8.
12 февраля 2018 г. в 19:49
8.
Когда солнце начинает скрываться за горизонтом, окрашивая небо в персиковые и лиловые тона, Скотт уходит домой, и Стилински остаётся один в пустой комнате, наполненной закатным светом и теплом. Он стоит у кровати, вытирает вспотевшие ладони о джинсы и не знает, чем заняться. Спортивная сумка с одеждой стоит в углу комнаты, и трогать её сейчас никак не хочется. Стайлз опускается на кровать, устраивается удобнее на спине, и прикрывает глаза — сон сейчас кажется единственно верным решением.
Спать в собственной кровати, не в мотеле и не в машине, кажется непривычным, но приятным, и Стилински, уже засыпая, думает, кожей ощущает, что чего-то не хватает. Не хватает Скотта, его тепла рядом, его запаха, его руки, перекинутой через пояс.
Стилински недовольно кряхтит на кровати, переворачивается на бок и сверлит взглядом открытое окно — он не хочет закрывать его. Закрыть его — значит лишиться убежища, отгородиться от Скотта на ещё одну стену, отступить и ждать утра. И Стилински, с неохотой и досадой, поднимается с кровати и закрывает — он обещал. За окном соседи наслаждаются уходящим днём, устраивают барбекю на задних дворах, нежатся в лучах заходящего солнца с газетой в руках и стаканом чего-то освежающего. Стайлзу смотреть на них скучно, и он возвращается к кровати, заваливается на бок, лицом к стене, и засыпает.
Стайлзу не снится ничего и одновременно все. Он видит во сне Скотта, но размытого, будто из-под толщи воды, и то, что он видит, пугает его. Руки, окропленные кровью, полные вины глаза. Необоснованно, страх накатывает волной и сметает все на пути, почти уносит самого Стилински. Он просыпается резко, выныривает из глубин сновидений и больше уснуть не может; ворочается на кровати, смотрит в потолок и на темные тени в углах комнаты, и никак не попадает в объятия Морфея.
Стилински больше не засыпает; с тяжелой головой он бродит по дому, лениво готовит себе кофе и то, что едва ли приравнивается к слову сэндвич. Он сидит за кухонным столом до половины пятого утра, до тех пор, пока не начинает светать, убирает от себя ноутбук с открытыми вкладками о пояснениях, анализах и мнениях о чувстве дежавю. Он делает пометки в тетради, важные ссылки сохраняет в избранном браузера и почти ничего не находит полезного, объясняющего.
Отца, сонного и небритого, он встречает с чашкой кофе, делает ему сэндвич, похожий на свой, и говорит, что пойдет к Скотту. С МакКоллом спокойнее, с ним думается легче, дышится свободнее. Отец не возражает, давит зевок и предлагает Стайлзу провести завтрашний день в полиции, помочь перебрать архив. Младший Стилински кивает, но не слушает.
Стайлз появляется на пороге дома друга, уставший и не выспавшийся. Его тело чувствуется таким тяжелым, что ноги едва ли выходит передвигать, голову держать прямо, а руки заставить постучать в дверь. Стайлз чувствует себя выжатым и пустым, и когда Скотт открывает ему дверь, лучше ему не становится.
МакКолл спрашивает о том, что случилось, и проводит друга в гостиную, где тот плюхается на диван.
Диван мягкий, и Стайлз почти сразу откидывает голову на его спинку и прикрывает глаза, чувствуя, как хочется уснуть в этом уюте. Но Стайлз не засыпает — говорит Скотту, как сильно жаждет уснуть, как его преследует чувство, будто он не спал вечность, как эта ночь длилась годы. Он изливает душу, держит свои пальцы совсем близко к руке МакКолла и говорит, что ему страшно, что его видения начинают пугать.
Он шепчет сухими губами о своих путаных мыслях и не открывает глаз, словно проваливаясь глубоко в воспоминания.
— Я помню, что еще вчера обещал отцу сходить куда-то сегодня, но я не помню, куда и зачем, я даже теперь не уверен, что это произошло взаправду, а не приснилось мне.
Стайлз силится вспомнить, что же перед сном просил сделать его Джон, пытается в который раз, но все как в тумане, все так, будто этого не было.
Стилински открывает глаза, когда Скотт касается его руки своими пальцами в успокаивающем жесте. Он выглядит таким же измотанным, не выспавшимся и помятым, и Стайлз думает, что засыпать в разных постелях, возможно, было ошибкой. Именно эта мысль служит порывом спросить:
— Я останусь сегодня с тобой?
Скотт не возражает, он почти никогда не возражает.
Они разговаривают лениво, утомленные бессонной ночью и преисполненные впечатлениями от поездки. Стайлз говорит о своём сне, кончиками пальцев касается волос Скотта, удобно расположившегося у края кровати, где растянулся Стилински. Стайлз не сразу понимает, что засыпает, это происходит само собой, почти незаметно, и ему снится сон об огне, где языки пламени жгут, опаляют и испепеляют. Стайлзу снится он сам, разбитый на щепки, объятый пламенем, пустой. И Стилински просыпается с криком, с комом в горле, не дающим вздохнуть, со Скоттом, сжимающим его плечи крепко, успокаивающе.
Когда наутро они прощаются у первого перекрестка, расходясь каждый по своим делам, Стайлз в ужасе. Он будто в тумане видит улыбающегося Скотта, протянутую к нему руку и ощущает похлопывание на своем плече — все привычно и знакомо, все так, как надо у них. Но потом они вновь доходят до перекрестка, останавливаются у дороги и Скотт вновь прощается, вновь протягивает руку, и Стилински прошибает холодный пот. Он хмурится, отступает на шаг и сбегает от контакта. Растерянность на лице оборотня проявляется сразу же, а Стайлз улыбается ему невинно в ответ, так, будто ничего сейчас не произошло.
С каждым разом становится все хуже; Стайлзу раз за разом кажется, будто он умирает, стоит Скотту коснуться его, взять за руку, сжать плечо, прижаться губами. Ему хочется закричать, разозлиться так, чтоб тот не появлялся на пороге несколько дней, но Стайлз не может. От мысли о нескольких днях без Скотта в них тоже хочется кричать.
Он сбегает к отцу в офис, надеясь, что Скотт забудет.
Стайлз игнорирует МакКолла почти целый день, не отвечая на звонки и проводя своё время в кабинете отца, пока тот перебирает бумаги. Стайлзу стыдно за то, что избегает, что делает вид, что все нормально, но со Скоттом рядом это мрачное, темное чувство дежавю будто усиливается во сто крат. Прогрызается все глубже.
— Ты в порядке, парень? — старший Стилински смотрит на сына с каплей интереса, обеспокоенно. — Почему ты здесь, а не со Скоттом?
Джон спрашивает это уже в третий раз за день, и ответа внятного, удовлетворяющего его, он так и не получает, оттого задает его вновь, а Стайлз лишь стонет на уже знакомый вопрос. Юноша потирает щеку, отрывается от старых дел, что посматривал, и сверлит взглядом отца. Он не знает, как ответить так, чтобы тот понял, чтобы больше не спрашивал.
— Он занят, — произносит Стайлз. — Может, вечером встретимся.
Он знает, что лжёт, что будет избегать Скотта до завтрашнего дня, пока завтра МакКолл сам не постучит в его дверь и не спросит напрямую о том, что происходит. Своего ответа Стилински предвидеть не может, выбирает из тысячи вариантов, ведь время у него есть. До завтрашнего полдня точно.
Вновь склоняясь над раскрытой папкой давно завершенного дела, Стилински не вчитывается в отчеты, просто буравит их взглядом и думает, что, возможно, поступает нечестно по отношению к другу, но сейчас и правда лучше держаться подальше, успокоить нервы и не тревожить это новое, ужасающее чувство.