Война за имя — «Гегемон»

      Наступила долгожданная встреча. Пруссаки явили себя, дыша огромной мощью, орошая залпами равнину, на которой схоронилась французская армия.       Со стороны Базейля разливами доносилась несмолкаемая канонада, а также с востока доходили до слуха грохот и свист, в долине Живонны.       Уткнувшись лицом в землю, Феликс вслушивался в эти устрашающие звуки. Осмотревшись, поляк с ужасом заметил, что в неглубоком окопе они являются славной мишенью. На возвышенностях были видны вражеские батареи, но почему эти важные пункты французы оставили сопернику, оставалось загадкой.       — Пригнись! — капрал схватил поляка за руку и потянул за собой, не дав мальчишке хорошенько оглядеться и заодно получить пулю в подарок. Над головой задребезжало назойливое жужжание.       — Ложись! — заорал лейтенант.       Засвистели снаряды; поначалу немцы пристреливались, от чего взрывы раздавались далеко за французской батареей. Но спустя пару минут неистовый дождь обрушился на землю совсем рядом.       Феликсу заложило уши, с непривычки, со страху, он вжался в грунт, желая сделаться маленьким и незаметным. Снаряды разрывались совсем близко, от чего солдат постоянно осыпало комьями земли.       Мальчишка с ужасом осознавал, что в его голове пусто, он ничего не ощущает, кроме сосущего под ложечкой страха неизвестности. Мысли несвязно метались, путаясь, душою хотелось подняться над землёй, и улететь прочь из этого разгорающегося горнила. Французская батарея отвечала прусской с той же активностью. Артиллерийский бой разыгрался не на шутку. Гул, свист невообразимой мощи, заставлял землю содрогаться под ногами. Ничего более не было слышно, даже собственного голоса.       Дуэль огня не прекращалась. Один из шальных снарядов упал и вовсе близко, послышался нестерпимый грохот, пронзительный писк окатил голову мальчишки, оглушив на некоторое время, взрывная волна запорошила землёй, что попала в глаза и рот. Очнувшись, будто от дурмана, Феликс осмотрелся, пустыми, ничего не выражающими глазами. Земля скрипела на зубах, сладкий, волглый вкус её, щекотал язык. Рядом лежал засыпанный Франциск, русые вихры его торчали из-под грязи.       Отупевший и ошалевший от происходящего, мальчишка в неистовстве принялся откапывать товарища. Пальцы наткнулись на что-то липкое и мягкое, приглядевшись, поляк заметил пар, что поднимался над его рукой. Одёрнув её в ужасе, поляк увидел рядом с капралом солдата из их взвода с раскуроченным брюхом и без головы. Омерзение, паника, животный страх смерти, что уже совсем близко, было, овладели им, но оклик лейтенанта привёл в чувство.       — Откапывай! Да поживее! А то прилетит снова!       Выкорчевав Франциска, мальчишка на коленках поволок его подальше от трупа. Но и это ему не удалось, снаряды не хотели оставлять их в покое, окатывая новыми волнами огня и сажи.       — Чёрт их дери! — не унимался лейтенант. — И хоть бы нам в бой! Хоть бы пострелять в этих мразей! Но нет! Попрятались колбасники в лесах и пригорках, да посвистывают оттуда! Смотрите, смотрите! — указал он солдатам на снаряд французской батареи, что, не долетев до цели, взорвался в воздухе. — И так не в первый раз! Артиллерия — это не наш конёк, мы сильны в ближнем бою! Видимо, немецкие скоты прознали и не подпускают к себе близко! Трусы!       Феликс оглядел Франциска, боязливо склонившись над товарищем. Осколком снаряда тому раздробило плечо, кровь, перемешенная с грязью, обратилась в кашу.       «Что делать?! Что делать?!», — металась единственная мысль в его опустошённой голове. Глаза, полные мольбы устремились на лейтенанта.       — Как он? — еле донеслось сквозь свист и грохот.       — Врача! — в истерике не находил себе места Феликс. — Врача!       Лейтенант, с недовольным видом уставился сперва на мальчишку, затем на капрала и, махнув рукой, пошёл обратно на своё место. Весь его вид говорил: «Оклемается, потерпит! На пустяки времени нет!».       Поляк закрыл собой товарища, боясь шелохнуться. Теперь, когда он остался один на один с бедой, им овладело бездумное оцепенение, давящее собой. От этого бремени хотелось избавиться, встать и бежать опрометью куда глаза глядят, только бы не быть здесь, только бы не испытывать эту муку! Хоть и знал, что, скорее всего, умрёт, как только встанет, но было уже всё равно, малодушие охватывало сердце, глаза метались в панической истерике. И только поваленный без чувств товарищ, лежащий подле него, придавал храбрости, заставлял одуматься, не бросать на произвол судьбы родного человека из-за временного помешательства. Стиснув зубы и закрыв глаза, из которых невольно потекли слёзы, мальчишка пытался успокоиться, перебороть себя.       «Почему меня так окрутило страхом? Как я жалок… Да как же так?! Франциск, очнись!». Но капрал не отзывался на толчки, не слышал упрёков. Феликс посмотрел вокруг себя, в надежде найти помощь, но натолкнулся взглядом своим на ужасную картину. Удивление изобразилось на лице юнца, при виде солдат его взвода, которых также трясло, передёргивало в панической лихорадке, а кого-то даже тошнило. «Здесь все напуганы. Все борются с собой», — заключил поляк, которому от увиденного зрелища стало легче. Он не один, его товарищи рядом и чувствуют тоже, что и он.       Казалось, время замерло, и из тумана, поднятого артиллерийской канонадой, появилось солнце, оповещая собой о начале дня, опаляя лучами своими и так раскалённую от битвы местность.       Феликс уже не понимал, сколько прошло часов, но никаких приказов не поступало. Ни криков — «Отступаем!», ни возгласов — «Нападаем!». Будто сговорившись, две армии решили просто вымотать друг друга пальбой, и как оказалось, у немцев получалось гораздо лучше. Поднявшись слегка, чтобы можно было лучше видеть, поляк посмотрел вдаль. Но в клубах пара было всё расплывчато и неясно. Неподалёку с батареей он увидел несколько трупов канониров, и чуть подальше россыпью тела простых солдат. Но тут глаза заметили какое-то движение.       — Кто это? — спросил Феликс товарища по оружию, указывая на странных людей, что копошились под пулями и снарядами, не боясь ничего.       — Это санитары, — буркнул солдат. — Невесёлое это дело, подбирать под огнём раненных.       — Санитары! — очнувшись, будто ото сна вытаращил глаза мальчишка. — Они-то мне и нужны!       Более не соображая, поляк начал кричать, махать руками, звать, лишь бы эти люди в сером одеянии и с красным крестом на рукаве и кепи заметили его. Один из них откликнулся на призыв о помощи и на коленях пополз, не обращая ни малейшего внимания на окружающую его опасность. Пользуясь рвами и неровностями почвы, санитар добрался до своей цели. Очутившись в неглубоком подобии окопа, он пристально и холодно взглянул на поляка, что взывал о подмоге.       — Капрала ранило! Отнесите его в летучий лазарет! Я могу помочь, если нужно! — гуртом выпалил Феликс, цепляясь за надежду обезопасить жизнь товарища.       — Я справлюсь, будьте уверены. А нет, моё место займёт другой. Вы же нужны здесь, — монотонно сказав это, мужчина оглядел пустым, ничего не выражающим взглядом тело Франциска. Оказав ему первую помощь, взгромоздил на себя и поспешил выполнить свой бесславный долг или погибнуть.       Сердце Феликса сжалось от ужаса. В руках этого незнакомца дорогая ему жизнь, и лишь воля Божья знает, суждено ли этому санитару донести Франциска в безопасное место или погибнуть от шального снаряда вместе со своею ношей. Чувство беспомощности овладело мальчишкой, у него нет власти над провидением, он лишь песчинка в океане, под названием — жизнь.