The Sense Of Me

      Затуманенный чёрный лес. Костлявые деревья, в которых было что-то знакомое, расступались перед ней. Её тянули идти дальше тёплые пальцы, крепко держащие за запястье. Хлоя вела её всё глубже в лес, прижав свою мозолистую ладонь к ладони Макс.              Судя по жжению в лёгких Макс и острой боли в её коленях, они шли уже много времени.              Что-то — кто-то? — всё мелькало между деревьями перед ними, за ними и рядом с ними одновременно; ныряло в пышный куст или в поросль каждый раз, когда Макс поворачивала голову, чтобы взглянуть. Сводящая с ума игра в прятки. Макс чувствовала себя часами, её нервы были взвинчены до предела, но Хлоя казалась уверенной, непоколебимой. Она излучала эту решимость, вокруг неё будто пульсировала красочная аура.              — Хлоя, — пробормотала Макс.              — Всё хорошо, — ответила Хлоя, и как-то её голос был везде: в небе, в деревьях, в земле. — Мы почти пришли.              Макс сделала вдох и почувствовала запах грязи, пота и сырости. Ей не было видно дороги, по которой шла Хлоя, но она чувствовала, как эта дорога становилась всё трудней и трудней. Вскоре её ботинки захлюпали по густой сиропообразной грязи и заскользили по зубчатым камням. Грязь была словно зыбучий песок, и Макс вздрогнула, когда она окутала её лодыжки. Макс прижалась к плечу Хлои, как ребёнок, и на мгновение поразилась, насколько до боли знакомой оказалась её кожа.              И вдруг — луч света. Ослепительно яркий и молочно-белый, горящий как свет фар в щели меж ветвей. Дорога устремилась резко вверх, наклон увеличился, и вот они уже карабкались. Икры Макс уже начали ощутимо сдавать, но по какой-то причине она не могла остановиться. Она не думала, что Хлоя бы позволила ей это сделать. Она шла за ней на автомате, словно они обе были связаны рука к руке петлями невидимой верёвки.              Темп Хлои был торопливым, но не слишком. Это подарило Макс мгновенное чувство успокоения.              Они поднимались, пока взгляд Макс не упал на высокое здание впереди, тянувшееся к железному беззвёздному небу.              — Маяк? — произнесла Макс, опираясь левым каблуком в землю, чтобы не соскользнуть.              Хлоя оглянулась, но черты её лица нельзя было разглядеть из-за яркости маяка.              — Мы должны это сделать там, — воскликнула она, — просто пойдём дальше.              Ветер становился шквалистее, сильнее. Макс выпрямилась, вздрогнула и пощупала руку Хлои. Она сильно сжала её пальцы, будучи не в состоянии осознать то, что Хлоя была рядом, она действительно была здесь. Пусть всё вокруг не имело никакого смысла, Макс не собиралась тратить время на расспросы. Хлоя всегда знала, что делать, она вытащит их из этого тёмного небытия. Хлоя тоже сжала её руку, и от её прикосновения Макс почувствовала, как электрический разряд прошёл по всей её руке и перешёл на позвоночник.              Она хотела, чтобы они шли медленнее, чтобы они остановились хоть на минутку до того, как тьма снова поглотит Хлою. Чувство бессилия, вызванное отсутствием времени, вечной нехваткой времени, захлестнуло её с головой.              Хлоя перешла на полубег, когда они поднялись на вершину холма. Она споткнулась об камень в топком месте и выпустила руку Макс, чтобы сохранить равновесие. В секунду, когда их руки разъединились, Макс показалось, что их разделило чудовищно огромное расстояние, и она сильно испугалась, что Хлоя исчезла. Макс вскрикнула, вытянула руку в темноту, лихорадочно хватая пальцами пустоту.              — Спокойно! — Хлоя снова оказалась рядом, обнимая тёплыми руками Макс за дрожащие плечи. Она пахла сигаретным дымом, ржавчиной и чем-то ещё, чем-то сладким, чем-то, что напомнило Макс о детстве, отчего в грудь Макс будто вонзили кинжал печали.              — Я думала, что ты…              — Я здесь, — Хлоя повернулась, снова переплетая свои пальцы с её. — Пойдём, тормоз! Осталось чуть-чуть.              Чем ближе они были, тем кое-что всё более очевидным становилось для Макс. С маяком что-то было не так. Его луч был настолько ярким, что казался сюрреалистичным, мерцающим, эфирным. Да и сама его форма была… нечёткой по краям. Это напомнило Макс о специфичной экспозиции фотографий, сделанных в тёмной Проявочной. Здесь, наверху, воздух был до безумия тяжёлым, что им практически было невозможно дышать. Он затвердевал в лёгких. В её ушах всё звенело, а сердце бешено колотилось.              Хлоя привела её к маяку, к самой двери, которую не открывали уже много лет. Хлоя пристально на неё смотрела, по выражению её лица ничего нельзя было понять.              — Что происходит? — Макс будто перекрикивала свою громко бурлящую кровь. — Чёрт, Хлоя…              — Мы здесь будем в безопасности, — руки Хлои опустились на её плечи, крепко надавливая подушечками пальцев сквозь ткань рубашки Макс.              — Почему? Что случилось?              — У тебя получилось, слышишь? Ты супергерой. Ты мой супергерой.              Ей кто-то словно отключил мозг. Она застыла, во рту всё пересохло. Она не могла ни сделать вдоха, ни подобрать слова.              — Хлоя.              — Я так горжусь тобой, — сказала Хлоя, её тон был раздражённым, но она улыбалась. — И ты не представляешь, как.              — Хлоя, — по щекам Макс внезапно потекли горячие слёзы, создавая контраст с ледяными порывами ветра. — Мне так жаль. Я… я…              Хлоя сильно замотала головой.       — Нет, я не хочу слышать никаких извинений. Я ни о чём не жалею.              Макс запрокинула голову и напрягла глаза, чтобы разглядеть вершину маяка. Он будто тянулся вверх до бесконечности, растворяясь в бездонном небе.              — Ч-что я должна сделать?              — То, что ты делаешь лучше всего, — Хлоя усмехнулась, и вдруг они, восьмилетние, на миг оказались на заднем дворе Прайсов с деревянными мечами в руках. — Спаси людей. От, сама знаешь, надвигающейся угрозы.              Макс непонимающе нахмурилась. В этот момент вернулось то чувство, чувство истекающего времени. От этого она ощутила всем телом отчаяние… высказать всё, что у неё на уме, вдыхать Хлою столько, сколько было возможно.              Не угрожающе, а предупреждающе взвыл ветер. У неё перехватило дыхание, и она схватила руки Хлои.              — Я… — Макс собралась с мыслями. — Я хотела бы, чтобы ты была здесь.              Хлоя посмотрела на Макс так, будто та сказала что-то невероятно глупое, но в то же время что-то удивительное.              — Но я и так здесь, — она ткнула пальцем в грудь Макс между рёбер с видом, будто это было очевидно.              — Но это не одно и то же.              Хлоя улыбнулась, но как-то слабо.              — Ага.              — И это несправедливо. Это совсем, блять, несправедливо.              — Я знаю.              — Мне страшно.              — Я знаю.              К ветру добавился холодный резкий дождь. Макс подняла руку, чтобы укрыть от него лицо. Ветер задувал волосы ей в лицо.              — Почему мы здесь? — прокричала она. — Почему маяк?              — Потому что здесь всё началось. И здесь всё должно закончиться.              Непонимание снова закружилось, как дым, в её голове.              — Что?..              Её не услышали из-за оглушающего рева ветра. Дождь стал сильней и безжалостней, оставляя маленькие, но ледяные удары на её коже.              Руки Хлои отпустили, и в эту секунду Макс с ужасом поняла, что они были единственным, что удерживало её на земле. Она споткнулась обо что-то сзади, сердце чуть не выпрыгнуло из груди, и темнота начала наступать со всех сторон, как стены, обволакивая её.              Она падала. Нет, со свистом летела вниз. В её голове всё сильно кружилось, путалось, а чернота, эта густая чернота, поглощала её. Она сейчас упадёт, ударится об землю, разбив кости, как стекло…              Макс резко проснулась, будто её разбудили ударом в живот.              Она лежала, выпрямившись, как струна, в кровати и пыталась отдышаться. Она была в своей комнате. В сухом и тёплом воздухе определённо не чувствовался запах дождя. Она делала глубокие вдохи, пытаясь выровнять дыхание. «Я в порядке, всё хорошо», — убеждала она себя. — «Хорошо-хорошо-хорошо-хорошо». Если она будет усердно так думать, то сможет в это поверить.              Она снова уснула со включённым светом, на нерасстеленной кровати, в мятой пижаме. Свет от лампы, должно быть, и вызвал этот дурной сон, играя с её мозгом и создавая сюрреалистические образы маяка, Хлои…              Проведя рукой по влажным от пота волосам, Макс вздрогнула. Хлоя.              Она будто действительно была прямо там, вот совсем недавно. Это было будто на самом деле. Как смог её мозг воспроизвести запах Хлои так живо? Может, он всегда там был, подсознательно погребённый, или всплыл из бардака мыслей, спрятанный за всем, на чём она не хотела концентрироваться.              Макс сбросила плед и посмотрела на свои ноги, ожидая увидеть на них следы влаги, грязи и хрустящих листьев. Но они были чистыми. А какими они должны были быть? Это был всего лишь сон, просто сон.              Она взглянула на недоеденную тарелку с горячим бутербродом с сыром, стоящую рядом с кроватью. Это точно будет последний раз, когда она решила перекусить ночью. Надо будет записать в дневнике: «СЫР + УСТАЛОСТЬ = БЕЗУМНЫЕ НОЧНЫЕ КОШМАРЫ». Как только её руки перестанут дрожать.              Она медленно села, всё ещё пытаясь выровнять дыхание, прижимая колени крепче к груди. Её тело покрылось гусиной кожей, хоть и ей было очень жарко. Телефон показывал пять минут второго ночи. Все вокруг спокойно спали в своих комнатах, ничего не замечая. Она чувствовала себя одинокой и уязвимой, напуганным ребёнком, которого некому было успокоить от худших кошмаров, тянущих к ней свои тонкие руки.              В –цатый раз мысли Макс обратились к Нейтану.              Он бы знал, что сделать, что сказать. Она прикрыла глаза и представила, будто он сейчас был рядом с ней, а не где-то там, предоставленный самому себе. Его голос, хриплый ото сна, говорил бы то, что она хотела услышать, успокаивал её так, как только мог такой же страдающий от бессонницы друг по несчастью. Он был бы тёплым, взгляд — усталым и мягким. Волосы без геля лежали бы неаккуратными кудряшками.              Сердце залилось кровью, когда она неминуемо вспомнила про среду, как она грандиозно облажалась.              Макс не привыкла ругаться с окружающими, не привыкла, чтобы её… ненавидели. Даже когда Виктория показывала по отношению к ней ярое презрение в своё время, то это нельзя было назвать искренней ненавистью. Это было что-то бесхитростное и детское, оно так же быстро забылось, как и быстро появилось. Конечно, она ссорилась с Хлоей, но эти пустые разногласия лишь укрепляли их дружбу, ссоры никогда не были серьёзными, а слова не были произнесены с целью обидеть или задеть. Для этого они слишком хорошо друг друга знали. Даже когда они были детьми, любой шумный спор на детской площадке обычно забывался через десять минут. Их всегда медленно тянуло друг к другу, как магниты.              Она подумала, смогут ли и они с Нейтаном стать своего рода магнитами. Но она знала, что это были лишь мечты. Она причинила ему боль, с трудом завоевав его доверие, после предав его.              В её памяти всё всплывало, как он смотрел на неё, какими холодными и равнодушными были его глаза. И с каждым разом боли не было меньше. Она вошла к нему в палату его другом, его… кем-то. А вышла никем.              Она была твёрдо уверена, что он сейчас не спал. Она хотела позвонить.              Это было одиночество, говорила она себе. Она месяцами пыталась убежать от него, но вот оно настигло её, пытаясь задушить.              Она стояла посреди комнаты, обнимая себя руками, чтобы не начать ходить кругами, когда услышала тихий, но настойчивый стук в дверь.              Макс застыла, опустив руки по швам.              Она уставилась на дверь, ошеломлённая. Секунды перетекли в целую минуту.              Вдруг её телефон завибрировал от смс-ки.              Я знаю, что сейчас жуть как поздно, и шанс, что ты спишь, равен 65% (я правда провёл вычисления), но если нет, можешь, пожалуйста, открыть дверь?              Макс подошла к двери, сбитая с толку, прижавшись босыми ногами к ковру.              Её ладонь какое-то время просто покоилась на ручке, но она всё-таки её повернула. Ручка громко скрипнула, и Макс вздрогнула.              — Привет!              Уоррен выглядел…              Безумно, скажем так. Его волосы торчали во все стороны, будто он сам их ерошил два часа непрерывно. Его маниакальный взгляд метался по сторонам, глаза были подведены красной подводкой «Без сна». Он был одет в клетчатые пижамные штаны и в гигантское тёмно-красное худи, которое, она знала, он носит только когда всё остальное грязное. Под мышкой был ноутбук. Уоррен пах свежим ночным воздухом и чем-то приторно-сладким и знакомым. Круги под его глазами были настолько привычными, что могли уже организовать своё правительство.              — Уоррен? — прошептала Макс, боясь, что сейчас из темноты материализуется Уэллс, привлечённый запахом парня в женском общежитии после отбоя. Она сделала шаг назад, придерживая дверь, чтобы он прошмыгнул внутрь.              Он тут же рухнул на её кровать, прижавшись спиной к стене.              — Ну и дубак на улице! Сейчас вообще-то должен быть май, чёрт побери…              — Ты под кайфом? — Макс в изумлении рассматривала его. — Ты выглядишь…              — Не, ты знаешь, что я не дую, — он шмыгнул носом. — Это Ред Булл.              — Ред Булл?              — Он помогает мне заниматься.              — И сколько ты выпил?              — … Достаточно, чтобы начать беспокоиться, что произойдёт, если я остановлюсь.              Макс захлопнула дверь, села рядом с ним, смотря со смесью волнения и непонимания, пока он открывал ноутбук и включал его.              — Эм, не то чтобы я не была рада тебя видеть в своей пещере, но зачем ты всё-таки пришёл?              — Я хочу кое-что тебе показать, — сказал он, нахмурив брови.              — И это не могло подождать до восхода солнца?              — Но ты же всё равно не спишь? — резко парировал Уоррен. — Кстати, почему? В смысле, это для меня сон теперь — всего лишь исторический концепт…              — Возможно благодаря Рэд Буллу, — заметила Макс.              — Возможно. Так почему ты не спишь?              Она пожала плечами.              — Очень странный сон.              — Хочешь поговорить об этом?              Макс помолчала, сжав в кулаке одеяло.              — Я была на маяке, с Хлоей.              — Ничего странного не вижу.              Его ноутбук прогрузился, и Уоррен начал печатать, будто он создавал веб-страничку.              — Но оно было. Всё ощущалось супер безумным. Она была прямо передо мной, прям как ты, и… и она будто что-то хотела мне рассказать.              — И она ничего не сказала?              — Нет, у неё не было возможности. Этот… шторм пришёл из ниоткуда, и я проснулась.              — … Шторм?              — Я знаю, — Макс помолчала. — Это всё ненормально. Мне надо попытаться разобраться, что это значит.              — Ну, из меня такой себе специалист по снам, — сказал Уоррен, — но, если честно, ничего особенно я здесь не вижу. Ну сама подумай, почему бы Хлое не появиться в твоём сне? Суд через пару дней, — он подтолкнул её локтем. — Ты просто на взводе. И я не виню тебя.              Макс задумалась. Его слова звучали рационально.              — Может ты и прав.              — Надо тебе про свои кошмары как-нибудь рассказать.              — Карандаш второй твёрдости пытался убить тебя? Учебники отпинали?              — Ты меня слишком хорошо знаешь, Безумная Макс.              Макс кивнула головой в сторону его ноутбука.              — Понимаю, что ты тот ещё борец экзаменов, Уоррен, но если ты пришёл сюда, чтобы сравнить флэшки или ещё что…              — Нет, дело не в этом, — Уоррен замолчал и посмотрел на неё, в глазах заблестел интерес. — Это, эм, насчет той непонятной херни, которую ты просила посмотреть.              Она молча смотрела на него, пытаясь избавиться от мрачных глубин сна.              — Этот поэтический приём, — наконец произнесла она. — Небесная обитель над землёй.              — Спойлеры: ничего нет поэтического, — он пододвинулся к ней ближе. — Я вчера порыскал кое-что. У меня уже мозг плавился от экзаменов, и мне надо было отвлечься. Но я… нашёл действительно полный бред и, ну, я не мог тебе об этом просто написать.              Он повернул к ней ноутбук, чтобы она могла посмотреть. Она склонилась, нахмурившись. Это был обычный сайт, чёрные жирные буквы на белом фоне, без картинок и каких-либо других цветов. Сначала это был какой-то бессмысленный поток информации, в абзацах мелькали имена и названия мест, значения которых она не понимала.              — Посмотри на это: то граффити, что ты нашла, про небесную обитель, — сказал он ей, — это пророчество. Оно пошло от племени Хопи, слышала вообще про них?              Макс замотала головой.              — Я тоже. Но Гугл — мой лучший друг, — он переключился на другую страницу. Вторая страница была поярче, с выцветшими фотографиями, на которых были изображены небольшие группы коренных американцев в их красивых культурных нарядах. — Эти чуваки, хопи, — продолжил он, — они были первыми поселенцами у залива. Очень-очень-очень давно. На большинстве сайтов, которые я проверил, говорится, что они основали этот город.              — Мисс Грант, — сказала Макс, в её голове загорелась лампочка. — Это те самые предки, о которых она всё время говорит. Хорошая находка, Уоррен.              — Это ещё далеко не всё. Я вникал в эту дичь часами, — с гордостью сказал. Он замолчал, и его улыбка потухла. — Чёрт, было слишком много Ред Булла.              — Думаю, ты его себе больше не позволишь.              Он снова переключил на другую вкладку, на обычную, но длинную статью из Википедии.              — Итак, это их пророчество основано на девяти знаках. Небесная обитель, как и та «голубая звезда», которую ты нашла, входят в это число.              — О чём это пророчество вообще… проповедует? — обеспокоенно спросила Макс.              — Об апокалипсисе уровня 2012-го года.              — Что?              Он выделил курсором определённый абзац и начал читать вслух:       — Голубая звезда Качина обозначена как девятый и последний знак «Дня Очищения», представляющий собой катастрофу или «всемирный катаклизм», который приведёт к очищению планеты Земля.              — Катастрофа? Всемирный катаклизм? — проговорила Макс, широко раскрыв глаза. — Эм, что-то мне ни одно из этих слов не нравится! — она придвинулась ещё ближе к экрану, почти касаясь его носом. — А они объясняют, почему Земля нуждается… в очищении?              Уоррен кивнул.              — Всего лишь полное и бесповоротное моральное разложение человечества.              — … Что за Качина?              — Так называют кукол, которых Хопи изготавливают, — объяснил Уоррен, хмурясь. — Очевидно они выступали… посредниками? Между этим миром и миром духов.              Макс достала телефон и взглянула на фотографию граффити, прищурила глаза и прочитала:              — Эта небесная обитель, она падёт с большим грохотом. Оно начнётся с голубой звезды.              — Вот такая вот теория возникла в час ночи после распития энергетических напитков, — Уоррен прочистил горло. — Думаю, тот, кто сделал это граффити, хотел, чтобы ты поискала большую куклу, падающую с неба.              Макс смотрела на него какое-то время.              — У меня голова трещит, — заключила она.              Её руки и шея покрылись гусиной кожей, она провела по ней подушечками пальцев. Между бровями появилась складка.              — Мисс Грант рассказала мне кое-что интересное пару месяцев назад, — медленно говорила она. — Она сказала, что энергия первых поселенцев Аркадии всё ещё здесь, что они всё ещё… привязаны к городу. Она даже назвала их «духами-хранителями».              — Разве «духи-хранители» не должны… охранять? Ну там, присматривать за нами и всё такое? — неуверенно спросил Уоррен. — Какой такой хранитель хочет нахер уничтожить Землю?              — Я не знаю, — Макс прижала руки к глазам, в которых появилась резкая боль, как первый признак мигрени. — Словосочетание «всемирный катаклизм» вряд ли подразумевает весёлое времяпрепровождение.              — Я понял, — он сложил руки на груди, задумавшись. — Что ещё говорила мисс Грант?              — Она сказала, что Хопи по-прежнему связаны с Аркадией, потому что они были здесь счастливы. Она была для них утопией. И у них было своё… видение, каким должен быть город. Они хотели, чтобы город оставался таким, каким был.              — Аркадия Бэй? Утопия? — сказал с сарказмом Уоррен. — Люди теряют работу, леса нахер вырубают из-за PanEstates, Шон Прескотт запустил руку каждому в карман. Как низко мы пали, а?              Её мозг начал обрабатывать его слова, как только они сорвались с его губ. Они произвели на неё сильное впечатление. Её всю накрыло морем мыслей, заставляя работать каждую извилину.              — Уоррен.              — М?              — Что если… Что если они не хотят очистить всю Землю, а только определённое место на Земле?              Он посмотрел на неё как на сложное математическое уравнение, в котором было больше букв, чем цифр. Но ей было не до чётких объяснений своих мыслей, потому что, чёрт побери, её мысли были похожи на волны, которые прибывали всё быстрей и быстрей. В уме она собирала все кусочки в единую картину. Её мозг работал как бегун на кроссе, который с отчаянием пытается догнать все ответы, представленные на поверхности, прежде, чем они навсегда исчезнут.              — Аркадия, — безапелляционно говорила Макс, — порочна, верно? Ты сам это только что сказал. Это далеко не тот город, каким ему было предначертано судьбой оставаться: место… мира и процветания… Может быть, они напуганы. Они теряют Аркадию Бэй, их дом.              — Из-за Шона Прескотта?              — Его проект PanEstates разрушает окружающую среду, убивает природу. Он захватил власть над заливом. Он уничтожает рыбные места. Он использует в своих целях… всё и вся. Он испортил то, что Хопи хотели защитить.              Уоррен нахмурил брови.              — То есть, граффити, которое ты нашла…              — Это предупреждение.              Уоррен несколько раз моргнул, словно пытался очнуться ото сна.              — Предки всё ещё здесь! — прошипела Макс. Её язык будто стал слишком большим, и ей было невероятно тяжело произносить слова. — Они хотят очистить Аркадию, они хотят снова сделать её идеальной.              — Как?              — Избавившись от Шона Прескотта, — Макс провела рукой по лицу. Её кожа горела. — Уоррен, это наверняка Дин Прескотт оставляет мне такие сообщения.              — Ты думаешь, что мёртвый брат Нейтана оставляет тебе эти зловещие предзнаменования?              — А что в этой истории остаётся адекватным? — Макс с трудом вздохнула. — Хоть я его никогда и не встречала, но как только происходит что-то ненормальное, я не могу избавиться от ощущения, что это он. Будто голос в моей голове.              — Слушай, если ты веришь, что это он, то и я верю. Честно, — несмотря на свои слова, он скривился. — А Дин не мог бы, скажем так… использовать более конкретные методы? Ну там размеченную диаграмму или надписи в небе? А то вот это всё слишком загадочно.              Усталость овладевала её костями, в то же время по её крови со скоростью света распространялся адреналин, создавая тем самым контраст.              — Было бы неплохо, — сказала она, улыбаясь.              — Итак, если эти сообщения — это предупреждение, то почему? — Уоррен нетерпеливо стучал костяшками пальцев по клавиатуре. — Если он знает, что происходит, то он знает, что ты охотишься на его отца. Он знает, что Хопи тоже охотятся на него. Как-то. Разве не было бы логичней, если бы он пытался предупредить его?              В голову Макс пришла только одна мысль, возможное объяснение того, о чём говорил Уоррен.              В её животе образовалась ледяная пропасть.              «Нет», — подумала она потом. — «Вряд ли. Дело в…»              — Макс?              Она открыла рот, закрыла его и снова открыла. Эта мысль завладела ею, внедрилась на клеточном уровне. Поверь мне, доверься мне, вдруг я прав? Вдруг…              Ощущение присутствия Дина Прескотта, это ноющее, особое чувство, засевшее в ней уже на несколько месяцев, вдруг пробилось сквозь её осознание. Как рука, машущая в темноте.              Оно кивнуло тёмной, невероятной идее. Оно говорило ей «да».              ВРЕМЯ ВЫШЛО, ПРОСТИ.       Я СДЕЛАЮ ВСЁ, ЧТО СМОГУ.              Она всё поняла. Тут же.              Её сердце забилось. Оно словно освободилось от того, что держало его в определённом положении. Оно рухнуло вниз. Макс прижала руку к груди, ощущая чувство пустоты.              — Я не думаю, что дело в Шоне, — тихо сказала она. Её лицо побледнело, будто все остальные цвета стёрли. — Чёрт. Чёрт. Уоррен, дело в… в…              — Макс? Что не так?              — Дело не только в Шоне, но и в Нейтане.              — Что?              — О Боже. Сука…              — Успокойся, — требовательно сказал Уоррен. Он закрыл ноутбук, на его лице появилось обеспокоенное выражение. — Скажи мне, что у тебя на уме.              Сделав глубокий вдох, немного помолчав, Макс сказала:              — Совсем недавно я разговаривала с бездомной женщиной, которая сидит за «Двумя Китами». И она кое-что сказала, что застало меня… врасплох. Это не имело смысла до сегодня.              Уоррен слушал её, подняв брови.              — Хопи, — прошептала она, — они… в ярости. Во всём плохом, что произошло с Аркадией, они винят Прескоттов.              — С чего ты…              — Просто послушай. И доверься мне.              — Я доверяю. Ты знаешь, что я доверяю.              Какое-то время она потратила на то, чтобы привести свои мысли в порядок настолько, насколько она была способна в нынешнем состоянии.              — Значит пророчество, — быстро проговорил Уоррен, — оно про очищение места, которое развращенно. Макс, Прескотты его источники. По крайней мере Шон. Это от него предки хотят избавиться…              — И когда они избавятся, Аркадия будет свободной. Снова сможет погрузиться в свою идеальную утопию.              Но слова будто прилипли к языку, они были тягучими и… неправильными. Её другое чувство шло полностью вразрез с тем, что она говорила.              — Так Нейтан в опасности? — спросил Уоррен, широко раскрыв глаза. — Макс…              Макс отвлеклась на нарастающее ощущение, что здесь было нечто большее. Она что-то упустила. Ответ лежал где-то в недосягаемости.              Она крепко зажмурилась. Надавила пальцами на то место на лбу, откуда распространялась боль.              И вдруг ответ всплыл в странной форме.              Глаза бездомной женщины грозно вспыхнули в её памяти.              Проблема не в одной паршивой овце, о во всём, чёрт побери, стаде. Вся Аркадия должна отмыться от грехов, а не только одна семья.              Желудок заполнился ледяной водой.              — Нет, — громко сказала она. — Здесь есть нечто большее. Дело не только в Прескоттах. Дело в… во всех.              Эти слова без проблем сорвались с её губ. Они были верными.              Макс желала всеми фибрами своей души, чтобы это было не так.              — Как ты…              — Они хотят начать с чистого листа, — перебила его Макс, и она чувствовала, как её кожа становилась горячей с каждой пульсацией её мыслей. — Полностью очистить Аркадию, чтобы они могли её защитить. Довести её до совершенства.              Уоррен отшатнулся. Синяки под его глазами стали ещё темней.              — Как? — прошипел он. — Они же… даже больше неживые. Что они могут сделать? Они не могут просто взять и стереть целый город с лица земли.              — Представь, насколько они злы, что навечно привязаны к Аркадии, что не могут двигаться дальше, — задумчиво сказала Макс, её сердце сильно забилось. — Если их чувства настолько сильны, чтобы оставаться… здесь, в какой бы форме они сейчас ни находились, то не думаю, что для них проблема придумать, каким образом можно «очистить» этот город.              Уоррен нервно сглотнул.              — Макс, что ты хочешь сказать? Мы… Мы действительно в опасности?              Её руки снова затряслись.              — Я бы не стала этого исключать, — сказала она. — Я-я не знаю. Очевидно, Дин тоже пытается их остановить, — она так быстро сглотнула, что чуть не подавилась. — Мне надо поговорить с Самюэлем.              — С Самюэлем? — Уоррен нахмурился. — Зачем?              — Просто доверься мне, — ответила она дрожащим голосом. — У него должны быть ответы. Как нам предотвратить всё это.              — Это? Что за «это»?              — То, что они захотели сделать! Предки.              — Но они здесь витают по округе уже… хер знает сколько. Как… — быстро заговорил Уоррен, покраснев. — Господи, как же это сложно.              — Сложнее, чем решать дифференциальные уравнения?              — В леорд раз сложнее, — мрачно ответил Уоррен. — Макс, мне это совсем не нравится. Это звучит безумно опасно.              Она молчала, пытаясь привести волосы в порядок руками.              — Мы должны разорвать их связь с Аркадией, — сказала Макс. — Показать, что Аркадия не принадлежит кому-то там: ни им, ни даже Прескоттам.              — Как?              — Посадив Шона Прескотта за решётку, — прорычала она. — Мы положим конец его диктатуре, и после этого мы починим то, что он сломал. Мы покажем им, что Аркадия — это не пропащий город, что у них нет права отбирать её у нас. Мы покажем им, что судьба — это судьба, что нельзя её менять.              Уоррен немного улыбнулся.              — Что же, звучит проще простого, — сухо сказал он.              — А может быть всё это чушь, — тихо добавила Макс, немного помолчав. — Может быть всё просто опять смешалось в моей голове. Мозг пытается меня отвлечь от мыслей про экзамены и от факта, что нам скоро уезжать отсюда. Может граффити — это всего лишь… граффити.              — Хотелось бы верить, — отметил Уоррен. — Готов поддержать твои грёзы о всемирном катаклизме в любое время.              Макс с трудом улыбнулась. Уоррен толкнул её локтем.              — Выглядишь выжатой, — сказал он. — Пойду-ка я отсюда и дам тебе немного поспать.              — Стой, — она схватила его за руку, когда он попытался встать. — Но что если мы правы? Что если Аркадию действительно контролирует это племя? Тогда у Нейтана большие неприятности. У нас всех тогда большие неприятности…              — Ты всерьёз думаешь, что Вселенная подставит тебя дважды?              Макс задумалась.              — А зачем ей? У меня даже больше нет моих сил. Портить нечего.              — Ты уже однажды спасла этот город, — сказал Уоррен с трепетом. — Хопи могли потерять город в том ужасном шторме, если бы не ты. У них перед тобой должок.              — Но Дин всё ещё пытается привлечь моё внимание, — сказала она. — Почему он всё ещё здесь?              — Потому что он проебался? — предложил Уоррен. — Ведь расследование показало, что он был не святым. Он был в центре всех злодеяний Шона. Бедняга, наверное, обо всём сожалеет после смерти.              — Ты так думаешь?              — Я очень много смотрел «Говорящую с призраками». Мёртвые ребята, застрявшие между двумя мирами, всегда раскаивались в том, что они натворили, и они не могут найти покой, пока не будут прощены.              — Не думаю, что мы можем полагаться на «Говорящую с призраками».              Уоррен встал, ноутбук снова оказался у него под мышкой.              — Мы всем в стране расскажем о группировке, — уверенно сказал он. — И Шону Прескотту придётся признать поражение. Так что расслабься. Если Дин действительно хочет, чтобы ты исправила его проблемы, то ты идёшь в верном направлении.              Вопросы накладывались друг на друга, непонимание и несоответствия только увеличивали их количество. Когда Уоррен ушёл, Макс закуталась в одеяло, лежала и смотрела не моргая в тёмный потолок, пытаясь заставить себя прекратить думать.              В какой-то момент она уснула благодаря резкой боли в глазах и тяжести тела. И ей снова снился сон.              И она его помнила, когда проснулась спустя несколько часов от яркого солнечного света.              Снова маяк, тёмная фигура у двери, зовущая её по имени.              ***              Макс нервно дергала за край платья. Она смотрела на себя в зеркале, на свою скованную позу и на то, как её пальцы вцепились в ткань. Платье было простым, черным — то, что нужно, чтобы как можно дольше оставаться незамеченной. Это платье она надевала на похороны Хлои, и ей казалось, что оно всё ещё хранило запах кладбища: стеатитовой породы и увядающих цветов.              В последний раз она надевала это платье восемь месяцев назад. Она тщательно изучила своё отражение и пришла к выводу, что она особо не изменилась. В отличии от всего остального. Макс чувствовала себя обездвиженной и больше никакой с октября, беспомощно застряв на одном месте и пустив корни в землю. «Застывшая во времени», — подумала она, немного поморщив нос. Между тем, всё вокруг неё сделало невероятный оборот и оказалось на совершенно другой орбите. Заявления в колледж, письма о поступлении, билеты на самолет, новые невозможные высоты. Река продолжала течь, а Макс чувствовала себя прутиком, прижатым камнем. Иногда, как например сейчас, когда она стояла в этом платье, с таким выражением лица и с невозможной тяжестью на сердце, ей казалось, что всё ещё октябрь. Но весь остальной мир жил дальше.              Позади неё, её мама энергично меняла постельное белье, открывала окна, избавлялась от токсичной депрессивной атмосферы, поселившейся в её комнате со дня смерти Хлои. Макс очень хотела остановить её. Вдруг в комнате стало слишком светло, а бледные солнечные лучи обжигали ей глаза и выставляли на всеобщее обозрение следы от пролитой колы и крошки на столе, от которых она никогда не стремилась избавиться. От ветерка из окна она поежилась, растирая плечи. Из комнаты что-то исчезло, и пока её мама думала, что делает доброе дело, Макс мучило… безумное чувство потери. Всё снова менялось. Комната и её значение. Она стала для Макс убежищем, где ей не нужно было притворяться и вести себя так, будто всё в порядке. Она уже потеряла ещё одно своё убежище тогда, где могла сидеть по вечерам среды с парнем, который ничего от неё не требовал.              У неё осталась только комната в общежитии.              — Ты прекрасно выглядишь, милая, — весело сказала её мама, улыбаясь её отражению.              — Спасибо.              Макс думала, что она выглядела уставшей, измотанной, нездоровой.              Её отец сидел на диванчике, положив одну ногу на другую. Макс не помнила, когда последний раз видела на нем галстук — определенно, это было очень давно. Он выглядел неловким, неуверенным и оптимистичным. На секунду она с обожанием взглянула на своих родителей, которые казались такими большими в этой комнате, в комнате, которая вмещала обычно только её.              Отец взглянул на свои часы, большие и потертые, которые он вовсю отказывался менять на что-нибудь более броское и более дорогое.              — Пора выходить, — сказал он таким тоном, будто он бы с гораздо большим удовольствием остался здесь до конца дня. В его глазах появился добрый блеск, когда он улыбнулся Макс. — Не хочешь позавтракать, малыш?              — Можем перекусить где-нибудь, — предложила мама.              — Нет, — сказала Макс, которая явно не была в настроении сидеть в переполненном ресторане сегодня. — Всё хорошо. Нам надо прийти в здание суда пораньше.              — Макс, день будет долгим, — возразила ей мама, покачивая головой.              На это ей не хватало сил. Она отвернулась от зеркала, изобразив бледную улыбку.              — Ничего страшного.              В итоге они позавтракали липкими черничными маффинами, которые отец купил на заправке, но Макс это вполне устраивало. Она была слишком поглощена идеей сконцентрироваться на чём угодно, только не на сегодняшнем. Маффин медленно проходил по её глотке как клей.              Поездка в Портленд заняла больше часа. Она смотрела как в окне мелькали знакомые места и цвета Аркадии, и думала о пророчествах, защитных силах и о том, что пытался ей сказать Дин Прескотт. Она подумала, что было бы лучше, оставь он сообщение в небе, чем граффити на стене. Так бы он четче выразил свои мысли.              Она сняла наушники, когда мама повернулась с пассажирского сидения. Она только что накрасилась перед зеркалом в машине, и уже улыбалась накрашенными губами.              — Ты знаешь, когда тебя вызовут?              Макс пожала плечами.              — Когда того захотят адвокаты, наверное.              — Не волнуйся. Просто отвечай на вопросы как можно четче.              — Я постараюсь.              Улыбка матери стала печальной, но не совсем. В уголках губ осталась теплота.              — Хлоя бы так гордилась тобой.              Макс тихим жалостливым голосом поблагодарила её, желая, чтобы время одновременно ускорилось и остановилось.              Она давно знала, что этот день настанет, и всё равно не была к нему готова. Она подняла свои усталые глаза на серое утреннее небо и задумалась, может ли Хлоя увидеть её. Осознание того, что за ней наблюдали заботливые глаза, заставляло чувствовать Макс себя немного лучше. Способность смотреть на мир сверху вниз определенно бы понравилась Хлое. Для неё бы всё выглядело идеально. Как снежный шар.              Макс с паникой оглядывала каждый знак на шоссе, который показывал, как они становились всё ближе и ближе к Портлэнду. Она отсчитывала оставшиеся мили, как часы отсчитывали минуты. Внутри всё стянулось в узел. Надо было столько всего обдумать, а в её голове не хватало места, чтобы всё привести в порядок. Что она будет говорить там, под присягой? Как отреагирует Джойс? Как отреагируют её родители? Будет ли там Шон? Простит ли её Нейтан?              Она повысила громкость, крепко зажмурив глаза. Ей было необходимо заглушить шум в голове. Хотя бы пока они не доберутся до места.              Портленд выглядел ярким, зеленым и прекрасным, даже во время холодного дождя. Небеса разверзлись, как только они приехали, но Макс почему-то показалось, что город так выглядел даже лучше из окна, будто нарисованный мазками акварели. Дороги были загружены, и её это успокаивало, потому что медленное движение до пункта назначения означало большее количество времени на то, чтобы попытаться выровнять дыхание, замедлить биение сердца до того, как оно вырвется из груди.              Но всё равно её отец нажал на тормоза, останавливаясь, а мама собрала сумку, убирая косметичку. Они приехали. Время пришло. Хлоя, пожалуйста, пусть со мной всё будет хорошо.              Здание суда было гигантским, темно-серым и внушительным, как старый музей. Но не это привлекло её внимание, пока отец парковался. Нет, она не могла оторвать взгляда от большой и очень пугающей толпы журналистов, фотографов и всех остальных. Они оккупировали ступеньки и дрожали от нетерпения, которое Макс могла почувствовать даже в машине. Она хватала ртом воздух.              — Боже, — прошептала её мама, — не думала, что суд над Прескоттом привлечет столько зевак.              — Они все поймут, кто я, — проговорила Макс, задыхаясь. — М-моё лицо было расклеено повсюду, после… после…              Её отец уверено кивнул в зеркале заднего вида.              — Ты не обязана с ними разговаривать, — сказал он ей. — Опусти голову. Мы просто зайдем внутрь.              Её ноги окоченели, когда она выходила из машины, одернув платье вниз в жалкой попытке стать невидимой. Капли дождя резко упали ей на кожу, и она вздрогнула. Она подпрыгнула, когда мама взяла её за запястье.              — Всё хорошо, — прошептала она ей в ухо.              Они перешли улицу, их шаги эхом отдавались в голове Макс. Третий, четвертый, пятый шаг. Толпа на ступеньках их не замечала. Макс увидела торчащие из карманов диктофоны и блокноты; от вида больших камер на плечах некоторых людей она вздрогнула. Шестой, седьмой, восьмой, они всё ещё не обратили на неё внимания, девятый, десятый, одиннадцатый, они почти на ступеньках, они должны… двенадцатый, тринадцатый.              — О! Мисс Колфилд? Мисс Колфилд!              Пальцы матери сильней сжались на её запястье, и Макс ускорила шаг. Отец обогнал её, закрывая ото всех, и она смотрела на линию его плеч, пытаясь не запутаться в собственных ногах, поспевая за ним.              От вспышек фотоаппаратов и близкого гула голосов у неё закружилась голова, кто-то попытался ткнуть ей микрофоном в лицо, но она не поднимала головы, позволяя волосам падать ей на глаза.              — Мисс Колфилд! Одну минуту, пожалуйста!              Они поднялись наверх, и, к счастью, она не поскользнулась. Макс вдыхала влажный воздух. В какой-то момент ей показалось, что она никогда не доберется до сюда, никогда не убежит от них. Воздух был тяжелым, удушливым, вокруг кричали люди, в самой голове всё гудело…              Она поняла, что они оказались внутри здания, только когда её мама остановила её, схватив её за плечи.              — Уф! — произнесла она. — Какие они настырные.              — Ты в порядке, малыш? — спросил её отец.              — Д-да. Прости. Я в порядке.              Они стояли в большом вестибюле, окрашенным в желтый и золотой, со светящимися лифтами, длинными, широкими коридорами, вдоль которых стояли высокие стеклянные двери. Было шумно, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что было на ступеньках. Люди сновали туда-сюда с чашками кофе, скрипя обувью. Все они выглядели так, словно они опаздывали на встречу, на которую они всё равно не попадут. Макс осматривалась в поисках знакомых, но никого не заметила. Она сделала глубокий вдох, вытерла вспотевшие ладони об платье.              — Пойдем дальше? — спросила неуверенно её мама, осматриваясь. — У нас есть ещё время, но…              — Макс!              Макс обернулась. Это был Фитц, адвокат Прайсов. Он бежал к ней со своим поношенным портфелем в одной руке и с папкой документов в другой. Он выглядел измотанным, впрочем, как обычно. Оказавшись рядом с ней, он покраснел, но он ей уже казалось, что он всегда так выглядел.              — Макс, — сказал он, быстро пожимая ей руку, — доброе утро. Как ты? — он не ждал её ответа. — Ты готова?              Она вздрогнула, но он, похоже, этого не заметил.              — Как будто можно к этому подготовиться.              — Да всё будет хорошо. Всё будет чётко и по делу, во всяком случае, с моей стороны, — он шумно вдохнул. — С-сильва может быть более… агрессивной.              — Ничего, — она попыталась изобразить улыбку на своём лице. — Я… буду стараться.              Когда будет подходящее время рассказать ему, что у неё и его оппонента есть план перевести все стрелки на Шона Прескотта? Сейчас можно? Наверное, нет.              После того, как Фитц скрылся, оставив после себя след волнения и бумаг, отец Макс подняли брови.              — Забавный малый.              — Это адвокат Джойс и Дэвида, — объяснила Макс.              — Это он? — Макс ничего не могла понять по выражению лица матери. — Что ж… уверена, что он хороший адвокат.              — Он не выиграл ни одного дела против Сильвы. Ни разу.              — …Оу.              — Думаю, в этот раз всё будет по-другому, — заявил её отец. — Эти Прескотты наконец получат то, чего они уже давно заслуживают.              Её мама ненадолго остановилась. Она смотрела на дверь зала суда, и Макс видела, как она нервничала.              — Нам нужно уже быть там, — неохотно сказала она. — Макс…              — Всё в порядке, — быстро ответила Макс. — Идите.              — Сделай глубокий вдох перед тем, как зайти, — мама заключила её в крепкие объятия, и, почувствовав запах её духов, такой знакомый, Макс чуть не прослезилась. — Ты отлично справишься.              Отец тоже её обнял, и затем они вдвоем ушли, оборачиваясь на неё с беспокойством в глазах. Макс выдавила из себя улыбку и махала им, пока они не скрылись за дверями зала суда. Тогда она вспомнила странное чувство пустоты, которое возникает, когда родители впервые тебя оставляют в детском садике. В один момент мир становится больше и страшнее, а чувство одиночества крепнет как никогда.              Она вдыхала запах вестибюля и пыталась убедить себя быть «здесь», как говорила мисс Оуэнс. Вокруг пахло кофейной гущей, кожаными туфлями и чистым полом.              «Началось», — подумала она, наблюдая, как несколько опоздавших людей забегали в зал суда. Джойс и Дэвид, наверное, уже были там, готовились защищаться против семьи Прескоттов без намека на страх или слабость. Она боялась момента, когда она окажется на месте для свидетелей и начнет защищать Нейтана перед всеми, оправдывать то, что он сделал, чтобы открыть всем глаза на другую, более страшную картину… Она чувствовала себя грязной и напуганной, когда пыталась представить это.              Но она делала это ради Хлои. Ради Кейт. Ради всех девушек из папок. Ради всех, кто как-то пострадал от Шона Прескотта, Марка Джефферсона и их группировки. Макс попыталась поставить эту мысль во главе всего, что творилось у неё в голове, чтобы она возвышалась над всем, как буек над морем.              Макс облокотилась об ближайшую холодную стену. Что там мисс Оуэнс говорила про дыхание? Вдыхать пять секунд или задерживать дыхание на пять секунд? Её кожа стала горячей и липкой, а сердце билось слишком быстро.              Что-то зашумело у неё в ушах, и она сначала свалила это на свою кипящую кровь. Но шум стал громче, затем чьи-то пальцы аккуратно схватили её за запястье…              — Макс? — Кейт с беспокойством осматривала её, хватка на её запястье стала крепче. — Ты в порядке? Ты вся бледная.       Макс резко выпрямилась… слишком резко. Перед глазами всё поплыло, она больно задела плечом стену. Макс чуть не потеряла равновесие, но, к счастью, Кейт была рядом. Она схватила её за талию, помогая удержаться.              — Прости, — сказала на выдохе Макс. — К-кажется, я переволновалась.              — Вот, садись, — спокойно сказала Кейт.              Она придерживала Макс, пока они не опустились на пол. Макс снова облокотилась об стену. Предметы вокруг неё приобретали четкие очертания, и она сделала пару быстрых глубоких вдохов. Кейт убрала с её глаз волосы.              — Может, кого-нибудь позвать?              — Нет, — Макс замотала головой. — Мне… мне уже лучше. Спасибо. Просто… это место. Это действительно началось.              — Я понимаю. Я почти не спала сегодня.              — Ты боишься? — тихо спросила Макс.              — Давать показания? — с трудом улыбнулась Кейт. — Ох, нет, я всего лишь в ужасе.              Макс переплела их пальцы, сжимая.              — Всё будет хорошо. Помни, Кармин на нашей стороне.              — Меня вовсе не это беспокоит, — пробормотала Кейт. — Он… Мистер Прескотт будет там, будет смотреть на меня…              — Если тебе тяжело…              — Нет, — твердо сказала Кейт. — Я пойду. Это же не дебаты какие-нибудь. Но мне всё ещё не по себе.              — Ещё бы.              — И, знаешь… — Кейт замолчала, на её лице появилась неуверенность. — Я всё ещё чувствую злость на Нейтана. И обиду. Я помню, как ты говорила, что он сейчас другой, что он был болен. Но он должен выслушать, как он изменил меня. Я не могу просто привыкнуть к нему такому, какой он сейчас, забыв того, каким он был.              Макс с трудом встретилась с ней взглядом.              — Я и не хотела, чтобы ты всё ему простила, — она снова сжала её руку. — Расскажи им всё.              Кейт улыбнулась, её взгляд стал мягче. Она взглянула на дверь зала суда через плечо Макс.              — Как бы мне хотелось сидеть там.              — Мне тоже.              — Нам можно будет остаться? После дачи показаний?              — Думаю, да. Если сами захотим.              — Я хочу, — уверенно сказала Кейт. Она сделала дрожащий выдох. — Останешься со мной?              — Как всегда, Кейт.              Они так там и сидели, пока остальные подходили. Уоррена нельзя было узнать в официальном костюме, который был на размер или два больше, он выглядел совсем взрослым. Макс с удивлением обнаружила силу в его улыбке. По своему опыту она знала, что Уоррен будет улыбаться даже во время конца света, и это успокаивало. Ситуация в целом казалась больше не такой пугающей как раньше. Тревор и Джастин не могли перестать дергать свои галстуки и все смотрели, как и Макс, на двери зала суда. Она знала, что они хотели поговорить с Джойс, сказать ей, что они знали её дочь, что она была невероятной, чудесной, просто лучшей. Она есть и такой останется. Нельзя говорить о Хлое в прошедшем времени, Макс это выучила. В ней было слишком много сил для этого.              Дана и Джульет тоже пришли; они крепко обняли Кейт и Макс со слезами на глазах. Каждый раз, когда Макс смотрела на них, она вспоминала свой день переезда в общежитие в прошлом году, когда она и не думала, что пройдет с этими девчонками через ад и выживет. Между ними протекли минуты поддержки с улыбками, которые говорили больше, чем слова. И Макс была им благодарна. Виктория еле заметно ей кивнула, плотно сжав губы и не говоря ни слова. Ей и не надо было ничего говорить, все и так были ей рады. Затем пришли Захари, который купил им две больших чашки чая, Брук, Алисса, Стэлла, чьи обычно яркие весёлые лица были омрачены дождем и тусклостью.              Когда все скрылись в зале суда, Макс снова накрыло то чувство. Чувство невесомости, и предчувствие, что что-то вот-вот произойдет.              Они с Кейт пересели с пола на скамейку, держа в руках чашки с чаем, и одновременно вздрагивали каждый раз, когда двери открывались.              Вдруг ни с того, ни с сего, Макс почувствовала себя странно. Её спина покрылась холодными мурашками, и сначала она подумала, что дело в сквозняке, пока Кейт сильно не ткнула её локтем в ребра, и она не повернулась в сторону звука тяжелых уверенных шагов по коридору.              Шон Прескотт надменно шёл с видом человека, которому на всё было наплевать, в безупречном классическом костюме. Его ухмылка грозилась перейти в насмешку. Это… выводило из себя. Макс думала, что, увидев его, она будет испытывать нервозность, страх, который будет сковывать её по рукам и ногам, пробираясь сквозь кожу. Но вместо этого в ней загорелась ярость, нарастающая злоба, от которой заболели пальцы, а на лице появилась гримаса омерзения.              Она слышала, как Кейт сделала глубокий вдох и задержала дыхание, когда он подошёл ближе. Посвистывая.              Он не узнал их. Он даже не взглянул на них, приняв их, наверное, за мебель. Он зашёл в зал суда, пока Макс мрачно провожала его взглядом, желая, чтобы он почувствовал каждую молекулу её ненависти, которая летела ему в затылок.              Вокруг него была всё та же аура, что окружала его последние несколько лет. Аура человека, который знает то, что никто другой не знает. И Шон щеголял ей без зазрения совести.              Но Макс знала. И это был вопрос времени, когда узнают все остальные.              За ним появилась Скарлетт, чьи каблуки звонко цокали по полу, как пули. Она была величественной и холодной как статуя изо льда. За руку она вела маленького мальчика, в котором ничего не было холодного. Макс взглянула на Гарри одновременно с ужасом и непониманием. Они взяли с собой Гарри? Он не смел и дернуться лишний раз, чувствуя крепкую хватку матери. На нем был почти такой же костюм как у Шона. Волосы были зачесаны на одну сторону.              Он заметил её. Конечно, заметил. Макс видела, как его губы вытянулись в удивленную, но искреннюю улыбку, и он будто хотел ей что-то сказать до того, как Скарлетт завела его в зал суда. Двери с грохотом закрылись, но Макс могла слышать, как за ними начали перешептываться, поднимая гул из-за неожиданного прибытия этой семьи. Было жестоко приводить сюда Гарри. Это убьет Нейтана. Они специально это сделали.              Кейт снова задела её локтем, только в этот раз не так сильно.              — Там тебе девушка машет.              Макс подняла голову. Её глаза широко раскрылись.              — Не может быть, — выдохнула она. — Кейт, я приду через секунду.              Она вскочила на ноги, изумленно разинув рот, и побежала в другой конец холла.              Кристин весело улыбалась, но Макс теперь достаточно хорошо её знала, чтобы заметить беспокойство, которое та скрывала на кончиках губ.              На ней было великолепное синее платье с элегантным воротником. Её волосы цвета меда были заплетены в косу. Слова сами быстро слетели с губ Макс.              — Что ты…              — Что я здесь делаю? — Кристин подняла бровь. — Похоже, я оказалась не такой предсказуемой, как ты думала.              — Но… Бразилия… Я думала, что ты…              — Ну самолет действительно взлетел, просто меня не было на борту.              Макс сжала губы.              — Кристин, прости.              — Прости? За что ты просишь прощения?              — За то, что так наехала на тебя на той неделе. Я просто так… рассердилась. Не знаю. Я не должна была так срываться.              — Но ты была права, — сухо сказала Кристин. — Всё, что ты про меня сказала, было правдой, — она вздохнула, и вдруг маска беззаботной уверенности слетела вниз. Она выглядела маленькой и пристыженной. — Я трусиха. Я эгоистка.              — Вовсе нет. Это я была в бешенстве.              — В бешенстве или нет, ты была права. Я только и делала, что бежала. От своей семьи, от этого города, от… всего, что казалось мне слишком сложным или проблемным. Я никогда не хотела останавливаться, потому что… потому что я не знала, что мне, блин, делать, когда эта хрень меня достигнет.              — Но сейчас ты здесь. Ты осталась.              — Это потому, что ты привела меня в чувство, — сказала Кристин непривычно серьезным тоном. — Ты заставила меня задуматься о смысле этих бегств, — она печально улыбнулась. — Я более уставшая, чем мне казалось. Я ужасно измотана, Макс.              — И каково это: остановиться?              — Жуть как страшно. Часть меня жалеет, что я не улетела.              — Но ты здесь. Ты не представляешь, как это замечательно.              Кристин тепло улыбнулась и притянула Макс к себе, крепко обняв.              — Спасибо тебе, Макс.              — Это будет много значить для Нейтана. То, что ты здесь.              — Это шаг… к чему-то, — она опустила глаза. — Я хочу дать ему знать, что мне не похер. Он думает, что я его бросила. Но после смерти Дина… — она резко подняла глаза, в которых стояли слезы, вызванные старыми воспоминаниями. — Я всё ещё не могу с ней смириться. Я не знаю как, понимаешь? Мне было проще оттолкнуть Нейтана, чем смотреть, как он падает в ту же самую яму.              — Ты снова собираешься уехать, когда всё станет хуже?              — Нет, — сказала Кристин, и Макс поверила ей в туже секунду. — Я не собираюсь терять ещё одного брата. Я хочу, чтобы он знал, что я… чёрт, что я…              Макс улыбнулась ей.              — Тебе пора в зал.              — Да, — Кристин громко выдохнула. — Боже, Увидимся… там. Удачи.              — Спасибо.              Макс села рядом с Кейт, отбивая ногой веселый ритм по полу.              — Это была?..              — Его сестра. Старшая.              — Оу, — Кейт заморгала. — Она выглядит… милой.              — Так и есть.              Всё больше свидетелей начали подтягиваться. Макс беспокойно смотрела по сторонам и думала, как вообще можно выслушать столько людей за сегодня, и сколько ещё свидетелей придёт завтра, послезавтра. Большинство людей было ей не знакомо, но некоторых она прекрасно знала. Здесь был офицер Бэрри, хмурый, он сжимал в руке чашку кофе. Ещё стоял ректор Уэллс в своём лучшем костюме. Он кивал и улыбался Макс и Кейт, и казалось, что он хочет к ним подойти. Макс была рада, что этого не произошло.              Когда к ним подошла Нелл, то Макс потребовалось время, чтобы узнать её. Вместо вечной мятой формы, на ней была голубая блузка, черная юбка и колготки. Волосы были непривычно чистыми, впервые распущенными, спадающими мягкими волнами.              — Я делала это сотню раз, для сотни пациентов, — сказала Нелл вместо приветствия, встав рядом с ними. Она покачала головой, в глазах плескалось беспокойство. — Но сегодня? Не знаю, почему, но всё какое-то другое. Сложное.              — Это… непростое дело, — неловко произнесла Макс. Она была рада увидеть её и улыбнулась. — Ты так хорошо выглядишь, Нелл.              — Что? В этом старье? — Нелл поправила низ юбки. — Нашла в пакете на дне шкафа, — её взгляд переместился на Кейт, и Макс поняла, что та её узнала. — Кейт Марш, верно?              Кейт испуганно подняла глаза, не ожидая, что кто-то с ней заговорит.              — Эм, да. Привет.              — Приятно познакомиться, — Нелл похлопала её по плечу. — Никто там тебя не съест. Поверь, я это делала кучу раз.              Кейт улыбнулась ей с благодарностью.              — Спасибо.              Нелл кивнула Макс, показывая большим пальцем в сторону входных дверей.              — Вы видели, что там происходит? Прям как в фильме.              — А, ты говоришь про репортеров? — Макс скривила лицо. — Да, они весьма настырные.              — О нет, я говорю про воронов.              Макс резко выдохнула.              — Вороны?              Нелл кивнула.              — Там их все фотографируют. Безумие просто. Их там, наверное, сотни. Просто сидят на крыше здания суда.              Вдруг вдалеке из ближайшей комнаты раздался громкий звук, отчего Макс подпрыгнула, а её сердце ухнуло вниз. Они с Кейт переглянулись.              — Это был молоток судьи, — прошептала Кейт.              Суд. Он начался.              Макс скрестила вместе пальцы и стала ждать.       ***              Пытаться понять, что происходило в зале суда, было практически невозможно. Макс будто прижала ухо к пчелиному улью. Она слышала гул, тихое бормотание, стук молотка, скрип обуви, кашель, чихание. Через двадцать минут Макс могла отличить уверенный и властный голос Кармин от голоса Фитца, который скорей что-то неуверенно бормотал.              Ей было жарко, щеки горели. Чувство разочарования, что она была далеко, что она была неподготовлена, билось изнутри об её грудную клетку.              Время шло невыносимо медленно, но начинало ускоряться, как только она представляла себя на месте свидетеля. Прошло ещё несколько мучительных минут, и Макс не могла больше сидеть и начала ходить кругами, постоянно сдерживаясь, чтобы не начать громко кричать. Что они там делают так долго?              Телефон резко завибрировал. На экране мигала иконка сообщения.              Кейт передала ей телефон, и Макс громко выдохнула. Её молчаливые молитвы были услышаны. Ей написал Уоррен.              Сильва ЖЕСТКАЯ. Мне кажется, что Фитц сейчас разрыдается.              Макс плюхнулась обратно на лавочку и быстро начала набирать сообщение.              Что происходит? Кармин уже говорила присяжным о Шоне или о группировке? Почему они не вызывают свидетелей? Как Нейтан?              Уоррен ответил не сразу. Макс постукивала пальцами в ожидании, не отрывая взгляда от пола.              Телефон снова завибрировал.              Кармин всё ещё произносит свою вступительную речь — ничего про группировку пока. Думаю, Фитц вызовет тебя, как только Кармин закончит. Нейтан выглядит хреново, думаю, он всё пытается найти тебя в толпе.              Макс сжалась. Она будет первой. Вдохи стали вдруг слишком большими для её тела, увеличивающегося как воздушный шар. В горле всё сжалось.              Когда через секунду или минуту (Макс точно не знала) двери в зал открылись, её сердце ухнуло вниз. Всё произошло слишком быстро.              Её вызвали. В зале стояла тишина. Они ждали её.              Кейт со слезами на глазах крепко сжала её руку. Макс резко встала, отчего у неё закружилась голова, как когда Хлоя слишком сильно раскручивала её на карусели. Она держалась рукой за стену, чтобы не упасть, но ноги уже сами несли её. Она шла.              В её голове звучал голос, заставлявший её не останавливаться. Я никогда не покину тебя.              Она перешагнула через порог. Её дыхание стало тише, перед глазами всё начало плыть. Сначала она увидела только бесконечные ряды скамеек и судейский состав, который возвышался как гора, на которую ей надо было взобраться, вершина, которую ей надо было достичь. И ладно… Зато мы можем. Навсегда.              Воздух показался здесь разреженным. Она глубоко его вдохнула, пробуя. Так и есть, он был разрежен. Она действительно забиралась на гору.              Через большие окна, высоко висящие, проходил солнечный свет. Он был ярким, желтым, сюрреалистичным. Макс видела, как в нем танцевали друг за другом пылинки и мягко падали на пол. Пол. Он, недавно вымытый, блестел на солнце. Ты заставила меня улыбаться и смеяться, чего я уже сто лет не делала.              Звук её шагов громко отзывался эхом. Люди, сидящие в зале, начали перешептываться. Она чувствовала, как каждый взгляд будто обжигал её. Она слышала, как они мысленно произносили её имя.              Зал суда ничем не отличался от тех, что показывали по телевизору. Он был безупречным, чистым, ничего не выбивалось. Ей было легко обмануть себя, что это всего лишь кино, что эти люди всего лишь актеры, которые действуют согласно прописанным ролям. Это не жизнь. Это притворство. Всё будет хорошо. Все эти моменты, проведённые с тобой, реальны, и они навсегда останутся нашими.              Но телевизор не может передать запах, который извивался вокруг неё кольцами, как дым. Сильно пахло средством для мытья пола, свежей одеждой и особенно кофе. Телевизор не может передать чувства. Макс будто шагнула в потусторонний мир, где стены пытались окружить её. Она будто шагнула в невероятно красивую обувную коробку. Всё вокруг было ярким, глупым, пугающим. Знаю, Макс. Но мы должны. Должны всех спасти, понимаешь?              Она повернула голову, и её сердце дрогнуло, когда она увидела своих друзей. Уоррен сжал в руках телефон, его глаза были большими и круглыми. Он чуть склонился вперед, готовый в любую секунду подбежать к ней и помочь ей взобраться на эту гору. Виктория не отводила взгляда, в нем было столько храбрости, что он выбил из Макс весь дух. Решимость просочилась ей в голову, в живот, оставляя на задворках вину, стыд и беспокойство. И ты заставишь тех ублюдков заплатить за то, что они сделали с Рэйчел.              Джойс и Дэвид повернулись со своих мест. Глаза Джойс были красными и опухшими. Кулаки Дэвида, сжатые добела, лежали у него на коленях. Но он улыбался ей мягко, храбро, и Макс попыталась улыбнуться ему в ответ, но через несколько минут ей предстоит подставить его, и ей не хотелось причинять ему боли больше, чем выйдет. Ты моя героиня, Макс.              Судьей оказалась высокая женщина с острыми чертами лица. Она что-то записывала, не поднимая глаз на Макс. Фитц стоял у своего стола в ожидании, чтобы опросить её, и нервно поправлял галстук. Присяжные были обычными людьми, но на своих местах, под этим светом, в этой душной комнате, они казались самыми пугающими людьми на планете.              Когда Макс проходила между двумя столами, она повернула голову вправо. Кармин сидела, закинув ногу на ногу, и нетерпеливо барабанила темно-красными ногтями по столу. Её волосы были собраны в хвост. Она смотрела на Макс с ничего не выражающим лицом, но Макс знала, что решимость переполняла её, пусть и Шон Прескотт этого и не видел. Она её не подведет.              Рядом с ней сидел Нейтан.              Макс будто ударили в живот. Боль превратилась в узел. Это ощущение давило на неё со всех сторон, не давая выдохнуть.              Он не смотрел на неё. Специально не смотрел на неё. Его дрожащие пальцы лежали переплетёнными на колене. Ногти были искусаны. Его волосы были аккуратно зачёсаны, но, как обычно, одна непослушная прядь всё же выбилась. По щекам пепельного цвета пошли пятна, челюсти были плотно сжаты. На нем был темно-синий костюм, белая рубашка и туго стянутый синий галстук. Макс очень хотела, чтобы он посмотрел на неё, потому что всего один его взгляд придал бы ей сил. Это был бы как уверенный толчок ей в спину, заставляющий её идти вперед.              Нейтан сглотнул и посмотрел куда-то в сторону.              У свидетельской трибуны, которая переходила в место судьи, стоял мужчина. Макс вспомнила, что его называют судебным секретарем. В руках он держал библию, и когда она подошла ближе, он кивнул ей.              Хорошо поставленным голосом, громкость которого нарастала, он сказал:              — Пожалуйста, поднимите правую руку. Вы клянетесь, что сейчас перед судом вы будете говорить правду, только правду и ничего кроме правды?              Её голос дрожал, но у неё получилось четко произнести:              — Клянусь.              — Представьтесь перед судом.              — Макс… Максин Колфилд.              — Присаживайтесь.              Она села. Все присутствующие смотрели на неё. Проход, по которому она добралась до трибуны, отсюда не казался таким длинным. Она посмотрела на своих родителей и почти почувствовала, с какой силой отец сжал руку мамы.              Её сердце бешено забилось. К ней подошёл Фитц, продолжая поправлять свой галстук. Макс взглянула на присяжных, которые все с интересом повернулись в её сторону. Сколько из них читали про неё в газете? Сколько из них уже были на её стороне?              Её взгляд снова, как магнит, вернулся к Нейтану. Он поднял голову и впервые посмотрел на неё.              Он крепко сжал губы. Кивнул, едва заметно, так, будто только она должна была это заметить. Он выглядел спокойным, смирившимся с тем, что, как он думал, она собиралась с ним сделать — отправить его на растерзание.              Макс беспомощно смотрела на него, но момент был упущен. Нейтан отвернулся и опустил глаза в пол.              Я всегда буду любить тебя.              Фитц, оказавшись около трибуны, громко прочистил горло. Взгляд Макс переместился на Шона Прескотта, чьи руки были сложены на груди, глаза смотрели в её сторону. Чувство, которое возникло в коридоре, вернулось к ней электрической бурей.              — М-мисс Колфилд, — заговорил Фитц. — Вы учитесь в Академии Блэквелл, верно?              Она нервно кивнула.              — Да.              — Вы были в Академии Блэквелл седьмого октября прошлого года?              — Я… да, — Макс выдохнула и вздрогнула, когда микрофон уловил её беспокойное дыхание.              — Расскажите суду, что вы делали утром седьмого октября.              — Я была на занятии, — она чуть не произнесла имя Джефферсона, но вовремя себя остановила. — Потом пошла в женский туалет, который в главном коридоре, чтобы умыться. М-мне было нехорошо в тот день, — она пыталась заставить Нейтана взглянуть на неё, но тот не отрывал взгляда от стола. — Тогда зашёл Нейтан.              Она не могла не услышать тихое перешептывание и бормотание с задних рядов. Нейтан огородился от них, спрятавшись за потертой броней.              — Он вас заметил, сказал вам что-нибудь, мисс Колфилд?              — Нет. Он… Он не увидел меня. В туалет влетела бабочка и села за кабинками. Я была там, когда он зашёл, и пыталась сфотографировать бабочку.              Теперь уже послышалось хихиканье, и судья грозно посмотрела в сторону рядов, заставляя их замолчать в ту же секунду.              — Что произошло дальше, мисс Колфилд?              — Хлоя… Пришла Хлоя Прайс, практически сразу же. Она, — Макс быстро взглянула на Джойс и Дэвида. — Она тоже не знала, что я была в туалете.              — Зачем мисс Прайс и мистер Прескотт встретились в туалете?              — Хлое… нужны были от него деньги.              Первый удар. Брови Джойс вдруг непонимающе опустились вниз, и Макс пришлось отвести взгляд до того, как сделает ей окончательно больно. Фитц быстро заморгал, его взгляд в сторону Макс говорил, что такого ответа он от неё не ожидал.              — П-понятно. Что было дальше?              — Они начали ругаться…              — Мистер Прескотт был в ярости?              Рука Кармин взмыла вверх, не давая Макс ответить.              — Наводящий вопрос, — заявила она скучающим голосом.              Судья кивнула, соглашаясь.              — Удовлетворено. Перефразируйте вопрос, мистер Фитцжеральд.              Фитц покраснел.              — Как бы вы описали поведение мистера Прескотта в тот момент, мисс Колфилд?              — Н-ну, когда он только зашёл в туалет, он казался… — голова Нейтана поднялась, пусть и почти незаметно. — Взволнованным. Он говорил сам с собой, и-и ходил кругами. Когда они начали спорить, его состояние стало хуже. Но Хлоя… она…              Фитц быстро перебил её.              — Что произошло, когда конфликт усугубился?              Вопрос показался Макс невероятно глупым. «Осмотрись, — Макс хотелось его ударить. — Ты прекрасно знаешь, что произошло».              — Мисс Колфилд?              Она всё ещё молчала. Её трясло от того, сколько пар глаз со всех сторон смотрели на неё. Анализируя, исследуя. Она чувствовала себя микробом под микроскопом.              Нейтан поднял голову и посмотрел на неё. Он действительно смотрел на неё. Впервые его нельзя было прочитать.              — Он застрелил её. Нейтан застрелил Хлою.              Слова истощили её, но вот она, правда, лежит прямо на полу в зале суда. Суд встретил признание мертвой тишиной, но Макс видела, как присяжные переглядывались друг с другом, а остальные качали головой, толкали друг друга локтями и презрительно смотрели в сторону Нейтана. Он же сидел без эмоций, его взгляд переместился с её лица обратно на пол, как капля воды.              Макс посмотрела на Шона, который, судя по его виду, ничего другого от неё не ожидал. Он ухмылялся. Наглая, довольная усмешка, предназначенная только для неё, которая говорила: «Думаю, ты собой чертовски довольна».              Фитц казался довольным её ответом.              — Больше нет вопросов, Ваша Честь.              Кармин поправила юбку, пока вставала, элегантно вышла изо стола. Она спрятала руки за спину, расправила плечи, не отводя тяжелого взгляда с Макс, которая бы отпрянула, не знай она Кармин.              — Мисс Колфилд, — холодно сказала она, — расскажите, что произошло сразу после выстрела.              — Хлоя упала, — ответила Макс, чувствуя уколы вины, когда Джойс вздрогнула. — Нейтан бросил пистолет…              — Расскажите поконкретней про Нейтана. Каким было его эмоциональное состояние?              Макс сглотнула, горло сжалось.              — Он был… он был напуган.              — Не особо похоже на хладнокровного убийцу, как усердно описывает моего клиента мистер Фитцжеральд, — спокойно сказала Кармин, поворачиваясь лицом к присяжным. Они выглядели пораженными словами Макс. Она снова посмотрела на Макс. — Продолжайте, мисс Колфилд.              — Он казался… глубоко шокированным. Он упал на колени и начал плакать. С-скорей даже рыдать. Он начал бить кулаками по полу, пока из них кровь не пошла. Но он этого даже не заметил. Мне показалось, что он был… он был опустошен. Он кричал и учащенно дышал. В этот момент зашёл школьный охранник…              Кармин слушала, медленно делая круг.              — Мисс Колфилд, вы сказали, что ни Нейтан, ни Хлоя не могли вас увидеть. Вы сказали, что вы спрятались за кабинками. Позвольте тогда спросить, вы действительно видели, как Нейтан её застрелил?              Макс нахмурилась. К чему клонила Кармин? Она молчала, ерзая на стуле, но взгляд Кармин был уверенным и непоколебимым. Во всяком случае, она выглядела так, будто знала, что делала.              Фитц напрягся на своём месте, всеми силами пытаясь привлечь внимание Макс. На лицах Джойс и Дэвида застыло одинаковое выражение лица: брови опущены, рот чуть приоткрыт. Они думали, что Кармин пытается запутать Макс. Они даже не догадывались, что Макс сама шла навстречу Кармин.              — Да, я видела. Я выглянула из-за угла кабинки, когда её застрелили.              Кармин спокойно повернулась к присяжным.              — Смертельное пулевое ранение находится в крайне необычном месте, чуть выше живота. Никто не отрицает выстрел, но он был сделан под странным углом, будто боком. Мисс Колфилд, — она повернулась на каблуках. — Опишите, раз уж вы видели сам выстрел, как Нейтан держал пистолет.              Макс открыла рот, но никаких слов из него не последовало. Она начала понимать, к чему её вела Кармин. Все кусочки собрались вместе перед ней. Вот он. Вот тот момент, к которому готовила её Кармин.              Не дождавшись от Макс ответа, Кармин хлопнула руками за спиной.              — Он направил пистолет прямо на Хлою?              — Нет, — ответила Макс.              Она будто спрыгнула с обрыва.              Глаза Фитца так резко и широко раскрылись, что, казалось, они сейчас вылетят из орбит и закатятся под стол. Когда его лицо раскраснелось, Макс перевела взгляд на Джойс. Она опустила глаза, сжав губы в тонкую прямую линию.              — Подробнее, мисс Колфилд.              — Пистолет был направлен куда-то в бок, — сказала Макс, и хоть они были правдой, слова обжигали ей язык. — Он держал его в правой руке, но никуда конкретно его не направлял. Он просто… держал его таким образом.              — В таком случае, выстрел не был умышленным, — задумчиво произнесла Кармин, поглядывая на присяжных.              За ней Фитц быстро листал все свои бумаги и папки. Шелест бумаги был слышен даже Макс, и она нервно сглотнула. Её кожу начало покалывать, и это чувство было далеко не приятным.              — Д-да. Наверное.              — На ваш взгляд, мисс Колфилд, что произошло?              Нейтан поднял голову, моргая быстрее, чем обычно.              Стенки горла будто склеились, но как-то Макс смогла заставить себя произнести на весь зал четко и ясно:              — Это был несчастный случай. Ужасный несчастный случай.              Фитц вскочил на ноги, пот бусинами выступал у него на лбу.              — Ваша Честь, — прохрипел он. — Мисс Сильва не представила никаких доказательств, что это гнусное преступление было несчастным случаем, кроме слов о том, что выстрел был совершен под наклоном. А её вопросы свидетелю не относятся к делу.              Судья кивнула. Она выглядела ошарашенной не менее всех остальных.              — Мисс Сильва, у вас имеются ещё доказательства, подтверждающие это заявление?              Макс снова ощутила вес сотни глаз, оставляющие следы на её горящей коже.              Шон Прескотт ухмылялся. Руки Макс превратились в кулаки. Он думает, что она сломлена, что она не устояла перед перекрестным допросом Кармин. Но это временно. Это всего лишь трамплин, с которого Кармин утащит его в ад. Она должна заставить его думать, будто она на его стороне, чтобы затащить его на место для дачи показаний, когда он будет чувствовать себя довольным тем, что оказался победителем в очередном деле.              Макс не упустила ни кивка Кармин, ни рук Джойс, в шоке возведенных ко рту. Её глаза блестели от слез. Макс обхватила живот рукой, чувствуя нарастающую боль.              Она в очередной раз напомнила себе мысленно, и голос в её голове практически кричал ей, что всё будет хорошо. Хлоя хотела, чтобы она уничтожила Шона Прескотта, Марка Джефферсона и всю группировку, и таков первый шаг к этой цели.              Макс не хотела, чтобы всё вышло так мучительно больно.              От мыслей её отвлекли люди в зале, которые начали вертеться по сторонам, шептаться и смотреть в изумлении друг на друга и на Фитца, сильно облокотившегося вперед на стол, нервно грызущего ногти.              Голос Кармин был спокойным, она не была удивлена претензии Фитца. Она кивнула судье и повернулась к присяжным.              — Знает ли кто-нибудь из присяжных о побочных эффектах диазепама? В особенности, если прием этого лекарства был долгим и неконтролируемым?              Присяжные лишь смотрели друг на друга, большинство качали головой.              — Психическое состояние моего клиента во время инцидента мы обсудим более подробно позже, однако сейчас важно учитывать тот факт, что Нейтан находился под воздействием диазепама, а также многих других препаратов во время обучения в Академии Блэквелл. Позже я оспорю необходимость приема большинства из этих лекарств, всё это ещё и проходило без контроля окружающих.              Она сделала небольшую паузу, давая всем успокоиться, и Макс заметила тень недовольства на лице Шона Прескотта.              — Ну, а пока, — продолжила Кармин, — я расскажу вам о диазепаме. Частый прием и, в случае моего клиента, нездоровая зависимость привели к множеству существенных последствий. Среди деструктивных побочных эффектов были мышечная дистрофия и нарушение координации движения. Более того, он страдал от приступов тремора, — она кивнула присяжным. — Особенно правой руки, той руки, в которой, как только что нам сообщила мисс Колфилд, он держал пистолет.              Джойс сильно замотала головой. Руки Дэвида, сжимающие край сидения, побелели.              — Мой клиент страдал как от сильного тремора, так и спазмов в мышцах, отчего его рука согнулась, а пальцы вокруг спускового крючка резко напряглись. Это объясняет такой необычный угол попадания пули. Именно поэтому мой клиент держал пистолет боком, направляя его вверх, когда он выстрелил. Так же это подтверждает состояние моего клиента. Как сказала мисс Колфилд, он находился в шоке, был опустошен и напуган случившимся, от чего у него произошёл мощный нервный срыв. Нам всем прекрасно известно, что моего клиента пришлось направить в психиатрическую клинику имени Святой Димфны. Перенес бы Нейтан Прескотт подобный хронический нервный срыв, спусти он курок намеренно?              Фитц остервенело вытирал лоб платком, держась за стол так, будто пытался таким образом не выпрыгнуть из-за него.              — Смерть Хлои Прайс — это трагический несчастный случай, — подытожила Кармин, — а не хладнокровное убийство, совершенное безумным неуравновешенным социопатом, как пытается это выставить мистер Фитцджеральд.              Судья сделала жест рукой, привлекая внимание Кармин.              — Заканчивайте, мисс Сильва.              Кармин снова повернулась к Макс и кивнула.              — Больше нет вопросов, Ваша Честь.              Вот и всё. Всё кончено.              Нейтан тяжело дышал, когда Кармин села обратно рядом с ним. Она что-то прошептала ему в ухо, и он нервно кивнул, поднимая глаза на Макс. Он смотрел на неё, пустой и мертвецки бледный.              Джойс тоже смотрела на неё, но не так. Она смотрела на неё так, словно Макс была чем-то родным, всю свою жизнь, и вдруг она стала кем-то другим. Джойс смотрела на неё, словно пыталась понять, когда это произошло.              Глаза Макс защипало. Она не могла здесь расплакаться. Она встала, ноги стали ватными, к вспотевшим подколенным ямкам прилип подол платья. Судебный пристав сказал ей сесть в зале, и она заметила свободное место рядом со своими родителями.              Она обратно пошла по проходу, переполненная адреналином. В этот раз она будто видела себя со стороны. Мама, бледная, протянула ей руку, чтобы помочь сесть. Макс знала, что она погладит её по плечу и скажет что-то вроде: «Господи, это адвокат вынудила тебя сказать всё это» или «Не переживай, Максин, ты сделала, что могла». И эти слова будут как ножом по сердцу. И Макс не хотела их слышать.              Она прошла мимо протянутой мамой руки, ускоряя шаг. Она чувствовала, как испуганно смотрели ей в след родители, но она не останавливалась, приближаясь к двери. Её сердце бешено колотилось, к горлу подступила тошнота.              — Мисс Сильва, следующий свидетель? — услышала Макс голос судьи, который был заглушен звоном в её ушах.              — Доктор Томас Джакоби, — сказала Кармин. — Первый и… закрепленный психиатр Нейтана Прескотта.              Мужчина в очках с чистыми, зализанными назад волосами, дал ей пройти. От него так резко пахло одеколоном, что у неё всё скрутило в животе. К тому времени, когда Макс дошла до двери, она была уверена что её вот-вот стошнит.              Стоило ей оказаться за пределами зала, как она перешла на бег, чувствуя желчь в горле. Её звала Кейт, но Макс не могла обернуться, не могла заговорить.              Она не знала, где здесь уборная, так что она выбежала на улицу и быстро направилась в сторону кустов. К счастью, журналистов нигде не было, и она со спокойной душой выблевала всё то немногое, что она съела. Она вытерла рот тыльной стороной ладони, дрожа, несмотря на головокружительную жару, и издала жалкий стон.              — Макс! — крикнула Кейт.              — Нет, — прохрипела Макс. — Не иди сюда. Меня… фу, меня стошнило.              — И ладно, — Кейт уверенно подошла к ней и схватила её за руки. Она убрала ей волосы с глаз и дотронулась своими холодными пальцами её липкого горячего лба. — Что там произошло?              Они услышали гул шагов, одновременно обернулись и увидели, как Уоррен и Виктория выбежали из вращающейся двери.              — Ты в порядке? — спросил запыхавшийся Уоррен.              Виктория резко отпрыгнула от лужи блевотины.              — Ох, мерзость…              — Макс, — руки Кейт переместились ей на запястья и сжали их. — Что случилось?              — Я обернула всё так, будто то, что случилось с Хлоей, было не более чем глупой ошибкой! — прошептала обреченно Макс. — Я-я знала, что будет непросто, но это было ужасно. Я и правда думала, что смогу сделать это, но… — она беспомощно замолчала, качая головой. — Блять, как же это бесит!              — Всё пройдет, — напомнила ей Кейт. — Мы всегда знали, что нам нужна всего ступенька, чтобы добраться до Шона Прескотта.              — Но боль, которую я причинила, не пройдет, — возразила Макс. — Если бы ты видела, как Джойс там на меня смотрела. Она была не просто разочарована, она была… она была подавлена.              — Макс… — начал Уоррен.              — Как же меня это заебало, — прошипела Макс, яростно убирая волосы с глаз.              — Что именно? — тихо спросила Кейт.              — Меня заебало разрываться. Я вечно разрываюсь. Если я хочу кому-нибудь помочь, то мне надо кому-нибудь сделать больно.              — Макс, — пробормотал Уоррен.              — Как бы я хотела, чтобы можно было как-нибудь всё исправить, — слабо добавила Макс. — Как бы я хотела перестать вечно делать выбор.              — Кончай уже, — грубо перебила Виктория.              Макс замолчала и в изумлении посмотрела на неё, как и Кейт с Уорреном. Виктория скрестила руки на груди, но вместо злости в её глаза светились уверенностью, которую Макс не привыкла видеть в ней.              — Ты здесь не одна, — холодно сказала она. — Мы все прекрасно знаем, как это всё непросто, как чертовски несправедливо, что нам просто приходится здесь находиться. Тебе не надо об этом напоминать. Тебе надо перестать думать о том, как ты выглядишь, или какое впечатление ты производишь на толпу незнакомцев. Просто придерживайся гребаного плана.              — Виктория, я…              — Ты забыла, что ты мне говорила? — снова перебила её Виктория. — Дерьмо случается, и раз уж оно произошло, то не смей пугаться, иначе проиграешь. Ты тратишь в пустую время, воя, мол, ты кого-то там разочаровала, чтобы добиться всеобщего блага. Не обижайся, но Прайсы переживут твое свидетельское выступление. Потому что ты собираешься раскрыть самый ужасный, самый строжайший секрет в истории Аркадии, и ты сделаешь это во имя Хлои.              Макс протерла глаза. По какой-то причине ей захотелось улыбнуться. Она не думала, что когда-нибудь услышит от Виктории вдохновляющую речь, посвященную ей. Она скорей ожидала услышать очередную оскорбительную тираду.              — Отрасти себе яйца, Макс, — выдала Виктория. — У тебя получится. Да это уже у тебя получилось. Тебе осталось только перестать пытаться сделать всех вокруг счастливыми, — она подняла брови. — Ты так поседеешь скоро, что, прости меня, тебе совсем не пойдет.              Уголки губ Макс слабо поползли вверх.              — Думаю, это было самое милое, что ты мне когда-либо говорила, Виктория.              Та подавила смешок.              — Не привыкай к этому, — она подошла и легонько толкнула Макс в плечо. — Меня просто выводит из себя смотреть, как ты себя жалеешь.              — Я знаю, ты права, — Макс взглянула на Кейт, чувствуя боль в сердце. — И я совершенно позабыла о том, насколько это всё тяжело для тебя, Кейт. Прости меня, я была такой эгоисткой.              — Нет, — ответила Кейт. — Ты человек. И я уже говорила тебе, что не боюсь Шона Прескотта, — она с теплотой взглянула на Макс. — Как сказала Виктория, иногда приходится сжать зубы и… молиться, что ты сможешь помочь не только себе, но и некоторым людям.              — Надо возвращаться, — предложила Макс.              К счастью, тошнота начала отступать.              Остальные согласно кивнули и повернулись в сторону двери.              Это было последним, что видела Макс, прежде чем всё погрузилось во тьму. Будто кто-то нажал в её мозгу переключатель, оставляя её без сознания.              Земля исчезла под её ногами, и она стала падать, но плавно, не касаясь ни руками, ни ногами ничего кроме воздуха. Жгучая боль разбивала её голову на две части, и она пыталась её подавить, открыть глаза и разглядеть что-нибудь кроме пугающей кромешной темноты.              В ушах раздался оглушительно громкий рев, и она закричала, поднимая руки, чтобы закрыть ими уши до того, как её барабанные перепонки лопнули бы как воздушные шарики.              Макс открыла глаза.              И застыла. В ужасе.              Она больше не была около здания суда. Она смотрела на Аркадию Бэй с такой высоты, что у неё засосало под ложечкой. Она была не в силах пошевелиться. Небо будто кипело, оно было похоже на шипящий желтоватый суп. Море бушевало, волны бились друг об друга и бросались на зубчатые скалы.              А посреди всего этого вертелся смерч. Торнадо, такой же гигантский, как прошлый. Смертоносный.              Нет.              Нет. Невозможно.              Нет, нет, нет, нет, НЕТ!              Ужас накрыл её большой волной. Она попыталась закричать, но лишь закашлялась.              Шторм выбил из неё весь воздух с такой силой, что она испугалась, что он разорвет ей горло. Она открыла рот, чтобы закричать, и…              — Макс! Макс!              Она широко распахнула глаза, в этот раз уже по-настоящему. Она смотрела в серое небо, грохочущее только из-за дождя. Её кожа снова стала влажной из-за пота. Она чувствовала себя оголенным проводом. Кейт, Уоррен и Виктория склонились над ней и трясли её за руки и плечи. Она лежала на спине на, как потом поняла, холодном тротуаре.              — Вызови врача, — приказала Кейт Уоррену.              — Нет… нет, не надо, — прохрипела Макс. Она попыталась сесть, от чего у неё кругом пошла голова. — Я в порядке, правда.              Она ощутила мерзкий привкус во рту. Она провела пальцами по губам и увидела, что они стали влажными и красными.              — У тебя кровь пошла из носа, — обеспокоенно сказал Уоррен, помогая ей сесть. — Давай, запрокинь голову назад…              — Просто дай мне минутку, — прошептала Макс, схватившись руками за голову. — Уоррен, я видела…              Шторм вспыхнул в её памяти, оглушительный вихрь разрушения, и тут же исчез.              — Шторм, — прошипела Макс.              Уоррен нахмурился.              -…Что?              — Я видела его. Так же, как и в прошлый раз.              — Но… — его обескураженное лицо побледнело. — Макс, это невозможно. Ты сказала, что у тебя больше нет сил, как бы ты смогла…              — Что за шторм? — резко спросила Виктория. — Макс, о чём вы, чёрт побери, говорите?              — Этот, — Макс откинулась на Уоррена. — Не думаю, что этот вызвала я.              Волосы на её затылке встали дыбом, по телу побежали мурашки.              — Хопи, — произнес Уоррен, громко сглотнув.              Ещё один шторм. Осознание, сюрреалистический ужас, ударило током прямо в каждую вену. Её будто изнутри облили ледяной водой.              Он идёт на Аркадию и неизвестно когда достигнет города.              И Макс не имела ни малейшего представления, как остановить этот шторм. Чтобы он не уничтожил.              Всё.