Antivan Blues — Tevinter Blues

      Арена — монстр, рычащий и скалящий клыки на тех, кто смеет ступить на нее. Арена — ужасающее чудовище, не прощающее проигрыш. Арена — беспощадный зверь, рвущий глотки тем, кто слаб. Но Арена больше не пугает его. В руках у Зеврана — два меча, острых, легких, быстрых, как и он сам, и толпа ревет оглушающе, когда он выходит из тени. Толпа видит в нем победителя, и ему это льстит — не до затмевающего разум марева, но все же. Он уже ступал на этот песок не единожды, бился, получал раны и убивал во славу Императора — а в тайне мечтал всадить ему нож в печень. Пыль боле не забивается ему угрожающе в легкие, а солнце не слепит глаза, и голая кожа приятно лоснится в его лучах, когда он вскидывает руки под крики зрителей. «Ворон!» — ликуют люди. «Непобежденный!» — кричат люди. «Victoria! Victoria!» — скандируют они. Он никогда не мечтал биться здесь — да и не хотел этого никогда. Но сейчас он стоит на песке, смешанном с кровью, и противников его приветствуют почти так же, как и его самого. Зевран не завидует — лишь знает, что огромный и неповоротливый кунари может пропустить удар снизу, а бахвалящийся человек охотно подставит спину, когда ему придется перевести атаку эльфа. Их здесь пятеро — двое эльфов, человек, гном и кунари. Зевран в задумчивости вертит мечи, разминая запястья. Сегодня он намерен выиграть. Потому что с трибун по нему скользит привычный взгляд карих глаз, означающий, что не сегодня ему суждено сгинуть от руки какого-нибудь более ловкого или сильного противника. Трибуны затихают по одному движению ладони Императора. Они оглядываются. Все пятеро — ощупывают друг друга глазами, ищут в телах слабые места, и Зевран чувствует, как его принимают за самого слабого. Он нарочно разминает плечи — мышцы перекатываются под кожей, и он знает, что отсутствие рубахи и какой-либо серьезной защиты делает его неважным в глазах его врагов. Он усмехается. Не стоит недооценивать своего противника. Никогда. Все смотрят на кунари и человека — самых крупных и, без сомнения, самых опасных соперников. Зевран знает, что коротышка-гном попытается достать кунарийского воина снизу — ему это куда проще сделать, но так же Зевран знает, что ему не хватит размаха в руках, чтобы сразу разрубить врага, и ему уж точно не хватит ловкости в маленьком теле, чтобы увернуться от ответной атаки. Если схватятся эти двое, не выживет ни один из них. Зевран переводит взгляд на человека — закаленный в боях, с лицом, покрытым шрамами, — и неожиданно встречается взглядом с другим эльфом. Он замечает светящиеся кандалы на его руках и еле сдерживает смех: на Арене перед ним стоит маг, скорее всего — лаэтан, скованный правильно вплавленным в металл лириумом. Они оба знают, что одному с человеком этому хилому магу, привыкшему полагаться на плетущиеся языком тела заклинания, определенно не справиться. А потом Зевран усмехается — что же, он поможет. Незнакомый эльф принимает его кивок с легкой улыбкой. Кто-то на трибунах начинает скандировать имя кунари, и Зевран, слабо, но все же знакомый с их культурой, растерянно вслушивается в людские голоса. Они зовут громоздкого кунари «Аришоком», и это подозрительно знакомое имя вызывает у него легкий трепет: простых и глупых противников Зевран не запоминает. Никогда. Маленький гном, видимо, тоже это понимает, поэтому перехватывает топор в руках удобнее и плюет в песок. Борода его рыжая, но в свете солнца она кажется отчего-то окровавленной. Император хлопает в ладоши. Приготовится. Они обходят друг друга по кругу, ударяют оружием о падающие солнечные лучи, и смотрят друг другу в глаза, словно тигры, выжидающие момент, чтобы напасть на беззащитную добычу. Зевран один улыбается — ярко, довольно — и вертит мечи в руках без остановки, напрягая руки и переступая ногами мягко — так, что песок почти не шевелится под его ступнями. Он ловит на себе взгляд эльфа. Тот смотрит и — Зевран в этом уверен — боится. Боится того, что после безымянного человека придет и его очередь — и ни лириумные кандалы, ни заточенная железка, которую ему вручили для приличия, не помогут ему. Зевран бросает лишь короткий взгляд на его меч и понимает — эльф правильно сделал, что молча попросил его помощи. Потому что такой дрянной сталью и неумением обращаться с оружием он может лишь начать рыть себе могилу — прямо здесь, в песке. Еще один хлопок разносится эхом по всей Арене. Внимание. Они встают как вкопанные. У кунари раздуваются ноздри, и Зевран ловит его гневный взгляд. Он улыбается криво — что ж, этот противник знает, кто здесь опаснее него. Зеврану это почти лестно. Безымянный эльф переглядывается с ним нервно — и Зевран неожиданно понимает, что тот еще совсем мальчишка, младше его самого чуть ли не на десять лет. Он решительно не понимает, что этот юнец забыл на Арене. Но почему-то он даже не удивлен. Последний хлопок будто сбрасывает с них оцепенение; он — ледяная вода, попавшая им всем за шиворот, и Зевран передергивает плечами, будто бы действительно сбрасывая с них воду. Начинайте. Трибуны взрываются разрозненными криками, словно умалишенные. Зевран различает лишь гул, всего несколько секунд вслушивается, пытается разобрать слова, а потом ему становится совершенно некогда. Он отступает, играючи, продолжая крутить кистями мечи и не сводя взгляда с кунари. Тот тоже смотрит на него — глаза в глаза, и оба знают, что это самый прямой вызов, какой только может быть, а потому Зевран отступает, потому что быть разрубленным огромным топором — не то, чего он хочет сегодня добиться. Кунари стоит на месте, но они оба знают, что его покой — лишь вопрос времени. Зевран бросает короткий взгляд на безымянного эльфа — и понимает, что тот пока что в безопасности, пока в стороне звучат звуки дерущихся человека и гнома. Он останавливает руки и перестает двигаться вовсе. Кунари перехватывает оружие. Зевран молча молится Митал и Создателю — так, на всякий случай. Кунари срывается с места резко, быстро — так, что песок вылетает из-под его ног, и Зевран успевает увернуться от топора, а длинный меч инстинктивно блокирует двумя своими. Сталь опасно звенит, и он отводит атаку в сторону, всерьез опасаясь сломать руки. Он ловит презрительный взгляд «Аришока» — и улыбается чуть уголками губ. Кто-то из них решил недооценить противника. Зевран смеется мысленно, ведь он прекрасно понимает, что бывает, если недооценить кого-либо. Он больше не смотрит по сторонам, лишь надеется, что человек и гном, занятые друг другом, не станут отвлекаться на эльфийского мальчишку с кандалами на руках, ведь самому ему сейчас пригодилась бы помощь — просто для того, чтобы хотя бы на мгновение отвлечь кунари. Но спасительного чуда не происходит, и громадина несется на него снова, отточенными движениями занося оружие, и теперь Зевран не рискует блокировать удар, лишь уходит от острых лезвий с грацией кошки — так, как его учили Вороны. И, на удивление, грозный противник не поспевает за ним, маленьким и, без сомнения, юрким. Аришок чем-то напоминает ему быка — рогатый, огромный и в определенные моменты неуклюжий. Зевран усмехается. И неизменно уворачивается от ударов. А потом, когда выпадает шанс, делает попытку ударить. Лезвие меча задевает мускулистую руку бойца, но недостаточно, чтобы порезать сухожилия, и Зевран еле успевает увернуться до того, как огромный топор размозжит ему череп. Он не ранил его, лишь обозлил, и от этого становится как-то особенно неприятно — если он сейчас не придумает, что сделать, то от усталости оступится и останется, в лучшем случае, сразу без головы. Про худшее ему даже думать не хочется. Он перехватывает мечи. Кунари начинает атаковать. Зевран краем глаза ловит замешкавшегося в окружении безымянного эльфа. Топор почти задевает его спину, когда он уворачивается. Ему хватает нескольких десятков шагов, чтобы оказаться рядом с ним — блокировать удар гнома проще, чем удары кунари, в силу разницы в росте. Человек подступает с другой стороны, и Зевран подлетает к нему, словно молния, загораживая собой эльфа, подныривает под руку, занесенную для удара, и ударяет сам. Меч попадает в щель между пластинами доспехов, и кровь кунари смешивается с кровью человека — лезвие проходится по линии от ключицы и уходит глубоко в подмышку. Он почти усмехается и мысленно радуется — но радоваться ему некогда. «Если бы от него было чуть больше толку», — фыркает он мысленно, отвлекая гнома на себя. Рассердить рыжебородого проще простого — стоит лишь пнуть песок ему в лицо и оскалить белые зубы в улыбке, и этого вполне достаточно. Зеврану даже не требуется особых усилий — низкорослый противник хорошо бьется с таким же неповоротливым человеком, закованным в тяжелые пластины, но против практически обнаженного жилистого эльфа ему нечего применить, удары топора неизменно уходят в песок, и лишь однажды острое лезвие проходится почти рядом с щекой соперника. Зевран, без сомнения, доволен. Убивать гнома жалко — чем-то он ему приглянулся. Когда-то он знал такого же — рыжего, с топором. Того гнома звали Огреном — славный малый, истинный воин, дитя Камня. Зеврану с ним было весело, он искренне считал рыжего гнома своим лучшим другом, и, наверное, это было взаимно. Огрен вскоре обзавелся семьей — Зевран даже разок видел его жену и ребенка, писал пару писем, до того, как Вороны отправили его сюда, в Империю, где ему так не повезло нарушить привычный для Магистров и Императора баланс сил. Или повезло? Он бросает короткий взгляд на трибуну. Знакомые карие глаза следят неотрывно, и Зевран улыбается коротко. Что ж, carino, эта кровь прольется только ради тебя. Кровь у гнома тоже красная — как и у всех, пожалуй. Зеврану очень жаль видеть, как тот оседает на землю с проткнутой шеей, хватает пальцами песок и булькает красной жижей, стекающей по заплетенной в косички бороде. Но ничего уже не изменить. И оплакивать этого гнома, чем-то напомнившего ему старого друга, некогда. Он слышит звон стали — человек, переложивший меч в здоровую руку, пытается теснить эльфа. Мальчишка дрожит как осиновый лист, неумело держит меч перед собой, а человеку явно непривычно держать меч в левой руке, и потому Зевран не беспокоится — хотя бы на мгновение их можно оставить вдвоем. Вряд ли раненый сможет повалить на землю противника, а эльфу слишком страшно, чтобы пропустить хоть один удар. Трибуны ревут — кто-то оглушительно одобряет, кто-то оглушительно сыплет проклятия. Трибуны вкушают первую жертву — в общем-то, невинную. Зевран почти сожалеет, что он стал убийцей этого гнома. Кунари плевать на его сожаления. За те доли мгновений, что он разглядывал поле боя, Аришок успел просчитать атаку. Зевран не успевает откатиться по скользящему под ногами песку — меч проходит по боку, к ране прилипает песок, когда он припадает на одно колено. Стоять на месте нельзя, стоять на месте опасно, и он поднимается почти сразу же, подбрасывая в ладонях мечи, разводя руки и пружиня на ногах. Кунари пригибается, блестя отполированными рогами — действительно бык — и снова атакует. Зевран шипит короткое проклятие на антиванском и пригибается в самый последний момент. Прядь пшеничных волос на золотом песке почти не видна. Он слышит крик — и оборачивается. Нельзя недооценивать противника, запоздало вспоминает он. А в следующее мгновение уже бежит в сторону поваленного на землю эльфу и молится Митал и Создателю — теперь уже на полном серьезе. Он успевает за мгновение до того, как меч с кривым лезвием пронзит эльфийскую грудь — его собственный меч входит в спину человека, словно в масло, а второе лезвие проходится по шее. На песок и эльфа льется кровь. Зевран слышит тяжелые шаги и оборачивается, все еще держа булькающего человека обоими мечами, словно бабочку, нанизанную на иглу. Зевран видит, что кунари пригибается. Человек соскальзывает с его меча легко — и этого хватает, чтобы отвлечь кунари. Тот пронзает уже мертвое тело мечом на уровне инстинктов, приподнимая тело над землей, и ужасающая зияющая рана в теле противника заставляет Зеврана сморщиться. Не хотел бы он оказаться на месте этого парня. У него не очень много времени, и он использует его, чтобы проскользнуть за спину кунари и ударить. Аришок оказывается быстрее. С разворота топор пролетает над его головой, словно опасный маятник, и Зевран успевает присесть, но не удерживает равновесия и валится навзничь — опасно, очень опасно с таким противником. Он не успевает подняться — тяжелая нога в кованом сапоге опускается на его грудь, и он беспомощно скребет ногами по песку, не в силах сделать вдох открытым ртом. Кунари усмехается. Он знает, что на самом деле все это время громадина лишь отвлекал его, усыплял бдительность. Зевран усмехается чуть горьковато. Редко встретишь такого опасного и такого хитрого противника. Он оглядывается на трибуну — карие глаза смотрят с испугом, и Зеврану отчего-то становится грустно. Они оба понимают, что Магистр не успеет сплести заклинание тонкими пальцами до того, как топор кунарийского воина отрубит ему голову. Зевран улыбается. «Вот и все, mi amor». Он закрывает глаза. Но ничего не происходит. Он слышит ужасающий звук — будто какое-то огромное чудовище ломает в чьем-то теле все кости, рвет мышцы, и тишина на трибунах отчего-то давит на уши. Зевран открывает глаза. Зеленая штука в нескольких метрах прямо над ним выглядит так, словно готова сожрать его и выплюнуть — такого же поломанного, как и окровавленный кунари недалеко от него. Зевран оборачивается, разметав локтями песок. На руке у эльфа сияет такого же зеленого цвета дрянь, и Зевран очень хочет сказать, что магия — это здорово, но он замечает синий свет от широких обручей на тонких руках. Создатель, как он это сделал? Зевран медленно поднимается, запоздало понимая, что, даже придавленный кунарийским сапогом к земле, не выпустил из рук мечей. Эльф неожиданно падает на колени. Зевран подходит к нему и стойко принимает взгляд серо-зеленых глаз. Мечи в его руках кажется отвратительными змеями на голове у Медузы горгоны. Они смотрят друг на друга, и вскоре толпа снова начинает реветь — громко, оглушающе, ужасно. Зевран глотает огромный ком в горле. Он знает, что значит этот взгляд. Эльф сдается. Зевран делает глубокий вдох и долго выдыхает, словно бы ему жаль отдавать воздух обратно. — Как тебя зовут? — говорит он, и эльф неожиданно вскидывается, вздрагивает всем телом, словно получивший взбучку от храмовника. — Роэль, — отвечает он коротко. Зевран кивает. Он смотрит на трибуну — но вместо карих глаз цепляется за двух других Магистров. Он видит женщину — неужели среди Магистров они действительно есть? — и ее спутника, рвущегося к Императору. Он видит, что они оба кричат — или друг на друга, или обращаются к Императору — только усилий женщины недостаточно, и вскоре второй человек падает на колени перед правителем. Зевран обращает свой взгляд к эльфу. Тот зажмуривает глаза. Он заносит руки. Мечи вонзаются в песок и застревают там, словно в нож в дереве. Он протягивает эльфу руку. Серо-зеленые глаза смотрят с испугом, и поднимается мальчишка тяжело — так, словно ему, по меньшей мере, несколько сотен лет.       Зевран даже не удивляется, когда уже внутри эльф сползает по стене, цепляется за каменную скамью и отворачивается, выворачивая желудок. Он встречается взглядом с недовольным человеком из школы, и Зевран усмехается коротко. Он не убил своего соперника — это одно из самых грубых преступлений, какое только может совершить гладиатор. Зевран усмехается. Кинжал в его руке куда легче меча, и кричащий на него человек — один из его учителей — не успевает понять, что именно убило его. Эльф у стены успевает лишь обернуться и снова склоняется около скамьи. Зевран делает вид, что не понимает нервозности младшего сородича. Лишь терпеливо стоит и ждет, когда того вывернет окончательно, а потом помогает ему подняться и ведет по узким коридорам — что ж, если это захотят счесть за побег или восстание, пусть считают. Ему до тошноты надоели эти люди и их кровожадные правила. Он устал. И, если надо убить еще с десяток человек, чтобы выбраться отсюда — он это сделает. В одном из коридоров он сталкивается нос к носу с тремя Магистрами, и руки его действуют быстрее, чем разум. Он прижимает кинжал к горлу ближайшего — и лишь спустя секунду осознает, что чуть не перерезал горло своему давнему спасителю. За спиной кареглазого Магистра двое — те самые, что спорили на трибуне, и женщина недовольно поджимает губы, глядя на окровавленную грудь Зеврана. Она точно знает, что на Арене он так испачкаться не мог. Зевран делает вид, что не замечает, как нервно она наматывает на тонкий палец прядь светлых волос и осматривает всех тревожными голубыми глазами. Второй Магистр носит усы — и Зевран считает это несколько непривычным, но, в целом, милым. Эльф неожиданно сползает с его плеча — резко — и падает на колени, прижавшись к полу так низко, что Зеврану на мгновение кажется, что тот решил засунуть под камень голову. Светловолосая женщина бросается к нему первая. Кандалы спадают с его рук с омерзительным звуком, и эльф лбом утыкается в ее колени, скрытые под синей тканью. — Дориан, он цел, — Зевран внимательно вслушивается в ее голос, и отчего-то смеется тихо. — Цел, но очень напуган, — женщина гладит эльфа по волосам, и Зевран видит, как тот плачет — плечи трясутся, а спина сгибается, хотя в почти полной тишине не слышно ни единого звука. Зевран молча сочувствует сородичу. Тот, кого женщина назвала Дорианом, садится рядом, осторожно обнимает эльфа — и в этом прикосновении Зевран видит что-то такое, что рождает в его голове короткую и почти пронзительную мысль. Но ему совершенно некогда об этом думать. — Мне надо уходить, — говорит он, встречая взгляд карих глаз. Магистр молча поджимает губы. — Когда обнаружат труп, за мной начнется охота. Я бы предпочел умереть в честном бою, а не во время облавы. Он уже собирается уходить — но чужие пальцы сжимают его запястье. — Ты больше не будешь сражаться. Зевран оборачивается. — Что? Магистр заправляет волосы ему за ухо. — Ты больше не гладиатор. Зевран секунду думает, с чего это Император согласился отпустить свою любимую игрушку за пределы Арены и вечных боев. А потом внимательно смотрит в глаза магу. И опускается на колени. Человек опускается тоже — берет его руки в свои и заставляет посмотреть себе в глаза. Зевран почти чувствует это забытое за год чувство свободы — легкое, чуткое, нежное, словно лепестки цветка. Он закрывает глаза. — Дориан убедил Императора, что вам тут не место, — говорит Магистр вполголоса, и Зевран молча утыкается ему в плечо. — Ты будешь служить у меня. Если хочешь, конечно. Зевран вспоминает валласлин на лице сородича. Он знает, как тот попал на Арену. И потому усмехается горько — и говорит человеку короткое «Si». Что ж, вытащить этого идиота с Арены живым явно того стоило. __________ Перевод фраз: 1. (антив.) Сarino — Милый. 2. (антив.) Mi amor — Мой любимый. 3. (антив.) Si — Да.