The Sense Of Me

На душе у Макс было по-прежнему тяжело после видения, когда она проскользнула обратно в зал суда, стараясь изо всех сил не шататься и не привлекать к себе лишнего внимания. Все, что было не прямо в ее поле зрения, пугающе расплывалось. Виктория вела ее, взяв под локоть, а Уоррен поддерживал ее, положив руку ей между лопаток. Кейт осталась снаружи ждать, когда ее вызовут. Уоррен молча повел ее к местам, где сидел он и все остальные слушатели, но у Макс не было сил с ним спорить. Ее родители обернулись в ту же секунду, как открылись двери, и теперь они смотрели на нее. На лицах у обоих выражалась тревога. Макс попыталась им слабо улыбнуться, передавая молча: «Я в порядке». Фитц уже стоял, переминаясь с ноги на ногу, и опрашивал доктора Джакоби дрожащим голосом. Макс переместила свой затуманенный взгляд на голову Нейтана, скользнув по его плечам. Он склонился над столом, запустив пальцы в свои волосы. Он почти не двигался. Мне надо с ним поговорить. — Ты в порядке, милая? — прошептала Дана. — Ты какая-то зеленая. — Пойдет. Мне просто… не по себе. Дана понимающе кивнула. — Еще бы. — Мы что-нибудь пропустили? — Этот психиатр только что разнес родителей Нейтана в пух и прах! Макс подняла глаза на спокойного и собранного доктора Джакоби, который безэмоционально отвечал на вопросы Фитца. — Да ладно? — Он буквально обвинил Шона и Скарлетт в том, что они просто забили на своего ребенка. У Нейтана с детства были признаки психической нестабильности, а им, мол, было похер. Я понимаю, что это его не оправдывает, но хоть объясняет, почему он стал тем, кем стал. — Фитцу, наверное, непросто отстаивать свои интересы. — Это да. — Дана шмыгнула носом. — Боже, никогда не видела, чтобы кто-нибудь так сильно потел. Шон выглядел заметно расслабленным, несмотря на обвинительный, полный омерзения тон доктора Джакоби. Он перекинул руку на спинку своего сидения. Было что-то невероятно издевательское в том, как он наклонил голову в бок. Рядом с ним неподвижно сидела Скарлетт, смотрящая прямо перед собой. Макс очень хотела посмотреть на ее лицо и проверить, появилась ли хотя бы одна трещина на ее идеальной маске. Нейтан повернул голову и посмотрел через плечо в сторону своей семьи. Взгляд его покрасневших глаз остановился на Гарри. Макс заметила, как Гарри поднял свою маленькую руку и тихонько махнул ему, чтобы родители не увидели. Резкие черты лица Нейтана тут же смягчились, и он улыбнулся, слабо, медленно, только уголками губ, перед тем как повернуться обратно. Сидящий рядом Уоррен склонился к Макс. — Как голова? — Будто все внутри как в блендере перемешали. — Она вздрогнула. — Мне надо поговорить с Нейтаном. Я должна рассказать ему то, что я увидела. — А если он тебе не поверит? — Тогда я заставлю его поверить. Мне надоело сомневаться. У нас больше нет времени ходить вокруг да около. — Но ты же не можешь просто взять, подойти и начать разговор. — Я знаю, — она вздохнула. — Это все… Я не могу поверить в это. Я же все сделала правильно! У меня нет моих способностей, я не налажала ни в одной реальности, и все равно… все равно грядет шторм. — Не похоже, что это твоих рук дело, — тихо сказал Уоррен. — Это предки. Макс сглотнула. — Я должна остановить торнадо. Как-нибудь. В этот раз без способностей. Сидящая рядом с Уорреном Виктория обеспокоено посмотрела на них, приподняв брови. — Вы все еще не объяснили, что за дичь вы несете. Какой еще торнадо? Что за хрень? — Я все тебе расскажу, — прошептала в ответ Макс. — Все-все расскажу. Но не сейчас. Времени нет. — Благодарю вас, доктор Джакоби, — робко произнес Фитц. — У меня, эм, у меня больше нет вопросов. Доктор Джакоби вышел со свидетельского места, по пути кивнул Нейтану. Его идеальная маска хладнокровия пропала лишь на секунду, недолго раскрывая выражение жалости. Кармин тут же встала. — Мы вызываем в качестве свидетеля Элеонор Кеннеди. — Кого? — прошипел Уоррен. — Нелл, — объяснила Макс. Шепот снова прошелестел по комнате, переходя из тихого жужжания в жаркий гул. Судья постучала молотком, отчего Макс подпрыгнула. Шепот немедленно прекратился, будто его резко оборвали. Нелл была невероятно (пусть это и было для нее нехарактерно) расслабленной, пока шла по проходу. Макс подумала о том, сколько раз Нелл приходилось это делать, и от этих мыслей в ее животе стянулся узел. Она дала показания только один раз, сказала правду, и сразу же после этого ее стошнило. А вот Нелл, наоборот, выглядела так, будто она жила в этом суде, а все остальные — лишь незваные гости. Она поклялась под присягой. В ее плечах не было напряжения, когда она садилась. Нейтан поднял голову, и она улыбнулась ему одним уголком губ. — Пожалуйста, представьтесь суду, — сказала Кармин. Макс заметила, как Нелл дрогнула, пока отвечала. — Н… Элеонор Кеннеди. — В каких вы отношениях с Нейтаном Прескоттом, мисс Кеннеди? — Я работаю медицинской сестрой в психиатрической больнице имени Святой Димфны, — произнесла Нелл, и Макс снова задумалась, сколько раз она уже сидела на этом месте и произносила эту фразу. — Нейтана определили в палату, за которую я отвечала. — На ваш профессиональный взгляд, мисс Кеннеди, как бы вы описали психическое состояние моего клиента, когда он только оказался в психиатрической больнице? Нелл помолчала какое-то время, в ее глазах появилась тяжесть. — Честно? Это была катастрофа. Снова послышался шепот, который прекратился, стоило судье принять хмурый вид. — Подробней, пожалуйста. — Если говорить об обследовании головного мозга, то кора больших полушарий функционировала неполноценно. Он прибыл к нам, только что получив серьезный нервный срыв. Он был необщительным, отчужденным и инертным. — Эти симптомы — результат нервного срыва, который произошел в туалете Академии Блэквелл? Нелл растерялась. — Да, но… — Но? — Нам стало очевидно, что химические процессы его мозга были нарушены уже долгое время. Биохимически, мозг Нейтана был в состоянии изнеможения. Все было весьма несбалансированно. — В больнице нашли особенную причину, почему когнитивная функция моего клиента была нарушена? Нелл кивнула. — Многолетнее злоупотребление психотропными препаратами и зависимость от них. Присяжные обменялись взглядами. Макс безуспешно пыталась понять выражения их лиц, но их было невозможно толком разглядеть с такого расстояния. Фитц нервно листал свои записи. Кармин взяла в руки толстую папку, битком набитую различными документами. — Это больничная медицинская документация моего клиента, у каждого из присяжных уже имеется своя копия этих документов. Но тем не менее, мисс Кеннеди, пожалуйста, расскажите суду подробней о курсе лечения моего клиента в больнице Святой Димфны. — Что же, нам пришлось полностью пересмотреть его прошлое лечение, психологическое и биохимическое. Мы ослабили его зависимость от прежних лекарств, заменив их на совершенно другие препараты. Нейтан также посещал собрания группы нашей палаты, ходил на терапию двойной направленности и три раза в неделю встречался со своим прикрепленным психиатром, доктором Пэрри. — Был ли этот курс лечения эффективен для моего клиента? — Процесс шел медленно, но стабильно. Нейтан быстро адаптировался к новым лекарствам, и через какое-то время его когнитивные функции улучшились. Наши тесты показали положительное очищение химии его мозга. Он также становился все более эмоциональным, активным и общительным. — Как бы вы описали Нейтана сегодня? Нелл расплылась в улыбке. — Он больше не тот молодой человек, что попал к нам год назад. Перешептывания, толчки локтями, кивания и качания головой. — Мисс Кеннеди, — продолжала Кармин, довольная, судя по голосу, ответом, — значит ли это, по вашему мнению, что Нейтан Прескотт находился под влиянием сильнодействующих, неподходящих, химически неподходящих препаратов во время гибели Хлои Прайс? — Да. Это очевидно. — Вы считаете, что Нейтан с детства наблюдался не надлежащим образом, когда дело касалось обследования его психического состояния и предписания лекарств? — Да. — Вы также считаете, что Нейтан Прескотт был невменяем, когда стрелял в Хлою Прайс? Нелл немного помолчала. — Да. Кармин кивнула. — Больше нет вопросов, Ваша Честь. Когда Макс сделала выдох, она поняла, что все это время задерживала дыхание. В ее груди все сжалось, когда воздух резко покинул ее легкие. Она смотрела, как Фитц встал, поправляя свой галстук, и приблизился к месту для свидетелей. Язык его тела говорил, что он скорей находился на отпуске в жаркой стране, чем в зале суда. — Мисс Кеннеди, — он громко сглотнул. — Из ранее сказанного получается, что Нейтан Прескотт не осознавал или не представлял последствия своих действий из-за продолжительной психической нестабильности. Нелл не сразу ответила: — Да, все верно. — Поэтому я спрашиваю вас, — продолжил Фитц, — если Нейтан Прескотт сам знал, что он страдает от серьезного психического расстройства или заболевания, влияющего на его поведение, разве вы не согласитесь, что он должен был подходить с гораздо большей ответственностью к вопросу контроля своих действий при отсутствии надлежащей психологической помощи? Нелл нахмурилась. — Что вы хотите сказать? — Я хочу сказать, что Нейтан Прескотт знал, что он психически неуравновешен, но при этом все равно продолжил идти по пути саморазрушения. Он отказался от прописанных ему в детстве лекарств, потому что ему, конечно же, не хотелось принимать никакие лекарства. Нелл одарила его стальным взглядом. — Он не принимал лекарства, потому что никто не потрудился должным образом его проинформировать о состоянии его здоровья или о том, как лекарства могут помочь ему, — резко ответила она. — Стали бы вы принимать кучу непонятных вам лекарств от непонятных вам болезней только потому, что вас просто поставили перед фактом? И, как я только что говорила, среди них было много препаратов, в которых он совершенно не нуждался. Если бы его чаще водили к психиатру или к обычному врачу, который бы более тщательно следил за его биохимическими реакциями… Кармин встала. — Ваша честь, мистеру Фитцджеральду и суду уже были представлены доказательства, подтверждающие слова мисс Кеннеди, что Нейтану Прескотту не оказывалась психологическая помощь. Таким образом, вопрос мистера Фитцджеральда не имеет отношения к делу. — Поддерживаю. Мистер Фитцджеральд, у вас еще имеются вопросы к свидетелю? — Ауч, — пробормотал Уоррен. Фитц снова дернул свой галстук, покраснев. — Нейтану Прескотту было восемнадцать, он был совершеннолетним, когда он застрелил Хлою Прайс. Родители больше не несли за него ответственность. Ему было прекрасно известно, что он нуждался в помощи, имея различные проблемы. Разве вы не согласитесь со мной, мисс Кеннеди, что он не искал помощи до прошлого октября? Кармин снова встала, на ее лице появилось выражение недоверия. — В прошлом октябре со дня восемнадцатилетия моего клиента не прошло и двух месяцев. Точка зрения мистера Фитцжеральда нелепа. — Его дело — труба, — прошипел Уоррен, толкнув Макс локтем. — Я знаю, на что вы намекаете, — сказала Нелл. — Вы намекаете, что раз его здоровье было настолько подорвано, то должен был отчаянно искать помощи до октября. Но вы должны понимать, что такое психическое состояние являлось для него нормой. Он не обладал никакими ресурсами или возможностями, чтобы понять это, поэтому он принял это состояние как должное еще в детстве. Ему не с чем было сравнивать. В зале суда поднялся шум из шепота и бормотаний. Макс взглянула на Нейтана. Его плечи тряслись. — Больше нет вопросов, Ваша Честь, — жалобно произнес Фитц. Нелл покинула место свидетеля и села напротив судьи и присяжных. Кармин встала, одергивая блузку вниз. Дыхание Макс перехватило в горле. «Кейт, — подумала она. — Кейт должна быть следующей. Наверняка». Это означало, что скоро начнется падение Шона Прескотта с головокружительной скоростью. Макс лишь надеялась, что они готовы. Но судья подняла руку, не давая Кармин открыть рта. — Доказательства по делу, продемонстрированные сегодня присяжным, носят значительный характер, — сказала судья, — и мне кажется, обе стороны будут заинтересованы в том, чтобы вся информация была тщательно обдумана. На сегодня заседание окончено. Оно возобновится завтра в полдень. Как только ее речь была окончена, зал суда пришел в движение. Фитц с опущенными плечами засовывал свои бумаги в потертый старый портфель. Присутствующие начали вставать со своих мест, когда судья покинула зал. Люди с передних рядов загородили Нейтана. Макс встала, ощущая тошноту. Ее вдруг охватило желание как-то схватить его и рассказать ему все, что она знала, но тут ее саму куда-то потащили. — Смотри, — настоятельно прошипел Уоррен. Макс с непониманием взглянула на него. А потом она заметила их… Дэвида и Джойс, идущих по проходу. Джойс плакала, ее глаза опухли и покраснели. У Дэвида появились мешки под глазами, и его щетина с каждой секундой будто становилась все темнее. На их усталых лицах было запечатлено выражение отчаяния, отчего внутренности Макс стянулись в узел. Это выражение навсегда запечалилось в ее голове. Ее сердце рухнуло вниз. Она подбежала к Джойс, ощущая, как все ее тело переполнил прилив адреналина из-за ужасной вины. — Джойс… Ее остановили на полуслове. Джойс подняла руку. — Что такое, Макс? Это был очень долгий день. Мы с Дэвидом очень хотели бы вернуться домой. Ее лицо не отражало ни капли тепла, которое всегда успокаивало Макс. Джойс даже не смотрела на нее, а бросала взгляды за плечо Макс, на дверь, до которой она так хотела добраться. В горле Макс будто застряли осколки. Ее голос звучал тонко, пока она говорила. — Я сказала правду, — заикалась она. — Я должна была. Это все… Это все, что я могла сделать. Джойс ничего не сказала. Позади нее стоял Дэвид, крепко сжав челюсти, и мрачно смотрел под ноги. — Прошу, не сердитесь, — прошептала Макс. — Я не хотела сделать вам больно. Я должна была сказать правду. — Я не злюсь, милая, — сказала Джойс с тихой, обреченной мягкостью в голосе. — Я просто… устала. Прости, но нам надо идти. Макс сделала шаг в сторону. Дэвид быстро прошел мимо нее, протянув руку, чтобы положить ее на плечо Джойс. Они скрылись за дверью, и как бы Макс не хотела броситься за ними и объясниться, она отпустила их. Уоррен тихонько коснулся ее запястья. — Ты в порядке? — Нет, — сказала она. — Но это неважно. — Макс… — Нейтан, я должна поговорить с ним. Она повернулась, но на месте, где сидел Нейтан, уже никого не было. Кровь громко застучала у нее в ушах. Она заметила двух санитаров, которые выводили его через боковой выход. — Подождите! — закричала она, но вокруг нее было слишком много людей, слишком много шума и суеты, что похоронили ее крик. Внутри нее все дрогнуло, когда двери закрылись и Нейтан ушел, и нет, нет, нет… — Макс? — Кармин вдруг возникла из ниоткуда, когда в выходящей толпе образовался просвет. Она держала в руках свою сумку и смотрела на Макс. — Что такое? — Кармин, вы должны привести Нейтана обратно… — Прошу прощения? — Я должна поговорить с ним. — Ты серьезно? — Кармин выглядела так, будто вот-вот рассмеется, но она сдержалась, когда поняла, что Макс не шутила. — Что происходит? Почему ты должна с ним поговорить? В движениях Макс отражалась некая безнадежность. Кровь прилила к ее щекам. — Это… Это насчет суда. — Конкретней?.. Макс тяжело задышала. — Это насчет Дина. Недоумение на лице Кармин рассеялось. Она вдруг стала выглядеть подавленной, старше. — Мне самой надо с тобой об этом поговорить, — сказала она строго. Она положила сумку на ближайшее сиденье и какое-то время молчала. В зале никого больше не осталось, и тишина окружила Макс, дыхание которой теперь звучало как хриплый рев ветра. — Когда сегодня судья отложила слушание дела, — наконец заговорила Кармин. — Я почувствовала облегчение. Следующим свидетелем я собиралась вызвать Кейт Марш. Именно в этот момент я собиралась впутать в это дело Шона. — Я знаю, — непонимающе сказала Макс. — И что? — А то, что, — Кармин огляделась по сторонам, будто глава семьи Прескотт мог неожиданно появиться у нее за плечом. — Доказательства, которые у нас есть, они… не идеальны. Каким бы некомпетентным не был Фитц, он все еще может распознать слабость. Если он начнет агрессивно требовать от нас релевантности в том плане, как вовлеченность Шона в дело Проявочной связана со смертью Хлои… Мне нечем будет доказывать нашу точку зрения. Судья и присяжные, конечно, не смогут этого не заметить. Макс долго смотрела на нее. Ужас пробудился под ее кожей, проникая сквозь жгучие уколы. — О чем вы? У нас есть голосовое сообщение, у нас есть документы о строительстве бункера, учетная книжка, у нас есть отчет о вскрытии… — В голосовом сообщении нет четкого упоминания о Шоне, — возразила Кармин, — документы о строительстве доказывают только то, что он знал о бункере, а не о темных делах Проявочной, отчет о вскрытии и учетная книжка лишь доказывает, что на самом деле Дин Прескотт скончался из-за передозировки кетамина, а не болезни сердца. Она сделала шаг вперед, чтобы быть ближе к Макс. А Макс не могла поверить тому, что видела в обычно уверенном взгляде Кармин. Она увидела… сомнение. Нерешимость. Страх. — Я думала, что смогу все это связать воедино, — тихо призналась Кармин. — Я не думала… Я не думала, что это окажется так сложно. Но имеющихся доказательств недостаточно. — Нет, — вырвалось у Макс. — Это какой-то бред. — Мне жаль, Макс, — вздохнула Кармин. — Возможно у меня получится спасти Нейтана от тюрьмы, но для того, чтобы отправить туда его отца, необходимо больше изобличающих улик. — Но Хлоя, — Макс прерывисто зашептала, у нее тряслись руки и ноги. — Я обещала ей, что я… — Ты что? — Нет, — Макс вдруг переполнил гнев. Она чуть не тыкнула пальцем прямо в лицо Кармин. — Вам нельзя сдаваться. Должно быть что-то. Никто не может замести свои следы настолько хорошо… — Ты забываешь, — грустно сказала Кармин. — Я знаю Шона уже много-много лет. И да, он может. Вдруг мысли о Дине, о граффити, о шторме закружились с невероятной скоростьюв голове Макс. Они врезались друг в друга, образуя мощный взрыв хаоса. Он бы не стал предупреждать ее, если бы они ничего не могла изменить. — Пусть Дин Прескотт, — говорила дальше Кармин, — и мертв, но его образ все еще жив, Макс. Он был всеобщим любимчиком. Его кристально чистая репутация типичного американского парня не тронута в Аркадии Бэй. Попытаться убедить присяжных, что он был наркоманом-извращенцем, который снабжал наркотиками группировку Марка Джефферсона, будет не просто сложно… Это может навсегда испортить мне карьеру. Даже если бы у меня были доказательства. Макс быстро замотала головой. Ей хотелось расплакаться, слезы подступили к глазам, обжигая. Все не должно было закончиться так. Они уже далеко зашли. — Нет, — только это сорвалось с ее губ. — Мне жаль. — Нет. — Я могу попытаться обвинить Шона в невыполнении обязанностей в отношении ребенка, но он не получит то наказание, которое заслуживает. Даже, скорей всего, он совсем избежит тюремного заключения. Макс подняла голову. Кармин, похоже, стало не по себе от ее безжизненного взгляда, но Макс это не заботило. — Я хочу увидеть Нейтана. — Макс, он должен вернуться в больницу… — Дайте мне с ним увидеться. Пожалуйста. Кармин смотрела на нее. Ее лицо отражало целый спектр эмоций. Макс нахмурилась. — У вас передо мной должок. — Две минуты, — сказала Кармин. — И ни секунды больше. *** Макс сидела в тихом, пустом зале суда, опустив голову, прикрыв рукой влажные глаза. Она сначала хотела, чтобы время шло быстрей, потом чтобы оно замедлилось, а затем чтобы совсем остановилось. Когда Нейтан вернулся через боковой вход, время действительно остановилось на одну неосязаемую секунду. Он где-то оставил свой пиджак, скорей всего, в машине, которая ждала его, чтобы отвезти до больницы. Его ослабленный галстук болтался на шее. Глаза покраснели, будто он плакал или сильно тер их, а может все вместе. Он встал рядом, ошеломленный, и просто смотрел на нее. Макс встала, ее сердце начало отбивать более быстрый ритм. Она стала заламывать руки, потому что боялась, что иначе бы попыталась заключить его в объятия. Однако она сделала шаг вперед, чтобы сократить болезненное расстояние. Макс понимала, что у них было только две минуты, и что Кармин, скорей всего, стояла по ту сторону двери и не сводила глаз с часов. — Я… — заговорила Макс в то же время, когда Нейтан открыл рот. Они оба замолчали. Макс сделала еще шаг, думая, почему было так тяжело заговорить. — Кармин сказала, — пробормотал наконец Нейтан охрипшим голосом, — что ты хочешь поговорить со мной. Что это важно. Еще шаг. Еще один глубокий вдох, который застрял у нее в горле. — Ага. — Что это насчет моего брата. Макс медленно кивнула. Он выглядел невыспавшимся, когда она стала ближе. Его губы были искусанными, покрасневшими. На серой коже ярко выделялись круги под глазами. Нейтан помотал головой. — Я не понимаю. Одна минута тридцать. — Ты в опасности, — выпалила Макс. — Что? — У нас не так много времени. Ты должен меня выслушать. Она еще немного придвинулась, и вот он уже стоял совсем рядом и смотрел на нее с чуть расширенными глазами. — Нейтан, — сказала она строго, — ты помнишь что-нибудь, хоть что-нибудь еще про Дина и проявочную до его смерти? Или про то, что твой отец был частью всего этого? Нейтан открыл рот, но не сказал ни слова. — Существуют ли, эм, какие-нибудь, не знаю, файлы? Документы? Хоть что-нибудь, что напрямую связывает твоего отца и Проявочную? — Нет, — сказал Нейтан, и Макс ненавидела чувство отчаяния, охватившее ее. Это чувство было сильней той огромной радости, которая переполняла ее от того, что она стояла рядом с ним, разговаривала с ним, смотрела на его красные покусанные губы и вспоминала ощущение их на своих губах. — Мне жаль, — сказал он. — Но я уже рассказал тебе все, что знаю. Все, что я помню. Макс поникла, противное жжение в глазах вернулось, и она отчаянно откинула назад голову. Она поднесла руку к глазам, чтобы потереть их. — Мне жаль, — снова сказал Нейтан, только в этот раз тише. — Все… Все нормально. Я верю тебе. Эти три слова, похоже, задели его. Она опустила голову и увидела на его лице вину и смущение. — Но ты можешь еще об этом подумать? — добавила Макс. — И если ты что-нибудь вспомнишь, сообщи Кармин. Он кивнул и посмотрел на нее. — Прости меня, — сказала Макс, горло ее пересохло и болело, будто она проглотила острый камень. — За что? — Я сделала тебе больно. Нейтан выглядел неуклюжим, переминаясь с ноги на ногу. — Но ты была права, — сказал он спустя время. — Ты не лгала мне. Сегодня, давая показания, ты… — Сказала правду, — она кивнула. — Но все же я должна была сказать тебе раньше. Я не хотела, чтобы ты узнал об этом вот так. Но мне… мне было страшно. Он встретился с ней взглядом, вздрагивая. — Ты… злишься на меня? Она моргнула. — Нет. С чего бы? — С того, что я сорвался на тебя на прошлой неделе, — резко сказал он. — Я не дал тебе и слова сказать. Макс покачала головой. — Я понимаю, почему ты был расстроен, Нейтан. — И все же, — возразил он. — Я должен был тебя выслушать. Должен был… бля, ты ведь заслужила доверия. — Все нормально. Теперь у нас нет тайн, — она закусила губу. — И теперь у нас… у нас все хорошо, да? — Да. — Его руки дрогнули, будто он хотел протянуть их. — Да, теперь у нас все хорошо. Тридцать секунд. — Нейтан, — тихо сказала Макс. — Я хочу, чтобы ты знал, что ты мне небезразличен. С-совсем. Его молчание немного задело ее, но опять-таки, ей не стоило удивляться. Она опустила глаза на свои влажные руки, а потом обратно подняла взгляд на Нейтана, который внимательно наблюдал за ней. — Но, — добавила Макс, — если ты больше не чувствуешь ко мне то же самое, я также хочу, чтобы ты знал, что я все пойму. Молчание давило. — Я, — Нейтан отвернулся. — Я думаю, что мне просто нужно время. Макс будто ударили в живот, но опять она не должна была ожидать прощения так быстро. И все же это звучало как невысказанный отказ, и он лез ей под кожу. Вдруг она ощутила холод, расстояние между ними снова стало неизмеримым. Открылась дверь, и вошла Кармин. — Пойдем, — приказала Кармин. Макс попыталась ему улыбнуться, но вышла скорей печальная гримаса. — Увидимся. Нейтан долго смотрел на нее. Он протянул руку, и схватил ее за запястье, немного сжав. Потом он обернулся и пошел к двери. Кармин подошла к ней, сложив руки на груди. Макс пожала плечами. — Больше улик нет, — сказала она холодно. — Он ничего не помнит. Он не может помочь нам. Голос Кармин был тихим и жалостливым. — Мне жаль, Макс. Она оставила Макс одну в зале суда, стены приближались, чувство безнадеги нарастало. И вот потекли слезы. *** Уже темнело, когда они вернулись в Аркадию. Родители высадили ее около общежития, а сами отправились на прогулку по кампусу, чему Макс была несказанно рада. Прямо сейчас ей необходимо было побыть в одиночестве и не думать о сегодняшнем дне. В машине она делала вид, будто спит, чтобы избежать неизбежных расспросов от мамы. Они не говорили о том, что сказала Макс в суде. Похоже, родители намеренно избегали этой темы, вместо этого активно обсуждая что-нибудь другое, но Макс могла видеть непонимание на их лицах, когда они думали, что она не смотрит. Воздух был мыльным, будто вот-вот снова пойдет дождь. Обхватив себя руками, Макс направилась к лестнице, ведущей в общежитие. Под ее ногами хрустела мокрая трава. На верхней ступеньке сидел Самюэль и держал в руках чашку с чем-то горячим. Его взгляд был прикован к небу, которое не предвещало ничего хорошего. Не сказав ни слова, Макс остановилась и села рядом с ним. Он, похоже, не возражал. Секунды превращались в минуты, и на этот раз молчание только приветствовалось. Макс закрыла глаза и медленно вдохнула, позволяя превратить свой разум в безмятежную ровную плоскость. На мгновение, слушая тишину, шелест завихренных листьев на земле, Самюэля, постоянно делающего глотки, Макс попыталась почувствовать себя такой, какой она была раньше. Обычной. Относительно беззаботной. — Похоже, Макс, у тебя был долгий день, — спустя время произнес Самюэль своим спокойным голосом, отражающим его настроение. — Мягко говоря. — Хочешь поговорить об этом? — Не особо. — Это был тяжелый год. Макс подтянула колени к подбородку и повернула голову, отчего волосы разметались по лбу. — Не против, если я кое-что у тебя спрошу? — У Самюэля всегда есть время на беседу. — Ты веришь в участь, Самюэль? — В участь? — Он задумался над словом так, словно пробовал экзотическую еду. — Участь… субъективна. Трудно верить в то, что постоянно меняется. — Как ты думаешь, каждому сужден только определенный конец? Например, кому-то суждено все потерять, а кому-то… умереть? Он поднес кружку к губам и, сделав глоток, немного помолчал. — Судьба и участь — это две разные вещи. Макс нахмурилась. — Но означают они одно и то же. Самюэль покачал головой. — Участь неподвластна, — ответил он. — Но люди могут управлять своей судьбой. Они могут создать ее, придать ей форму. Получается, что их участь — это всего лишь результат того, какой путь они выберут. Макс сглотнула, и это причинило ей боль, словно у нее была рана в горле. — Хлоя верила, что ее участь — умереть, — она сказала это злее, чем хотела, но Самюэль будто не заметил. — Она… Она приняла свою смерть по этой причине. Как… Как, блин, так может работать вселенная? Хлоя была хорошей. Она была… она была замечательной. Разве ее участь — умереть всего немного пожив? Она могла столько всего сделать, она могла много кем стать… — Самюэль понял, что это и есть великая загадка жизни. Иногда людям суждено остаться в этом мире лишь на короткое время. И все же, — он взглянул на Макс. — они оставляют свой отпечаток на земле и на тех, кто был рядом с ними, навсегда. Самюэль уверен, что Хлоя Прайс вечна, и что она присматривает за тобой, Макс. Самюэль видит, что ее наследие живет и будет жить в ее друзьях и их детях. — Но я не могу принять это, — холодно сказала Макс. — Что люди иногда просто умирают, потому что так должно было случиться. — Ты не принимай, — пробормотал Самюэль, — а пойми. Макс потерла плечи, понимая, что скоро пойдет дождь, и надо будет зайти внутрь. — Самюэль, — произнесла она, — что мне надо сделать? Что-то подсказывало, что ей не надо было ничего уточнять. Самюэль сделал еще один глоток, олицетворяя спокойствие. — Юная Макс должна выяснить это сама. — Но… — Участь неподвластна, — сказал он. — Но судьбу можно изменить, и, следовательно, можно изменить участь. Если человек отверг жизнь добра, чистоты и щедрости, то и участь у него будет соответствующая. — Ты хочешь сказать, — Макс взглянула на него с недоверием, — что я должна научить Шона Прескотта, как стать хорошим? — Нет, — Самюэль выглядел задетым таким предположением. — Есть в нашем мире такие люди, которые пробыли во мраке так долго, что он опутал их души. Таких людей уже нельзя наставить на другой путь. — А что тогда?.. Самюэль улыбнулся ей. — Если бы Макс должна была пробить мрак и изменить его наследие на свет, то будущее Аркадии было бы достаточно в безопасности, чтобы… убедить некоторых заинтересованных лиц избавить город от защиты. Макс прижала ладонь к своим усталым глазам. — Самюэль, прошу. Это же самая настоящая загадка. Неужели ты не можешь просто дать мне ответ? Он встал, на его лице застыло выражение тепла. — Самюэль искренне надеется, что ты изменишь участь Аркадии, — тихо сказал он. — Это город… Он устал. Когда настанет его участь, я надеюсь, что мы все сможем вздохнуть спокойно. *** Ее родители остановились в отеле на время, пока идет суд, в бежевой душной комнате с пушистыми белыми полотенцами и постельным бельем, от которого все чесалось. Хоть и в комнате Макс было недостаточно для них места, часть нее хотела, чтобы они могли остаться здесь на ночь, когда вокруг так тихо, а комната казалась пустой. Когда-то это было ее безопасное место, но это ощущение быстро пропадало. Приближались экзамены, маячило пугающее Будущее, и ей казалось, будто она живет в песочных часах, где песчинки без остановки падали ей на голову. Время истекало прямо у нее на глазах. Время. Ее вечная большая проблема. Было почти полдевятого вечера, и Макс сидела за столом уже два часа. Небо напоминало серый сироп, окна покрылись липкими каплями холодного дождя. В это время года солнце должно светить дольше, а все вокруг должно быть красочным и ярким. Но Макс уже забыла, когда в последний раз видела солнце на голубом небе над Аркадией Бэй. Где-то рядом закручивался шторм, а ее разум был затуманен, и она не могла ни о чем думать кроме надвигающейся проблемы. Совсем не так она представляла себе последнюю пару месяцев здесь. К счастью, сегодня ее мысли дали ей небольшую передышку. Эти два часа, прошедшие незаметно, она полностью посвятила себя подготовке. Делая разные записи и изучая их в попытке навсегда отпечатать их в голове, Макс почувствовала… что она не потратила время в пустую. Что удивительно. Ей следовало знать раньше, что учеба неплохо так отвлекает. Не избегай она ее до этого момента, она могла бы чувствовать себя более подготовленной к экзаменам. Но к девяти часам Макс поняла, что период ее мозговой активности был краток, и передышка закончилась. Из головы стали вылетать знания обратно на страницы учебников, будто опускалась стена, не дающая им остаться. На нее накатила волна усталости, размягчающая кости. Макс потерла глаза, продолжая прижимать кончик ручки к блокноту. Она не могла больше бороться, ее разум достиг своего лимита. Она вздохнула и переместила ручку со строк на поля, идеально пустые и чистые. Она начала рисовать. Глубокие синие линии формировались в ничто. Просто рисование ради рисования. Ее мысли как всегда вернулись к Нейтану, к Хлое, к темной грязной изнанке Аркадии. Ее веки тяжелели, и через пару минут глаза закрылись, мозг напрягся в бесчисленной попытке разобраться в хаотичных хитросплетениях. Она оперлась о свою руку и под спиральными линиями, кругами и бессмысленными тонкими линиями она кое-что написала. Привет, Дин. Макс была не в восторге от очередного беспокойного сна за столом на книгах и его последствий, так что она встала, бросив ручку и вытянув руки вверх над головой. Она услышала, как захрустели суставы, и вздрогнула от сильной боли. Она подумала, что душ мог бы неплохо ее успокоить перед сном. Ее собственный мозг сейчас ей напоминал хомяка в колесе, которого необходимо было успокоить, замедлить, привести в чувство. Она схватила принадлежности для душа и проскользнула в тускло освещенный коридор. Она услышала Джульет до того, как увидела ее прыгающей около своей комнаты. Ее лицо было озарено радостной улыбкой. Дана и Брук стояли рядом, и вся их троица что-то восторженно обсуждала. Когда Джульет обернулась и увидела Макс, то яростно ей замахала, чтобы она подошла к ним. — Выглядишь чем-то жутко довольной, — сказала ей Макс, ее губы растянулись в улыбке. — В чем дело? — Это такая новость! — вмешалась Дана. Макс, немного сбитая с толку, смотрела то на нее, то на Джульет. — Что? Когда Джульет взяла ее за руку, и ее улыбка стала шире, Макс заметила, что ее глаза блестели от слез. — Я не могу поверить в это, Макс, — прошептала Джульет. — Я… Я поступила в Колумбию! Меня приняли досрочно! — Колумбийский Университет? — У Макс открылся рот. — Джульет, не может быть! Это же… — Колледж ее мечты, — закончила за нее Брук, кивая. — У них самая лучшая программа по подготовке журналистов в стране. — Я буду журналистом! — добавила Джульет, излучая восторг. — Самым настоящим! Макс притянула ее к себе, крепко обнимая дергающуюся фигурку Джульет. — Поздравляю, Джульет, — сказала она, уткнувшись ей в плечо. — Я так рада за тебя. — Вы же приедете в гости, да? Это же Нью-Йорк, — Джульет обвела их всех пальцем. — Это же, блин, Нью-Йорк! Вы все должны будете ко мне приехать, чтобы потусить там со мной. — Ну конечно, — рассмеялась Макс. — Уже жду не дождусь. — Если ты найдешь время приехать, пока будешь строить свою головокружительную карьеру фотографа, — подколола Дана, толкнув Макс локтем. — Уоррен говорил, что ты собираешься в Вашингтон. — Эм, вроде того, но я всего лишь… — Мы все останемся на связи после школы, — продолжила Дана, не заметив замявшуюся Макс. — Мы просто… просто обязаны. — Так и будет, — сказала Брук. — Хотя я не особо в восторге от идеи перелетов из Калтеха (Калифорнийский технологический институт, расположенный в Пасадене — прим. переводчика) в Нью-Йорк на стипендию. — Тогда привяжи стул к своему дрону, — пошутила Дана. Желая отвести тему колледжа от себя, Макс вцепилась в эту шутку. — А знаешь, ты вполне можешь сконструировать нечто такое, с твоим-то блестящим умом, Брук, — улыбнулась она. Брук усмехнулась. — Заметано. Добавлю это к своему вечно пополняющемуся списку проектов. Макс провела большим пальцем по плечу Джульет. — Мне надо сходить в душ, пока я не уснула прямо здесь, но, правда, я очень рада за тебя, Джульет. — Она сжала ее плечо. — Не забывай нас, когда станешь знаменитостью. Джульет искренне рассмеялась. — Эм, могу это же сказать тебе! Макс улыбнулась, но улыбка пропала, стоило ей отвернуться от девчонок и направиться в душевую. Как бы она хотела, чтобы все эти слова и мысли о колледже в целом не приносили столько боли. Чтобы она не чувствовала себя такой безнадежной, или подавленной, или… застрявшей. Она провела больше времени, чем обычно, под горячим напором воды, подставляя шею, пока вода хлестала по ее усталым плечам. Разные мысли в ее голове вели борьбу между собой, каждая пыталась победить. Часть нее сильно, глубоко, невероятно радовалась за Джульет. Она представила ее порхающей по красивому, величественному кампусу Колумбии, окруженной небольшой армией новых друзей, улыбающейся от уха до уха. Она представила, как она ходит по оживленным улицам Нью-Йорка, тыкает микрофоном в лица прохожих, выводит их на спор, делает себе имя. Ее мысли быстро перешли от Джульет в длинной мантии, закончившей с отличием, к Джульет, постоянно работающей в какой-нибудь газете или на телевизионной студии. В груди Макс все заполнилось сиянием. Это то самое чувство, которое возникает, когда видишь, как чья-то мечта исполняется, как приходит вознаграждение за тяжелый труд и преданность делу. У Джульет все будет хорошо. Как и у всех остальных девчонок. И все же. Как у всего остального, у добрых мыслей всегда есть другая сторона. Макс чувствовала… зависть, и в результате на нее накатила злоба на себя. Макс должна признаться самой себе, пока она стояла под душем и смотрела на стенку кабинки, что когда Джульет поделилась с ней своей новостью, внутри нее что-то щелкнуло. Что-то… оборвалось. Потому что это было очередное напоминание, что они все взрослеют, все идут дальше, все чего-то добиваются, а Макс так осталась стоять на том же самом несчастном месте. Она пустила корни прямо посередине перекрестка, пока остальные шли дальше мимо нее, направляясь каждый к своим указателям. Она знала, что это нечестно по отношению к остальным, что это плохо — испытывать такую черную зависть. Но она не могла с ней справиться. Макс говорила себе, что она хотя бы в состоянии осознать, что это чувство было неправильным. Она может следить за собой и прекратить эти мысли. Она будет радоваться за Джульет, за любого, кто получит похожую новость за последние несколько недель учебы. Она будет на сто процентов искренне радоваться. Макс обсохла и обратно переоделась в пижаму, обернула влажные волосы полотенцем. Когда она вышла в коридор, то там уже никого не было, но Макс слышала, как они втроем сидели в комнате Даны, смеялись, болтали, обменивались планами на жизнь после выпускного. Макс попыталась улыбнуться, несмотря на укол в груди, но улыбка быстро увяла. Она решила посмотреть какую-нибудь комедию, которая бы не заставила ее думать. Она подошла к своему столу и протянула руку к ноутбуку. Что-то в беспорядке из учебников и тетрадей бросилось ей в глаза. Она застыла, чувствуя как все ее тело напряглось. Под ее рисунками, под ее каракулями, под ее надписью «Привет, Дин» было что-то написано. Она провела морщинистым от воды пальцем по словам, ощущая, как по спине пробежал холод. Привет Губы Макс растянулись в улыбке. Она молча покачала головой. У нее не осталось сомнений. В конце концов, она бы узнала этот почерк где угодно. *** Макс спросонья медленно моргала. Ей хорошо спалось эти несколько часов. Но что-то было не так. Утро еще не наступило. Комната была погружена в мягкую темноту, в окно стучал дождь, а ночное небо по-прежнему тяжело висело над Аркадием. Макс чувствовала во рту сухость, которая обычно появлялась, если она вдруг просыпалась посреди ночи. Раздавался звук будильника. Макс села, одеяло сползло. Она простонала, когда стала нащупывать в темноте на прикроватной тумбочке телефон. Какого черта ей надо было ставить будильник на ночь? Зачем ей хотеть проснуться… Она взглянула на экран телефона. Перед глазами все плыло. Это, оказывается, был не будильник, а входящий звонок. Номер горел на экране, но глаза Макс были слишком опухшими ото сна, так что она ничего не могла разглядеть. Она включила лампу и поморщилась от яркого света, ожидая, пока ее глаза привыкнут. Она провела пальцем по экрану, чтобы ответить на звонок, параллельно пытаясь понять кому надо было звонить ей в полвторого ночи. — Алло? — промычала она. — Макс! Прости, черт, я знаю, что уже поздно… — Нелл? — Глаза Макс резко открылись, вся ее усталость мгновенно исчезла. — Это ты? — Да, я взяла твой номер у Кристин. — Нелл ответила на вопрос Макс, который та еще даже не успела задать. Макс впервые слышала такой тон ее голоса. Это было совсем не похоже на Нелл. В ее голосе слышался… страх. — Макс, послушай… — Что случилось? Нелл? — Дело в Нейтане, — резко ответила Нелл. — В Нейтане? — Макс, он с тобой? Макс перестала дышать. Она молчала добрые десять секунд. — Что? — прохрипела она. — К-конечно, нет. С чего ему?.. — Черт, — прошипела Нелл. — Черт. — Что случилось? Где Нейтан? — Явно не здесь. — Что? О чем ты? — О том, что я, как всегда, делала обход в полночь, зашла к нему в палату… — И? — И его там, блять, не было! Макс так резко вздохнула, что чуть не подавилась. — Что? — Макс, он пропал.