Лиловый цветок горечи

Почему вы рассуждаете о жизни, вместо того, чтобы ощущать её? Эрих Мария Ремарк ©.

      — Они… уже уходят, Ник, всё в порядке… осталось подождать пару мгновений, и мы с вами аккуратно отправимся в порт. Помните, мы ещё пришвартовали парусник недалеко от огромного валуна? Можем зайти из воды, чтобы не попадаться на глаза, — скоро шептал Джей, осторожно и виновато улыбаясь, и держал его за локти. Ник наконец очнулся, пришёл в себя, судорожно выдохнул и закивал.       — Но, знаете, я вдруг понял… — продолжил Джей, усмехнулся, опустил голову так, что Каррауэй ощутил его пахшие морем, свежей выпечкой и мандаринами волосы на своей щеке. — Понял, что вы и впрямь не обижены на меня. Вы даже как будто бы счастливы этому злоключению. И вот сейчас, когда мы скрываемся от наших смертей за чьими-то демонами, выстроивших психбольницу, я и правда ощущаю себя мелким парнишкой, который вместе с давним другом, с которыми обычно совершенно не помнишь, как познакомился, проник в запретную зону и скоро должен понести наказание. И это действительно то, чего мне не хватало в жизни и чего, позвольте посвоевольничать, вам тоже не хватало, хотя при мысли о том, что происходит в реальности, у меня до сих пор мурашки по коже бегут.       Ник стоял, оцепенелый, почти прижатый руками Гэтсби к серой стене, и слышал далёкие грубые голоса и последний бессмысленный выстрел в пустоту. Лично у Ника мурашки шли по коже от слов Джея, а не от происходящего. Откровенность рано или поздно убьёт их с Джеем — вот возникло в голове Ника, когда он утопал во властно-тревожном взгляде. Через пять минут они уже аккуратно спускались по скрипучим ступеням на первый этаж и всё прислушивались: нет ли где поблизости выстрелов? Всё случившееся напоминало ироничный рассказ, главы которого публикуются обычно где-то в конце газеты, чтобы не выводить из себя читателей своей безвкусицей и слишком неправдивым сюжетом. Ник никогда бы не смог поверить, что их жизни с Гэтсби на секунду метнутся на жёлтые страницы этих дурацких рассказов и растворятся в них полностью. И, кроме этого, что их разумы помутнеют настолько, что, возможно, и безумие станет даже не одинаковым на цвет, ощупь, вкус, а просто превратится в одно огромное облако, общее облако, накрывшее их под собой. Ник отгонял эти мысли, но они возвращались, как надоедливые мошки; они осторожно выходили из своего ветхого укрытия, и Джей тревожно оглядывался по сторонам. Ник видел беспокойство друга, его почти серые глаза, след опавшей штукатурки на его воротнике, взъерошенные волосы и думал, насколько сильно они с ним ошибались, считая, что познакомились в июне этого года. Нет, ведь определённо нет! Как минимум, они знали друг друга всю жизнь… Эта эмоция, с какой думал о Джее Ник (по крайней мере, сейчас), была чересчур терпкой и горячей, чтобы не вызывать сомнение в самом себе. Но словно какой-то демон сидел на левом плече и злорадно шептал: «Всё правильно, всё правильно!..»       — Всё правильно… — задумавшись, брякнул вслух Ник, и Джей, поглощённый выстраиванием траектории до причала, где стоял их парусник, лишь кинул на него вопросительный взгляд. В это время они уже дошли до конца дома и на пару секунд остановились, чтобы прислушаться: не возвращаются ли стрелки́? Однако было тихо и почти спокойно.       — Что именно вы считаете правильным? Если происходящее, то я почему-то согласен и не согласен с вами одновременно, — Джей улыбнулся тепло и искренне, как и всегда, чем внушал безграничное спокойствие, в котором и сам испытывал недостаток. — Нам нужно быстро пройти по этой тропинке — всего через пять минут мы будем уже у причала. Будем двигаться осторожно. Как только достигнем парусника, вы запрыгивайте внутрь и спрячьтесь, а я разгоню его.       — Мы разгоним его, — поправил его Ник и многозначительно посмотрел на Джея; тот повернулся к нему и искривил губы, словно ему стало больно.       — Ник, это может быть опасно — вдруг погоня или, даже хуже, стрельба?.. Я вас сюда затащил и виноват в случившемся, так что мне и разбираться… — чтобы не терять времени зря, Джей потянул его за руку и потащил к тропинке, к её левому краю, чтобы всегда быть скрытыми за деревьями. На мгновение их холодные пальцы переплелись, и Ник ощутил совершенно нового оттенка чувство, отпечатавшее ему в душе первую букву имени Джей. Слишком пафосно, несвоевременно и дико, но Ник понимал: ещё пару таких печатей и всё пропало. Всё пропало, и вместе с тем всё возродилось.       — Нет, Джей. Я помогу вам. Сбежавшие должны помогать друг другу, так? — Ник подмигнул Джею и увидел, что почти уговорил его. — К тому же, если ветер будет дуть не в нашу сторону, вы один точно не справитесь.       Джей точно согласился, но не ответил: лишь отвернулся и Ник увидал лёгкую улыбку на его губах, что означало точно — Гэтсби сражён его уговорами и вполне готов сотрудничать, но только на правах двух сбежавших. Они шли быстро, почти не переговаривались, зорко осматривались вперёд-назад, из-за любого странного шума останавливались и пережидали за каким-нибудь деревом, а после снова шли вперёд. Под ногами шелестела сухая трава, солнце рисовало на земле кружевные узоры тенью, а в нос пробирался щекотливый запах полыни и более нежный — клевера. Если бы не ощущение, что в любой момент может раздаться выстрел, вся эта обстановка вполне напоминала душевную прогулку в тёмном влажном лесу. Лишь ближе к причалу, когда ноздри учуяли слабый солёный запах моря, где-то далеко позади, на другом конце острова, наверное, кто-то пару раз пальнул из ружья. Парусник Джея виднелся сквозь стволы деревьев, и они прибавили скорость, но и не забывали об осторожности.       Впрочем, причал оказался пуст и безмятежен, как глубокое васильковое небо, равнодушное к стрельбе и убийствам где-то внизу себя. Визуально лодок и парусников на этой бездушной, качающейся на волнах стоянке не прибавилось, однако Ник мог попросту ошибаться. На ходу заворачивая штанины до колен, они бегло пересекли дорогу, каменный берег, поросший вереском, и ступили в прохладную воду; бежали, не останавливаясь, ничего не замечая — лишь когда нащупали руками белый остов парусника, стали неистово толкать его вперёд. Джей умело отвязал его и давал направление, хотя ветер был явно против их планов. Когда вода подбиралась к бёдрам и каменное дно едва виднелось сквозь мутную воду залива, парусник с горем пополам удалось оттолкнуть на приличное расстояние в сторону от берега, чтобы далеко не попутным ветром его сносило хотя бы не на остров, а вбок. В последний момент Ник ощутил, как где-то совсем поблизости раздался выстрел — не на берегу, конечно, но недалеко в лесу. Джей ловко забрался из воды на парусник — видимо, ему приходилось делать это не впервые, зато Нику это показалось трудным: вода утяжелила его тело и запрыгнуть так же легко, как Гэтсби, ему не удалось. Джей быстро схватил его за руку и придержал за туловище; только таким образом Ник сумел оказаться на борту парусника и под негромкий приказ Джея спрятаться в маленьком трюме. Пока Ник вытирал ноги и оправлял штанины, Джей сумел установить паруса в нужном направлении и их парусник быстро двинулся вперёд, подгоняемый лихорадочным ветром. Джей тут же спустился к нему, слегка пригибая голову из-за низкого потолка, и уселся напротив.       Так как парусник был небольшим, трюм оказался совершенно крохотной комнаткой, в которой даже выпрямиться в полный рост было нельзя. Единственный вариант, как сюда могли поместиться два взрослых мужчины, как раз и состоял в том, чтобы они сидели друг напротив друга на деревянных ящиках. Каждый из них с беспокойством поглядывал в круглое окошко на удаляющийся берег острова Харт; парусник огибал его и пускался дальше в залив. Только когда остров оказался на порядочном расстоянии от них, Ник вздохнул с облегчением и лукаво глянул на Джея.       — Мы попали в интересное приключение, Джей! Правда, в некоторые моменты так не казалось, даже совсем… — Джей выглядел обеспокоенным, хотя после слов Ника на его губах заблистала лёгкая улыбка, улыбка с оттенком небольшого укора в сторону приятеля за беспечность его мыслей.       — Мне действительно неловко перед вами… — начал было Джей, но Ник жестом показал ему не продолжать, а сам улыбался хоть и напряжённо, но уже и хитро.       — Прошу вас, Джей… Соглашусь, что ощущения я испытал не самые приятные, когда стрелки проходили мимо здания, где мы спрятались, но… — Ник аккуратно и ободряюще похлопал Джея по плечу и постарался поймать его тусклый, разочарованный взгляд. — Но есть огромное множество положительных моментов, которые перекрывают эту мелочь сполна. Давайте будем думать об этом как об опасном приключении, давшем нам опыт!       — Вы можете уболтать кого угодно, Ник, — Джей улыбнулся и глянул на него. — Даже я почти не чувствую себя виноватым, хотя так ведь оно и есть…       — Каков наш следующий план? — Ник знал: лучшее лекарство от каких бы то ни было тяжких мыслей — отвлечение на что-нибудь кардинально другое. В подтверждение его мыслям глаза Гэтсби полыхнули внутренним ярким огоньком, и он встал, насколько это позволял трюм, и заговорщически подмигнул, показав Нику следовать за ним на палубу. Выбравшись, они осмотрелись: остров Харт был далеко позади, зато они вполне определённо прибивались ветром к правому берегу залива Лонг-Айленд Саунд.       — В общем-то, мы почти у цели… — проговорил Джей и немного поправил паруса. — Парк Каамсетт. Вот он, старина. Ветер привёл нас в правильном направлении.       Их парусник уверенно направлялся к песочно-галечному пустому пляжу, позади которого виднелись густые леса и тихие аллеи. Джей признался, что причаливали они рановато, но это было даже к лучшему — гулять здесь было одно удовольствие. «Не то что остров Харт или моя аллея…» — усмехнулся Джей с иронией. Ник покачал головой и заметил, что как раз аллея была для него вообще идеалом того, как очень занятой человек может выкроить у себя время на создание такой красоты. Джей явно смутился и поспешно отмахнулся, и Ник чувствовал себя довольным, когда видел приятеля таким.       Когда они мягко причаливали к пологому берегу, стрелки часов подходили к полудню; цвета топлёного масла рафинированное солнце мягко прижигало всё на земле, небо было отчаянно аквамариновым, а ветер поднялся сильный, вызывая мелкие прозрачные волны. Джей сказал, что к вечеру поднимется буря — точнее, их залив она не тронет, разве что немного, а вот к открытому морю лучше не приближаться. Парусник пришлось почти вытащить на берег и привязать к ближайшему толстому стволу дерева; Джей сказал — собственного порта у парка нет, так что люди оставляют свои лодки и парусники как попало. Вытащив сумку с провизией, Джей потащил Ника за рукав, и тот ощутил незабываемо лёгкое и головокружительное ощущение, как в детстве перед походом в город, полный ярких машин, людей, просторных магазинов и сверкающих холлов — всё в тот момент было наполнено интересом и необычайностью. Джей возвращал ему ностальгические чувства, возвращал ему тот кусочек прошлого, который не хотелось терять, но который по прошествии лет и тоскливых зим превращался в ничто; но Джей одновременно дарил ему и новые, совершенно изумительные впечатления, о которых Ник и не знал, когда заключал договор на аренду домика в Вест Эгг. Они сделали всего лишь несколько шагов в сторону густого, прохладного парка, но Ник был уже счастлив. И, пожалуй, счастлив не только радостными моментами, но и грустными, опасными; это было одновременно так мудро и глупо, что Ник ощущал себя пятнадцатилетним подростком — проницательным, но по сути наивным. А Джей Гэтсби был всего лишь его давним приятелем, на год страшим, но в то время это казалось существенной разницей, а потому и делало Джея лидером их маленького дуэта.       Они гуляли по Богом забытым аллеям, где пахло хвоей и клевером, они останавливались на пологих склонах, поросших клевером и белой камеей, где устраивали перекусы на клетчатой ткани — кто-нибудь из них обязательно что-то рассказывал, и смех, как и шампанское, отнюдь не хотел заканчиваться именно в эти моменты. Они взбирались на крутые холмы, затянутые плеядой ромашек и васильков, и солнце благодушно скрывалось за редкими бархатными облаками, разрешая им забираться в почти идеальной прохладе. Они шли мимо маленьких фермерских домиков и широких площадок, где резвились лошади; Джей рассказывал о том, что совершенно не любил конные поездки — и с трудом мог сформулировать какую бы то ни было причину, а Ник говорил, что относился к этому равнодушно. Они проходили миом частных домов из белого камня и с ухоженными лужайками, рассечёнными булыжными тропинками: за коваными заборами виднелись скрытые от людских глаз сады, резные беседки и весёлые обеды на свежем воздухе целой семьёй. Ник смотрел на всё это и находил что-то до безумия знакомое в этих беспечно обедающих на воздухе богачах. Будто какие-то далёкие воспоминания кружили ему голову в такие моменты, хотя его родители не были настолько богатыми, чтобы содержать дом вдалеке от шумного и пыльного города. Но, пожалуй, вылазки в парк или на задний дворик, заросший шиповником, были чем-то таким, что заставляло сердце биться быстрее в сладкой эйфории. Ник признался в этом Джею и, пожалуй, никогда не видел столь понимающего и искреннего взгляда, как у этого человека. «Весь этот день, — думал Ник, щурясь от солнца и вдыхая пряный запах тмина, — уже отпечатался в моей голове каждым мгновением. Я не знаю, будет ли ещё такое когда-нибудь, потому что у Джея будут свои заботы, а у меня — свои, но я уверен, что никто из нас это не забудет…». Чёрт знает откуда возникла такая красивая, словно для книжки именитого автора, фраза, но Ник ничуть не удивился: иногда его писательские таланты, не реализованные во внешний мир, давали себе свободу в его мыслях. И иногда ему казалось — лучше так, чем марать ими кого-то в окружающем мире и тратить время впустую. Вероятно, опять из-за недостаточной самоуверенности он абсолютно упустил свою способность; впрочем, в тот день подобная критика проходила мимо него, рассыпаясь в звенящей от жары дали на сотни мелких солёных брызг.       Джей привёл его к узкой живописной речке с крутыми спусками к её берегам; оттуда открывался поистине вдохновляющий вид на пушистые шапки деревьев и усеянные прибрежными цветами и растениями равнины— синевато-лиловыми мертензиями, похожими на колокольчики, тонкой осокой, золотыми лютиками и ещё великим множеством растений, названия которых Ник не помнил и даже не знал. А где-то вдали виднелся залив, покрытый алмазной рябью, и десятки кораблей и лодок качались на его глади, уплывая далеко и навсегда. Сегодня парк Каамсетт немного пустовал: по дороге им встретились всего пару десятков человек, но это было даже к лучшему. Джей и Ник уселись на высоком склоне, уходящем вниз к реке, и всё не могли подняться и спуститься вниз, потому что окружающее их пространство поймало их в свои сети и окунуло в омут беспечных, лёгких, словно листья, мыслей. Уже не было жалко своих штанов — они вытерпели сегодня столько, что Ник и не надеялся, что они с Гэтсби выглядят хотя бы прилично. Но больше всего радовали беспечность и спокойствие Джея — Ник думал, все миллионеры брезгливы и невыносимы, когда дело касается их внешнего вида. Но Джей — растрёпанный, в лёгкой летней рубашке, порвавшейся у короткого рукава, в светлых штанах, местами перепачканных и застывших колом от солёной воды, в потёртых лёгких ботинках — казался понятным и естественным, чем в безупречно дорогом костюме и с прилизанными волосами. Ник тихо рассмеялся, представив в этот момент себя — его внешний вид был ещё хуже, чем у Джея, и не смог не рассказать тому о своих мыслях. Янтарные глаза Гэтсби почти поблёскивали в свете солнца, и он улыбался, кивал, говорил, что, пожалуй, его сейчас навряд ли бы узнал кто-то из знакомых и это даже к лучшему.       После парка они поплыли по заливу дальше, держась его середины, чтобы с лёгкостью обозревать обе его стороны. Лиловые от клевера долины, глухие леса, фермерские угодья, частные замки, одноэтажные домики, сотканные из солнца кирпичные города, башенки Йельского Университета, угрюмые заводы, огромные причалы с дорогими белоснежными яхтами, маковые поля, золотистые пляжи с разноцветными зонтиками и десятками людей, барахтающихся в воде — всё это проплывало мимо них, оставляя в душе Ника аккуратные волнистые росчерки волн, на которых покачивался их парусник. Джей рассказывал, что самое сложное в управлении парусника — это отнюдь не процесс обучения, а азартное желание, с каким люди отправляются на своих лёгких парусниках в дальние плавания и в океан, думая, что теперь им под силу преодолеть любые расстояния и непогоды. Словно их парусники, говорил Джей с грустной улыбкой, это огромные корабли дальнего плавания. Ник только изумлялся: ему была далека эта тема, и он с трудом представлял себе этот азарт, о котором говорил Гэтсби. Тогда Джей признался, что сам несколько раз совершал подобные ошибки — выплывал далеко в океан, едва спасался от непогоды и огромных волн, переворачивающих его парусник, и чудом оставался жив. Тогда Ник ещё не знал прошлого Гэтсби и удивлялся, как тому удалось вывести своё лёгкое «судно» на сушу, а не на погибель. Впрочем, Ник никогда не сомневался в способностях Джея; а все последующие события ещё более укрепили его уверенность.       Когда солоноватый привкус холодных брызг стал привычен, а лицо ощутимо обгорело на солнце, они сделали остановку в прибрежном городке Мэдисон, расположенного сразу после Нью-Хейвена, ближе к концу залива. Там был облагороженный порт с несколькими десятками разномастных кораблей и яхт; около залива стояли низкие светлые домики рыбаков и моряков, пахло сладкими газированными напитками из бара неподалёку, морским бризом и водорослями, которые убирали с пляжей в мусорные мешки. Где-то совсем близко звучала джазовая музыка, а люди вальяжно плавали недалеко от порта и негромко обсуждали чересчур дорогое шампанское в ближайших ресторанах. Джей повёл Ника вглубь маленького городка, где здания стояли близко друг к другу, а заборы оплетали густые плющи вместе с яркими вьюнами. Они прошли по улице, параллельной пляжу, и дошли до уютного рыбного ресторана, где уже на входе ощущался терпкий вкус белого вина и виднелся залив с каменистым спуском к нему. Ник чувствовал себя очень хорошо на этой деревянной веранде, куда едва-едва проникали золотистые отблески солнца, и старался запоминать этот момент, старался вытащить на поверхность мыслей все мелочи и детали, но, кажется, позабыл их тут же после обеда. Он до спазмов вдыхал солоновато-пряные ароматы специй, рыбы и алкоголя, он дотошно складировал все образы и моменты в своей голове так, чтобы они оставались яркими и сочными, но, пожалуй, ему самому оказалось неподвластно извлечь это всё в том же состоянии, в каком оно было туда положено. Ярко и отчётливо Ник запомнил только искреннюю улыбку Джея и его лукавые, светлые глаза; в тот момент он готов был поклясться, что никого для них с Гэтсби в мире не существовало, кроме их двоих. Слишком нежное, отвратительно наивное чувство, но Ник опьянел им и позволил мыслям взлететь ввысь, в рыхлое жаркое небо Америки.       А Джей… Джей только добавлял причин сходить с ума, улыбаясь отчаянно и почти шёпотом рассказывая какую-нибудь личную ерунду.       Потом они отплыли дальше и причаливали не мене пяти раз. Ник изумлялся по-своему, когда видел, насколько разнообразна Америка даже в маленьком штате, в небольшом заливе. Каждая остановка была высадкой будто бы на другой континент — один приморский городок непохож на другой, но всех их объединяла совершенно особая атмосфера спокойствия и неспешности. Джей показывал ему на древние каменные замки, полуразрушенные и шепчущие о своём былом величии; Джей рассказывал о себе много с виду незначительных вещей, но почему-то под конец Нику казалось, что он знал Джея лучше, чем если бы тот рассказывал ему о своём прошлом, которое раскрыл намного-намного позже… В свою очередь, Ник делился своими историями и, пожалуй, сумел как никогда раскрыть свой потенциал рассказчика, что умело облачал интересное прошлое в ёмкие, остроумные слова и рисовал перед глазами собеседника живую картину. Джей в этот день был и впрямь иным, думал Ник, и ему хотелось навсегда умчаться на этом паруснике куда-нибудь в Бостон, чтобы Джей оставался таким же непринуждённым и настоящим, чтобы его лёгкие не сдавливали тиски ответственности, риска и тревоги. Но на такое безумие сам Джей навряд ли бы согласился, хотя по его глазам было видно, что возвращаться назад ему тоже не хотелось. Совершенно другие роли ожидали их в заливе между Ист Эгг и Вест Эгг, а ещё иные ситуации, люди, обязательства, которые стремились выжать из них их самих. Только бирюзово-серый залив да бархатисто-сливочное небо ничего не требовали от них, разрешая им неторопливо рассекать по мелким шуршащим волнам на паруснике и громко, заливисто смеяться.       Впрочем, печально думал Ник, когда солнце медленно скатывалось к горизонту, хорошего всегда было понемногу. Но даже если завтра им с Джеем вновь придётся втиснуться в узкие пиджаки и отправиться в глухую рабочую суету понедельника, из них двоих навряд ли кто-то забудет этот день. Ведь как забыть то, что в буквальном смысле растопило вдохновение жить? Ник знал: он неважно разбирался в людях, но на этот раз позволил себе смелость предположить, что Гэтсби едва умещал в своём сердце те же эмоции, что и он. Осознавать эти приторные, безумные мысли было так необычно, и Ник ощущал своего рода спазмы внутри лёгких, когда они с Джеем, смеясь, устраивали соревнование «кто кого сильнее забрызжет морской водой» прямо на ходу. Ник решил, что уже, пожалуй, никакой человек в мире не смог бы высечь в его сердце так много непонятных символов и так сильно воодушевить его, разжечь в нём колкое, хрустящее пламя такого нестройного, абсурдного чувства. Тогда это казалось не более чем пьянящей наивной мыслью, но кто же знал, что в будущем это станет причиной гибели самого Ника?.. И сейчас, глядя на пурпурные, подсвеченные уходящим солнцем облака, Ник и не думал, что душа его будет темнеть и покрываться трещинами так же, как эти облака в предчувствии ночи.       Они объехали весь огромнейший залив Лонг-Айленда, и Джей направил паруса в обратную сторону — в сторону Манхассет, своего помпезного замка и новых испытаний. Когда вырез их родного залива уже почти стал виднеться на горизонте, было уже около одиннадцати вечера — в воздухе стояла мягкая июльская теплота, а шёлковая пряная мгла окутывала Америку, струясь из черничного неба тонкой полоской вниз. Где-то на западе небо ещё алело, но зелёный маяк на причале у Дэйзи уже можно было разглядеть. Джей направил парусник в залив, и сильный ветер понёс их к Вест Эггу. Ник наблюдал за зелёным огоньком, за тем, как он медленно потухал и нехотя разгорался вновь, будто бы и сам впрямь знал, что уже давно не играл важной романтической роли, которой обладал несколько лет. Джей коротко взглянул в сторону дома Дэйзи и едва заметно хмыкнул, опустив глаза вниз. Ник с трудом мог себе представить, какие мысли проносились в тот момент у его приятеля, и, смутившись собственными предположениями, заговорил громко и неровно, словно ища опоры в отзвуках своего голоса и словах — в чём угодно, лишь бы не в своём сердце.       — Благодарю вас, Джей, за изумительную поездку. По-моему, подобные круизы — то, чего нам как раз не хватает в нашей городской утомительной жизни. — Джей смущённо улыбнулся и покачал головой в стороны, словно желая сказать — это пустяки. Ник задумался и прокашлялся: ему показалось, как только они заплыли в залив Манхассет, Гэтсби вновь вернулись его тревожность и печаль. Словно зелёные лучи проклятого огонька на причале выжгли из него безмятежного мореплавателя и жёстко втиснули в прежние рамки. Вся тяжёлая пачка его стремительных мыслей была любезно возвращена ему по прибытии в Вест Эгг. Ник сдержал тяжкий вдох и кротко продолжил:       — Но, знаете, Джей, я как будто преобразился. На один день примерил на себя совершенно другой образ — образ какого-то путешественника или исследователя, если хотите… Завтра придётся вновь стать обычным работником. Смею предположить, у вас схожие чувства. — Джей податливо усмехнулся и кивнул, взглянув на него внимательно и ласково. — Несмотря на некоторые трудности, Джей, — тут они улыбнулись оба, — я чувствую себя счастливым. Слишком странное чувство для наших дней, правда?       — Я рад, что вы довольны так искренне. Хотя быть недовольным у вас причины были и весьма серьёзные… — говорил Джей, задумчиво глядя на Ист Эгг, на огромный особняк Бьюкененов, где сейчас, возможно, беззаботно курила Дэйзи, сидя на открытой веранде. Мысли о девушке, с которой им пришлось потеряться на целых пять лет, накатывали на Гэтсби, как надоедливые и холодные волны в заливе Манхассет.       Когда прислуга отогнала парусник на своё место в маленьком порту при замке, Джей и Ник стояли на пирсе со своими вещами и пару мгновений оглядывали водное пространство в этом маленьком заливе и дальше него — даже не верилось, что сегодня они преодолели столь огромное расстояние. Наконец, они поплелись к берегу — время близилось к полуночи, а завтрашние заботы, увы, не мог отменить даже самый изумительный круиз. Там Нику надо было свернуть направо, а Джею идти прямо, поэтому они стали прощаться. Ник ещё раз поблагодарил Джея за такое насыщенное приключение, на что тот по привычке смутился и припомнил, какой из него получился плохой экскурсовод; «Мы могли попасть в опасную ситуацию, Ник… Мне до сих пор безумно стыдно перед вами!». Ник ещё раз уверил приятеля, что ни в коем случае не в обиде на него, и до смешного понадеялся, что его пристальный, многозначительный взгляд Джею удалось увидать в темноте и понять его правильно. Дико, наивно и глупо, но Ник хотел ему сказать, что тот кусочек безумия, которым он поделился с ним на острове Харт, всё ещё реален, и отрицать, что его не было, бессмысленно. Они пожали друг другу руки, и Джей, на мгновение задержав его ладонь в своей, тихо и мягко проговорил:       — Наверное, я уже надоел вам со своим «Приходите в любое время». Просто теперь, когда двери моего замка закрыты для посторонних, я ощутил, что, по сути, всегда был одинок в этой толпе и не замечал этого за пустыми разговорами. Сейчас я очень сожалею, что не видел очевидного… — он неохотно отпустил руку, и Ник почувствовал лёгкое клокотание в душе — как будто его лёгкие стянуло сладким, липким жгутом. — Я нуждаюсь в вас и в Дэйзи. Вы ведь знаете это, старина… — Ник увидел, как в темноте сверкнул лукавый взгляд Джея, и даже смутился, потому что ему показалось — знать он должен был что-то помимо этого.       — Я обязательно буду заходить к вам, Джей. Доброй ночи! — Ник усмехнулся, кивнул и пошёл в сторону своего домика, закинув сумку на плечо. Он чувствовал внимательный, мягкий взгляд Джея на себе, когда шёл, и на развороте в свой сад повернулся назад: так и было, Гэтсби ещё стоял около пирса и смотрел на него. Они махнули рукой друг другу на прощание, и только тогда Джей направился в свой замок. Не разбирая вещей и кое-как приняв ванну, Ник сразу же повалился в кровать и заснул моментально, ещё чувствуя лёгкое покачивание на волнах и размеренный голос Гэтсби…       Однако ж после этого изумительного круиза всё пошло не совсем так, как, думалось Нику, должно пойти. Его сомнения сбывались одно за другим. Он видел, какого рода тревоги и мысли обуревали Джея, в кого он превращался вновь, как только они повернули в залив и он увидал дом Дэйзи. Ни день, ни два, ни мимолётные отвлечения не помогали Джею полностью успокоиться и взять в себя в руки. Ник, хотя и зарёкся лезть в их дела, смутно полагал, что с Дэйзи его приятель ещё не говорил на серьёзные темы, но по умолчанию принял, что девушка была просто обязана в скорейшем времени освободиться от Тома и переехать к нему. Ник видел: Джея не интересовали другие варианты, не устраивали поспешные, дразнящие встречи с Дэйзи в огромном опустевшем замке. Ему не хотелось ничего скрывать. Он действовал поспешно и лихорадочно, словно в этом водовороте чувств хотел отыскать себя самого — прошлого и отчаянного.       В то время как Дэйзи имела совершенно полярное мнение — Ник сумел ощутить это в самый первый вечер, когда Джей и миссис Бьюкенен встретились впервые за пять лет. Она боялась, ей было что терять, у неё была целая семья и даже маленькая дочь от Тома; Ник не соврал бы, если сказал, что Дэйзи не была так равнодушна к супругу, как хотела показать, когда была с Джеем. Она была смущена и разбита — Джея она похоронила в своём сердце давно, а теперь новые заботы и волнения бередили старые раны в её душе. Ник ни в коем случае не хотел сказать, что она была несчастлива — очень даже наоборот. Просто он слишком хорошо запомнил выражение её лица, как только Гэтсби предстал перед её взором… К изумлению тогда примешался страх и лихорадочная паника — эмоции обоснованные, если бы у Джея не было грандиозных планов на неё, если бы это было для него лёгким увлечением и безответственной влюблённостью.       Впрочем, Нику удавалось очень хорошо думать о чужих пороках и проблемах, забыв свои. Часто он одёргивал себя и повторял, как унылую, скрипевшую на зубах молитву: «Я обещал не лезть в их дела и ни за что не полезу». Неприятное и скользкое чувство липко охватывало его душонку, но он прогонял его, говоря себе — это только разыгравшееся воображение. Ничем катастрофическим эта Лонг-Айлендская интрижка закончиться не могла — лишь разбитыми сердцами, но на каждое разбитое сердце всегда находилось своё лекарство, особенно если это касалось людей обеспеченных. Просто всегда хотелось рассказать Джею о возможном несчастливом варианте — и Ник пытался, но безуспешно: искренняя уверенность Гэтсби смущала его и заставляла молчать. Всё это было настолько комично, что он уже и сам почти не верил в плохой исход этой истории. «И всё-таки что-то меня смущает… — думал Ник, полулёжа на диване в своей гостиной и в одиночку попивая свой апельсиновый чай, куда он по неосторожности капнул много сока апельсина, и получился горчайший в мире напиток. — Что-то в этой истории… Пять лет назад, не берусь судить, но это наверняка было замечательно и даже мило. Однако сейчас это выглядит нелепой попыткой восстановить… то, что не поддаётся никаким законам. Джей хочет вернуть прошлое, но готов ли он получить взамен лишь жалкое подобие этого?».       Ник лежал, думал, а рядом с ним бесполезно валялся тяжёлый том по экономике, открытый на третьей странице и забытый, вероятно, уже навсегда. С их совместного с Гэтсби круиза прошло пять дней, и Ник отдыхал после рабочей недели в предвкушении свободных выходных. За это время ему удалось только один раз навестить Джея, да и то не очень удачно: когда он пришёл, дворецкий сообщил о его визите Джею и попросил подождать. Ждать пришлось минут двадцать, но это ничего — Ник знал, что у Гэтсби загруженный график и даже пятиминутный звонок от важных лиц мог превратиться в часовой трудный разговор. Он уже хотел было предупредить дворецкого, что зайдёт позже — хотя время на часах перевалило за семь вечера, как неожиданно его ушей коснулся звук дребезжащего мотора. Он с изумлением выглянул на веранду и увидал, как знакомый автомобиль — автомобиль Дэйзи — круто рванул по извилистой дорожке прочь от замка. «Я и впрямь пришёл не вовремя», — ухмыльнулся Ник и вернулся обратно в холл. Там его уже ждал дворецкий, готовый сопроводить его к мистеру Гэтсби. Ник ощутил себя по-серьёзному лишним и решил, что, пожалуй, на этой неделе визитов достаточно. Он и сам тогда с трудом понял, что именно его смутило, но изъедающее душу разочарование — прежде в себе самом — пронизывало его душу ядовитыми колючими корнями и понемногу разрывало изнутри. Не только разочарование, конечно, а ещё пепельно-горькая тревога, осколочно-горячая зависть и едва ощутимое желание оказаться рядом с Джеем — лёгкое, как сиреневая кружевная вуаль, и сладковато-медовое, как запах ранних жасминов. Ник направлялся в зал вместе с дворецким, и его сердце заставляло рёбра гулко вибрировать.       Наконец, вышел Джей — румяный, почти сияющий, но в его глаза затесалась печальная, матовая искорка какой-то тяжкой мысли. Они поприветствовали друг друга, и Джей провёл его в свою уютную гостиную с мягкими диванами и полотнами сочных картин на стенах. Джей заговорил тихо, будто боялся, что их подслушивают под дверью. Он говорил о том, что приходила Дэйзи и он очень сожалеет, что Нику пришлось так долго ожидать; он угощал его изысканным кофе и различными закусками и не переставал говорить о Дэйзи, о её смехе, её голосе и её искреннем счастье вместе с ним. Ник выдавливал улыбки и иногда что-то говорил, но тревога спазмом сжала его горло, потому что он видел Джея в каком-то лихорадочном, нездоровом состоянии. Словно Дэйзи разожгла в нём безумный, болезненный огонь страсти, но совершенно не знала, как потушить его в случае непредвиденных ситуаций и как вообще сменить это пламя на более мягкое и не разрушающее по своей натуре.       Джей говорил и говорил, и Ник не мог найти себе места, пытался успокоить себя тем, что всё это временно, что вскоре всё встанет на свои места — все неровные чувства сгладятся, все болезненные пожары в душах погаснут и все расстроенные сердца найдут свою ноту успокоения. Точнее, он надеялся на это ещё с тех пор, как Дэйзи и Джей встретились в его доме и повернули свои жизни вспять. Но и сейчас ничего не хотело меняться. И никто не хотел менять что-либо — вот что было важным. Ник беспощадно и бессмысленно повторял себе: это не его дела, но ловил себя на том, что половину времени уделял этим размышлениям. Наконец, они с Джеем немного поговорили об их приключении на паруснике; Ник рассказывал, что у него полностью обгорело на солнце лицо, а Джей откровенно признался, что у него болели руки и ноги — «Давненько подобным не занимался, старина…». Ник поспешил покинуть приятеля, сославшись на дела, и глаза Джея мгновенно потускнели. Однако он не захотел мешать Гэтсби в его рассуждениях о Дэйзи — его одежда всё ещё пахла ею, и воспоминания были горячи и свежи, как июльские рассветы, так что ему наверняка хотелось побыть в одиночестве. Джей задержал ладонь Ника в своей, когда они прощались около входа в замок, и Ник готов был поспорить, что в тех светлых глазах читалось насмешливое воспоминание. Воспоминание о проскользнувшей между ними искре безумия, когда в нос бил запах спирта и штукатурки, а где-то снаружи стреляли пьяные люди. Насмешливое же потому, что Джей как бы хотел сказать: вы можете говорить всё что угодно, Ник, но мы с вами уже тесно связаны. Это самоуверенное, твёрдое убеждение испугало Ника ещё сильнее, поэтому он возвращался к себе уставшим и смущённым.       Ник вспомнил ещё одну замечательную деталь: в тот день он решил пройти к себе домой длинным путём, поэтому свернул в укромную аллею Гэтсби и спешно шёл по ней, стараясь подставлять лицо прохладным дуновениям ветерка и прячась в густых кружевных тенях деревьев. Нечто необъяснимое заставило его остановиться где-то в середине аллеи; Ник повернул голову и увидел рядом с собой их любимую с Джеем клумбу, где росли рододендроны, розы и неопознанные вьюны. Цветы дышали свежестью и ярчайшими красками, клумба до сих пор производила впечатление ухоженной и выхолощенной, да и сама аллея с каждым жарким деньком расцветала и благоухала сильнее и сильнее. Джей продолжал работать в ней, несмотря на перемены в своей жизни, и это заслуживало даже не уважения, а трепетного восторга. Ник остановился на пару минут рядом с клумбой, и воспоминания застали его врасплох. Вокруг вновь была горькая от алкоголя июньская ночь, в ушах жужжала заводная музыка, а Джей был загадочным, обаятельным персонажем, но ещё не потерянным в закоулках своей болезненной любви. Настоящее же было другим: холодным и резким, лихорадочным и задохнувшимся от своего безумия. Ник вздохнул даже более чем тяжко и поплёлся к своему дому. Слова Джея о том, что прошлое можно вернуть, слегка расшатали уверенность Ника в обратном; теперь же он знал, что был прав, потому что жизненная практика преподавала слишком суровые, но убедительные уроки. Джей Гэтсби, властно захвативший его мысли в ту ночь, задохнулся в своих чувствах к Дэйзи и выродился в нового Джея, задумчивого, резкого и вспыльчивого.       Теперь же, лёжа на диване и бездумно листая томик по экономике, дабы просто занять себя чем-то, Ник отрешённо думал о том, что не был у Гэтсби уже три дня и даже не звонил ему. Впрочем, он поклялся себе, что больше не станет докучать Джею и будет приходить лишь по его приглашению, чтобы не смущать себя и его. Глупо было думать, что Ник сердился на своего приятеля, но тихое, клокочущее в душе горькое чувство однажды могло перебродить и в неприязнь. Это было одно из необъяснимых чувств для самого Каррауэйя, но он решил не разбираться в нём.