Antivan Blues — Tevinter Blues

— Король и королева ожидают вас. У нее, кажется, недовольное выражение лица говорит о многом: да хотя бы о том, почему именно эти королевские формальности раздражают ее до невозможного. Но — надо же хоть раз заявиться во дворец через дверь, а не через окно. Кусланд фыркает, едва завидя ее в дверях. — Кажется, это к тебе, Ал. Она приподымает брови в притворной обиде. — О, как ты мог подумать, что я забуду старого друга? — Кусланд ворчливо принимает ее обьятия и возвращается к какой-то кипе бумаг. — Быть может, я и к тебе тоже. — Шла бы только к Ал — залезла бы через окно? — Именно, Дан. Храмовница — бывшая, хотя бывших храмовников, как говорят, не бывает — поднимается. Она разглядывает чужие отросшие волосы и румянец на щеках и усмехается. — Постригись, — ворчит она, обвивая вокруг чужой шеи. — Хохолок тебе идет больше. — А как же «привет, я пропадала в Антиве черт знает сколько, вот тебе кусочек сыра в благодарность за ожидание»? — Я подарю тебе кое-что, м, вкуснее сыра. Кусланд в стороне тихо давится смехом — а может и вином. — Королевская чета принимает у себя убийцу из Антивы, — говорит он. — Вернее сказать, любовницу королевы. Моей жены. — Я предлагала найти тебе симпатичную антиванку, но ты отказался, потому что до сих пор грезишь хасиндской ведьмой и спишь с наследницей Мак-Тиров, — она смеется, все же оставляя на щеке Алиссы поцелуй. — А брак у вас фиктивный, так что, дорогуша, привыкай. — Эй, я все еще тут. Не надо обсуждать меня как вещь, хорошо? Это напрягает. — Мы не будем, — урчит она на ухо королеве. — Я привезла тебе подарок. Не хочешь его распаковать? Кусланд тактично кашляет, и во взгляде его читается отчетливое «идите в свою комнату, ради Создателя». — Мне тут Логейн пишет, — говорит он как бы между делом. — Костерит на все лады и обещает надрать мне задницу, потому что, мол, Башня Бдения вызывает у него нервный тик. Алисса хмурится немного — на ее бледном лбу смуглые пальцы антиванки смотрятся забавно. — Не понимаю, чем Страж Логейн так недоволен, — она тянется к кувшину с вином и наливает себе немного. — Уверена, что наш благородный король позаботился и об условиях его проживания, и об условиях проживания его дочери. — Анора все пытается одеть меня в платье, — жалуется королева. — Думаю, еще немного, и вся столица будет обсуждать, как дочь Мэрика Тейрина и дочь Логэйна Мак-Тира подрались в тронном зале. Уверена, что туда приплетут и Кусланда. Она фыркает и целует бледную тейринову щеку, а потом садится рядом с Айданом, заглядывая в бумаги: письмо от Логейна действительно содержит парочку весьма лестных эпитетов в адрес матери Героя Ферелдена и его самого, а так же подробное описание того, в какие именно дали королевского зада Логейн засунет какой-то трофейный меч. — Она прекрасный политик, так что не повреди ей руки и лицо, — Кусланд отпивает вино из кубка, стукнувшись с ней краями. — В остальном можете драться сколько угодно. — У тебя такой прекрасный муж, дорогая, — смеется она. — Я даже жалею, что сама замуж не напросилась. — Зев, скверна не разъедает мозги. Я еще не так глуп, чтобы жениться на антиванском Вороне. — Я тоже тебя люблю, Дан. Кусланд «любяще» спихивает ее с подлокотника и кивает на дверь. — Идите-идите, — говорит он. — Я, может, сгнию тут, пока вы там будете развлекаться и обо мне даже не вспомните. — Ты всегда можешь присоединиться, мой друг, — она разводит руки в стороны и ловит чужой недовольный взгляд, который раскусить проще, чем орех: Кусланд абсолютно не умеет прикидываться строгим и скучным. — Но потом я забегу лично к тебе и передам небольшой презент. Алисса, если и поняла, о чем они говорят, ничего не сказала.

***

— Ты это серьезно? — Более чем. Чужие холодные пальцы оглаживают ее поясницу до безумия осторожно. — Больно было? — Не больнее, чем в прошлые разы. — Звучит ничуть не обнадеживающе. Она фыркает, опуская рубаху. — На щеке больнее, — неопределенно говорит она, садясь обратно. — А это — нет. Врет немного, конечно: корону, овитую розой, делать было дольше, чем простые линии, но с тем, что такое татуировки, она уже была знакома, поэтому ее это не сильно напугало. На крыше немного прохладно, и она даже предлагает раз вернуться во дворец: Ал отмахивается, закатывает глаза и шутит что-то о том, что она еще не совсем «окоролевилась», чтобы мерзнуть от малейшего порыва ветра. Они молчат долго, пока прижимаются друг к другу плечами и пьют вино — и заедают его сыром, потому что не притащить бывшей храмовнице сыр казалось ей вопиющим поступком. На небе уже можно разглядеть парочку известных ей созвездий, когда на балкон прямо под ними выползает Кусланд. — Слезайте оттуда, — ворчит он снизу, задирая голову, чтобы разглядеть их. — У Аноры нервный срыв от того, что вы там мерзнете и голодаете. Она смеется тихо и склоняется к уху королевы. — Он всегда так неубедительно врал? — интересуется она. — Или я не замечала это год, пока мы путешествовали вместе? Ал хихикает, и голова у нее, откинутая на смуглое, бесстыдно обнаженное плечо, полна легкости. — Королева Ферелдена, жена Героя Ферелдена, дочь Мэрика Тейрина, — урчит она, перебирая чужие волосы пальцами — мягкие, они скользят по коже шелком. — А сидит на крыше в компании преступницы, между прочим, порядком захмелевшая. Что же скажет орлейский двор! Она не уверена, но, кажется, смутное бормотание Ал, уткнувшейся ей в плечо, означает что-то вроде «катись к демонам, Зев». — Мне это ведь не нужно, — грустно говорит королева. — Я это ради Кусланда. Загнулся бы совсем тут со своей Анорой да тоской по Морриган. Что та ведьма, что это, разве что Морриган я все-таки доверяю больше. — А хочешь в Башню Бдения съездим? У леди Тейрин глаза поблескивают немного: не то отражение звезд и горящих внизу огней, не то влага соленая. — Как это съездим? — переспрашивает она. — Не можем же мы просто взять и… Королевские губы под ее пальцами перестают шевелиться. — Можем и возьмем. — А потом что? Она легкомысленно пожимает плечами, обнимая чужие, и задумчиво царапает ногтями шнуровку аловой рубахи. — Помашешь мечом у Логейна, рекрутов постращаешь, — говорит она. — Жизни порадуешься, а то бледнее тебя в этом гадюшнике только Анора, да и та дрянью какой-то мажется, чтобы цветом с простынями сливаться. Королева фыркает ей в шею. — Ты сумасшедшая. Да и я, наверное, тоже. — Ну прости, Винн тебя с самого начала предупреждала. — Винн кого только не предупреждала. Они замолкают ненадолго: по Винн и ее нравоучениям легко соскучиться, даже если торчишь на троне или оказываешься посреди разборок Воронов. Голова Ал все так же лежит на ее плече, и она целует ее в висок, сжимая пальцы на предплечье. — Пойдем в постель, — шепчет она. Храмовница ворочается, недовольно фыркает, до ужаса похожая на ежика, и обещает пожаловаться Кусланду на то, что ее обижают. По степени серьезности высказывания Зев понимает, что, пожалуй, столько вина брать с собой не стоило. А впрочем — ладно. Зато можно будет укутать грозу порождений тьмы в одеяло и улечься рядом под предлогом заботы о захмелевшей королеве. Кусланд, конечно, не поверит, но ей, в общем-то, все равно. Она поднимается и протягивает руку бывшей храмовнице — чтобы переплести пальцы, как словно бы вечность назад там, в лагере, разбитом недалеко от Бресилиана, под треск жаркого костра, запах каких-то хасиндских морригановых благовоний, антиванский бренди, демоны знает где раздобытый Кусландом, да тихие вздохи Винн на нецензурщину в байках Огрена, которым, казалось, конца и края нет. На востоке растущая луна вышла из-за верхушек деревьев. Где-то вдалеке завыл пес. Ночь только начиналась.