***
К десяти часам город сдался на волю победителя. Капитуляция была подписана, победоносная для немцев и унизительная для французов. Седан отворил свои ворота, открывая взгляду страшную картину. Над крепостью стоял смрад, до колен поднимался слой человеческих нечистот и навоза. Три дня этот город был ловушкой для ста тысяч человек, которые превратили цветущий рай в гнусную клоаку. Под ногами прусских солдат межевалось месиво из соломы с конским помётом, вперемешку со всяческим мусором. Из-за нехватки еды, коней свежевали прямо на улицах, оставляя остовы, где не попадя. Головы и кишки гнили под палящим солнцем, кости, валявшиеся на мостовой, кишели мухами. Прусские власти, после увиденного, не растерялись и в этот же день расклеили приказы о чистке города. На белых афишах, под страхом жестоких наказаний, требовалось явиться на следующий день в указанное место всем жителям Седана, без исключения, со своими лопатами и мётлами, дабы приняться за работу. — Где же носит этого Байльшмидта? Неужели он не хочет вкусить запаха победы? — Брагинский шёл по площади, закрывая ладонью лицо, в его голосе пробивалась издёвка с нотками желчи. — А я рад, что его нет, осточертела самодовольная мина этого юнца. Уже представляю, как он будет надуваться перед нами, говоря о неизбежном крахе французов. Дай только повод. Иван ничего не ответил, лишь с усмешкой на лице закатил глаза. Направляясь по Большой улице, они медленно шли по зловонной грязи. В городе творилась неразбериха, шум и гам наполняли стены крепости. Пруссаки обыскивали дома, вылавливая прятавшихся французских солдат, которые не желали сдаваться. — А вот и пленные, — молвил русский, затуманенными глазами взирая на толпу оборванных людей, что плелись под надзором прусского отряда. С самого утра в стенах велось разоружение, солдаты шли по площади и по очереди бросали своё оружие в кучу. А та росла, подобно свалке железного лома. В этой толпе были люди, сломленные духом. Угрюмые и молчаливые, они послушно клонили головы, дабы не видеть позора своей страны. — Говорят, французскую армию заключат на острове Иж, пока не составят эшелоны для отправки в Германию. Злоключения для этих бедняк только начинаются… Засмотревшись на тоскливую сцену разоружения, иностранные офицеры и не заметили, как к ним подошёл незнакомый молодой человек. Загородив собой обзор, он вежливо поздоровался, то и дело отряхивая свой чистый синий мундир, боясь испачкать в окружающей его смердящей грязи. — Хорошая сегодня погода! Правда, испорченная затхлой вонью,. — подал он голос, после приветствия. — В самом деле, погода ясная, но омрачённая, — поддержал его русский офицер, в попытке признать в подошедшем человеке знакомого. Но сколько не вглядывался, не мог припомнить, кто стоит перед ними. — Я ваш новый сопровождающий, моё имя Волдо, — человек кивнул головой в знак знакомства и продолжил: — извините, что задержался в пути, впредь такого не повториться. Офицеры удивлённо переглянулись, увидев перед собой рыжего детину с голубыми глазами. — С Байльшмидтом что-то случилось? — испуганно вырвалось из уст светловолосого русского. Этот всполох чувств не ускользнул от цепкого взгляда молодого человека. — С ним всё в порядке, просто сейчас он нужнее в другом месте. Позвольте, я провожу вас до штаба, здесь не безопасно. Ваша целостность очень важна для нас, — он уже было направился прочь, как голос Брагинского остановил его. — И где же он сейчас? — Патрулирует окрестности близ города. Приказ — никого не впускать и не выпускать. Посему, поспешим, а то задохнёмся в этом смраде. Мужчины последовали за ним, сильно огорошенные нововведениями, кои свалились на их головы. — Забираю свои слова назад, — буркнул недовольно Абдульский по-русски. — Наш предыдущий надутый гордец куда сноснее этого заискивающего незнакомца. — Ты просто не любишь резкие перемены и ищешь везде подвоха, — озадаченно улыбнулся Иван, медленно продвигаясь по мостовой из-за внушительной толчеи. — Просто так ничего не меняется…X
8 апреля 2017 г. в 23:06
— Ума не приложу, зачем ты отпустил его.
— Ты снова начинаешь…
Брагинский сидел над своим журналом, рассеянным взглядом блуждая по столу. Он хотел было заняться записями, но его товарищ вновь решил поднять со дна недавно усмирённую тему. Этот спор довёл их в своё время до ссоры, и русскому не хотелось проходить всё недавно пережитое заново.
На чистом листе объёмистой книги были написаны первые строки, оборванные на середине предложения: «В ожидании капитуляции Седана…».
— Мы не имеем права вмешиваться, понимаешь? Этого человека должны были поймать и отдать под суд. Но благодаря тебе убийца на свободе!
Иван не говорил ни слова. Зачем оправдываться вновь и что-то объяснять? Рушан всё равно будет настаивать на своём, не желая вникнуть в суть дела.
— Отмалчиваемся? — мужчина сел напротив друга и тяжело вздохнул. Иногда он совершенно терялся, видя упорство там, где ему не следовало бы быть.
— Я не хочу с тобой ругаться, Рушан, — аметистовые глаза искали поддержки в человеке напротив, но натыкались лишь на сухость и не дюжее упрямство вострого соколиного взгляда.
— Ругаться тебя никто и не заставляет. Просто выслушай…
— Слушал уже много раз! — русский беспокойно поднялся со своего места, желая подобным манёвром поставить, наконец, точку. Однако татарин успел преградить ему дорогу.
— Бегством делу не поможешь. Я не собираюсь тебя вразумлять, прошу лишь спокойно выслушать.
— Говори, — нехотя согласился Брагинский.
— Этот человек сам выбрал свой путь, и тропа его противоположна нашей. Кем бы он ни был в прошлой жизни, теперь это враг и этим всё сказано!
— Я видел его! Сколько можно твердить тебе?! Это ребёнок! Напуганное беспомощное дитя, умоляющее о пощаде! Это… родная кровь…
— Боюсь, что эта «родная кровь» тебя не пощадит при следующей встрече. Пора бы уже переступить через все эти «братские» чувства и взглянуть на дело холодно и расчётливо. Это зародыш предательства!
— Не начинай, — сиплым голосом прохрипел русский офицер. — Просто он молод и ошибся по горячности своей! Но я верю, он вернётся на верный путь…
— И как же? — не унимался татарин, озадаченно изогнув бровь от удивления.
— Он вспомнит, кто его семья! Где его родина! Одумается! Не следует стрелять в каждого заблудшего, у него тоже есть право на ошибку, как и у каждого человека!
— Ты забываешься, Иван, — цокнув языком, татарин победно улыбнулся. — Считаешь этого человека родным? Но кто знает, возможно, твои чувства не взаимны.
— Мы одна семья! И если сейчас этой взаимности нет, то со временем она появиться!
— Ваня, — Абдульский махнул рукой на друга. До него не достучаться, как об стену горох.
— Что опять не так?!
— Твоя семья не там, куда ты смотришь, и самое смешное, что это видят все, кроме тебя, — более не желая продолжать, Рушан направился к столу. Наклонившись над журналом, бережливо провёл пальцами по чистой странице. Уже сегодня она будет исписана новыми сведениями. Обычная, ничем не примечательная книга расскажет о падении великого народа. Какая ирония.
Брагинский, весь пылая от негодования, направился к выходу. Как можно быстрее хотелось вздохнуть свежего воздуха и усмирить бурю в глубине души. Но открыв дверь, он замер в проёме и не оборачиваясь, тихо спросил:
— И где же моя семья?..
В комнату ворвались лучи утреннего солнца. Ветерок, забравшись внутрь, заставил пыль резвиться в танце.
— Она за твоей спиной.
Примечания:
Всё, конец близок, пора заканчивать тянуть этого кота за хвост.