История Одного Лета

      2.       Летний жар не спадает, и Стайлз искренне и, возможно, немного цинично задается вопросом: у кого в такое пекло вообще появляется желание совершать преступление, ведь папки с делами на столе отца явно не уменьшаются, а морщины на его лбу не разглаживаются.       Стайлз благоразумно решает пока это игнорировать, но за расследованием предпочитает все же следить.       К концу недели Скотт занят в ветклинике и едва ли успевает уделить другу первую половину дня для безделья. От одинокого прозябания своей никчемной жизни Стайлза спасает Лидия, властно приказывающая собираться с ней и Арджент на озеро. Стайлз не отказывается — отказать Лидии себе дороже.       Эллисон, по мнению Стайлза, всегда была солнечной; с острыми, словно льдинки, скулами и бледной, подобно снегу, кожей она источает тепло и свет. Лидия не похожа на свет; Лидия, со своими медными волосами и короткими юбками, вообще ни на что не похожа. Стайлз проводит день в их компании, задыхается от июньской жары и тепла Эллисон, и убеждается в том, насколько они удивительные. Стилински ведёт джип, давя на педали и сжимая пальцами руль, Лидия же ведёт их всех, направляя в сторону небольшого пролеска, где располагается река и несколько десятков подростков, разбившихся на группки и наслаждающихся природой.       Стайлз занимает место под раскидистым дубом, оглядывает местность и не чувствует ничего, кроме разочарования. Нет, место, конечно, красивое, река довольно чистая, а трава не припорошена ворохом мусора, как обычно бывает в таких местах, но Стилински не проникается этой гармонией, будто что-то во всем этом не так, будто чего-то стоит ожидать от этого места.       Лидия считает иначе, стягивая с себя сиреневый топ и расстилая подстилку на траве. Они с Эллисон переговариваются о чем-то своём, шутят только им понятными шутками и, словно забывают, что с ними приехал Стайлз, зарывшийся сейчас в телефоне и читающий результаты в гугле по поиску дежавю.       О том, что чувство, беспокоящее его с момента посещения этого заповедника, может как-то относиться к ощущению повторяемости, Стилински задумывается лишь в тот момент, когда Лидия, легко вспорхнув с покрывала, ступает босыми ногами по траве к реке. Она говорит, что хочет попробовать воду, что сейчас стоит такая жара, что не искупаться будет одна из великих её ошибок и, когда она подходит к каменному выступу у самой кромки воды, Стилински отчетливо видит то, что должно произойти. Вот она ступает ближе, почти к самому краю, и грязь под её ногами скользит, ведёт её вперёд, что девушка не может удержать равновесие и поддается, падая коленом на камни и раздирая нежную кожу. Рука её так же расцарапана, воспалена и дышит болью, кровавые капли набухают словно бутоны и медленными смоляными потоками стекают по запястью.       Стайлз думает предупредить подругу, остановить и сказать ей что-то, но видение настолько яркое, что он с трудом может отойти от него, перестать видеть рубиновые капли на белой коже, грязные разводы на каменном выступе.       Лидия падает на колено и рассекает руку; она морщится от боли и говорит взволнованной Эллисон, что все нормально, но они все равно собираются и, спустя полчаса, покидают озеро, возвращаясь в город. Когда Мартин накладывают швы в больнице, Мелисса интересуется, откуда у девушки взялась такая глубокая царапина, и единственное о чем может думать Стайлз, что Лидия заполучила такую рану из-за него. Он винит себя, вспоминая, что вполне мог предупредить девушку, мог избавить ее от боли и необходимости проводить день в больнице. Он не находит ничего и никого более подходящего для обвинения, кроме себя.       Июль не пролетает с невозможной скоростью, не мчится, как первый месяц лета — он тянется смолой, вязкой и липкой. Стайлзу не хватает терпения дожидаться его окончания, не хватает терпения продолжать скрывать от Скотта, что с ним что-то происходит. Эту ночь он проводит у МакКолла, как и несколько предыдущих, как и десяток будущих, но понятия не имеет с чего начать свой разговор. Он разваливается поперек кровати, пока Скотт наливает им в высокие стаканы лимонад, и перебирает в голове варианты происходящего. Чувство дежавю не беспокоит его пока только третий день, но Стайлз знает, что оно не ушло, что оно здесь, выжидает подходящего момента.       Стайлз говорит Скотту о том, что с ним что-то не так с наступлением ночи, когда тени скрывают его лицо, где волнение и страх проступают словно вековые морщины. Скотт разворачивается к нему слишком резко, слишком близко, задевая локтем и смотря взволнованно и с заботой — так, как может только он.       — Знаешь такое чувство, когда все повторяется? — Стилински не уверен, что говорит правильные слова, что именно это должен сказать, но он начал и остановиться уже не может. — Когда ты видишь что-то, и тебе кажется, что это уже происходило? Это поганое чувство, которое можно выразить лишь одним словом и по-французски?       Скотт кивает, подсказывает слово и едва ли понимает к чему клонит друг, Стайлз кожей это чувствует. Он продолжает говорить; рассказывает о семье Мэйси, въехавшей в прошлом месяце в дом по соседству, и о том, как с их приездом с ним начала твориться эта чертовщина, говорит об Эллисон и Лидии на берегу озера, о скользком уступе и шансе предотвратить это злосчастное падение. Его не прорывает — слова льются в обычном для него неудержимом потоке, подгоняя друг друга, и Скотт понимает каждое слово, проглоченное другом в попытке рассказать все и сразу.       — Это могло быть простое совпадение, — Стайлз хочет закричать МакКоллу в лицо, что он ошибается, но Мелисса уже спит, и будить ее Стилински уж точно не хочет, учитывая, что она едва ли в курсе того, что они ночуют сегодня вместе, — такое случается и довольно часто.       — Это не простое совпадение, если такое происходит больше трех раз.       Стайлз не говорит о том, что знал с точностью до малейшей детали, что Скотт его поцелует в тот июньский день, за просмотром Криминального Чтива. Он молчит о том, что наперед видел все; и как тот притянет к себе, и что послужит для этого толчком. Он скрывает еще и то, что исход этого разговора был знаком ему еще до того момента, как Стайлз только задумался поделиться своими переживаниями с МакКоллом. Стилински кажется все это немыслимо странным, ведь последнее, чего он хочет — стать каким-то сверхъестественным монстром.       Они лежат в тишине, каждый задумавшись о чем-то своем, и глядят на затянутый тенями потолок. Ночь уже вошла в свои права; жаркая и изнуряющая, едва ли дающая отдых, она окутывает молодых людей своим темным пологом и окунает их в мысли, бесконечные и мрачные.       — Это просто немного беспокоит меня, — шепчет Стилински, сминая пальцами края простыни, выбившейся из под матраса, — ничего больше. Оно ведь никак особо не вредит.       Стайлзу кажется, что слова его не похожи на ложь, что он говорит все так, как надо, и оттого немного успокаивается, когда чувствует ладонь Скотта на своём плече — слишком горячую и такую нужную сейчас.       — Мы все решим, — Скотт обещает, говорит, чтобы не сомневался, и прижимает поцелуй в уголок губ, — туда, куда Стайлз уже знал, что поцелует. Стилински хочется верить, что они найдут причину, потому что все знать наперед уже не круто, уже почти без удивления и лишь со страхом.