No Matter What

Иногда я жалею, что не вел тогда дневник, не записывал все так подробно и детально. Конечно, все наблюдения были, и контроль, и измерения, и самочувствие, но разве могут передать сухие больничные фразы ту прелесть, в которую превратился Гарри? Когда он инстинктивно обхватывал руками живот, защищая нашу малышку, я думал – не сошел ли я с ума? Ведь за что мне могло быть послано такое счастье? Такой уникальный парень и будущая куколка. Мы часто фантазировали с Гарри о том, как будет выглядеть наше чадо, во что мы будем ее одевать и куда водить, что покупать и чему учить. Все казалось таким важным, хотелось, чтобы у нашего ребенка, у нашей Эвы Джейн было все. И мы, ненормальные папочки, готовы были приложить максимум усилий, чтобы достичь этого. Впрочем, наш звездный статус все делал немного проще. Ну, кроме вопросов конфиденциальности и простоты передвижения по городу. Кстати, за руль Гарри не садился давно. Не то чтобы он не хотел – я не давал, в первую очередь, а он уже и привык, в общем-то. Я наслушался историй о том, что беременные могут терять ориентацию в пространстве или засыпать, все в таком духе, а я совершенно не горел желанием остаться без… я не мог даже договорить это. В принципе, мое кудрявое чудо редко выходило за пределы двора вообще. Ну, то есть, конечно, он появлялся на улице, гулял вместе со мной в саду или пытался вываляться в снегу, но в городе мы практически не появлялись, собственно, Донкастер был не таким уже и большим городом, где есть куда пойти. Да, мы решили, что в Лондоне нам особо делать нечего – тем более, на зимние праздники, так что мы периодически жили то у моей семьи, то у Гарри. Конечно, все члены нашей уже общей семьи были счастливы. Мои сестры кружили вокруг Гарри, заставляя рассказывать, как там растет ребеночек, как ощущается это и как с ним разговаривать. Они вместе осторожно гладили живот и тихо что-то рассказывали своей будущей племяннице, на что она отзывалась легкими толчками и возней. Сестра Гарри все никак не могла поверить, что в этой семье выносить внучку или внука удастся не ей. Она вела себя приветливо, но немного сдержанно. Однако это было лишь до того момента, пока в один из приездов домой чуточку не перебрала с глинтвейном. Тогда она сидела на диване рядом с нами с Гарри и, икая, пыталась заставить себя молчать, но у нее не вышло: - Братец! Гарри сонно посмотрел на нее, с трудом удерживая глаза открытыми: - Что? - Я должна извиниться перед тобой. Тут ничего не понимал не только Стайлс, но и я. - О чем ты, Джемма? – поднял брови я. - О моем отношении к тебе, - она повела плечом, указывая на Гарри. – Я всегда думала, что я – единственная дочь, меня будет поддерживать вся семья, когда я буду беременная, а тут неожиданно нарисовался Гарри, а я, вроде как, уже и не в тему… - Глупости, - парень так по-домашнему обнял ее, что мне захотелось плакать от умиления. – Ты всегда остаешься старшей и умной дочерью, а я так, болван мелкий с пузом. Джемма засмеялась: - Какой ты еще сам ребенок, а уже… Ох, Гарри, я просто тебе завидую. Ты скоро станешь прекрасным папочкой, у тебя есть Луи, и… Вы молодцы. Слышишь? Она слегка встряхнула, и тот кивнул в ответ, с опаской: - Слышу. - Я вами горжусь! И люблю вас обоих. Я счастлива, что у меня такой брат, и он нашел себе прекрасного парня. Когда в комнату зашла мама Гарри, она застала нас троих обнимающихся, а Джемму с Гарри еще и отчаянно рыдающих. Когда она, в ужасе, спросила, что произошло, кудрявый только сказал, сквозь слезы: - Я так вас люблю, я вас всех так люблю, - и сжал руку сильнее на моей талии. Мама состроила гримаску и, обняв нас всех, сказала: - Кто бы мог подумать, что у меня будут настолько эмоциональные и чудесные дети. С того дня Джемма постоянно звонила нам с Гарри, писала, спрашивала, как у нас дела, и постоянно приезжала увидеться. Во всех семьях царило удивительное и неописуемое счастье, и мне было невероятно приятно осознавать, что моя заслуга в этом прямая, что уж говорить о моем невероятном парне. *** В сочельник, на мой день рождения, мы были в Донкастере, с моей семьей. Впрочем, к нам присоединилась и мама Гарри, и Джемма с парнем, так что все семейство Томлинсон-Стайлс было в сборе. До родов оставалось меньше двух месяцев, так что никаких буйных торжеств мы не планировали, лишь скромные посиделки, милые беседы и еда до отвала. Парень быстро уставал, так что в какой-то момент, когда я заметил, что он уже клюет носом, я извинился и забрал его в нашу спальню, дабы он не мучился и не боролся со сном. - Лу? – пробормотал он мне на ухо. - Да. Хаз? - Я так тебя люблю. И семью. Всю. Твою. Мою, нашу. Это же так здорово, правда? Я улыбнулся – чем ближе к родам, тем Гарри становился сентиментальнее. Но я его не винил в этом – кто сказал, что меня обошла стороной эта участь? - У нашей малышки будет все, помнишь? Лучшее из лучшего. И родители, и бабушки, и тети… Мое чудо тихо вздохнуло, обнимая меня за шею, когда мы уже легли в кровать: - Как мне повезло с тобой, Лу. Какой ты у меня идеальный. Я, было, открыл рот что-то сказать, но Гарри, не открывая глаз, грозно пробормотал: - А теперь закрой рот и не смей спорить, беременным волноваться нельзя. Я улыбнулся ему в макушку, притягивая ближе к себе и дыша смесью ароматов его шампуня, хвои, каких-то сладостей и запаха самого Гарри. Совершенство. Это было настолько идеально, насколько в принципе могло быть. И я подумал, что если бы мне дали возможность что-то изменить в своей жизни, дописать или убрать, я бы точно не удалил ни одного момента, связанного с Гарри. *** Следующий день у нас выдался ничуть не активнее предыдущего – когда все распаковали подарки и насладились праздничным обедом, как были, в пижамах, все разбрелись по дому, кто досыпать, кто – есть пироги с чаем, а мы же с Хазом устроились на софе под елкой, с чашками горячего шоколада в руках. Периодически мы погружались в сон, потом вновь просыпались, тихо пели дуэтом нашей малышке, мечтали, как будем дарить нашим детям подарки, баловать их… Все наши разговоры в последние месяцы сводились к одному – планы на будущее. Это был важный вопрос, никто даже не собирался спорить, только проблема была в том, что мы все уже давно решили, что можно было определить настолько заранее, а дальше лишь обмусоливали и обсуждали одно и то же. Это было приятно и мило, успокаивало и давало надежду на то, что мы не совсем безответственные родители, хотя бы на первый взгляд. Наши мамы собрались и попытались преподать нам несколько уроков воспитания детей, но после того, как Гарри отпустил очередную колкость, Энн сказала, что у нее совершенно невоспитанный сын, в шутку конечно, и он ответил ей, что не видит смысла тогда рассказывать ему, как воспитывать детей, если своего не смогла воспитать. Я тихо шепнул парню, что если он не прекратит обижать маму, то получит по шее, и он как-то странно затих, заставляя свою маму улыбаться: - Луи, ты идеальный выбор для него. Я удивленно моргнул. Нет, я знал, что Энн любила меня, но чтобы просто таки идеальный?.. - Почему? - Он даже если спорит с тобой, то просто для виду. Потому что с самого первого слова он согласен на все, что ты предложишь. Абсолютно все. Гарри недовольно надулся: - Эй, я вообще-то тут и все слышу. Мама подняла бровь: - Я говорю неправду? - Правду. И тем более – незачем это было делать. Узнает, какое влияние на меня имеет, зазнается еще. Что с ним потом делать? - Вези его ко мне, найдем применение, - подмигнула мне Энн, выходя из комнаты. Гарри вздохнул: - Моя мама любит тебя больше, чем меня. Что за несправедливость? Я хмыкнул: - Как можно не любить такого красавца, как я? Стайлс, между тем, заворчал: - Вот приду я в форму, будете знать, как хвастаться. - А грудь у тебя какая будет, выше всяких похвал! Получив тычок в бок, я засмеялся и затих, перебирая локоны Гарри пальцами. - Ты самый лучший, Хаз… Самый. *** Все дни сливались в один. Периодически мы ездили в Лондон – проходили плановые осмотры, анализы, а заодно и встречались с друзьями. Время для нас измерялось неделями, а не числами и датами, пока во время очередной встречи Найл посмотрел на нас и спросил: - А ты тоже зажмешь отмечание своего дня рождения, как Томмо? Осознание накрыло нас быстро и беспощадно – послезавтра было первое февраля, значит, до поставленного срока родов оставалось всего две с половиной недели. Видимо, он подумал о том же – его лицо выражало крайнюю степень паники. Я тихо сжал его руку под столом – «не бойся, все хорошо», и ответил парням: - Увы, вечеринки мы оставим на потом, если вы не против. - Но в Лондоне хотя бы останьтесь, чтобы можно было прийти и поздравить, - возмущенно отметил Лиам. - Мы подумаем, - коварно улыбнулся я. Но мы остались, и к нам пришли только самые близкие и родные друзья, с огромным количеством подарков – для Гарри и для Эвы Джейн, царила атмосфера уюта и покоя, а когда нас со Стайлсом отправили танцевать медленный танец, то он крепко обнял меня, шепча на ухо: - Это лучший день рождения в моей жизни. - Все только для тебя, солнышко. Только тебе. Ибо это – самый важный человек в моей жизни. Пока единственный. До рождения нашего счастья оставалось всего две недели.