Project: "update"

      Уманова резко выныривает из воспоминаний, делает пару судорожных вдохов.       За это время, к сожалению, толком ничего не меняется. Обстановка тоже остаётся прежней, в какой-то степени привычной, до скрежета зубов просто. Да и, теперь Олеся понимает, Лида сама через всё то же самое прошла, что и она, на неё разве что так не давили и не требовали результатов «вот прямо сейчас».       Впрочем, таких результатов не требовала и Игла, которую Ума после своей попытки наглотаться таблеток и отбыть в мир иной, ещё несколько недель упорно называла Лидией, и которой боялась смотреть в глаза. Олеся не могла сказать, что верит в волшебство, но тогда ей почему-то казалось, что стоит посмотреть в глаза женщине и эта магия понимания рассеется, испарится, как роса после восхода солнца.       Однако, на удивление, этого не было. Наёмница, про это Ума узнала намного позже, занялась с ней этой самой мелкой моторикой, да и не только ей. Игла подошла, на удивление, здраво ко всем проблемам своей «лабораторной крыски», и начала, в первую очередь с так называемого «полоскания мозгов», причём, это уже Олеся понимать начала сейчас, в тот момент женщина подошла с полной ответственностью к данному вопросу, намного лучше и эффективнее, нежели многие мозгоправы.       А ещё она замяла тот случай, тогда в палате, когда они беседовали, практически непринуждённо, когда Игла получила удовлетворяющий её ответ, она просто сказала, что, ничего не было, никто ничего не видел, а ей, Уме, даётся два дня чтобы оправиться от произошедшего, и в бой.       И примерно так наёмница говорила каждый раз, когда у девушки что-то не получалось. А ещё говорила, что не всегда надо форсировать самое простое, порой наоборот, надо помедлить, чтобы потом всё пошло-поехало. И, как только Уманова стала прислушиваться к этому совету, всё действительно поехало, порой было не угнаться. О проблемах с моторикой она даже не вспоминала. Дальше началась работа над приведением в тонус нижних конечностей, не с той оперативностью, которую требовал Ставрук, но Ума начала и ходить, и бегать, а спустя полгода приступила уже к «закачке» организма непосредственно для дальнейшего применения.       Олеся вновь осторожно перебирает пальцы наёмницы, от неподвижности которых её саму передёргивает. Тогда, там, Игла сумела помочь, вытащила, научила и приспособила. Ума такой сноровкой, опытом, похвастать не может. Да и помочь она, увы, тоже не может. И осознание этого бьёт намного сильнее, нежели самый сильный удар в солнечное сплетение.       Перед глазами вновь проскальзывают воспоминания, указания Ставрука, тот странный приказ о том, что наёмница на последних месяцах с Умановой взаимодействовать не будет. Тогда Иглу упрятали обратно, за решётку, буквально за пару часов. После очередной тренировки на полигоне, когда Олеся отрабатывала стрельбу и взаимодействие с группой спец.назначения, к Лиде просто подошли двое крепких парней.       Уманова заканчивала стрельбу, когда боковым зрением заметила в помещении незваные гости. Они вначале наблюдали за происходящим, затем подошли к наёмнице. Олеся отложила винтовку в сторону, сконцентрировалась на том, чтобы услышать хоть что-то из их приглушённого разговора, даже сделала попытку вслушаться, но в тот же момент в наушнике раздался голос наёмницы, извещающий о том, что упражнение не завершено. Спорить с женщиной она не стала и вновь взялась за оружие, а когда последний магазин ушёл в обозначенные цели, Иглы уже не было.       Ставрук объяснил это тем, что на данном этапе Олеся может со всем и сама справляться и что вообще, наёмница хоть и помогла, но они бы и без неё справились, хотя он признал, что в нескольких ситуациях Лида действительно выручила, вот только едкая лёгкая усмешка, то и дело пробегающая в глазах, да и проскакивающая на лице, говорили о том, что он сам, возможно приложил руку к отбытию женщины, ну или просто был рад наконец-то избавиться от неё, поскольку больше никто не третировал его решения, а Игле даже пару раз получилось его и полным дураком выставить. И тут дело было не только в том, что подход к достижению цели у этих двоих был совершенно разный, а в том, что наёмница почему-то выглядела более подготовленной, знающей.       Руководителю проекта предложение Лиды импонировало намного больше, нежели решение Ставрука. Благодаря Акимову она, собственно, даже после второй попытки суицида осталась в строю, её не списали, на ней не поставили крест. Олеся помнит, насколько долго Игла спорила со Ставруком и насколько быстро Акимов решил всё в её пользу, чем не просто разозлил амбициозного куратора, он его буквально вывел из себя. Так что то, что Лида отправилась обратно на зону, несомненно его радовало. Тогда же он обмолвился и о том, что воспоминания о всех негативных моментах восстановления у Умы будут сведены к минимуму и, как оказалось, это было не просто на словах, поскольку многое девушка начала вспоминать словно сквозь пелену. Она даже Лиду не сразу узнала.        – Олесь, – в палату заходит Водянов, смотрит усталыми глазами то на девушку рядом с койкой, то на лежащую на этой самой койке Иглу, – не насилуй ты себя, хорошо? Вас двоих мы не вытянем.       Уманова молчит, даже не смотрит на доктора, а он не знает, как её выпроводить быстро и действенно, кроме как просто выставить за дверь.       – Сергей Павлович, – Уманова смотрит на пищащие приборы, – она же выберется?       – Умка… – доктор замолкает.       Что сказать, он не знает. Нет, он оптимист, вернее, был им когда-то. Иглу он видел в разном состоянии, спасибо Кошкиной, за знакомство, как говорится. Только вот то, что было тогда это совсем не то, что сейчас. Он знал, по словам Риты, с чего всё началось, а благодаря всему тому, что предоставил Ставрук, он знал и больше, и, исходя из этих знаний он делал выводы, которые, по сути, не изменились с того момента, как он стабилизировали наёмницу после вмешательств в том НИИ.       – Умка…       – Не знаю я, Олеся, выберется, или нет. Знаешь, как бы странно, страшно и неопределённо звучало, но, время покажет. Давай, иди отдыхай. У тебя, между прочим, послезавтра тесты, в том числе и на профпригодность. Руководитель проекта же одобрил твоё дальнейшее пребывание в отряде, так? Значит, никто не отменят периодических мед.осмотров.       Нехотя, Ума поднимается, отодвигает табурет к стене около двери, смотрит на лежащую без сознания Лиду, а затем уходит, оставляя медика одного.       Время да… Игла ей тоже всегда так говорила, время надо, время покажет, мол, ты делай, следуй плану, а там будет видно. Только оптимизма в её словах было намного больше, нежели в услышанных только что. Но, в одном Водянов был прав: надо готовиться к мед.осмотру, и не только к нему, ещё надо готовится к общению с психиатром и, в этот раз, с этим ей никто не поможет. Палата Кошкиной, то же время.       Булатов сидел у изголовья, в кои-то веке более расслабленно, нежели раньше. Прогнозы врачей были более чем убедительны и радовали. Рита прибавляла, хотя внешне это было весьма сложно заметить. Разве что… Бледность сошла на нет, аппараты скорее помогали, нежели полностью брали работу на себя. Да и в сознании Багира была намного дольше, чем неделю назад. Хотя сейчас она спала. А контр-адмирал просто наблюдал и размышлял.       В какой-то момент в вверенном ему отряде что-то явно пошло не так. И речь даже не о ближайшем прошлом, в котором почему-то наёмница стала одной из своих. Он долго отказывался верить в это. Нет, он сам порой прибегал к помощи не совсем легальной, совсем не от тех, от кого стоило бы ждать помощи. Когда-то, ещё в «Тайфуне» у него и роман чуть не случился, но тогда жизнь всё расставила по своим местам.       Год назад же по его стопам в поиске сотрудничества и нестандартных решений пошёл Тарасов, приняв, на удивление, необычное, эффективное решение, правда, с далеко идущими последствиями. И, если раньше к Игле он относился настороженно, намного более холодно, чем остальные, в виду произошедших недавно событий, это отношение требовало пересмотра, поскольку…       Поскольку если бы не наёмница, лежала бы Рита сейчас не в палате, а более вероятно, в гробу. Конечно, можно пойти ещё дальше, завернуть в прошлое почти на год и тогда, если бы не наёмница, недавнего инцидента вообще бы не случилось, хотя… Кого он обманывает, всё могло бы быть намного хуже. Не Игла принимала решение о том, куда вернётся Ума и кем та вернётся, хотя на мотивы её поступком он, всё же влияла, пусть и косвенно.       Иван прикрывает глаза, еле слышно выдыхает, словно боится нарушить тишину палаты и растормошить этот закостенелый, пропахший лекарства воздух. Перед глазами вновь кадры видеозаписи, сейчас уже успешно удалённой со всех источников, от неё и следа буквально не осталось, разве что в памяти очевидцев и его.       И контр-адмирал даже радуется, отчасти, что тогда вмешалась Игла, сумела решить, так сказать, проблему, даже сумела на двух стульях усидеть, не угробить Уму и вовремя вмешаться, чтобы спасти Риту. Сам бы он так не смог. В лучшем случае, попытайся, лежал бы рядом с Кошкиной, и не факт, что в смежных палатах. Те удары даже через видеокамеру казались колоссальной мощи, а то рвение, с которым Уманова колотила Риту больше походило на одержимость, и Батя порой задавался вопросом: почему Олеся не пришибла Кошкину сразу, поскольку у неё было несколько моментов, чтобы завершить начатое и никто бы не смог помочь, но она медлила… А потом вмешалась Игла… И в тот момент хорошо, что она, потому если бы он был рядом…       Батя замирает, стоит Рите пошевелиться. Он уже готовиться, что может, подать что надо, но нет, Рита спит и просто поворачивается на здоровый бок.       Он бы пристрелил Уманову. Всё же, больше да, чем нет. Конечно, вновь и вновь просматривая видео, он, как командир, понимал, что это не было бы самым эффективным решением, но, какое к чёрту решение эффективно, если на глазах избивают совсем не безразличного человека, намного больше, чем члена его группы, его «Тайфуна», а теперь прекрасного аналитика.       Вердикт врача, когда Кошкину доставили в медицинский блок КТЦ ошарашил, не просто выбил из привычной колеи, а напрочь выдернул почву из-под ног. Кома, несколько переломов и ушибы внутренних органов, к которым ещё и сотрясение прибавилось…       Позже, сидя в кабинете Пригова и, скорее по привычке и выучке действуя как боевой офицер, которому надо разобраться с проблемами, Булатов в какой-то степени пытался откреститься от всего услышанного чуть раньше. Ещё чуть позже, он корил себя за эту глупую попытку убежать от самого себя, от своих эмоций и вставшего в самый неподходящий момент выбора, к которому он готов не был. Всё же, эгоистично, но он мог представить себя на месте Риты и был бы несказанно рад оказаться в том коридоре тогда, когда Уманова вершила некое своё подобие правосудия. Он был готов и жизнь отдать, так же эгоистично наплевав на чувства других, даже самых близких. Но…       История не любит сослагательных наклонений, поэтому сейчас контр-адмирал сидел в палате, причём не первый и, как он понимал, далеко не последний раз. Волею судеб, вернее, благодаря тому, что координировать работу ИВЦ надо было, он пропустил самые первые дни пребывания Риты в палате, да и торчал там Тарасов, который вернулся после вылазки в то НИИ не то, что поникшим, а практически заживо убитым.       Затем уже, кода всё более-менее устаканилось, Иван, можно сказать, перехватил пальму первенства пребывания у кровати Риты, иногда менявшись с Умановой, которую тогда он всё ещё хотел прибить, но здравый рассудок возобладал.       – Ну я и дурак… – вполголоса проворчал Булатов, в который раз коря себя за то, что, по сути, он эгоистично был не там, когда надо.       Всё же, он был эгоистом, хоть и пытался гнать от себя эту мысль. Амбициозным эгоистом, стремившемся вверх по карьерной лестнице, забывшим, что есть намного более важные вещи, нежели звёздочки и погоны.       – Ещё какой, Вань… – Так же тихо, почти под нос, шепчет Рита.       Она не была удивлена, увидев, когда впервые очнулась, Тарасова. Бизон всегда относился к ней как сестре, равной, такой же сильной, но сестрёнке. Да и она его не просто так называла «Брат-Бизон». Но, малодушно будет не признаться, что ожидала она совсем не его, а Булатова, командира, друга, да и, хватит кривить душой, куда больше, чем друга.       Сейчас, наверное, Лида бы засмеялась, в очередной раз подтрунивая на ней и над её отношениями с командиром подразделения Смерч контр-адмиралом Булатовым, поскольку Рита практически так же, порой в шутку, а порой – нет, отзывалась об отношениях наёмницы и Бизона. Но, сестра права была, когда когда-то, словно в той жизни, заявила, что Булатов порой идиот полный и на такой, как Кошкина, жениться надо не раздумывая. Но, слабые попытки отношений напрочь увязали в рабочей рутине, превратившей всё околорабочее в обыденную и, порой, надоевшую бытовуху.       А Рита ведь пыталась. Даже согласилась на эту должность в ИВЦ, хотя, когда Булатов предлагал, она уже была в подразделении и занималась тем, к чему лежала душа. Но, не долго думая, променяла службу в «полях», на стол с мониторами, шум системных блоков и какой-то там минус этаж в бетонной коробке. Она лишь изредка выползала с ребятами на задания и, в глубине души понимала, что не просто потому что она уже и в возрасте, хотя чуть за сорок это и не возраст, с её-то подготовкой и, дорогу молодым надо, и ещё куча причин, почему. Причин, за которые Булатов цеплялся, как за спасательный круг. Сейчас от этого хочется смеяться, но, одно резкое движение, и грудная клетка буквально разрывается от резкой боли, несмотря даже на весь ассортимент вколотых анестетиков.       – Не уберёг, да? – в который раз Рита возвращается к одному из давних разговоров.       После ссоры пару лет назад в кабинете Кошкиной, когда Булатов буквально вылетал, словно его вышвыривают пинками, эти распри по поводу активной работы стали забываться, хотя фраза «тебя там я не смогу уберечь» прочно засела в голове и никак убираться прочь не желала. Они тогда спорили, с пеной у рта, каждый отстаивая свою позицию.       – Да, – соглашается Булатов, всё таким же тихим голосом, словно прижатый к стене, вернее даже, зажатый в углу. Тут и оспорить нечего, не на кого перевалить его собственный эгоизм, прикрыться мифическими преступниками, или ещё чем.       – И что теперь?       Рита осторожно поворачивается на спину, медленно, без резких движений, поворачивает голову в сторону сидящего контр-адмирала, всматривается, ожидая ответа, и замечая, что он словно поседел за пару последних дней на лет эдак десять вперёд.       – Восстановление, – на автомате отвечает Булатов, всеми силами стараясь не встречаться с взглядом Риты, понимая, что в этом взгляде будет вся гамма эмоций, понимая, что будь она в лучшем состоянии, на него вылился бы ушат доводов и доказательств, что его попытка уберечь потерпела фиаско.       – Это я и так знаю, Вань. – Рита замолкает, размышляя, стоит ли в который раз пытаться перевести всё на новый уровень, начать выстраивать на этом непознанном уровне отношения.       – Рита, – Булатов прерывает повисшее молчание, резко, словно уже определившись со своими внутренними приоритетами. – Ко мне переедешь? Восстановление же...       – Что?       Ошарашенная Кошкина замолкает на полуслове, пытаясь понять, не почудилось ли ей в пылу бреда из-за анестетиков, или из-за расплывающейся по всему телу боли.       – Да. Я это сказал. Я слишком боюсь тебя потерять.       – Поэтому закуёшь в наручники на кухне у батареи?       В воспоминаниях сразу всплывает разговор с бывшим женихом, тоже военным, который грозился это сделать, но, после того как Рита вылезла через окно автомобиля на капот во время движения, он заявил, что она чокнутая, и они расстались.       – А тебя это удержит? – спрашивает Булатов, решаясь посмотреть в глаза кап-три и видя в них отблески своих внутренних демонов. – Ты же сама знаешь ответ.       – Знаю, – Рита слегка улыбается, молчит, а потом продолжает, – долго ты шёл к этому, Булатов.       – Хорошо хоть, дошёл, – не слишком-то весело, словно смиряясь, произносит Батя, придвигается ближе к кровати, а заодно достаёт из-под ног пакет с апельсинами, который притянул уже в который раз, – я тут это, с гостинцем, так сказать.       Апельсины для раненных бойцов Смерча, а до этого Тайфуна – своеобразная традиция, сложившаяся годами и укрепившаяся, видимо, надолго.       – Тебе почистить?