История Одного Лета

      2.       Когда начинается июль, Скотт ненавидит его всем своим существом.       Июль испепеляет своим жаром всё и, кажется, будто осушает даже облака, оставляя Бикон-Хиллс совсем без дождей. В этот июль люди почти не покидают улиц, не желая оставаться ни одной минуты в четырех стенах домов; они растягиваются на лежаках, надувных матрасах или просто на траве и пьют воду со льдом. Они мирятся со знойной погодой и находят способ жить с ней. Все, кроме Скотта. Адская жара этого июля просто непереносима для МакКолла — из-за нее он слабеет. Его внутренний волк будто засыпает, утомленный летним жаром, теряя бдительность. Скотт знает это потому, что с трудом может сосредоточиться на запахе маминых духов, отыскать её местоположение и добраться до нее на максимальной скорости оборотня без головной боли, отстукивающей непрерывный ритм в висках.       Июль отвратителен, и отчего-то именно в этот месяц в соседний со Стилински дом въезжает семья. Семья, на которую МакКолл не обратил бы никакого внимания, если бы не странный взгляд Стайлза, устремленный на их окна. Хотя Скотт и не обращает на это должного внимания, ведь Стайлз не наводит на них никаких справок, ничего о них не говорит и порой даже забывает, что в дом съехавшей четы Мартен кто-то въехал, но его взгляд со смесью страха и замешательства, все же порой ловит. Скотт спрашивает об этом всего один раз и, получив насмешливый ответ, забывает.       Скотт сказал бы, что игнорирует поведение Стилински лишь потому, что знает, если это правда будет важно, то Стайлз расскажет, но эта уверенность исчезает ровно тогда, когда МакКоллу на глаза попадаются папки, лежащие на столе шерифа, о которых младший Стилински предпочел умолчать. Папки с делами о пропавших в черте города людях, которых так и не удалось найти. На самом деле Скотт скорее проигнорировал бы эти документы, уж слишком устал он за прошедший насыщенный происшествиями год, но взгляд зацепил пару строк из отчета о деле, и теперь Скотт не может оторваться. Люди пропадают, и он не может понять, почему Стайлз решил промолчать об этом.       Начало этого месяца совсем не нравится Скотту; оно будто бьет его прямо в лицо, обходя защиту и разбивая в кровь нос. Не нокаут, но все же чувствуется, что придется проиграть этот раунд.       Дни тянутся, слипаются в одну сплошную полосу непрерывного пекла, и Скотт, как и все в городе, просто смиряется с этой погодой. Он спит со всеми открытыми окнами, отброшенным в сторону одеялом и пропитанными потом простынями, что не удивительно, ведь так спят почти все. Каждый раз, когда они делят со Стайлзом кровать, даже во сне, они стараются не прикасаться друг к другу. Избегают контакта с чужой кожей лишь потому, что ощущение прикосновения подобно ожогу, который тьма внутри обоих сделает в несколько раз ощутимее, больнее и горячее.       Июль слишком жаркий, и МакКоллу кажется, когда они со Стайлзом идут вдоль улицы, наслаждаясь редким дуновением ветра, что с каждым вздохом этого отравленного жарой воздуха, он прожигает себе легкие. Отравляет себя тем, что жизненно необходимо.       Скотт думает о глотке холодной воды, когда видит пробегающую через дорогу Эллисон. Ту самую Эллисон, которую он почти забыл, и которая, завидев их сейчас издалека, улыбается ярче солнца и, гонимая едва уловимым ветром, несется к ним навстречу. Сегодня она в легком зеленом платье в черный горох, тонкая лямка которого сползает во время бега, оголяя белоснежное плечо. В нем Эллисон кажется живой и не утомленной этой жарой. Она нравится Скотту в этом платье.       Арджент полна энтузиазма и говорит с ними о погоде и планах; о том, что собирается вместе с Лидией отправиться за город к озеру, где не так сильно палит солнце и пахнет морской солью. Она говорит много и быстро, но отвечает ей только Стайлз, вдруг ставший порывом свежего воздуха для Скотта, который потерялся в бликах темных кругов на зеленой ткани платья девушки.       Эллисон исчезает так же внезапно, как появилась, и когда она скрывается за поворотом, махая на прощание, Скотт цепляется за плечо Стайлза и тянет друга на себя, прижимаясь своим горячим лбом к его лбу. Они соприкасаются носами, дышат едва ли не в унисон и Скотт сбивчиво, почти задыхаясь, бормочет сдавленное:       — Спасибо.       Проходит время, и на столе у Джона Стилински появляется еще одна папка, на уголке которой скрепкой прикреплена фотография молоденькой девчушки, которой едва ли исполнилось шестнадцать. Еще одна папка о пропаже человека, о которой Стайлз молчит. Именно с её появлением Скотт теряет терпение настолько, что чувствует, как щекочет горло чувство раздражения. Он никогда не был так сердит на своего лучшего друга. Он никогда больше не будет так сердит на него.       Терпение Скотта идет под откос именно в тот момент, когда они сидят в закусочной и ждут свой заказ, состоящий из двух двойных чизбургеров, пары стаканов колы и одной порции фирменного фисташкового мороженого. Стайлз, сидящий рядом, делает вид, что читает книгу, но страница с номером сто одиннадцать мелькает перед взором МакКолла уже около десяти минут и терпение лопается, как мыльный пузырь.       Скотт, к собственному удивлению, не взрывается, не хлопает по столу в гневе, и на них не оборачиваются посетители, как возможно, ему бы хотелось. Он просто начинает разговор с вопроса, и не узнает своего голоса, столь безразличным звучит его тон.       — Нет ничего, что ты хотел бы мне сказать?       Он с легкостью представляет, как Стайлз сейчас оторвется от книги, растянет губы в широкой улыбке и отшутится от вопроса, как делает всегда, но ничего из этого не происходит. Стилински взгляда от строк книги не отрывает, хотя Скотт уверен, что тот уже минут как двадцать не читает и даже не пытается. Привычных шуток МакКолл тоже не слышит — лучший друг отвечает ему с необычайной для него скукой в голосе.       — Если ты имеешь в виду те пару дел, над которыми сейчас работает отец, то мне нечего сказать.       — Ты вообще собирался рассказать мне о них?       Вопрос остается без ответа, и Скотт едва сдерживает себя, чтобы не оскалиться. Оборотень внутри него, изнывающий от летнего пекла, почти вырывается вперед, но МакКолл вовремя удерживает его, отметая любую мысль о том, чтобы навредить Стайлзу или кому-либо в этой забегаловке. Он перекрывает злость беспокойством, задает не менее важный для него вопрос, причину которого обнаружил меньше недели назад в странном поведении Стайлза.       — Ты в порядке? — теперь он смотрит с тревогой и участием, но уже заранее знает, что друг будет молчать.       — Да, как и всегда.       С этими словами Стайлз припадает губами к стаканчику с колой, а Скотт меняет тему. Он спрашивает о Лидии и Эллисон, с которыми Стайлз провел вчерашний вечер, пока Скотт был занят в ветеринарной клинике. Стилински подхватывает новую тему с энтузиазмом, делится впечатлениями о проведенном в компании девушек пикнике, и перестает казаться Скотту озабоченным и чужим. Он напоминает прежнего Стайлза. Все, вроде бы, встает на свои места.       Когда Стайлз, наконец-то, рассказывает о том, что с ним происходит, это уже середина июля и на дворе поздняя ночь. Этим вечером они остаются у Скотта и на его кровати немного тесно, но это никого не беспокоит; сегодня это можно себе позволить — этой ночью обещали понижение температуры.       Они лежат плечом к плечу и смотрят в потолок, слушая своё дыхание, и гадая, о чем думает другой. В этой умиротворяющей тишине Скотт почти засыпает, но что-то продолжает держать его в сознании, будто зная, что ему пока рано еще отправляться в объятия Морфея.       Именно в тот момент, когда МакКолл собирается сдаться, и перевернуться на бок, голос Стайлза его останавливает.       — Со мной что-то не так, Скотти.       Короткая фраза заставляет молодого оборотня проснуться и повернуться к другу так резко, что хрустят шейные позвонки. Короткая фраза, которая беспокоит даже больше, чем папки, аккуратно сложенные в стопку на столе шерифа.       Скотт вопросительно смотрит на очертания профиля Стайлза во тьме, ожидая пояснения, но тот молчит. С одним этим предложением ему кажется, что он сказал так много, и оно высосало из него столько сил, что продолжать больше нет желания. Но он все же продолжает:       — Знаешь такое чувство, когда все повторяется? — голос Стайлза в темноте звучит надломлено, и Скотту вдруг хочется включить свет, чтобы разрушить эту иллюзию, но он продолжает лежать и слушать. — Когда ты видишь что-то, и тебе кажется, что это уже происходило? Это поганое чувство, которое можно выразить лишь одним словом и по-французски?       — Дежавю, — подсказывает Скотт, и Стайлз энергично кивает, прищелкивая пальцами.       — Именно! Это гребанное чувство! Оно просто преследует меня.       Стилински замолкает на мгновение и будто погружается в себя, задумываясь, а Скотт ждет. Он не знает, как реагировать на столь спонтанные признания. Он понятия не имеет, чем это чувство может навредить. Не знает, что спросить или что сделать — он просто продолжает ждать и слушать.       — Семья, поселившаяся рядом с моим домом, — они, своего рода, сыграли роль детонатора. Они приехали, и я будто видел их приезд раньше. Как они выходят из машины и смотрят на этот чертов дом, — Стайлз говорит быстро, будто боясь потерять мысль, которую хочет, чтобы Скотт услышал, — а потом Эллисон и Лидия со своим пикником и разбитой о камень коленкой.       Скотт хмурится в непонимании; Стайлз, когда рассказывал о походе на озеро с Арджент и Мартин, никогда не говорил о разбитых коленях. По нему вообще трудно было догадаться, что пикник прошел не совсем удачно, ведь Стилински вернулся вполне довольный.       — Я хотел остановить Лидию. За пару секунд до того, как она решила спуститься к озеру, я уже знал, что она оступится и рассечет себе руку, повредит колено. Хотя, даже не так; когда я смотрел, как она идет к этому уступу, у меня в голове промелькнули десятки вариантов того, что может случиться, и тот, что она оступится и упадет на левую руку, как и произошло, был самым ярким. Она соскользнула, Скотт. Повезло, что обошлось лишь царапинами, но дело не в этом. Я знал, что она упадет.       — Это могло быть простое совпадение, — предполагает МакКолл, удобнее устраиваясь на боку, — такое случается и довольно часто.       — Это не простое совпадение, если такое происходит больше трех раз.       Стайлз не рассказывает в подробностях о других случаях, да и Скотту это не особо нужно — он не сомневается в словах Стайлза и верит в то, что с лучшим другом происходит что-то странное, вот только что делать с этим признанием он не имеет представления. Стайлз же никаких решений проблемы не требует, просто продолжает смотреть в испещренный тенями потолок и думать.       — Это просто немного беспокоит меня, — уже спокойно, после нескольких минут тишины, произносит Стилински, — ничего больше. Оно ведь никак особо не вредит.       Он прикрывает глаза и, облегчив душу, слабо улыбается, почувствовав, как Скотт ткнулся носом в его щеку и мягко коснулся губами уголка его рта. Немое обещание если не решить это, то пройти через все вместе.