История Одного Лета

Часть II. Скотт. The Lost Get Loud

      1.       Скотт уверен, что в этом мире есть несколько вещей, способных по-настоящему, до замирания сердца, напугать его, и открытое окно спальни Стайлза с бледным шерифом на крыльце дома – самая страшная из всех.       Он на ватных ногах подходит к Джону, уже зная, что тот собирается ему сказать, оттого он просто спрашивает разрешения подняться.       Лестница предательски скрипит половицами, словно предупреждая не делать шага дальше, говоря, что ничего хорошего он все равно не найдет. МакКолл перебирает в голове сотни сценариев того, что могло случиться; представляет себе десятки картин того, в каком состоянии сейчас комната его друга; он даже позволяет себе подумать о самом худшем, о растерзанном теле Стайлза у окна или кровати. Он готовит себя ко всему.       Вот только когда он, наконец, заглядывает в комнату Стилински, он просто не верит своим глазам, потому, что она такая же, какой Скотт покидал ее вчерашним вечером. Она выглядит такой, будто Стайлз и вовсе вчера не возвращался домой. Нет ни луж крови, ни хаоса из раскиданных вещей, ни чужих следов. Нет ничего, что указывало бы на похищение, и Скотт уверен, что спустя несколько часов на столе шерифа Стилински уже будет новая папка – с именем его пропавшего без вести сына.       Ужас охватывает Скотта, и это чувство походит на астму – он вновь задыхается и боится. Он вылетает из дома Стилински едва ли не пулей, задыхаясь от сковывающего, удушающего его запаха Стайлза. Запаха, который словно дразнит, горестно напоминает, что его друга здесь нет, что возможно, его вообще больше нет.       МакКолл стоит на крыльце, ловит ртом свежий горячий воздух и не может сосредоточиться; Стайлз вчера был рядом с ним, гулял с ним по этим улицам, угрюмо раскидывался саркастическими замечаниями и смешками. Скотт помнит сгорбленную спину Стайлза, когда они возвращались вчерашним вечером домой, вспоминает, как хотел отвести его к врачу, как крепко сжимал его в объятиях, будто знал, что сегодня его потеряет.       На плечо Скотта ложится чужая широкая ладонь и не стоит гадать, чтобы понять, что этот жест поддержки принадлежит никому иному, как Джону. Шериф Стилински бледен, возможно, выглядит еще хуже, чем Скотт решил при первой встречи; синяки под глазами, будто стали глубже и темнее, морщины отчетливей, цвет лица серее. Мужчина будто постарел в одну ночь, и Скотту стыдно, что не он сейчас утешает.       – Он жив, – просто говорит Джон, похлопывая Скотта по плечу и отводя взгляд вдаль, за кустарники жимолости и спиреи. – Ни во что не верю так, как в то, что мой сын жив.       Это конец июля, и с пропажи Стайлза проходит три дня. Три дня слепой ярости Скотта МакКолла, в которые он едва не доводит себя до изнеможения. Три дня, проведенные в поисках и догадках. Три дня, потраченные абсолютно впустую.       Скотт пробует все, начиная с расспросов о пропажах у шерифа и заканчивая поиском по запаху, и все тщетно. Все напрасно, и тогда к нему присоединяются Лидия, наполненная энтузиазмом начать расследование, и Эллисон, готовая к любым сверхъестественным сюрпризам. Они рассудительны и более внимательны, читая дела пропавших в городе людей – дела, к которым совсем недавно прибавилась папка с именем Стайлза на ней – они замечают те детали, которые упустил Скотт, но это все равно ничего не меняет, и отыскать Стайлза не выходит. МакКолл ненавидит эти несколько дней.       Они с Лидией проводят дни у Эллисон дома, в ее комнате со стопкой папок пропавших на одной стороне стола и своими находками на другой. Их поиски выглядят жалкими, и Скотту кажется, будто они и не ищут никого вовсе, просто топчутся на одном месте.       – Это бесполезно, мы ничего не добились, – Лидия нервно облизывает губы, проводит ладонью по волосам и отходит от стола к кровати. – Словно кто-то не хочет, чтобы его нашли.       Лидия не говорит чего-то особенного, не говорит чего-то, чего не знали и не понимали бы Скотт и Эллисон, но эти ее слова задевают МакКолла. Они тревожат его волка и контроль медленно, словно вязкая смола, покидает тело юноши, заставляя глаза полыхнуть алым, а когти впиться в лакированное дерево стола.       – Скотт? – Эллисон замечает изменения первая и тянется к нему ладонью, чтобы вырвать из удручающих его мыслей, вернуть обратно прежнего Скотта. Кожа его под тканью футболки горячая, и Арджент кажется, будто она касается воспаленного ожога, давит бессознательно на рану, и потому руку она отдергивает порывисто, словно языки пламени жгут и ее кожу тоже.       Скотт чувствует ее ладонь – горячую и потную – около трех секунд на своей спине и этого вполне достаточно, чтобы вспомнить, где именно он находится и для чего.       – Я просто хочу его найти, – голос МакКолла с хрипотцой, слегка надломленный, но это голос Скотта, не оборотня, и Эллисон расслабляется. Она прекрасно знает, каково терять близких сердцу людей и потому нисколько не винит друга в слабости. – Он в последние дни был сам не свой, не стоило оставлять его одного. Не могу прекратить винить себя за то, что случилось.       Лидия чуть вздыхает, готовая как ураган ворваться в беседу; убедить МакКолла, что он последний идиот, если считает себя виноватым, заверить, что они найдут Стайлза, пусть раненого, но живого уж точно, и, возможно, сказать еще что-то, но Эллисон прерывает ее на этом самом вздохе простым и банальным, но таким утешающим сейчас:       – Все будет хорошо.       Проходит еще один день и с ним проходят ярость и злость Скотта. Проходят едва ли не все его чувства, оставляя лишь отчаянье и скорбь.       Мелисса наблюдает за сыном с обеспокоенным выражением, не в силах сказать ему что-то или чем-то помочь. Она проводит с ним дни, успокаивает так, как только мать может успокоить, и ей кажется, будто на какое-то мгновение это помогает, будто Скотт уже может дышать свободнее.       Сам же юноша едва ли сказал бы, что способен сделать вздох. Он столько раз пытался найти Стилински по запаху, что теперь не уверен, чувствует ли он вообще что-то теперь. Он зарывается носом в одну из футболок Стайлза, вдыхает его запах, будто надеясь впитать его в себя, и ждет. Когда он принюхивается, то чувствует лишь те места, где Стилински уже побывал, но вот прочного пути к месту, где он может быть, не находит, будто и нет того. Это сбивает МакКолла с толку, заставляет хмуриться и искать пути решения этой головоломки. Скотт пробудет это изо дня в день, утром до завтрака и днем после обеда, когда солнце не припекает так сильно, что думать становится невозможно, но результат всегда один – никаких находок.       Спустя три дня запах Стайлза и вовсе испаряется из воздуха. Он исчезает почти отовсюду, включая дом Скотта и школу, закрытую на летние каникулы, и это становится похоже, будто Стайлза и не существовало вовсе. Единственное место, где оборотень еще способен учуять аромат лучшего друга – комната в его доме, которая еще хранит отголоски нахождения здесь хозяина.       Скотту страшно, по-настоящему, как никогда не было, и он в который раз вдыхает душный воздух июля, пропитанный, казалось бы всем, кроме единственного запаха, который нужен. Запаха Стайлза. Запаха орехов и листового чая, дезодоранта и наполнителя читос. Самого родного запаха.