Никогда ведь не можешь сказать с уверенностью, какое место занимаешь в чужой жизни. «Ночь нежна» Фрэнсис Скотт Фицджеральд ©.
Уговорить Гэтсби выйти за час, а не за два оказалось делом удивительно сложным. Он сопротивлялся и говорил, что Дэйзи может прийти раньше, а если Ника там не будет, то весь их план полетит к чёрту. Каррауэйю было лениво вставать с нагретого дивана и вновь опускать ноги в не до конца высохшие ботинки; однако ж то было не совсем главной причиной: тревога, возникшая в нём вчера, сегодня не отпускала; то была тревога беспричинная и потому ещё более страшная — он как бы опасался будущего, но ничего особенного в частности. Да и чем ближе становилось время встречи, тем более явной становилась нервозность Джея. Это Ник почувствовал почти сразу, как они начали готовиться выходить. Впрочем, сам Каррауэй, записывая эти строчки, вскоре исключил их оттуда, засунув листы с ними в папку с черновиками и бумагами на выброс. Ему тогда показалось именно эта глава странной, много повторяющейся с основным рассказом и совсем лишней здесь. Он много думал над ней после, перечитывал, исправлял и всё был недоволен тем, что получалось. В итоге он остановился на таком варианте: написать лишь те моменты, ради которых он, собственно, и начинал эту книгу. Основной линии рассказа по его задумкам должно быть немного; к тому же, какая разница в последовательности или непоследовательности повествования, которое никто кроме него не прочтёт? Успокоившись на этом, Ник продолжил, решив писать так, как скажет ему сердце — решение, конечно, банальное, но в его случае действительно могло помочь. Наконец настал час, когда должны была появиться Дэйзи; Джей пару раз порывался уйти, даже вставал, говоря, что уже слишком поздно и Дэйзи точно не приедет. Ник понял, что значит пытаться остановить волевого человека; пару раз казалось, что Гэтсби точно уйдёт, и Каррауэйя охватывала паника. Он начинал потихоньку проклинать опоздание своей кузины. Однако спасительное жужжание моторов на дворе заставило их обоих приободриться; Ник заметил, когда выходил за Дэйзи, что в глазах Джея появился страх куда сильный, чем был до этого; тогда ему пришла мысль, не убежит ли Гэтсби случаем. Так и получилось. Вероятно, дальнейший пересказ не имеет смысла; они наконец-то встретились. Эту встречу Ник не зря называл роковой — она и вправду многое поменяла в жизни Гэтсби… Однако уже всем давно известно, в какую сторону изменилась жизнь миллионера с Лонг-Айленда: вечеринки потихоньку прекращались, вскоре ворота в его замок закрылись и открывались лишь для некоторых избранных; весь Нью-Йорк гудел, пытаясь разузнать, кто же похитил сердце Гэтсби, в то время как тот наслаждался тишиной и спокойствием. Нику же повезло узнать много подробностей, ради которых редакция любой газеты сделала бы его богачом. Но Каррауэй был готов лишь смеяться над ними: куда им до той тайны, до того человека, даже узнав которого он сам понимал, что ровным счётом таки ничего не знал о нём! Впрочем, до этого ещё слишком далеко; Нику очень хотелось поведать о том, что случилось после того, как он привёл Дэйзи в дом и не обнаружил там Гэтсби. Конечно, первой эмоцией было раздражение, а первой мыслью было «Ну и где мужественность этого человека?». Правда, несколько позже, когда Джей всё-таки встретился с Дэйзи и попытался скрыться, сказав, что это было чудовищной ошибкой, Ник слегка разжалобился, начиная понимать смущение этого человека. То были всего лишь несколько минут, но именно они раскрыли Джея как человека, а не как легенду… И Ник жалел, что так коротко и сухо описал их в своём основном рассказе. — Зря, зря я пришёл сюда, старина, — почти шептал он, утирая струю воды со лба. — Вы ведь всё видели и… понимаете, верно? — его глаза явно искали поддержки хоть в ком-то; Ник, только устало скрестив руки на груди и выдохнув, ответил: — Джей, вы ведёте себя и правда как школьник! Она ждёт вас и ваших слов, вашей правды. Глупо уходить, ничего не сказав и оставив её в замешательстве. Она в расстройстве получше вашего! — Джей стоял, понурив голову — в действительности как школьник. Его взгляд блуждал, перебегая с Ника на пол. Ответа не последовало, только спёртый выдох. Каррауэйю оказалось нетрудно понять: Гэтсби сейчас в диком смятении. — Ну же, Джей… — Нику стало жаль его; он понял, что слишком давил на него. — Просто скажите ей всё, что у вас на душе. Вы ведь так долго её знали, ещё дольше — любили! Ваша любовь пронеслась сквозь столько лет такой же чистой и нетронутой — только задумайтесь об этом. Я ничего не знаю о вас толком, но, видя, с каким воодушевлением вы говорили о ней, обо всех вещах, созданных для неё, о замке, о тех чудесных фонтанах, до меня начало доходить понимание того, как сильны ваши чувства к ней. Возможно, я не знаю всей ситуации, потому и говорю вам: «Идите, скажите ей всё!». Уж простите, если порой давлю на вас… но вы ведь должны понимать, что я это всё делаю для вас, без злого умысла. Если вы не согласны со мной, поступайте так, как велит вам сердце, — Ник не заметил, как во время всего этого разговора нечаянно дотронулся до руки Гэтсби своей ладонью. — Так-то оно так, но… знаете, ощущение такое, будто я сделал неправильный выбор, меня так и не отпускает. Я совершенно запутался, старина… — Джей нашёл эту его ладонь, прижатую к своей руке, и сжал. Тут только до Ника дошло, что он сделал; смущение вмиг завладело им, но вырвать руку он не мог — Гэтсби выглядел так удручённо, что лишать его этой радости казалось кощунством. Каррауэй отчётливо помнил ту минуту молчания, воцарившуюся между ними; над ними бренчал от капель навес крыльца, пахло свежестью, водой и травой — тот самый непередаваемый «запах дождя». Они оба стояли и смотрели друг на друга, будто готовые что-то сказать, но что? Ни единое словечко не приходило в голову. Только теплота, которой они согревали друг друга сквозь плотно сомкнутые ладони, была свидетельницей их недолгого молчания. Потом Гэтсби сжал ладонь сильнее и едва слышно проговорил: — Вы правда думаете, что всё получится? — Нику давно хотелось рассказать Джею о своих сомнениях, но и так шаткая ситуация вновь не позволила ему сделать это. — Да. Просто будьте с ней откровенны. Тогда Джей тяжко вздохнул; взгляд его потяжелел, губы сжались, скулы напряглись. Было видно, что в нём шла какая-то суровая борьба двух противоположных решений, двух разных чувств. Ник даже не мог предполагать, что тому придёт в голову. В конце концов, он сделал шажок к Каррауэйю, наклонился и чуть коснулся лбом его плеча. — Ник, я жутко сомневаюсь… но да пусть будет, что будет, — с этими словами он оторвался от него, выпрямился и пошёл в сторону гостиной. Каррауэй глядел на него с некоторой горечью: кто знает, быть может, помогая ему, он теряет своего будущего друга — ведь также это обычно бывает в таких ситуациях? Но, если бы Ник не заставил его вернуться к Дэйзи, его загрызла бы совесть. Забегая вперёд, после их с миссис Бьюкенен встречи Гэтсби изменился, изменился так, как меняются фанаты в фанатиков. Однако то было лишь субъективное мнение самого Ника, ни на что не претендующее. В тот день, к вечеру как назло просиявший, Ник покинул замок Гэтсби как можно скоро, чтобы оставить двух влюблённых наедине; в нём взыграло неприятное чувство, когда он видел смеющуюся Дэйзи, наспех накинувшего маску радости Джея и их общий, какой-то слишком надуманный дуэт. Он не верил, чтобы эти люди, не видевшие друг друга столько лет и поговорившие наедине всего лишь пару часов, вновь стали родными, теми же, кем были тогда. Хотя, конечно, он мог мыслить слишком узко: по сути, он плохо знал Дэйзи и уж совсем отвратительно — Джея. Может быть, им было и вправду достаточно всего пары часов, чтобы понять эти утерянные пять лет? Только тогда Нику казалось, что о любви он знал куда меньше, чем думал; в его сознании такие вещи были очень сложными и продуманными. В общем, в конце концов Каррауэй решил: это его ни в коей мере не может касаться так близко. Он просто был связующим звеном в этой красивой истории, не больше. В тот вечер он зачем-то взял карандаш и листок бумаги (впервые за несколько лет отсутствия вдохновения и времени!) и стал записывать сегодняшние ощущения от произошедшего; в итоге эти записи очень помогли ему при написании основной истории. Только там не было ни слова об их с Гэтсби безумной вылазке в тот сумрачный лес. Написание заняло весь вечер и немного успокоило Ника. Выудив из своей души все эмоции на бумагу, он со спокойной совестью лёг спать. До сегодняшнего дня этой бумажке удалось сохраниться и пережить многочисленные переезды, скитания по больницам и даже одно ограбление — она была вложена в ту самую книгу по экономике, даже первые страницы которой Ник не осилил в день своего прибытия на Лонг-Айленд.***
Нынче Каррауэй, оторвавшись от написания истории, которую, по сути, не увидит никто, решил достать эту бумажку из нижнего ящика и перечитать, а также сменить свечку в подсвечнике — несмотря на проведённое электричество, он любил писать при свече. Сделав это, он засел за бумажку. На слегка пожелтевшем листке быстрым, неровным, местами истёршимся почерком были вкось и вкривь начертаны строки его тогдашнего негодования, удивления и даже обиды. Ник не был поражён, отыскав в той записке нотки обиды — кажется, тогда он и впрямь был одним из тех эгоистичных людей, которые, завидев сияющего человека на горизонте, сразу требуют всё его внимание к собственной персоне. Ну, и не только по этой причине, конечно… Там стала угадываться его привязанность к Гэтсби. В словах «Я совсем не понимаю этого легкомысленного Гэтсби!», «Что творится на уме у этого зазнавшегося человека?», «Разве он может так просто прийти и за какие-то ничтожные минуты вернуть прошлое, вернуть те отношения, что связывали его с Дэйзи?!», «Вероятно, теперь меня будут гнать из его дома — свою миссию я выполнил, так?» — во всём этом Ник видел свою недалёкость, некоторую ядовитость по отношению к Джею, обиду на пустом месте — словом, зависть. И, конечно, то не могло не повлиять на его будущие действия — хорошо, правда, что Гэтсби он встретил не сразу после случившегося. Однако это ещё только впереди…***
Прошло дней пять; судя по подъезжающей к замку машине в разное время, Джей и Дэйзи условились встречаться так, чтобы никто их не заподозрил. Правда, так было два дня — ровно до выходных. На выходные Гэтсби вновь устроил вечеринку, на которую Ник не пошёл — и даже не хотел думать, по каким причинам. Что-то чёрное и тяжкое бурлило где-то в недрах его души, но увидеть это не представлялось возможным — вот что такое причина в его случае. Наверное, то было одним из оттенков зависти, смешанной с чем-нибудь ещё по типу огорчения или разочарования. Целых два дня замок жужжал, как улей; Каррауэй только выходил на веранду и смотрел на мерцающие сквозь деревья огни и блики от окон на земле своего сада. В воскресенье он решил лечь пораньше, так как завтра надо было на работу (хотя и к десяти, но ведь здесь взыграла явно другая причина). Но, пролежав часа два, он таки встал — была полночь, а замок и не собирался стихать. «Наверное, он будет гудеть ещё часов пять», — думал Ник, заворачиваясь в халат и пробираясь на веранду. Однако причина его бессонницы не была такой явной: ему меньше мешали эти люди, чем собственные мысли ни о чём. Тогда он решил, что сможет помочь ему только прогулка, и тут же принялся одеваться в первую попавшуюся одежду. Тогда его стала донимать навязчивая мысль… нет, не куда он пойдёт (потому что с этим вопросов не было), а… не встретит ли он Гэтсби? Каррауэй отогнал этот бред, хотя сам чувствовал, что был бы явно доволен это встречей, и выбежал из дома по направлению к тайному входу. Когда подбежал к забору, совсем позабыл, где находится щеколда; после пятиминутных поисков наконец нашёл её и осторожно ступил на дорожку аллеи. Здесь, как ему показалось, стало отчего-то ещё темнее и лучше. Он не захотел идти по аллее до конца, так как там его могли увидеть из окон, впрочем, сейчас совсем тусклых и лишённых мелькающих людей за ними. Поэтому Ник дошёл только до середины, откуда оказался виден во мгле сиреневый куст любимых цветов Гэтсби — рододендронов. Каррауэй долго сверлил их взглядом, думая явно о своём, а потом воскликнул и не заметил, что вслух: «И чем они нравятся ему?». Посидев ещё минут пять, он вскочил и стал ходить от середины до забора и обратно. Сделав так раз десять, Ник почувствовал, что порядком успокоился и сможет заснуть, потому и направился опять к забору — только теперь для того чтобы уйти. Защёлкивая щеколду обратно, он всё-таки бросил недолгий взгляд на едва освещённую аллею: не виднеется ли там где-нибудь фигура Гэтсби?.. Потом подумал, что это невозможно: наверняка под этот шум он пригласил к себе Дэйзи и сейчас вовсю занят ею. Зачем ему гулять в тёмной далёкой аллее и предаваться эфемерным мечтам, если эти мечты — уже реальность? Значит, такой любитель прогулок остался здесь только один… Через день после описанного Ник с утра (то был вторник) проснулся слишком рано, и его первой мыслью было сходить прогуляться в аллее, но он тут же отказался от неё. Тогда Каррауэй вышел на веранду — она была вся залита утренним ласковым светом, так как окна его дома были обращены на восток. Залив находился не так далеко от его дома, поэтому, если прислушаться, можно было услыхать, как мелкие волны бьются о причал; вода сияла, отражением создавая как бы два солнца и вдвое сильнее ослепляя смотревшего. Ник вздохнул и непроизвольно сделал шаг по направлению к берегу. Манило его туда желание погулять хоть где-нибудь, лишь бы не у Джея. Может, аллея опротивела ему оттого, что опустела? Каррауэй не хотел, чтобы это было так. Он дошёл до берега и, стараясь идти аккуратно (берег там был песчаный), стал продвигаться к причалу, на котором впервые увидел Гэтсби или человека, на него похожего; но всё-таки Ник верил, что это был он. Когда дошёл до конца, решил спуститься на нижнюю площадку, которую всё время затапливало при плохой погоде, когда море бушевало. Там он уселся прямо на деревянный пол и стал смотреть на воду, плескавшуюся недалеко от него. Впереди, сильно затмеваясь солнцем, тускло горел зелёный маяк рядом с домом Дэйзи. Каррауэй смотрел на него и вспомнил, как при первой встрече с Дэйзи Джей рассказал ей о нём, правда, она совсем не придала ему значения. А ведь когда-то это было чуть ли не всем смыслом его жизни!.. Ника не удивляло, что так быстро обесцениваются некогда важные для нас вещи; удивляло другое — некоторая тоска в голосе Гэтсби, когда он это произнёс. Вероятно, он из тех людей, для которых мечта должна оставаться мечтой — она тянет их наверх, при этом оставаясь лишь путеводной звездой, оставаясь недосягаемой. «И что же теперь на уме у Гэтсби?» — спрашивал у себя Ник. Впрочем, возможность узнать ответ ему вскоре представилась. — Ого, старина, так вот куда вы спрятались! Я заметил вас ещё с берега, но не решился крикнуть… — Каррауэй резко обернулся и поднял голову — на площадке выше стоял Джей собственной персоной, наклонившись над перилами и глядя на него сверху. — Я вот догадывался только досюда доходить. Затем он также спустился к нему и примостился рядом. Ник поздоровался с ним и спросил про дела. — О, всё достаточно хорошо!.. За меня не беспокойтесь… Но как вы? Что было с вами все эти дни? Возможно, вы рассердились на меня за такое неуважение, но я был занят работой и почти весь день меня не бывало дома, лишь пару часов, но и тогда… — он запнулся, потом продолжил: — Приходила Дэйзи, сами понимаете… Я вам звонил, но что-то случилось с вашим телефоном. — Правда? А я думал, что с вашим, — Ник сказал это зачем-то, да ещё и с язвительным выражением, что после ему стало даже немного стыдно. Джей, кажется, что-то понял, но не заострил на этом внимания. — Вы не пришли ко мне на вечеринки, а я вас так ждал. Я даже ходил в ту аллею помногу раз, но даже там вас не было. Мне отчего-то показалось, что я найду вас там в воскресенье поздно вечером, но и тогда ошибся… А ведь знаете, я хотел с вами посоветоваться: приглашать на следующие вечеринки Дэйзи или нет. Ведь если приглашать, то обязательно придёт и Том… Ник был поражён всем и сразу. — То есть вы устроили вечеринку без Дэйзи? — спросил он изумлённо, пристально смотря на Джея. Тот не понял причины такого удивления и прямо ответил: — Я просто не мог пригласить её. В конце концов, за эти дни произошло и так слишком много всего. Нам нужно было отдохнуть друг от друга. — Вот как… — Ник хмыкнул и отвернулся, вновь глядя на воду. — Что ж, вы выглядите счастливым, Джей. Значит, всё идёт по плану, — он сказал это уже без прежнего сарказма — да и не к месту он здесь был, смотрелся глупо. Ник почти прошептал это: — Знаете, а я уже думал обижаться на вас. Я думал, что вы совсем ушли вместе с Дэйзи в свой маленький мирок, забыв про меня. А это, оказывается, череда случайностей… — …и ваш сломанный телефон, — Каррауэй вновь посмотрел на Гэтсби и увидел, как тот улыбался. Он и сам усмехнулся всему: своей глупости, глупости Джея, потом их общей глупости и глупости судьбы. — Я приходил к вам в аллею в воскресенье вечером часов в двенадцать. Полчаса погулял, потом вернулся. — Мы могли бы почти увидеть друг друга: я вышел туда ровно без пятнадцати минут первого. — Да, могли, — изумляясь их общей интуиции, которая чуть не свела их, Ник ощутил своим плечом плечо Джея — тот как раз садился поудобнее. От этого человека всегда веяло теплом; наверное, лишне говорить о прикосновениях — они, конечно, не обжигали, но чувствовать их было на удивление приятно. — Вы выглядите уставшим и измученным, Ник. Не идите сегодня на работу, — вдруг проговорил Гэтсби, слегка повернув голову в его сторону. Каррауэй даже ощутил его дыхание на своей щеке. — Как же я не поеду! Мне нужно отработать хотя бы эту неделю… — Тогда непременно после работы приходите ко мне! Вы же знаете, что я всегда рад вас видеть в любое время. И всё-таки нужно что-то сделать с вашим телефоном… Сегодня я вызову мастера, — заметив протестующий взгляд Ника, Джей тут же затараторил: — Ну-ну, даже не пытайтесь отказаться! Он вам ещё и часы те починит, которые я вам сломал. — Боже, вы ещё помните о них! — изумился он и понял, что спорить, вероятно, бесполезно. После они замолчали, глядя вдаль и думая о своём. Сколько они молчали? Нет, в сухие цифры минут заключить это какое-то ласковое, пьянящее молчание было точно нельзя; оно длилось сколько надо — вот ответ. Ник чувствовал плечо Джея, слышал его частое дыхание, иногда искоса поглядывал на его профиль; солнце поднималось выше и выше, вода искрилась ярче, а утренняя дымка постепенно стягивала свою вату с Лонг-Айленда, делая белый дом Дэйзи на том берегу всё виднее и виднее. День сегодня обещал быть ясным и спокойным. Ника всё это убаюкивало (особенно плеск волн), и если бы не Гэтсби, неожиданно начавший разговор, он бы точно уронил голову на его плечо. — Знаете, старина, я вот тут надумываю наконец прекратить вечеринки… Я хочу, чтобы отныне в мой замок ступало только двое людей: вы и Дэйзи. Теперь… в этих вечеринках нет смысла. Пускай меня, вероятно, и проклянут все те сотни людей, что приезжали ко мне, но всё-таки… В скором времени нужно будет закрывать главные ворота. Ник смотрел мало сказать, что удивлённо: ведь Джей и его шикарные вечеринки, казалось ему, это две неотделимые вещи. Хотя отчасти он его мог понять… — Что ж, это разумное решение. Хотя, естественно, по вашим вечеринкам будут скучать многие. Но, думаю, вы делаете правильно. — О, я так и думал, что вы поддержите меня! — с некоторой радостью воскликнул Гэтсби, и улыбка вновь сияла на его губах. Ник оказался этим смущён, как и расслаблен непринуждённой обстановкой, потому и не сумел ответить. Джей немного помолчал, но было видно, что ему хотелось что-то сказать — через минуту он вновь заговорил: — Обязательно приходите ко мне сегодня! И завтра, и вообще всегда… Я буду рад видеть вас в любое время. — Не помешаю ли я вам с Дэйзи? — Ник со всей суровой пристальностью глядел на него, силясь найти хоть долю обмана, когда тот качал головой, но так и не нашёл — лицо Джея было лишь одно спокойное море (как и у них под ногами) искренности и доверия. Каррауэй никогда, никогда больше в своей жизни не видал таких искренних людей, чтобы их открытость хоть как-нибудь была похожа на открытость Гэтсби. Никогда. Этот человек начинал всё сильнее нравиться слишком восприимчивому Нику — и грех, чтобы тот, тридцатидвухлетний мужчина, не видел этого. Конечно видел. Другой вопрос: насколько хорошо? — Мы не можем проводить с Дэйзи более часа вдвоём. Но вас в любом случае пустят и о вашем приходе сообщат мне. И всё-таки я бы хотел, чтобы вы приходили чаще… — на секунду лицо Джея омрачилось задумчивостью, быстро ушедшей, правда; однако это удивило Ника. Он немного подумал, а потом осторожно начал: — Вы хотите поговорить со мной о чём-нибудь? — Гэтсби опустил глаза, но ему показалось, что те на миг засияли. — Да, Ник… я всегда хочу поговорить с вами, но не знаю, о чём именно. Все те темы, которые мы затрагивали — всё не то. — Может быть, это что-нибудь, связанное с Дэйзи? — Может быть, старина, может быть… — Джей задумался, а Ник больше не стал напоминать. После они сидели просто молча и наблюдали медленный восход солнца и противоположный берег; Каррауэй на удивление не чувствовал себя неудобно, когда молчал с этим человеком. Говорят, это хороший признак близости двух людей. Но Ник не думал об этом — Ник наслаждался… Не стоит говорить, сколько именно прошло времени; Каррауэй ощутил, как солнце начало пригревать сильнее прежнего, потому и решил, что пора бы ему возвращаться. Он встал, встал и Гэтсби, понявший его без слов. — Мне уже пора возвращаться и собираться на работу. — О, конечно же! Обязательно приходите ко мне сегодня вечером. Ведь придёте? — они пожали друг другу руки, и Ник кивнул, улыбаясь. Когда он уходил, то заметил, что Джей остаётся. Взгляд его медленно потухал, словно он вспоминал нечто не очень хорошее, глядя вперёд. Каррауэйю казалось, что ему до сих не верится, что зелёный огонёк на причале больше ничего не значит, что пропало то счастливое время, когда он в предвкушении ждал Дэйзи у себя на вечеринке. Когда чего-то долго ждёшь и это сбывается, то не принимаешь это с той же радостью, с которой думал об этом. То же происходило и с Гэтсби. Ему было грустно: оттого ли, что всё так быстро произошло, или потому, что теперь всё обесценилось, так неожиданно и резко? Ник не знал и спешил покинуть его. И чем быстрее, тем лучше — человеку порой нужен только он сам, чтобы решить какую-то проблему. Но, уходя, он чувствовал себя действительно хорошо — лучше, чем когда приходил сюда. Наверное, из-за разговора с Гэтсби. Тогда он решил порвать к чёрту свою бумажку, на которой, как ему казалось теперь, были накарябаны какая-то глупая, почти детская обида, но, будучи тогда в хорошем настроении, он совершенно забыл про это. Так она и сохранилась до сегодняшних дней. Он не заметил свою задумчивую, но счастливую улыбку, когда вошёл в дом, и не заметил, как сказал: «Всё-таки это удивительный человек!». В тот день Ник зашёл таки к Гэтсби; начиная с того момента он почти каждый день — мельком или надолго — бывал у него. Правда, ни разу они не говорили о чём-то хоть сколько-нибудь важном: всегда только пространные темы и общие словечки. Несмотря на то, что Нику казалось, будто Джей чего-то не договаривает, с ним было приятно проводить время, болтая даже о незначительных вещах. Каррауэй даже сам порой не замечал, как затягивались их встречи — самая маленькая длилась аж целых полчаса вместо ожидаемых пяти минут. Всю неделю шли дожди, поэтому Ник только единожды зашёл в их с Гэтсби аллею (почему-то про себя он называл её именно так). Потом хозяин замка обнаружил его и забрал оттуда, так как погода была прохладная для конца июня, а под деревьями было сыро и промозгло. С тех пор аллея порядком опустела и помрачнела, только сам Гэтсби неотлучно работал там с утра. Многие цветы не распускались, лепестки некоторых опали от сильных дождей, высокие стебли слегка пригнулись к земле; сад принял довольно-таки тусклый вид, но никак не скорбный или слишком тёмный. Наверное, Ник просто знал, глядя на блестящие от влаги листья, что скоро он сюда вернётся, что солнце ещё осветит это чудесное место и они с Гэтсби будут гулять здесь, как и прежде. Бывают сады даже ухоженные, но всё равно угрюмые; этот будто впитал в себя лучшую черту своего хозяина: оптимизм, светящийся изнутри теплом. Вот что это было за место.