Antivan Blues — Tevinter Blues

      Бумаги его раздражают, он чувствует, как веки наливаются тяжестью, как глаза болят и слезятся, он трет их пальцами и обещает себе, что этот листок последний. И неизменно берет следующий. У него на столе невообразимый бардак, стопки перемешиваются, падают на пол, бутылка с вином стоит в опасной близости от края, кубок давно уже закатился под стол, и Зевран не имеет ни малейшего желания его поднимать. Он читает мягкие завитки неожиданно-резких и колких слов, отказывающихся сливаться воедино, он подносит горлышко бутылки к губам и делает глоток, облизывается сыто на мгновение, жмурит веки, и снова, снова смотрит в контракт. «Убить, уничтожить, растоптать», о, а обычно заказчику хватало лишь назвать имя жертвы. Зевран улыбается — бумага прямо-таки источает ненависть. Он не читает массу ненужного текста, лишь взгляд уставших глаз цепляется за нужные строки. Амарантайн. Зевран смеется, счастливо и громко, откидываясь на спинку стула, запрокидывая голову, ощущая, как волосы скользят по оголенной коже, слыша собственный голос сквозь гул в ушах, он сжимает бумагу в руках, скользит пальцами по знакомому имени, трепетно касается чернил губами, и смеется, смеется, смеется. Тебе нужен был повод, чтобы вернуться? Вот он. Держи его, хватай, сжимай в тисках! Зевран без малейшей жалости рвет контракт.       Амарантайн шумный, гулкий, огромный, Зевран плутает в нем часами, разглядывает хмурых бледных ферелденцев, бесконечно спешащих куда-то, останавливается, чтобы поглазеть на котов, устроивших драку посреди улицы, сталкивается с каким-то стражником, обозвавшим его тупым идиотом. Зевран не обижается. Кошель он срезал на уровне инстинктов. «Корона и лев» полна посетителей, все шумят, и Зевран лавирует между ними к стойке трактирщика с грацией кошки, прокручивая в голове строчки контракта. Он не торопится, отмахивается от трактирщика, подзывает его лишь тогда, когда всем нуждающимся раздают выпивку и комнаты, и неприятный человек с беглыми глазками, признав в нем зажиточного посетителя, семенит перед ним, смотрит, облизывает глазами, и Зевран с мерзким скрипом стискивает зубы, раздраженно кидая перед носом трактирщика кошель неудачливого солдата. — Башня Бдения. Как мне туда попасть? Нехорошие глаза трактирщика загораются сильнее, когда он пробует на зуб золотой, слышит антиванский акцент, и он отбивает нервную дробь пальцами по деревянной поверхности, от которой Зеврана начинает тошнить. — О, — противно тянет тот, вцепившись короткими грязными ногтями в край стойки, — господин желает наведаться к Серым Стражам? Быть может, господин желает хорошего коня под седло, комнату или… чего-то более запрещенного? Кинжал у Зеврана красивый: с резными узорами на деревянном боку, с камнями, вплавленными в металл ручки, с острым лезвием. Он торчит совсем рядом с рукой трактирщика. Зевран спокойно ласкает рукоять пальцами. — Господин желает карту. А так же господин желает узнать, какой дорогой он сможет быстрее доехать до Башни Бдения. Вы же не хотите, чтобы господин рассказал о предоставляемых вами услугах достопочтенным друзьям в кругах Стражей? Трактирщик бледнеет. То ли от вида кинжала, то ли от его слов, то ли от всего вместе. Зевран не разбирается, лишь принимает карту из трясущихся рук и слушает сбивчивые объяснения. И совсем не замечает, как кто-то подходит сзади, пока этот кто-то не ударяет его по ноге. — Забери меня Камень, вот уж кого не ожидал увидеть! Огрен нисколько не изменился, и Зевран не в состоянии удержаться, обнимает коренастого гнома, треплет его рыжую бороду, дергает торчащие волосы, смеется над каждым словом старого друга, не задумываясь, принимает из его рук флягу, пьет, удивляясь, как вообще не умер сразу же. — Мне казалось, вы с нашим мальчиком-который-спас-Ферелден-от-Мора совсем разошлись. Зевран смотрит на гнома с насмешливо вздернутой бровью, легко хлопает его по плечу, и металл его брони отзывается забавным стуком. — Друг мой, — Огрен поднимает на него подозрительный взгляд, нюхает флягу, качает ее из стороны в сторону — не может быть, чтобы старый добрый эльф так быстро захмелел. — Я предпочел бы не верить этим глупым слухам. Со Стражем мы в прекрасных доверительных отношениях. — Разругались, значит. Смех у Огрена заливистый, громогласный, заразительный — такой, что Зевран невольно улыбается сам, качает головой, растрепав волосы. — Разругались.       Башня Бдения массивная, высокая, ворота на въезде пугающие, перед ними раскланиваются, когда, спешившись, они входят в обитель Стражей, но Зевран не задает вопросов — понял еще тогда, когда увидел на броне Огрена символ с грифоном. Во внутреннем дворе все яркое, светлое, веселое, и это настолько не вяжется с тем, как Башня выглядит снаружи, что Зевран на секунду теряется, останавливается, вглядываясь в сочно-зеленую траву, не понимая, Тень ли это или реальность. Огрен, толкнув его в спину, доказывает, что это все — не сон и не Тень. — Он обычно новичков тренирует в это время. Уж не знаю, что ему неймется. Бешеный он какой-то стал. Страж-Командор действительно тренирует новичков. Зевран смотрит на него: длинные черные волосы растрепанными лежат на голых плечах, посох, который он вертит в руках, незнакомый, новый, но безумно красивый. Зевран даже сейчас, когда Амелл стоит к ним спиной, отбивая очередную атаку неистово бьющей эльфийки, уверен, что глаза Стража горят, что он кусает губы, сжимая древко посоха, что он воспроизводит заклинания быстро, они сами срываются с языка. Зевран смотрит и не может оторваться, сам закусывает губу, нервно скрещивает руки на груди, не обращает внимания на насмешливый хмык Огрена. Страж отступает под напором эльфийки, отклоняет ее заклинания барьером, перенаправляет магией, струящейся из посоха. А потом делает лишь один выпад. — Плохо, Веланна, — голос у Амелла хриплый, громкий, Зевран вздрагивает, когда слышит его, вздрагивает так, будто это не поучительный оклик, а тихий шепот на ухо. — Любой, у кого хватит ума выучить щиты, сможет измотать тебя. Перестань действовать на эмоциях. Зевран ожидает возмущений. Но эльфийка, которую Страж назвал Веланной, лишь упрямо поджимает губы и кивает. — Эй, шеф! — Огрен кричит, машет руками, привлекая внимание, и Зеврану становится неловко, когда на него смотрит сотня глаз. Гораздо больше, чем ему хотелось бы. — Я тебе тут эльфятинки принес! Свежая, только что из Антивы. Посох смотрится просто ужасно, когда Страж откидывает его в грязь. Поступь у него спешная, шаги широкие. На этот раз Зевран почти уверен, что громкого скандала не избежать. У его Амелла холодные руки, а губы горячие и сухие, и Зевран не знает, кто подменил его Стража, обидчивого словно маленький ребенок, не знает, но очень ему благодарен. У его Амелла низкий сорванный голос, а его собственное имя стекает с языка словно мед, легко ударяясь литерой «Р» о кромку зубов. У его Амелла дрожащие ресницы на закрытых веках, сбивчивый шепот на ухо и крепкие объятия, сдавливающие не ребра, сердце в тиски, из которых Зеврану очень не хочется выбираться. Он вспоминает Антиву. Темную комнату. Стол. И один контракт. И неистово благодарит заказчика за банальнейший повод вернуться.