После войны

Замок утопал в летней ночи. Тьма небосвода обволакивала шпили башен, смягчая острые углы викторианской эпохи. Гермиона была под впечатлением. Замок казался невероятно красивым. Настолько, что невозможно было оторвать взгляд. Но Грейнджер пересилила себя и направилась к главному входу. Великолепные кованые двери были распахнуты настежь. Вокруг мягко светились огни плавающих в воздухе свечей, а пол покрывала кроваво-красная дорожка. Гермиона тихо сматерилась. «Тоже, блять, звёзды нашлись. Они выстилают для себя красную ковровую дорожку. Празднуют победу, чествуют героев, ха! Да это просто какой-то Оскар волшебного разлива. Омерзительно». Ярость поднималась в груди. Девушка уже пожалела о своем приходе, но не могла просто сбежать. Не могла. Не должна была. Она выдохнула и продолжила подниматься в бальную залу. Гермиона опоздала. Все гости уже весело переговаривались, пили розовый сидра и огневиски. Девушка застыла у входа. То, что происходило дальше, было словно в замедленной съёмке. Она почувствовала себя героиней паршивой мелодрамы. Лаванда Браун при виде её уронила бокал. После громкого звука бьющегося стекла и характерного «Ой», вырвавшегося из этой тупой суки, все начали оборачиваться в сторону Гермионы. Один за другим волшебники бросали взгляды на вошедшую девушку. У кого-то попросту отвисла челюсть. Кто-то нервно улыбался. Рон смотрел на неё с испугом. Билл с удивлением. Молли с благодарностью. Гермиона изучала их всех. Их реакцию, их страх и презрение. Они не понимали, что она здесь делает. Чем дальше она скользила взглядом по волшебникам, тем больше злилась на себя. Лишь Молли и Парвати Патил отреагировали относительно нормально. Глядя на остальных хотелось надраться в стельку и оправдать их опасения. Она не ожидала восторженных оваций, но блять! Её взгляд вдруг остановился на Малфое. Чертов Драко Малфой собственной персоной. Какого хера он здесь забыл?! Нервы Гермионы и так были на пределе. А он, так нагло рассматривающий её. Ничуть не удивленный. Восторженный. Он, слуга Волан-де-Морта. Он, жалкая сучка на побегушках. Он смеет здесь быть. Смеет смотреть на неё так. Мысли в голове Грейнджер неслись, сбивая друг друга. Все это время в зале царила тишина. Музыку приглушили. Все ждали накала. Краем глаза Гермиона видела журналистов. Видела вспышки. Её глаза застилала пелена холодной ярости. «Вдох-выдох, Грейнджер, вдох-выдох» – повторяла про себя волшебница. Девушка плавно прошла через весь зал. Она подошла к Рону, поздоровалась с ним и ещё некоторыми однокурсниками. Обнялась с Молли и Флёр, поприветствовала Билла. Плывущая по залу, мгновенно вовлеченная в светские пустые беседы, вежливая и прекрасная Гермиона Грейнджер. Все следили за ней, все ждали чего-то. Но ничего не происходило. Так прошло несколько часов. Она узнала, что вскоре начнется благотворительный аукцион, в котором все участники войны выставляют что-то на продажу. Естественно, все деньги уйдут на пожертвования пострадавшим семьям и борьбу с темной магией. Звучало отвратительно милосердно. Гермиона пила уже пятый бокал огневиски. Сносить это бесчисленные разговоры становилось все тяжелее. Но она ведь должна попробовать. Грейнджер показала себя хорошей девочкой и почти три часа никому не грубила. Потому что должна. «Должна» отпечаталось жирными буквами на ее сетчатке. Но все было не так уж дерьмово. Никто не спрашивал о причинах возвращения. Никто не требовала объяснений и не лез ей в голову. Милые беседы ни о чём. Это было самым лучшим из возможного. Было, пока к ней не приблизилась невысокая блондинка немного за пятьдесят. Гермиона даже не попыталась сохранить дружелюбное выражение лица, когда Рита Скитер растянула свои красные губы в мерзкой улыбке. — Мисс Грейнджер, я приятно удивлена Вашим возвращением! — рядом с ведьмой тут же появилось ядовито-зеленое перо. Гермиона сощурила глаза. — Скитер, ты забыла, кто в прошлый раз лишил тебя всего? Если ты не уберешь это перо к чертовой матери, я засуну его тебе в задницу. Перо дернулось, собираясь начать запись, как Рита щёлкнула пальцами, и оно исчезло. — Ладно, Гермиона, — лицо блондинки почти выражало раскаяние, — я не хочу с тобой ссориться. Я хочу всего лишь узнать, что ты так долго делала в одиночестве, как ты пережила такую трагедию? Все справлялись по разному, понимаю, — кивнула журналистка, — алкоголь помогал. Но вот ты снова с нами! — Рита блеснула улыбкой. — Расскажи же читателям, как ты смогла выбраться из этой ямы скорби! Гермиону бросило в жар. — Скиттер, блять, — рыкнула Грейнджер, — ты зарываешься. Отъебись. Хоть одно слово в Пророке обо мне от твоего имени, и я превращу твою жизнь в ад. Мне нечего терять. — Гермиона, милая, — сочувственно улыбнулась репортерша, — сейчас только я могу влиять на твое будущее, никак не наоборот. Ты бы знала, что о тебе говорят… Я пытаюсь тебя спасти! Гермиона залпом допила бокал огневиски. «Говорят обо мне. Будто я не знала, когда сюда шла. Кого я пыталась обмануть. Дура. ДУРА!» — стучало в голове Грейнджер. Она выхватывала тревожные взгляды, обращённые к ней. Почти слышала эти сочувственные вздохи и лёгкое недовольство. Голова просто взрывалась. — Хочешь сюжет, Скитер? — ослепительно улыбнулась Гермиона. – Подавись. Она жестом остановила оркестр и вышла на сцену. Заклинание на усиление голоса и вот, она могла достучаться до каждого. Но ей это уже нахуй не сдалось. Объясняться? Черта с два. О ней говорят? Пускай им наконец-то действительно будет, что обсудить. В конце концов, это только начало. Грейнджер одним движением палочки левитировала к себе стул с другого конца зала. Ей было сложно стоять, поэтому она вальяжно оперлась на него и вращала палочкой в воздухе. Весь зал не отрываясь следил за ее движениями. Похоже, они думала, что она сейчас нашлет на всех проклятье. Вид у них был крайне смешной и испуганный. Толпа, теснившаяся поближе друг к другу, словно ищущая поддержки. И лишь одна фигура стояла у стены, скрестив руки и с удовольствием наблюдая за всем шоу. Драко Малфой как всегда не был подвержен стадным чувствам. А Грейнджер наслаждалась. Степень ненависти к себе превысила все допустимые границы. Теперь ей было просто в кайф наблюдать за этим цирком, в котором она была главным клоуном. — Ну что, вы уже успели найти ответ на вопрос, какого хера здесь делает Гермиона, мать её, Грейнджер? Хотя что там моя мать, она же умерла, — нервно хихикнула Гермиона. — Вас же всех так интересует мое психическое состояние. Боже мой, я ведь провела шесть лет как настоящий отщепенец вашего кружка героев! У меня ведь умерли почти все близкие, а я вот хоп! И забухала! Бедная я, несчастная алкоголичка… — Гермиона, прекращай, — слабо подал голос Рон и протянул ей руку. Молли рядом с ним плакала. Но Гермионе было не жаль её. Это из-за Молли, из-за неё она оказалась здесь. — Оо, Рональд Уизли! Вот кто служит мне примером. Наш добрый и смелый мальчик, который хочет идти дальше. Он такой молодец, он справился! Ведь у него остались люди, ради которых можно жить, а у малютки Грейнджер-нет, — Гермиона рассмеялась, — вот так беда. Только Рон, солнышко, ты конченый лицемер. Как и все вы здесь. Каждый год таскаетесь на этот блядский бал. Вы пьете, жрете, устраиваете куплю-продажу нахуй никому ненужных вещей. Это я алкоголичка, пытающаяся задушить чувство вины и потери? А вы кто? Вы смеете открывать свой поганый рот, чтобы говорить что-то обо мне? — Гермиона перешла на крик. — Вы, говорите о победе света. Вы, те, кто приглашает сюда ошмётки пожирателей смерти. Вы пытаетесь воспеть имена умерших, пытаетесь напомнить всем о победе… Да вы же обычные пиздаболы! Пытаетесь нажиться на трупах, гниющих в земле. И врете вы себе в первую очередь. Нельзя заглушить чувство вины, потому что они умерли. Они отдали жизнь за то, чтобы вы здесь вели умные разговоры и пиздили деньги благотворительного фонда на аренду этих прекрасных фешенебельных замков? Да пошли вы все нахер! Гермиона швырнула стул со сцены. Толпа ахнула, кто-то завизжал, но все успели разойтись. Щепки валялись по всему залу. А Грейнджер непринужденно направлялась к выходу, прихватив с собой бутылку огневиски, под вспышки фотографов и бурные обсуждения. Ей похуй. Она не заглушит боль. Она не станет лучше. Она не вернёт родителям жизнь. Но она уйдет с этого парада лицемерия с грохотом. Пусть даже это будет стул, летящий со сцены.