти его. Блэквелл появился на дождливом горизонте, его края были смазанными и нечёткими. Макс почувствовала себя сонной и почему-то одинокой. Ей стало интересно, смотрит ли Нейтан в окно, как она, в такие вечера. Может ли он разглядеть маяк. — Увидимся в среду, — сказала Макс. — Наш последний раз. — Что? — Это наша последняя среда, — у Нейтана был странный голос. — Последнее посещение. Хуй знает, где я буду после суда. Макс почувствовала острый укол в сердце. Ощущение становилось всё больше, оно хотело, чтобы его заметили, образовав комок в горле. Нейтан хрипло рассмеялся. — Как насчет вот этого, — сказал он, — как только я где-нибудь устроюсь, я отправлю тебе открытку. Макс печально улыбнулась. — Последний раз. Думаю… нам лучше сделать его запоминающимся. Она почувствовала, что он улыбался, несмотря на расстояние между ними. Она почувствовала это через телефон, прижатый к её щеке. — Ага, думаю, так и поступим. Увидимся в среду, Макс Колфилд. Когда она убрала телефон, машина Уоррена тормозила, чтобы встать на парковочное место. Её скрипы напомнили о её сокращающейся продолжительности жизни. Она пережила малоприятную встречу с оленем, но, похоже, умоляла о прекращении страдании. Приунывшее выражение лица Уоррена и то, как он погладил приборную панель, выглядели весьма комично. Но когда он взглянул на неё, уныние осталось, совсем другое уныние. Такое, которое пытаются скрыть, прежде чем его заметят. — Итак, — произнес он, его губы скривились в улыбке, которая вышла слабенькой. — Ты и Нейтан, да? — Что? — Когда ты говорила по телефону, твоё лицо было такое… — Уоррен махнул рукой. — Какое?.. — Такое… такое, — он провёл рукой по волосам. — Так что там у вас? Макс опустила глаза на молчавший телефон, будто Нейтан мог услышать через него их разговор. — Это немного сложно, — призналась она. — Охренеть, — он уставился на кирпичную стену перед ними. — Нейтан в другом времени, ты с ним?.. — Нет. — Что с ним произошло? Ты мне так и не рассказала. В мозгу Макс возник поток слишком ярких эмоций, и из-за этого в висках появилась тупая боль. Но там был Нейтан, старый Нейтан, затерянный в самых тёмных частях её памяти и напоминающий, ради чего всё это происходит. Его холодные глаза и его окровавленные, искусанные ногти, его злость, которую он носил как доспехи. Не понимающий, что реально, а что нет, потрясённый и изувеченный собственным разумом, что ему приходилось больно себя щипать, чтобы напомнить себе, что он всё ещё здесь. Как-нибудь. Страдающий, яростный. Ураган несчастий, боли и беспомощности, бушующий в море, который нельзя остановить или излечить. Она подумала, что, если бы тот Нейтан встретил этого Нейтана, он бы не поверил, что такой может существовать. Он бы не поверил, что там кто-то был, похороненный под всей этой пустотой, ждущий, когда его выкопают и снова наполнят жизнью. Если бы старый Нейтан встретил нового Нейтана, она не думала, что он бы смог это постигнуть. — Он будто… тонул, — пробормотала Макс. — Я не хочу больше никогда его таким видеть. Это было ужасно. — Ну, ты не увидишь. Похоже, ты его спасла. Её плечи поникли. — Я никого не могу спасти. А когда речь заходит о Нейтане, я чувствую себя такой… беспомощной. — Почему? — А вдруг этого всего недостаточно? Что, если Кармин облажается, или мы не сможем посадить Шона за решетку, или… или… — Эй, — сухие пальцы Уоррена нашли её пальцы. — Разве я тебе не говорил, что у вселенной перед тобой должок? Всё будет хорошо. Должно быть. Еще у тебя есть сумасшедшая поддержка с космоса, Макс. Уж я-то знаю. Она рассмеялась. — Действительно. — Действительно. Кто-то точно наблюдает за тобой. Они вернулись вместе в общежитие, Уоррен выглядел намного более посвежевшим, чем раньше. Макс остановилась возле кустарников. Пугающее граффити пропало. Стёртые, слова пропали навсегда. *** В офисе «Сильва и Кристофер» витало высокое напряжение в воздухе, и причина была не только в том, что сегодня суббота, и не в том, что в здании почти никого не было. Макс знала, это было из-за суда. Атмосфера ощущалась натянутой и неспокойной, как за несколько секунд перед ужасной автомобильной аварией. Сегодня Кармин не выбрала ни один из своих безупречных брючных костюмов, вместо этого на ней были джинсы и блузка, застёгнутая на все пуговицы. Макс будто встретила пугающую учительницу на улице. Она что-то писала, когда вошла Макс, и не сразу подняла голову. Прядь тёмных волос падала ей на усталые глаза. Был только полдень, но адвокат выглядела так, будто она провела здесь гораздо больше времени. Чашки из-под кофе, салаты из супермаркета захламляли её стол и то, как она склонилась над ним, намекали на бессонную ночь. Похоже, что это обычное состояние для людей в последнее время. Макс кашлянула достаточно громко, чтобы заглушить дождь, барабанящий по большим окнам, и, наконец, Кармин подняла голову. — Макс, — она подняла брови, её ручка застыла над страницей. — Что ты здесь делаешь? — Простите, я, наверное, должна была позвонить, — она пересекла кабинет и села, бросив рядом сумку. — Нет, всё нормально, мне стоило ждать тебя. Суд совсем скоро. — Как у вас дела? Думаете, у вас достаточно доказательств? — Ну, мне случалось выступать в суде и с меньшим. Я выигрывала дела с меньшим. Но… — Это не просто какое-то дело, — закончила за неё Макс. — Верно. Это дело Прескотта, и мне нужно быть во всеоружии, чёрт побери, — она указала ручкой в сторону Макс. — Как бы ни пыталась от этого избавиться, элемент предвзятости у присяжных, а может даже и у судьи, остаётся. Будет нелегко заставить их сочувствовать Нейтану. — У вас это получится, — сказала Макс. — Это будет непросто, но у вас это получится. — Я собираюсь изменить ход событий, когда Шон окажется на трибуне. До этого ты должна придерживаться нейтральности в своих свидетельских показаниях настолько, насколько сможешь, чтобы не вызвать ни у кого подозрений. Макс скривилась. — Легко сказать. — Верно. И когда я начну подвергать тебя перекрёстному допросу, то извиняюсь заранее, но допрос у нас выйдет с пристрастием. — Насколько… насколько с пристрастием? — с беспокойством спросила Макс. Ответ Кармин был твёрдым. — Просто постарайся не растеряться, — она наклонила голову. — Ты, конечно, пришла сюда не для беседы. Похоже, ты хочешь что-то сказать. Макс кивнула. — Да. — Тогда начинай. Выкладывай. Макс выпрямилась, медленно вдыхая. — Это насчёт Нейтана. Я сделала то, что вы просили. Кармин подняла бровь. — Рэйчел Эмбер, — напомнила ей Макс. — Я уговорила Нейтана рассказать мне, что с ней действительно произошло. Кармин задумчиво молчала. Она не спускала глаз с лица Макс, пока медленно откидывалась на спинку стула, отложив ручку. — У тебя получилось. Что ж, поздравляю. Он действительно тебе доверяет. — Я пообещала ему, что вы поможете. — Не стоило, — холодно сказала Кармин. — Как бы мне ни хотелось этого признавать, но я, в конце концов, всего лишь человек. Я делаю всё, что могу, для Нейтана, но обещать ему что-то — уже перебор, — она не выглядела сильно удивлённой, когда спросила. — Итак, я думаю, что правда такая, какой я себе её представляла. Макс отвела взгляд. — Макс, что произошло с Рэйчел? Она беспомощно открыла рот. Дождь неустанно бил по стеклу. — Это был несчастный случай, — тихо сказала Макс. Кармин протяжно тяжело вздохнула. — Чёрт. — Я думаю, что он был типа как вроде вне себя. — Вне себя? — Кармин наморщила лоб. — Он хотел поразить мистера Джефферсона, и он попросил Рэйчел встретиться с ним на свалке. Они пили, и … — Макс замолчала. После каждого слова, что вылетало у Макс изо рта, складка между бровями Кармин становилась всё глубже, её рот скривился. Макс заморгала. — В чём дело? — Свалка? Нейтан и Рэйчел были на свалке? — Да. Он всего лишь хотел сфотографировать её, как хотел это сделать Джефферсон. Но потом Нейтан очнулся в Проявочной, а Рэйчел была… была… Кармин вздрогнула всем телом. Её рука дернулась, чтобы открыть один из ящиков стола, в её движениях была какая-то резкость. Макс снова нахмурилась, но продолжила говорить, будто адвокат двигалась благодаря её словам. — Там был Джефферсон, и он сказал Нейтану, что тот устроил передозировку кетамином. Это всё, что он помнит. Кармин достала манильскую папку, более тонкую, чем остальные, и бросила её на стол с хлопком. Макс непонимающее посмотрела на неё, между её ребер расцвёл цветок беспокойства. — Что это? — Макс услышала в своём голосе удивление. Кармин встала, нависая над папкой. — То, что до этого не имело смысла. Она открыла её. В ней было полно каких-то документов и одна единственная фотография. — Свалка, — жарко сказала Кармин. — Нейтан и Рэйчел на свалке. Макс в недоумении уставилась на фотографию. — Я видела её раньше, — её руки тряслись. Она не осознавала этого, пока её пальцы не дотронулись до фотографии, и их кончики задрожали. — Оно было в Проявочной. — Я знаю, — в ответ сказала Кармин. — Это была улика, с которой я не знала, что делать. До этого момента. На фотографии лежала Рэйчел с согнутыми конечностями, её растрёпанные волосы были усыпаны веточками, листьями и мелким мусором со свалки. Нейтан лежал прямо позади неё, с тяжело закрытыми глазами, без сознания. Макс будто ударили в живот. Жар колол её кожу, и ей показалось, что её сейчас стошнит. — Нейтан сказал, что помнит, что Марк Джефферсон разбудил его в Проявочной? Макс молча кивнула. — Фотографии Рэйчел, которые сделал Джефферсон, — сказала Кармин, — я их помню с точностью. Эти шорты, эта футболка, — она указала на фотографию на столе, — это произошло в один день. — Дж-джефферсон… — Кейт Марш помнит, как её накачивали наркотиком? Макс покачала головой, её горло сжалось от её собственного тяжёлого дыхания. — Чёрт, Нейтан, — Кармин схватила чашку с недопитым кофе и сделала большой глоток. — Он помнит, как он именно накачивал Рэйчел? — Нет, — выдохнула Макс. — Джефферсон, — Кармин громко поставила чашку на стол. Макс не могла оторвать взгляда от фотографии. — Это означает… Нейтан на самом деле не… — Я не говорила, что это что-то значит, — перебила Кармин. — Всё равно ничего конкретного. Но это… проясняет немного. Мне нужно понять, что дальше делать. — Ничего конкретного? — Макс была сбита с толку. — Вы только взгляните на Нейтана, его определенно накачали наркотиками! Поэтому он не помнит, как причинил вред Рэйчел. Потому что он этого не делал. Джефферсон накачал их обоих, сделал эту фотографию. Джефферсон… — Макс, — неуклонно сказала Кармин, — я знаю, что тебе хочется верить, но старайся не делать здесь поспешных выводов. Присяжные могут найти больше дыр в истории Нейтана, чем может прикрыть одна фотография. — Но… — Однако Нейтан должен знать, — Кармин потёрла лоб. — Ты придёшь к нему на следующей неделе? — В среду. Это будет наша последняя среда. — Тогда поручаю рассказать всё ему тебе. Будет проще, если он услышит это от тебя. *** Макс ехала в автобусе в больницу святой Димфны, крепко схватившись за сидение, так, что у неё побелели костяшки, когда раздались раскаты грома в неспокойном сером небе. Единственным музыкальным сопровождением был скрип дворников, размывающих потоки ливня по стеклу. Она забыла наушники, в голове крутилась куча мыслей. Места для музыки просто не было. Она весь день считала часы до этого: до последнего посещения, последней среды. Ощущение окончания всего жужжало в её сердце. Тридцать сред. Она поняла, что считает, когда она должна была слушать мисс Грант на её уроке. Тридцать заказов на вынос в «Двух Китах», тридцать автобусных поездок, полпятого на часах, тридцать росписей у стойки. Одна тысяча восемьсот часов. Десяток объятий. Один поцелуй. Водитель автобуса как всегда кивнул, когда она побежала вниз по мокрым ступенькам, одной рукой держа над головой сумку, второй пытаясь зажать ещё горячую чашку кофе подмышкой. Холодный воздух подгонял её, пока она поднималась по наклонной дороге, вжав голову из-за очередного раската грома. Было слишком темно для этого времени года, во многих окнах больницы горел свет. Когда она дошла до палаты, Макс была уверена, что она была похожа на мокрую крысу, но знала, что для него это неважно. Она видела его в гораздо худшем состоянии, и в этом было что-то успокаивающее. О её прибытии дали знать её шлёпающие шаги по линолеуму, но она была рада заметить, что была не единственной, кто попал под ливень. Другие посетители, замёрзшие и промокшие, прижимались к батареям и оставляли после себя лужи, которые санитары нетерпеливо пытались вытереть. Её грудь наполнилась чувством привязанности при виде Нелл, которая, как всегда, стояла за стойкой и составляла отчеты. Она подняла голову и улыбнулась, заметив входящую Макс. — Прекрасный денёк, да? — сказала она, потянувшись за коробкой с пропусками и браслетами для посетителей. — Я очень рада, что вылезла сегодня из кровати. Макс с широкой улыбкой поставила кофе перед ней. — Возможно, это тебя подбодрит. Нелл широко распахнула глаза. — Это кофе? Ты принесла мне кофе? — Если тебе не надо, то, думаю, я сама могу его выпить… Рука Нелл дёрнулась так быстро, что она чуть не снесла напиток со стола. — Макс Колфилд, ты звезда. Золотая. Большая золотая звезда, — она сняла крышку и почти с трепетом сделала вдох. — Боже, он ещё и с кофеином. Спасибо. Макс прикрепила пропуск к толстовке, улыбаясь. — Это последняя среда. Я подумала, что лучше поздно, чем никогда, отплатить тебе за то, что ты была такой классной весь год. Нелл заморгала, не веря. — Это последняя среда? Ты серьёзно? Боже, я чувствую себя старой, — она смотрела на Макс, делая следующий глоток. — Думаю, ты скоро отправишься в колледж. Макс не могла скрыть гримасы, и Нелл рассмеялась. — Знаю это лицо, — сказала она. — Верь или нет, но я не всегда была пионеркой психиатрической помощи, что стоит перед тобой. Я ни черта не знала, чем хочу заниматься. Да и кто, блин, знает, в восемнадцать лет? — Я просто боюсь, что я что-нибудь выберу и не смогу из-за страха даже что-нибудь попробовать, — подавлено ответила Макс. — Макс, я поступала в два разных колледжа и бросила оба, потом перепробовала полдюжины работ, чтобы просто свести концы с концами. А потом я вроде как влюбилась в медсестринство. Если такое случится с тобой, ты должна знать, что рано или поздно ты встанешь на ноги, — она легонько похлопала её по руке. — Делай то, что любишь, и тогда ты точно не облажаешься. Я лучше буду бедной и счастливой, чем богатой и несчастной. Посмотри хотя бы на Прескоттов. Макс усмехнулась. — Ты счастлива быть медсестрой? Каждый раз, когда я тебя вижу, ты выглядишь так, будто ты считаешь часы до ухода домой. — Ещё бы. Но знаешь что? — Нелл подмигнула. — Когда я дома, я считаю часы до прихода сюда. Макс знала, что ей стоило рассказать о фотоконкурсе. Это было справедливо. В конце концов, именно изображение Нелл помогло ей выиграть. Макс положила локоть на стол и стала вздыхать, пока Нелл не взглянула неё, подняв брови. — В Блэквелле проходил конкурс фотографии, — начала Макс, — и тема была «Вдохновение». — Должно быть, ты любишь школы искусств? — Я сфотографировала тебя. — Меня? Макс покраснела. — Не смотри на меня так! Ты тогда не спала, не… — Я об этом и не думала. — Оу. — … Пока ты про это не сказала. Макс рассмеялась. — Расслабься. Ты просто работала за столом, и я подумала, что это неплохая возможность сделать фото. Прости, если звучит жутко. — Ну, это определённо не жутко, — сказала Нелл, вдруг развеселившись. — Боже, Макс, я польщена! И что конкретно во мне тебя вдохновляет? Моя хреновая поза, моё гнездо на голове крысиного цвета, моя способность потреблять невероятное количество кофеина и оставаться на ногах?.. — Вообще-то, дело в твоей самоотверженности, — Макс улыбнулась, пока Нелл закатывала глаза. — Серьёзно. Ты потрясающая, — она закусила губу. — Настолько потрясающая, что… ну, жюри конкурса согласились с этим. Я типа победила. Нелл застыла. — Ты типа победила? — Ну, я прям победила. — Макс! — Нелл аж поставила кружку на стол, сияя улыбкой. — Это классно! Обалдеть! Поздравляю, — она опустилась к одному из ящиков стола. — Вообще-то я могу предложить тебе только мармеладных червячков. Я использую их, чтобы затащить Хохотунчика на собрание группы. — Пожалуйста, придержи своих мармеладных червяков. Я отказалась. — Что? — Победитель выигрывает поездку в Сан-Франциско, и его фотография будет висеть в их художественной галерее. Но я не… Я не смогла принять это. Я… — Прошу прощения? — грубо перебила её Нелл. — Ты отказалась? Макс снова покраснела, на этот раз ещё сильней. — Это трудно объяснить. — Нет, притормози. Серьёзно, перемотай назад! — возмутилась Нелл. — Моё лицо может висеть в самой настоящей картинной галерее, где на него будут пялиться куча толстосумов, и ты отказалась? Макс? Это немного обидно. Губы Макс сами расплылись в улыбке, прежде чем она успела опомниться. — Колфилд, я слишком эгоистичная и слишком недалекая, чтобы позволить тебе отказаться, — Нелл упёрла руки в бока. — Ты вернёшься в Блэквелл и потребуешь, чтобы моё лицо повесили в той галерее, где на него все будут смотреть. Потом ты полетишь в указанную галерею, опустишь свою задницу рядом с моей фотографией и всем, кто даже просто посмотрит в твою сторону, расскажешь, как меня зовут и насколько я на самом деле классная. — Нелл. — Никаких оправданий, — Нелл нетерпеливо убрала волосы, падающие на блестящие глаза, решительно не отводя взгляда с Макс. — Разве ты только что не слышала мою речь о том, что нужно делать то, что ты любишь? Следовать своим чёртовым мечтам? Потому что эту хрень я говорила от чистого кофейного сердца. Макс, ты не можешь отказаться! Макс изо всех сил пыталась выглядеть равнодушной, но у неё это не вышло. Её улыбка становилась шире, в то же время она мотала головой. — Думаю, что я зря тебе рассказала. — Вовсе нет. Я сама позвоню твоему преподавателю по фотографии и скажу, что если ты не воспользуешься этой прекрасной возможностью, то тебя надо перевести сюда, потому что тебе определенно нужно тщательное психическое обследование… — Хорошо-хорошо, — рассмеялась Макс. — Я поняла твою точку зрения. Нелл села, сложив руки на столе. — Хорошо. Я надеюсь получить приглашение в ту галерею с моим лицом, — она посмотрела на часы. — В любом случае, это твоя последняя среда, а ты стоишь здесь и болтаешь со мной. — Нейтан! — Макс обернулась и тут же нахмурилась. Он ещё не подошел. — Где?.. Но Нелл не выглядела удивленной. Она махнула рукой и вышла из-за стола, схватив охапку документов. — Он у себя. Вообще-то, не думаю, что он выйдет. — С ним всё хорошо? — Просто ведёт себя слишком тихо. На лице это выражение, ненавидящее всё и вся. Всё этот суд. Жду не дождусь, когда это безумие закончится, — она подтолкнула Макс. — Иди. Похоже, сегодня я буду третьей лишней. Щёки Макс вспыхнули. — Ты не будешь… Но Нелл бросила на неё такой взгляд, что Макс поняла, что все аргументы будут бесполезными. Она улыбнулась и пошла за Нелл по необычайно тихому коридору. Стояла небольшая очередь пациентов у телефона, которые без интереса смотрели на неё. Нелл шагнула вперёд, держа кружку кофе как кружку с жидким золотом, и громко постучала в дверь Нейтана. — Хохотунчик. Надеюсь, ты хорошо себя ведёшь. Никакого ответа не последовало, но, похоже, его никто не ждал. Нелл открыла дверь носком туфли, и Макс вошла. Нелл тут же опустилась на стол около двери, шурша бумагами и зевая. Она вытащила свой iPod из кармана, наклонив голову, чтобы вставить наушники. Макс услышала тяжёлую рок музыку из них — Нелл-то, оказывается, трэшер. Неудивительно. Тот, кто пьёт так много кофе, не может слушать мягкий джаз. Нейтан стоял к ней спиной в больничных штанах и своём красном бомбере и смотрел в окно на проливной дождь. Было так темно, что Макс не видела его отражения в стекле. — Привет, — тепло поздоровалась Макс, уже склонившись, чтобы достать из сумки сэндвич с индейкой. — Счастливой последней среды. Он не обернулся. Дождь бился об стекло так, будто пытался попасть внутрь. Спустя несколько секунд, пока Нейтан так ничего и не сказал, Макс медленно выпрямилась и нахмурилась, отчего черты её лица медленно стали приобретать резкость. — Нейтан? Он повернулся; медленно и одновременно слишком быстро. Его кулаки были сжаты, линия плеч была донельзя напряженной. Он выглядел ужасно. Его обычно живой взгляд был затуманен. Глаза потемнели, будто выключили свет. Он так сильно сжал губы и челюсти, что, казалось, если он откроет рот, то кожа порвётся и польётся кровь. За этот небольшой промежуток времени всё, что Макс собиралась сказать, растворилось. Она ожидала игривый разговор, надеялась на него. Руки, поднятые, чтобы заключить его в объятия, медленно опустились. Что-то было не так. Она поняла это до того, как он открыл рот. Когда он сделал это, слова грубо упали на пол и потянулись к ней. — Ты была в туалете. Это не вопрос. Что было очевидно. Сердце Макс рухнуло вниз, а потом чуть не выпрыгнуло из груди. Он знает он знает он знает. Как? Её голос сломался. — Я… что? Его плечи ненамного поднялись. Он пристально смотрел в пол, поморщившись. — Ты была в туалете. Ты была лучшей подругой Хлои Прайс. Она будто вернулась в то время, когда они с Хлоей в детстве разлили вино на ковёр Джойс. Она помнила, как боялась, что попала в беду, что расстроила Джойс, что ей придется чувствовать на себе её расстроенный взгляд. Тогда она взобралась на диван, свернулась калачиком, прижав колени к груди, и всерьёз задумалась, насколько сильно она может сжаться. Если она сможет стать достаточно маленькой, то Джойс не сможет накричать на неё, и ей не придётся испытывать это жуткое чувство стыда. Почему-то это было единственным, о чём Макс могла думать. Смотреть на выражение лица Нейтана ей было так же больно, как смотреть, как выливалось вино из спешно наполненных стаканов, которые они уронили прямо на ковер. Сейчас её охватил такой же ужас. Макс подняла руки и крепко обняла себя руками, растворяясь под тяжестью взгляда Нейтана. Она хотела быть маленькой. Она хотела быть невидимой. Она хотела, чтобы земля поглотила её полностью. Она с отчаянием посмотрела в сторону Нелл, но медсестра ничего не замечала, постукивая ручкой под бит песни. — Ты была в туалете, — тихо повторил Нейтан. От слов на ней будто появлялись синяки. В этом было что-то забавное. И что-то бесконечно печальное. Макс не знала, как сказать это, как признать правду и позволить себе расправить плечи с облегчением. Но теперь, когда ей надо было это сказать, когда у неё не осталось выбора — она не нашла слов. В голове осталась только пустота. Макс сделала шаг вперёд, бросив сумку на пол. — Нейтан… — Не надо, — перебил её Нейтан. — Я не хочу больше слышать это дерьмо. Я не хочу, чтобы ты врала, — он покачал головой. — Ты и так уже завралась, верно? Макс отчаянно пыталась подобрать слова. Молчание ранило. В конце концов, она смогла из себя выдавить: — Кто… кто тебе рассказал? — Не ты. Разве не это главное? Это была не ты. — Нейтан, пожалуйста… Она ждала, что он разозлится. Оживёт. Она ждала, что его голос станет громче или злей, или что из него польются слова как из рога изобилия. Но этого она не ожидала. Вместо гнева в Нейтане была… пустота. Безжизненный голос, равнодушное выражение лица — всё это сильнее сбивало её с толку, чем если бы от его криков тряслись стены. Она не думала, что хоть кто-нибудь когда-нибудь будет на неё смотреть так. Смотреть на неё с разочарованием, с глухой болью. От этого кошки начали с остервенением скрестись у неё на душе. Расстояние между ними вдруг стало больше, Нейтан стал вне досягаемости. Он не хотел давать ей возможность сократить это расстояние, вернуть всё как было. Теперь он смотрел на неё как на незнакомку, которая впервые зашла в эту комнату. Он считал, что она не заслуживала быть узнанной. Он покончил с ней. Он почти не смотрел на неё. — Так что это было? — без интереса спросил Нейтан. — А? Чёртова общественная работа? — Нет! Нейтан, конечно, нет… — Не, это не она, да? Потому что я всё обдумал, и теперь всё обрело смысл. Ты приходила сюда не только ради себя. Это было ещё ради них. Всегда ради них. — Них? — Макс замотала головой. — Кого? — Них. Джойс Прайс и этот урод Мэдсен, — Нейтан кивнул, принимая эту правду. — Ты здесь ради них. С самого начала. Они хотели, чтобы ты… что? Шпионила за мной? Рассказывала, как подонок, застреливший их дочь, гниёт в этом месте, да? — Это неправда… Нейтан отвернулся, словно не хотел больше тратить время, смотря на неё. — Опять, блять, всё одно и то же, да? — тихо риторически спросил он. — Очередной человек, который ведёт себя, будто ему есть дело. Тебе всегда было насрать на меня. Тебе, наверное, было пиздец как смешно, да? Заставить меня думать, что я… что мы были… — Нейтан, пожалуйста. Ты должен дать мне объясниться! Ослепляющий яркий свет стал размытым и влажным. Ей жгло глаза от слёз. Между ними разрушалась невидимая металлическая стена. Макс уловила новое неизмеримое расстояние, которое ощущалось раньше только во время её первых посещений, когда Нейтан отказывался открыться ей, присматриваясь к ней с подозрением. Она сделала шаг вперед, протянула руку, чтобы коснуться его поникших плеч, но это казалось бессмысленным. Макс казалось, что он стоял на другом континенте. Её рука безжизненно опустилась. — Всё нормально, Макс. Правда, — он сел на стул около окна, барабаня пальцами по дереву. — Я привык к этому. — Я хочу помочь тебе! Вот почему я здесь. Он неподвижно смотрел на стену, куда он повесил фотографии, которые она принесла для него. Он вздрогнул. — Ты была очень убедительной, — его губы растянулись в печальной улыбке. — Как много я тебе рассказал. Ты действительно поимела меня. Макс сделала несколько поспешных шагов, подняв руки. Она хотела схватить его, дотронуться до него. Она хотела остановить время и объяснить всё. — Это совсем не то, чем кажется, — запинаясь, проговорила она. — Всё это, всё… всё запутанно и странно, но я могу объяснить. Я… я не сказала тебе правды. Не сказала, хорошо? Но клянусь, я не хотела тобой манипулировать! Никогда. — Конечно, — пробубнил Нейтан. — Ты хотела, чтобы я тебе всё выложил, верно? Про свою семью? Про своего отца? Иначе по какой ещё причине лучшей подруге Хлои Прайс не посрать на меня? — Это не… — Тогда можешь идти и рассказать адвокату Прайсов все грязные секретики. Ведь ты и все остальные хотите видеть, как на суде меня разорвут на куски. Так что ты можешь вывернуть всё, что я тебе сказал, против меня… — Нет… — И весь город тебе поверит, потому что это я. Это, блять, я, — он пожал плечами. — Знаешь, что, я сам виноват. Мне следовало знать, что это произойдёт. Я доверился тебе. Я заставил себя поверить, что ты… что ты действительно не такая. Макс казалось, будто кто-то обмотал ей вокруг шеи одеяло, сжимая горло. — Пожалуйста, выслушай меня, — взмолилась она. Нейтан снова помотал головой. Её слова были безжалостно незамечены. Его тело вытянулось как струна. — Я знаю, что заслужил это, — нервно сказал он. — Не надо мне этого говорить. Во всём, что со мной произошло, виноват, блять, я сам. И в минуту, когда я подумал, что у меня появилось что-то хорошее, что наконец-то у меня в жизни есть хоть что-то хорошее, что каким-то чудом не было испачкано говном… — он с трудом сглотнул. — … Это оказалось таким же. Опять. Макс обернулась в сторону Нелл в надежде на помощь, но та была вся в работе, не замечая урагана, бушующего по комнате. Она что-то остервенело писала, опустив голову, с поникшими плечами. — Было хоть что-то из всего этого настоящим? — спросил он вслух. — Всё. — Я просто дурак, — Нейтан невесело рассмеялся. — Ты пришла, блять, из ниоткуда, Макс Колфилд. Ты только пришла сюда, а уже смогла понять меня, хотя я и рта не успел открыть. Я правда подумал, что это была… удача. И я не переставал размышлять, почему ты здесь торчишь. Что было во мне такого, что тебе так нехило понравилось. Но сейчас я это понял. И я смирюсь с этим, — он, пугающе смиренный, встретился с ней взглядом. — Если Прайсам нужна моя голова, они её получат. Уж поверь мне, потому что я готов. Можешь рассказать им, что это я убил Рэйчел, и я не буду отрицать этого на суде. Честно. Потому что я заслужил это. Я заслужил всё, что получил. — Но ты не убивал Рэйчел! Нейтан не слушал её. Он устало провёл рукой по взлохмаченным волосам. — У-у меня с собой её нет, — пролепетала Макс, — но у Кармин есть фотография. На ней ты и Рэйчел на свалке в тот день. Вы оба были под наркотиками, — говорила Макс, затаив дыхание. — Нейтан, ты должен послушать меня. Джефферсон сделал… — Зачем мне слушать то, что ты мне хочешь сказать? — Потому что я скажу тебе ПРАВДУ… Нейтан вздохнул. — Макс, перестань… — Я серьёзно… — Ну хорошо. Расскажи мне, что хочешь, чтобы успокоить меня. Но Прайсам не застать меня этим врасплох на суде. Я знаю, что я сделал. Я знаю, и мне придётся, блять, жить с этим. Я заслужил это. — Но… — Я сяду в тюрьму. Я-я должен. — Но ты НЕ… — Макс! Макс вздрогнула из-за его крика. Он впервые повысил голос после того, как она вошла в комнату. — Перестань, — резко выкрикнул он. — Ты не сможешь исправить меня, Макс. Можешь даже не пытаться. Она чувствовала, как стекали капли пота из-за тревоги по лбу и дорожки слёз по щекам. Её сердце билось в бешенном ритме. В её мозгу звучал шепот: «скажи ему, скажи ему», но её губы не дрогнули. История была слишком сложной, чтобы он мог её всерьёз воспринять. Она могла начать с событий, в итоге которых Хлоя выжила, и с их ужасных последствий. Она могла начать с конца истории, где она лежала замерзшая и разъярённая на полу в Проявочной, когда Нейтана уже не было в живых. Она могла начать с любого места, но чувство страха, что он ни во что не поверит, не позволило ей. Макс дрожала, несмотря на жар, бегущий по её венам. Нейтан стоял и смотрел на неё, цвет его лица приобрёл мертвенно-бледный оттенок. Он был расстроен. Он был разочарован. Он был подавлен. Он смотрел на неё так, будто никогда её до этого не видел, и от этого ей казалось, будто из неё выбили дух. Её мозг закипел от перегруженности. Вдруг все её мысли слились в оглушающий шум, который зазвенел в её ушах. Сквозь смятение и панику неожиданно зазвучал один спокойный голос: «сделай что-нибудь… скажи что-нибудь… хоть ЧТО-НИБУДЬ». Он говорил ей, что надо делать. Она должна была сделать это. Потому что она не может его потерять. Она не потеряет его. Она вытянула ладонь и призвала силы. Прошло восемь месяцев, но она больше не облажается. Это то, что она сама не исправит. Макс закрыла глаза и попыталась представить идеально место, до которого можно было перемотать. Место, где она могла бы спокойно объясниться, чтобы Нейтан не смотрел на неё так, будто она ещё одна Прескотт, ещё одно разочарование, ещё одна лгунья, на которую он никогда не должен был полагаться. Ей надо перемотать на два часа назад и позвонить ему? Или на прошлую неделю, или даже на… прошлый месяц… Рождество… Октябрь. Она подготовилась к последствиям. Она зашла слишком далеко, слишком многим пожертвовала. У Вселенной перед ней нехилый должок. Она почти ощутила пульсацию кончиками вытянутых пальцев. Она отматывала, определённо. Она чувствовала дрожь в костях и дискомфорт в животе… Она исправит это. Как всегда. Она всё может исправить. Всегда есть способ всё исправить… — Макс? Ей в кожу будто воткнули тысячи иголок. Сердце ухнуло вниз так, будто она пропустила ступеньку, спускаясь по лестнице. Она собиралась отмотать до времени, когда она могла всё рассказать ему и рассказать всё Джойс. Избежать этого ужасного чувства, что Нейтан сдается… Её глаза открылись. Как далеко она отмотала время? Но перед ней стоял Нейтан. Такой же, как и раньше. Он широко распахнул покрасневшие глаза. Его взгляд был потерянным. Он смотрел на неё так, будто у неё выросло на теле три головы. Воздух обжигал ей легкие. — Мы всё ещё здесь, — пробормотала она. — Дерьмо. Как? Нет! Я думала… я правда думала… — Что ты, блять, делаешь? — прохрипел Нейтан. Она застыла, как олень в свете фар. — Макс? — Нейтан, пожалуйста, это… очень долгое и запутанное объяснение всему этому. У неё определенно больше не было силы перемотки. Были ли они у неё вообще в течение последних восьми месяцев? Пропали ли они со временем или их не было с самого начала? Она должна была проверить это раньше. Ей не следовало полагаться или надеяться. Какая же она глупая. Почему она откладывала это до последнего, когда эти силы были ей так нужны… — Я хочу помочь тебе, — дрожащим голосом сказала Макс. — Я не лгала. Ты практически ничего не знаешь о том дерьме, которое произошло. Я не жду, что ты мне поверишь, но ты должен выслушать. Ты обязан. Нейтан долго молча смотрел на неё. — Что, чёрт побери, с тобой? — пробормотал он. — Я застрелил твою лучшую подругу. Т-ты видела это. Макс задрожала. — Да, но… — Я тебе не питомец, которого надо, блять, выходить, — прошипел он, и стало понятно, что ему становилось всё сложней говорить спокойно. — Что, чёрт возьми, ты хочешь от меня? Я уже сказал тебе, что я более чем счастлив сесть в тюрьму за то, что сделал. Все могут вздохнуть спокойно. Боже, дайте мне грёбанный ключ, и я сам запрусь. — Нейтан. — Почему ты мне не сказала? Если бы тебе не было всё равно, ты бы сказала. — Я знаю, — вздохнула Макс. — Но время вечно было не подходящее. Нейтан нахмурился. — Ты знаешь, где я? Где я провел, бля, последние восемь месяцев? У меня было столько времени! — он застыл и медленно начал уходить в себя. Его напряженные плечи расслабились, рот приоткрылся. В его глазах появилась странная усталость. Макс ощутила, как в комнате появилось что-то едва осязаемое. — Нейтан, Кармин считает, что к следующей неделе мы будем готовы, но я должна убедиться, что ты понимаешь, что на самом деле произошло с Рэйчел. Ты не можешь войти в зал суда проигравшим. — Разве? — Нет. Я не позволю тебе. На его лице появилось искреннее недоумение. — Не позволишь мне? Макс, ты знаешь, что я наделал? — Да, знаю. Ты знаешь, что твой отец сделает, если на следующей неделе произойдет настоящая катастрофа? Нейтан долго не отводил от неё взгляда. Он был бледным и казался таким маленьким. Он совсем не был похож на ту грозу академии Блэквелл. — На чьей ты стороне? — спросил он. — На твоей. И Хлои. Я могу быть на обеих. — В твоих словах нет смысла. — Я знаю. Но вот такое объяснение, и только такому, я знаю, ты поверишь, — она сделала шаг вперед к нему и стала говорить тише. — Нейтан, это я. Это я. — Я нихуя не понимаю, — холодно сказал он. — Это ты? Ну, а кто ты тогда, чёрт побери, такая? Потому что я думал, что ты, бля, первый искренний человек, которого я встретил. Та, кто никогда мне не соврёт. А выяснилось, что ты такая же, как и все остальные. Со своими скрытыми блядскими мотивами. — Я никогда не врала! Я лишь… недоговаривала. И, между прочим, ты поступал так же. Ты соврал мне про Рэйчел! На удивление Нейтан кивнул. Он даже улыбнулся, только улыбка вышла печальной. — Похоже, что мы друг друга стоим, да? — он отвернулся. — Ты не должна была сюда вообще приходить. Мы… и так хороши с тобой. — Какие есть, — продолжила с отчаянием пытаться Макс. — Я приходила сюда не только, чтобы увидеть тебя. Я… Нейтан, неужели ты не понимаешь? Я делала это и ради себя. Каждый раз, когда я приходила сюда, я приходила сюда, чтобы отдохнуть от того пиздеца, что творился в моей жизни. — Видать, жизнь у тебя очень хуёвая, раз ты приходила отдыхать сюда. — Я приходила не в больницу, — сказала Макс, воздух обжигал ей горло. — Я приходила к тебе. К тебе. На секунду она обманула себя, будто заметила свет надежды в его глазах. Но эта иллюзия испарилась, когда он отвернулся от неё. — Я устал. Я хочу, чтобы ты ушла. Тяжесть в груди Макс никуда не делась. Новый прилив слёз подступил к её глазам. — Но мне нужно рассказать тебе… — Каждый раз, когда ты открываешь рот, ты лишь наёбываешь меня. Мне насрать, что за игру ты ведешь. Похуй, — он низко рассмеялся. — Ты хочешь помочь мне, ха? Что ж, может, ты просто не можешь спасти всех, — он сглотнул. — Убирайся. Макс замотала головой, её голос осип. — Не делай этого. — Не звони мне, — пробормотал он. — И не приходи сюда больше. Прямо в груди Макс произошел большой взрыв. Если бы она могла отмотать, у неё бы получилось… Но она не могла. Она развернулась на каблуках, чуть не врезалась в дверь, не замечая, как Нелл подняла голову и смотрела ей в сторону, вытаскивая наушники и пытаясь понять, что, чёрт возьми, только что произошло. Макс не знала. Этого не должно было случиться. Она шмыгнула носом в рукав, пока лифт ехал вниз, прошла, опустив голову, мимо девушки с ресепшена, которая испуганно смотрела на неё. Воздух был слишком тяжёлым, и она закашлялась, задыхаясь в рыданиях, когда вышла из больницы под ледяные капли неумолимого дождя. До автобуса было ещё много времени. Она встала под навес перед парадными дверьми и принялась остервенело вытирать текущие из глаз слёзы. Дыра, образовавшаяся в её груди, пульсировала с болью. Она думала, что под всей печалью и паникой спряталась злоба. Она злилась. Она устала, блять. Она пыталась всё исправить с самого начала, сгладить все возможные неровности, которые могли возникнуть в этой новой реальности, чтобы Аркадия оставалась счастливой, чтобы Вселенная оставалась счастливой. И всё-таки, как обычно, этого было недостаточно. Она ничего не могла сделать правильно. Она достала из кармана телефон и поднесла его к уху, натянув капюшон на голову. Кармин ответила на четвертый гудок, её голос был раздраженным. — Макс? Боюсь, я сейчас занята, можешь перезвонить? — Он знает. Я не знаю откуда, но он знает, — быстро и угрюмо сказала Макс. — Он больше мне не доверяет. — Что? Кто… О чём ты? — Нейтан! — ей было физически больно говорить его имя. — Он узнал, что я была в туалете, что я дружила с Хлоей. И теперь он думает, что выведывала из него информацию в защиту Хлои. Кармин помолчала. — И? — И? — воскликнула Макс. — Он ненавидит меня! Шансы на то, что он поверит в мои попытки помочь ему с судом, теперь равны нулю! — Не согласна. Нейтан будет давать показания против своего отца, независимо от того, держишь ли ты его за руку или нет. Он большой мальчик, Макс. Я бы не беспокоилась за его сотрудничество. Макс подняла голову, чёлка упала ей на глаза. — Секундочку, — сказала она. — По телефону он сказал… Вы — единственная, кто был в больнице на этой неделе до меня. Вы рассказали ему, — она рассердилась. — Это были вы, верно? Голос Кармин был невероятно спокойным. Даже скучающим. — Само вырвалось. Я просто забыла, что он про это не знает. Когда ты собиралась рассказать ему? В день суда? — Вы должны были спросить меня, — огрызнулась Макс. — Я хотела рассказать ему сама. Сейчас он на меня зол и не хочет даже смотреть на меня. Кармин вздохнула. — Сейчас происходят куда более важные вещи, чем ваши отношения, Макс. — Но теперь он готов сесть в тюрьму! — возразила Макс. — Он считает, что я всё рассказывала Джойс, и что всё уже решено. — Я поговорю с ним, — Кармин снова нетерпеливо вздохнула. — Слушай, у меня встреча. — Отлично, — процедила Макс, бросив трубку. В её груди загорелась ярость. Разозлившись, она подняла ногу и пнула ближайший розовый куст. Мокрые листья задрожали, отчего дождевые капли полетели во все стороны. Несколько лепестков упали на сырую землю. Макс тяжело задышала и грозно посмотрела вниз, на чёртову стену больницы. Она замерла. На стене было что-то написано. Макс села на корточки, у неё открылся рот от замешательства. «Граффити здесь?» — подумала Макс. — «В больнице?» Она приблизилась и подняла руку, чтобы дотронуться. Оно было… свежим. Почерк казался странно знакомым. Что-то холоднее ветра обдуло затылок. Слова писали в невероятной спешке. Они были написаны под таким углом, будто того, кто их оставлял, в это же время оттаскивали за лодыжку. Пальцы Макс коснулись мокрого, холодного кирпича. Она прочитала: ВРЕМЯ ВЫШЛО, ПРОСТИ. ОНИ В НЕТЕРПЕНИИ, НО Я СДЕЛАЮ ВСЁ, ЧТО СМОГУ. Макс вдруг отпрыгнула, будто её током ударило. «Они?» — думала она, обдумывая надпись. «Кто они?»