Лиловый цветок горечи

Раскрась мою жизнь хаосом проблем. 500 Days of Summer ©.

      Ник с утра долго бил по будильнику, прежде чем понял, что это звонил телефон. Ещё более тяжко было встать, укутавшись в тёплое одеяло, и вспомнить, где же в его собственном доме телефон и вообще — он сам. Каррауэй заснул не у себя в комнате, а на диване в гостиной, как резко пришедший и непрошеный гость. Естественно, голос Гэтсби вызвал непроизвольную улыбку и почему-то стало сразу всё равно, что часы едва отбили семь.       — Доброе утро, Ник! Надеюсь, не сильно побеспокоил вас. Однако я предупреждал, что отплывём рано. Будете готовы, скажем, через три четверти часа? — голос звучал бодро и весело, и Нику отчего-то показалось, что Джей уже точно успел поработать в своей аллее.       — Доброе… Всё в порядке, Джей. Я буду готов. Где встретимся? — скинув одеяло на пол, словно тут же заразившись свежестью и оптимизмом от собеседника, воскликнул Ник, и последние нотки сонливости его голоса растворились в звонких аккордах вопроса.       — Помните, где мы в прошлый раз отплывали на моей яхте вместе с Дэйзи? С того же причала. Всё! Без пятнадцати восемь, да? Не забудьте взять с собой полотенца, о ланче позвольте взять заботу мне.       — Да, хорошо, я понял… — буквально секунда разделяла до момента, когда бы Гэтсби бросил трубку, но Ник спешно затараторил: — Послушайте, Джей!.. Вы… вы уже работали в аллее, правда? — послышалась усмешка, и Каррауэй тут же пожалел, что спросил эту глупость: нынче была не ночь мозгового опьянения и каждое слово должно быть точёным, чётким, а не двойственным туманом.       — Вы правы, вернулся минут десять назад… Как вы догадались?       — Не знаю… Услышал ваш голос, и мне так показалось. Он звучал звонко, и я услышал в нём плеск той самой речки, что течёт рядом с аллей. Или шум деревьев, или яркость цветов… — Ник стукнул себя по лбу — никогда ещё словесный поток не оборачивался так стыдливо для него.       — Ох, Ник, я честно вам скажу: вернитесь всё-таки когда-нибудь в писательство, хорошо? Изобразите историю, хоть какую-нибудь… ну, у вас здорово получится, мне кажется. — Каррауэй ощутил, как к щекам прилило искреннее смущение, а губы налились пунцовым цветом. Кто бы знал, что буквально этой осенью он исполнит желание Гэтсби, правда, последний этого уже оценить не сможет…       — Да… обязательно. Но всё же я думаю, что никакой я не писатель… Ведь я так давно не брал карандаш в руки.       — О, в вашем случае не это главное. Образы в вашей голове — вот что волшебно. Может, небольшой круиз по заливу вдохновит вас?       — Да, может быть… До встречи, Джей. — Джей добавил напоследок, чтобы Каррауэй не опаздывал, ведь самое лучшее время для плавания — это до обеда, а потом становится жарко, лениво и неохотно.       Собрался Ник быстро, запихнув нужные вещи в большую походную сумку. За пять минут до официального отплыва он вышел и направился к причалу, что находился чуть сбоку от замка Гэтсби, если идти по песчаной косе вперёд от жилища Ника. Воздух был влажным, терпким, как будто вот-вот в нём должна промелькнуть молния, а небо блестело как начищенная бирюза. Вода в заливе окрасилась в серовато-зелёный, будто на секунду решив стать водой не Лонг-Айленда, а Венеции. Ник не знал, куда они направятся с Джеем, но это было даже некоторой неожиданностью и Нику уж точно нравилось. Зная Гэтсби, он мог пригнать к причалу и полноценное судно, чтобы доехать, например, до той же Венеции, но Каррауэй не думал, что такой человек, как Гэтсби, смог бы оставить Дэйзи здесь одну хотя бы на пару деньков. Ведь ей, по мнению Джея, было до черта одиноко; в чём Ник, честно говоря, отчего-то сомневался, ведь в некотором смысле помнил лёгкую ветреность и забывчивость своей милой двоюродной сестры. Впрочем, он уже решил, что вмешиваться не будет, так что…       Рядом с причалом уже красовался довольно крупный светлый парусник с широкой палубой, уходящей вниз, в каюту, чтобы на время штормов можно было скрыться там. Джея не было видно, хотя какие-то мешки лежали на причале. Пока Ник подходил, его друг выбрался из нижнего отсека парусника и ловким движением запрыгнул на причал, чтобы взять мешки, но тут же заметил его. Улыбнувшись, Гэтсби дождался, когда Каррауэй дойдёт до него, и они пожали друг другу руки, и Ник увидел эту тёплую улыбку, в которой всё только и говорило: «Я помню наше недавнее чаепитие, это было забавно!», и Джей точно это осознал, почему-то усмехнувшись.       — А ведь знаете, Ник, я попробовал сделать ваш чудесный чай дважды и понял, что он абсолютно неподражаемый.       Каррауэй только рассмеялся, подумав, что Джей говорил это лишь ради того, чтобы его не обидеть, однако тот несколько серьёзно посмотрел на него, а потом тихо проговорил: — Это ведь чистая правда, старина, над чем вы смеётесь?..       — Ох, уж извините меня, Джей, просто лично мне просто показалось, что вы преувеличиваете, — Каррауэй похлопал его по плечу в знак примирения, хотя сам ещё, конечно, считал это невозможным и участливо спросил: — С чем же переборщили? Или наоборот — кинули так много с щедрой руки?       — Да вот странно это, на самом деле… Делал почти точь-в-точь, как вы. Может, просто пропорции не так хорошо запомнились…       — А знаете, в чём причина? — Ник, гордо выпрямив спину, важно прошёлся по причалу вперёд, мимо Гэтсби и назад, а потом резко развернулся к затаившему дыхание другу. — Вы просто делали это без меня, упрямец… — почти на выдохе и едва слышно (отчего так — одному Богу известно) вымолвил Ник и улыбнулся, увидев, как солнечные лучи зажгли изнутри тёплый шоколадный цвет, а тонкие губы дёрнулись в стороны.       — О, вот здесь признаю своё поражение… Достоин ли я прощения чайного мастера? — втянувшись в роль, Джей приложил руку к сердцу и сделал манерный наклон вперёд. Ник расхохотался и слегка толкнул Джея в плечо, чтобы он распрямился обратно.       — Что вы! Чайные мастера не обижаются — это ниже их достоинства. Они просто наблюдают над упрямцами и смеются, смеются…       — Да вы коварны, Ник! — в изумлении воскликнул Гэтсби, и Каррауэй видел, как он едва пытался сдержать взрывной смех, и как солёный ветер колыхал его светло-русые, цвета созревшего колоса, волосы, и как в его глазах засветилась тысяча радужных факелов, и как одна единственная пуговица на воротнике его хлопчатобумажной футболки уколола Ника пронзительным отблеском солнца в глаза.       Они рассмеялись и спугнули грязно-серых чаек, приютившихся под причалом: те недовольно взлетели ввысь и направились, может быть, к самому океану.       Когда они наконец погрузились на парусник, на горизонте появилось тяжёлое мутное облако. Джей сказал, что, даже если будет гроза или шторм, в заливе Лонг-Айленда это не так страшно. А в их маленьком заливе — тем более. На вопрос Ника, куда именно они направятся, Гэтсби загадочно усмехнулся и оттолкнул парусник от причала, по пути запрыгнув на него.       Сначала они спокойно плыли по заливу Манхассет — тот самый, что отделял двух потерявшихся во времени и суете любовников, потом остановились на его середине и стали рассматривать дно, но, увы, оно полностью отражало небо и было сейчас одной огромной текучей тучей. Вода была несколько прохладной, но почти идеальной для купания, и Ник не пожалел, что надел купальник и взял сухое бельё. Пока Джей привыкал к воде, аккуратно натирая ею свои плечи и ноги, Ник едва слышно прокрался к нему сзади и, попытавшись толкнуть его, повалился за Джеем сам, ведь тот ловко схватил его за руку. Выныривая и едва передвигая руками-ногами от холода, они смеялись, и дыхание сильно перехватывало, но они на это не обращали внимания, а пытались выяснить, кто был виновен методом «кто кого сильнее забрызгал, тот и прав». Парусник стоял на якоре, а они, как разноцветные поплавки, суетились вокруг него, подныривая, прячась за остов и утягивая друг друга на дно. Ник помнил только это: в глазах вечно солёная вода, взрывы миллионов блестящих мелких алмазов воды вокруг, всегда недостающее дыхание, снова вода, горечь и резь в горле, носу, но так даже лучше, когда над макушкой смыкалась вода, сложно было понять, где верх, где низ, где это дно, а может, Гэтсби тащил его лишь к свету и был каким-нибудь русалом-спутником в мир, где они очнутся призраками и обязательно в Венеции… точно в Венеции. Потом гул стаи чаек над головой, и вот уже в нескольких метрах от них одна из птиц ловко кинулась в воду за мелкой рыбёшкой. У Ника навсегда с тех пор осталась одна ассоциация с морем: растрёпанный, розовощёкий Джей на водной глади с покрасневшими от соли глазами и безупречной улыбкой; и разве что ещё приятные мягкие волны, разливающиеся по всему телу, когда Джей касался его под водой или напрыгивал на него всем телом, утаскивая на дно. Ник первые пару секунд даже не сопротивлялся, думая, что рад с Гэтсби уйти не только на дно, но и глубже, при этом ощущая мощные руки того, сомкнувшиеся около него. Но потом быстро приходил в себя и судорожно выплывал на поверхность, по пути придумывая коварный план, как бы отомстить Джею.       Каррауэй забыл, что им обоим под тридцать лет; лично он был вновь мальчиком двенадцати лет максимум. А Джей был всего лишь его давнишним закадычным другом, с которым они уже дружили, по ощущениям, лет сто и, видимо, не только в этой жизни. Когда борьба была окочена чисто в мальчишеском стиле, то есть ничьей, они устало перебрались через борт назад на парусник и распластались посредине прямо на полу, давая сотням ручейков расходиться от них в разные стороны. И вот почему именно в тот момент, лёжа на спине, слыша истошный крик чаек, своё тяжёлое счастливое дыхание, слегка хрипловатое и более протяжное — у Гэтсби, чувствуя острый и мокрый локоть того, упирающийся в свой бок, и видя перед глазами лишь такое мутное небо, как будто оно было только запотевшим стеклом от их дыхания, Ника едко и даже жгуче кольнула будто бы иголка с шприцем, наполненным живым летом и бурным адреналином. Почему в его голове вертелась одна и та же мысль: «Только эти три месяца, Господи, только они — это моё всё!»? Он подумал, что в его мысли просочилось слишком много плотного солёного воздуха и он немного бредил.       Каррауэй приподнялся на локтях и взглянул на Джея; он клялся себе, что ни Дэйзи, ни какой-нибудь его старый приятель ни видели его таким счастливым и настоящим одновременно. Это не тот Гэтсби, в ярком костюме с иголочки, со сдержанной одинаковой улыбкой на губах, миллионер с Лонг-Айленда, организатор пышных вечеринок, умелый бизнесмен и чей-то пока тайный любовник… Это совсем другой Гэтсби… нет, просто Джей: с торчащими в разные стороны мокрыми волосами, с безумной радостной улыбкой на губах, с закрытыми глазами, на ресницах которых подрагивали капельки, с часто вздымающейся грудью и с одними лишь солнечно-аметистовыми мыслями в голове. И Ник был серьёзно счастлив от этого глупого понимания; даже этот заплыв по заливу Манхассет сильно отличался от прошлого, когда их было трое; и он понимал, что Дэйзи тогда была лишней… А, пока они вдвоём, происходило нечто совершенное, чудесное.       Джей отдышался, открыл светившиеся радостью глаза и заметил:       — Старина, согласитесь, я у вас выиграл совсем-совсем! — На это громкое заявление Ник только толкнул его в бок и возмутился:       — Ну уж нет, Джей, это была честная игра и вот ещё пять минут назад вы были готовы почти коснуться дна. Так что, без сомнений, в выигрыше здесь я!       Укутавшись в полотенца, они продолжали спор, который вполне мог закончиться в воде, если бы они не одумались вовремя и не избежали падения. Обсохнув и переодевшись, они поплыли дальше, за чайками, которые так и намеревались привести их к берегу. Джей приоткрыл завесу тайны и сказал, что они остановятся в Порт Вашингтон, а если точнее, то около парка Сансет; это всё находилось на другой стороне, почти у основания острия залива Манхассет. Где-то здесь по пыльным дорогам ехала чёрная, как катафалк, машина с Дэйзи и Томом позавчера или ещё раньше… А теперь, так близко к этому месту, будут кататься они на лёгком, почти летящем по несуществующим волнам паруснике.       Вообще говоря, Джей управлял им несколько профессионально, по мнению Ника. Правда, тогда Каррауэй не знал о прошлом своего друга, потому и без сомнения подумал, что Джей просто позволил себе пару занятий на паруснике, чтобы в совершенстве овладеть им. Ветер играл им почти на руку, хотя сам Гэтсби признался, что планировал причалить к несколько иному месту. Впрочем, добавил он, сегодня им предстояло не надеяться на свои ожидания, потому что ветер капризен и в одну секунду из их друга он мог превратиться в их врага.       Парк Сансет выходил на каменистый бережок, где, развалившись, лежали представители среднего класса на пёстрых полотенцах. Джей причалил парусник в маленькую бухту рядом с пляжем, и, окружённые только частым кустарником и зарослями мангрового дерева, они устроили уютный пикник на зелёной клетчатой скатерти. Джей говорил, жуя дольки апельсина, что сегодня им предстоит преодолеть что-то коло сорока восьми миль, но пускай Ника это не пугает, ведь впереди у них весь день, а остановок будет очень и очень много.       — И, знаете, старина, я очень волнуюсь, не наскучит ли вам всё это. Потому что, конечно, ради приличия вы не сможете сказать мне то, что, может, думаете на самом деле… — Джей так и не откусил от бутерброда, остановив руку с ним на полпути. Ник, видимо, так легко и неожиданно рассмеялся, что Гэтсби чуть не выронил этот пресловутый бутерброд.       — Вы, конечно, всё выдумываете! Я понимаю, что буду не только рад, но и абсолютно счастлив совершить с вами этот круиз. Мы как будто бы с вами два подростка, сбежавших от родителей с крупной суммой денег и арендовавшие парусник, чтобы посмотреть мир, правда? — Каррауэй так неподдельно сиял, что этим растопил последние остатки сомнений Джея. По крайней мере, сам он так решил, увидев расплывшуюся улыбку напротив.       — Ох, на самом деле, если бы вы знали, как иначе всё было бы, встреть я вас в пятнадцать или восемнадцать лет. Или даже в двадцать… ох как иначе… — вдруг признался Джей, отхлебнув воды и со вздохом глянув на морскую даль залива, наклонив голову слегка вправо, как будто бы он пытался разглядеть в мглистом горизонте зелёный, принадлежавший Дэйзи огонёк. Ник хмыкнул, подумав, что друг имел в виду нечто более глубокое, чем казалось на самом деле. И это глубокое ему самому познать именно сегодня навряд ли удастся.       — И как именно: иначе? — Джей повернулся к нему, и тень от листвы вырисовывала на его лице ажурную смешную маску. Он улыбнулся, пригладил свои слипшиеся от соли волосы и, подтянув к себе ноги, едва слышно хмыкнул.       — Кажется — многое, а в сущности — какие-то мелочи. Тогда бы мы, быть может, были более раскованными сейчас, знали каждую трещинку в характере друг друга, вместе бы проходили сотни разных историй в юношестве, таких мелких, но таких, по сути, важных, откладывающихся в памяти. Вместе бы катались на велосипедах, оставались с ночёвкой под открытым небом, залезали на высокие горы, купались бы в Богом забытых озёрах, отряхивались от водорослей, проникали бы в древние замки и на строй-площадки без разрешения, убегали бы из школы, при этом радостно поедая яблоко одно на двоих и скрываясь от учителей. И много-много таких мелочей. И… — Джей резко вскинул на него проницательный взгляд, — и я несу какую-то чушь, вероятно?       — Ни в коем случае! Просто вы говорите так складно и ярко, что я на секунду поверил, будто бы мы с вами и правда участвовали во всём этом. И было, было что-то до июня этого лета, — Ник улыбнулся, улыбнулся и Джей, потерев в задумчивости лоб.       — Таких историй можно придумать миллион.       — Тогда во всех этих миллионах мы и участвовали. — Гэтсби ухмыльнулся и лёг на спину, устремив взгляд вверх. Ник последовал его примеру.       — И просто бы… всё было бы по-другому, поверьте.       — Но, Джей, зачем думать о таком далёком для нас параллельном мире? — заговорил Ник, глядя на колыхающуюся цветную листву над собой и чувствуя, что ему уже не важно, знали ли они с Гэтсби друг друга десять лет или хотя бы день. — Мы сейчас здесь, в этом мире, и мы пытались утопить друг друга как мальчишки, и поплыли на паруснике в выходной день, сбежав ото всех, и послали всё к чертям, чтобы вот так запросто сейчас лежать и жевать круассан. Разве это уже не прекрасно? Лично я уже ощутил себя счастливым…       — Вы правы, старина, правы… — тихо согласился Джей, и Ник с удовлетворением услышал его усмешку. Не было в мире более сладостного осознания, чем то, с каким Каррауэй видел, что сумел убедить друга. Они хотели быть призраками, они хотели быть мелкими мальчишками-друзьями, да даже цветами, близко растущими на одной клумбе, причём Ник был рододендроном, а Джей — вьюном; и Каррауэй верил, что они уже точно были ими всеми, просто, конечно, не помнили, ведь было это так давно, может, в прошлых столетиях. Ему казалось, что Гэтсби тоже знал эту безумную вещь; нет, что-то всё-таки после той апельсиновой ночи переломилось, хрустнуло, окрасилось в кислотный цвет. Джей будто бы устроил последнюю проверку: стоит ли доверять этому весьма застенчивому соседу? После того, как увидел, что огоньки их безумств одного оттенка, твёрдо решил, что стоит. По крайней мере, такую легенду придумал для себя Ник тогда, и она полностью оправдывала происходящее.       После пикника они вновь погрузились на парусник, и Джей сказал, что они поедут к загадочному месту, где в своё время произошло множество печальных событий, но там довольно красиво, есть замок и это место пока не облюбовано туристами, лишь только заурядными искателями приключений вроде их с Ником. Он добавил, что Ник будет поражён размерами этого места; и Ник смутно понял, большое ли оно или маленькое. Он расположился вальяжно на сидении и почти дремал от лёгкого качания волн. На горизонте вокруг них всегда виднелась земля, и иногда пропадало чувство, что они в море; Каррауэй тогда опускал руку в воду и пробовал её на вкус: нет, она по-прежнему была солёной. И они с Гэтсби были по-прежнему с Америке, а не плыли по широкому озеру где-нибудь в Финляндии.       Наконец Джей указал на пушистую зелёную макушку впереди; Ник узнал в ней остров Харт — знаменитое безымянное кладбище бедняков наравне с живописной флорой и заброшенными, никому не нужными красивыми зданиями бывших больниц и клиник. Это был очень маленький островок — примерно одна миля в длину и две десятых миль — в ширину. Пытаясь подплыть к берегу, Джей первый раз промахнулся, так как ветер дул в другую сторону и парусник пронесло мимо острова. Во второй раз удалось пришвартоваться только лишь после того, как Гэтсби понял, что ближе подплыть к берегу они больше не смогут, и, подогнув штаны, спрыгнул в воду, чтобы толкать парусник к суше. Ник тут же кинулся ему помогать; вдвоём, мокрые по пояс, так как дно неожиданно оказалось глубже ожидаемого, они доволокли своё небольшое судно до суши и, заупорив его, присели на большой булыжник неподалёку.       — Надо бы слегка передвинуться, на самом деле, — вдруг заявил, немного сбивчиво дыша, Джей и указал на парусник. — Я знаю тут несколько другое место, более безопасное, чтобы оставить его. Правда, с таким нехорошим ветром мы навряд ли сумеем доплыть до другого конца острова…       — Давайте попробуем переместить его туда таким образом: канат будем крепко держать в руках и идти по берегу, а сам парусник пусть плывёт. Думаю, вдвоём мы управимся!       — Мне так неловко, на самом деле, вас беспокоить, ведь я сам вас позвал на это путешествие и должен отвечать за все его нештатные ситуации… — Джей сидел близко, и потому, когда он повернулся к нему, Ник с лёгкой дрожью ощутил тёплое дыхание на своей шее.       — Вы зря волнуетесь, Джей. Мы же с вами, в конце концов, всё ещё сбежавшие мальчишки, — полубоком развернувшись к нему, заметил Каррауэй. — А беглецы должны помогать друг другу, так? К тому же, если говорить честно, то я соглашался на эту поездку вовсе не в качестве безучастного пассажира… — Ник похлопал задумчивого Гэтсби по плечу и встал с камня. — Я с радостью помогу вам в чём бы то ни было. Пойдёмте! — он подал ему руку, и Джей, сверкая благодарным взглядом, взял её и поднялся на ноги.       Целая миля — не так много, но, когда тащишь за собой тяжёлый парусник по воде, при этом стараясь быть сильнее ветра, дувшего в противоположную сторону, это становится и немало. Особенно когда береговая линия оставляла желать лучшего: то чистый галечный пляж, то каменистая тропа с препятствиями; тут бы самому не навернуться, что уж говорить про бедный парусник, который всегда относило на острые скалы, и в те моменты Джей с Ником, крича, напрягаясь, оттаскивали его подальше, а потом счастливо выдыхали, когда всё обходилось. На сам остров, конечно, взглянуть не удалось, но Гэтсби обещал, что они исследуют его вдоль и поперёк.       Когда парусник был успешно оставлен в безопасном порту, где были пришвартованы ещё две маленькие лодчонки, Джей схватил Ника за рукав и потащил в самую глубь острова Харт. В основном, здесь были только высокие частые деревья, влажная прохладная тень от их листвы, вереница синих стрекоз и лиловых бабочек и почти заброшенные здания с витыми украшениями, выбитыми заострёнными окошками и завывающим одиноким ветром. А ещё пыльные узкие тропинки, огромные светло-серые камни, изредка встречающаяся кем-то забытая одежда, несколько выжженных деревянных бараков и далёкие-далёкие, доносящиеся совсем из иной реальности голоса людей, что доплыли сюда на тех самых лодках.       Эта прогулка показалась Нику невозможно личной, как будто созданной только для одного человека, но раз уж этот человек решился прихватить с собой другого, значит, было в этом нечто серьёзное и даже доверительное. Потому что бродить по пустому лесу на одиноком острове — занятие исключительно для тех, кто хотел подумать о чём-нибудь сокровенном; и, судя по сосредоточенному лицу Джея, так оно и было. Ник подумал: этот остров был вполне себе милым местечком, не считая угрюмых больниц с острыми осколками стекла вместо окон и выкинутыми на улицу серыми койками. Если вдруг у него появится желание уединиться, он непременно поплывёт сюда — правда, как именно, ведь управлять даже обычной лодкой он умел с трудом, но мысль была такой каменной, что никакими сомнениями нельзя было её разбить.       Спокойная прогулка раскололась на звонкие блестящие части ровно в тот момент, когда довольно далеко от них раздался ружейный выстрел. Звук этот приравнялся к взрыву среди этого тихого сумрачного леса; вороны, каркая и жалуясь, резко вспорхнули с веток, хотя до того их совсем не было видно и казалось, будто они просто были частью общего, какого-то необычного вороньего дерева. Ник вздрогнул и замер на месте, а Гэтсби вцепился в его запястье и потянул к себе, словно, встав ближе, они могли бы издалека сойти за обычный ствол без веток. Бред, конечно, но Ник, осознавая, что сейчас не самое лучшее время для таких мыслей, всё же подумал: славно, что Джей хотел спасти не только себя.       — Старина, вы это слыхали?.. — взволнованным шёпотом проговорил Джей, а сам быстро обвёл вокруг них взглядом, особенно долго вглядывался назад, откуда и был слышен выстрел. Ник тоже поглядел туда, ощутил свою мелкую дрожь — казалось, будто выстрелили у него в душе, а не где-то на другом конце острова, и кивнул.       — Да… Очень надеюсь, что это было сделано… не знаю, ради отстрела какого-нибудь животного или птиц… или… — Земля под ними грузно сотряслась от двух мощных выстрелов; теперь то ли от вселившейся паники, то ли от навострившегося до музыкального слуха казалось, что стреляли совсем недалеко. Холодные пальцы Джея теперь сильнее схватили его ладонь, а сам он аккуратно стал отходить в сторону. Каррауэй податливо следовал за ним.       — О нет, Ник… — шептал в ответ Джей, когда они ушли с тропки за сероватые шершавые стволы. — Это навряд ли. Потому что здесь место совсем не охотничье. Да и никто почти не водится. Ник, надо спрятаться и переждать! — вдруг заключил он, прижав к себе его за руку сильнее и шепча почти в самую щёку. — Видите это здание впереди? Давайте туда. Переждём и посмотрим дальше, что делать…       Щекотливое, ледяное и немножко сотканное из адреналина чувство подбиралось к горлу; не совсем страх, а какая-то дикая его смесь с бешеным азартом, развесёлой паникой и сумасшествием. Вкратце, Ник чувствовал себя именно так. Джей тащил его, а Ник смутно понимал, полностью ослеплённый накатившим сгустком энергии, и ступал, спотыкаясь, на негнущихся ногах. Вдогонку им прозвучало ещё несколько залпов, ещё пока отдалённых, но звонких и ясных, как стрелка грозы в тёмном небе над головой, когда уже осознаёшь: можно в считанные секунды пропасть. Ник хотел думать, что ему только казались глухие отчаянные крики каких-то людей. И он был так счастлив, когда их заглушал немного взволнованный, но твёрдый голос Джея, который говорил: не стоит паниковать раньше времени, потому что вдруг они с ним излишне предосторожные, а на берегу просто устроили соревнование по стрельбе, хотя дело, конечно, не самое подходящее для такого места, но ведь кто знает…       Ник слушал его и кивал, хотя из них двоих, откровенно говоря, никто не верил в эту чушь. Наконец, они добежали до двухэтажного небольшого здания, кирпичные стены которого были изъедены мхом, а вместо крыш прорастали толстые древовидные лианы. Окна побито смотрели на дикий лес вокруг, а маленькая дверка в холл, разделявший здание на две части, совсем неприветливо приглашала их внутрь. Джей поволок его туда; под ногами захрустела штукатурка, в нос ударило никуда не улетучившимся запахом спирта, а вокруг в хаотичном порядке были разбросаны поломанные стулья, кровати, кушетки, столики и разбитые осколки синих и зелёных баночек. Они направились в самую дальнюю комнату, видимо, ординаторскую, у которой не было окон, но в итоге желание хоть одним глазком отслеживать ситуацию взяло верх. Ступая по скрипучим, поднимающим высокое облако пыли ступеням, они осторожно забрались на второй этаж и, вздрагивая от каждого близкого выстрела, уселись на менее пыльную железную кровать с изодранным матрасом и одновременно столкнулись взглядами, полубезумными, тревожными.       — Ник, я ведь теперь виню себя в том, что завёл вас в небезопасное место, — зашептал Гэтсби, печально ухмыляясь. — Хотя, честно говоря, я много раз проверял сам и спрашивал у других людей, часто бывающих тут, и все в один голос твердили, что тут просто отлично, несмотря на невесёлую историю самого острова и кладбище на северном его конце. Ник, мне так жаль…       — Пожалуйста, не вините себя. Не знаю, вероятно, глупо и беззаботно так думать сейчас, но в такие моменты лично я осознаю, что живу по-настоящему, а не безвольно существую в этой жизни, — Ник улыбнулся дрожащими губами и похлопал Гэтсби по плечу. — Пожалуйста, не сочтите меня сумасшедшим, но я и правда ощущаю нечто такое, когда рядом со мной начинается опасное приключение.       Джей, судя по всему, счёл это только ободряющей шуткой, потому что Ник смог увидать в мягкой дрожащей темноте его скупую тревожную улыбку. В один миг для его друга разрушился до основания весь изумрудно-холодный покой, а для самого Ника всё, наоборот, зажглось терпким сказочным пламенем; никто не отменял того, что можно обжечься об него, но кого это интересовало?.. Каррауэй ещё раз похлопал Гэтсби по плечу, встал и дошёл до окна, аккуратно глянув на узкую тропку, по которой они шли. Тут же отпрянул ото окна; фигуры были уже недалеко — их было три или четыре, а выстрелы свистели уже совсем близко. Ник не сумел усидеть на месте, отошёл к пыльной стене около кровати и прижался спиной, не жалея рубашки. Каждый залп из пистолета едко щекотал нервы, а то, что теперь было вместо души, превратилось в прозрачный голубоватый лёд. Джей, скрипнув кроватью, тоже встал и примостился рядом, опять-таки без всякого сожаления загрязнив свою дорогую светлую рубашку об грязные чахоточные стены.       — Да, вы нашли чудесное место. Отсюда виден кусочек леса, зато совсем не видно с дороги нас, а если даже кто-то захочет глянуть на второй этаж, мы можем спрятаться за этим шкафом, — Джей указал на шкаф, одиноко прислонённый по правую руку от них. При особом желании можно было забраться внутрь, но это только в исключительных случаях, потому что Ник, например, побаивался залезать в его сумрачную могильную внутренность.       Наконец стали различимы громкие голоса, невнятно обсуждавшие какого-то босса, заливистый противный смех, колкие словечки про какую-то девушку, сейчас, видимо, распластанную где-то на берегу, и несколько пуль совсем бестолково скользнули по кирпичам здания, слышно раскрошив их. Без всяких сомнений стало ясно — полуграбители, полу-убийцы были ещё и пьяны; сердце Ника подскочило к горлу, а ладони сжались в кулак, собрав горстку извести со стены. Джей накрыл его руку своей горячей ладонью и, наклонившись немного, прошептал на ухо:       — Ник, всё в порядке. Пуля никак не попадёт к нам. Когда они отойдут достаточно далеко, мы выйдем и аккуратно направимся в сторону парусника, чтобы уехать отсюда. Ох, мне так жаль…       А Нику было и страшно, и хорошо вместе с тем: находиться здесь, на таинственном печальном острове, в заброшенной психбольнице с выщербленными убогими безумными рисунками стенами, вместе с миллиардером Лонг-Айленда, который крепко держал его за руку, шептал извинения и обдавал обжигающим дыханием ухо и часть щеки, а ещё сердце бешено колотилось и силилось разорвать своего хозяина на миллион пульсирующих осколков. Пули, казалось, высекли глубокие стрелки не на стене, а на нервах Ника, но это было настолько сильно и чарующе, что он позабыл зашипеть от боли. Только ощутил, как по венам побежало нечто горячее крови. И был почему-то до ужаса счастлив, хоть и слегка обескуражен.       Почему-то Каррауэй уже слишком явно представил, как эти пьяные стрелки вдруг решают проверить это ничем не примечательное среди остальных здание, заходят внутрь него, а Джей толкает его в сторону шкафа, но слишком поздно, потому что ноги у Ника совсем не слушаются и только тормозят процесс. Всё это так бледно, но живо появилось перед глазами, что в ноги кольнула дикая слабость и он ощутил, как спина, оглаживая каждую неровность стены, заскользила вниз. Ник был ужасно расстроен и смущён своим необъятным страхом и глупостью этого страха. Но тёплые руки вовремя подхватили его, придержав за плечи, а проницательные поблёкшие глаза цвета октябрьской листвы проникли в душу и полушёпотом сказали, что совсем не стоило думать о таких мелочах. Ведь для этого был он, Гэтсби, чтобы отмести своей широкой ладонью все эти разъедающие понемногу мелочи в сторону. Ник вдохнул себя слишком много воздуха, так что сейчас ощутил приятную истому в груди, а потом придержался за руку Джея. Было не стыдно, но было — откровенно, как будто бы на пару мгновений он приоткрыл сочащуюся тревогой душу для этого целебного успокоительного взгляда.       И что-то тогда дважды переломилось в душе Ника. Он и сам мало осознавал, что же именно. Просто, хотя ситуация была ужасная и неконтролируемая, она имела тот же васильковый цвет безумия, какой возник в то ночное чаепитие. Сейчас как будто всё вокруг растворилось под плотной пеленой, а они с Гэтсби пропадали в ней, пропадали осознанно и бесследно, почти наслаждаясь этим. Каррауэй готов был спорить на что угодно, что Джей в тот момент это ощутил с такой же силой. Но, конечно, вслух говорить такие вещи в их возрасте — глупое самоубийство, поэтому болезненно яркий взгляд, и этого более чем достаточно.