Учиха Сумико. Другая история

      Очнулась я резко, практически без перехода, первым, инстинктивным жестом дотрагиваясь до своего живота. Небольшой, едва заметный бугорок остался на месте, а после… распахиваю глаза.       Так не должно быть, неко создали мне специальный бандаж, который скрывал подозрительно округлившийся животик. Сейчас его не было, я осталась только в нагадзюбан* и самопальном нижнем белье, все остальное было снято и аккуратно уложено рядом.       — Сумико-сама, вам нельзя делать резкие движения, — рядом появилась Момока, которая осторожно боднула лбом в плечо, показывая, что мне лучше лечь. — Кохаку просила проследить за этим.       — Что произошло? — возвращаюсь в исходное положение не сразу, только просканировав свой организм лечащим дзюцу. Состояние было стабильным, ребенок был цел и я испытала облегчение. Жив.       Облегченно вздыхаю и только после этого позволяю себе посмотреть по сторонам. Удивительно, но я оказалась в совсем другом помещении, хотя и братом-близнецом того, где проходила операция. Единственное отличие, более слабое освещение и наличие небольшой возвышенности. Уж не знаю, для чего она вообще нужна, но сейчас на ней кинут футон и с удобствами устроилась я. Хотя не удивлюсь, если этот каменный уступ совсем не кровать.       — Вы потеряли сознание, Сумико-сама, настоящее везение, что вас успел подхватить Мадара-сама и призвать Некомату-сама, — неко удобно устроилась у меня под боком, подставив тяжелую голову под руку. — Тот и призвал лекарей, с которыми у вас контракт, Сумико-сама. Если бы не это…       — Сколько я была без сознания? — чувствую себя совершенно разбитой, с трудом фокусируясь на разговоре. В глубине души ощущается болезненный комок. Горько, но эмоции уже не зашкаливают, я просто малодушно стараюсь не думать о произошедшем. Отстраниться, дать себе время, чтобы… нет, не смириться, научиться с этим жить, не чувствуя вины.       — Три часа, Сумико-сама, — тихо мурлыкая, отозвалась Момока. — Некомата-сама и Мадара-сама взяли на себя все заботы, вам можно отдохнуть.       — Нельзя, — устало провожу рукой по лицу, стараясь согнать слабость и взять себя в руки. Мне действительно нельзя валяться бездействуя. Мадара-сама, в силу своего ограниченного восприятия мира, не сможет провести все правильно. У меня же небольшой опыт есть. Я уже хоронила учениц, сейчас будет похоже, просто более богато.       — Я буду вас сопровождать, Сумико-сама, — Момока не стала возмущаться, сразу же поднявшись на ноги и подставившись под мою руку, позволяя опереться на себя и уже после, опустив босые ноги на пол, подняться. Это было не лишним, сил было слишком мало.       — Не стоит, у тебя еще есть время на отдых, Суми-чан, — голос Мадары-сама стал неожиданностью, как и то, что он невообразимо быстро оказался рядом.       — Мадара-сама? — теряюсь, не зная, что сказать на его слова, но и ложиться назад считаю глупым.       — Сиди, — чужие движения слишком быстрые, четкие, я их успела заметить, но не среагировать. Впрочем, агрессии они не несли, просто меня аккуратно усадили назад, заключая в объятия и ласково поглаживая скрытый лишь тонкой тканью живот. — На дворе два часа ночи, церемония назначена на рассвет завтрашнего дня. Успеешь.       Обыденное, но для меня до жути интимное прикосновение. Жар заливает лицо, я невольно радуюсь, что повязка по-прежнему на глазах Мадары-сама и он не видит этого. Слишком смущающее, слишком нежно, слишком лично и еще… просто слишком, слишком, слишком.       Безопасно, тело безропотно расслабляется, а на душе иррациональное ощущение покоя и защищенности. Я не часто могла испытать такие чувства и не могу не признать, что мне это нравится. Просто сидеть и впитывать чужую уверенность. Знать, что защитят. Плевать, что это во многом иллюзия, мне просто хорошо и сейчас я, как никогда ранее, нуждаюсь в передышке. И пусть спустя пару минут, когда покину объятия, я стану заниматься самоедством, сейчас мне хорошо, спокойно, и это главное.       — Знаешь, он ведь до последнего не верил, — в чужом голосе было слишком много боли. — Спасибо.       — Я… не могла упустить шанс, — с трудом сглатываю ком в горле. Расслабленность исчезла, сейчас это кажется крайней степенью эгоизма. Пусть разум твердит, что Изуна-сама сам решил вывести меня из своей жизни, но я-то знаю правду. Он решил взять удар на себя.       — Ты еще не знаешь, кто…? — успокаивающее поглаживание по животу не оставляет сомнений в смысле вопроса.       — Я не хочу загадывать, но вряд ли это будет наследник. Я сделала для этого все, — внутри все сжимается, я слишком хорошо понимаю, как со стороны мужчины могли слышаться мои слова. Замершая на животе рука подтверждает, что меня поняли правильно, но выводы… скоро узнаю.       — Было глупо считать, что ты не воспользуешься этой лазейкой, — тихий хмык в ответ и поглаживания возобновились. — Ты всегда была слишком… продумана.       — Я…       — Не сержусь, — перебивает он меня. — А сейчас спи, силы тебе еще понадобятся.       Соглашаюсь, прекрасно понимая, что выбора мне не оставили. Только вот протеста нет, я наоборот чувствую облегчение. Больше нет недомолвок. От этого становится спокойнее.

***

      Пустым взглядом смотрю на собравшихся в доме. Скорбные слова, тщательно скрытое презрение и зависть во взгляде. Не к Мадаре-сама — ко мне. Их не устраивает то, что я стою рядом с Главой Клана, что я одной из первых прощаюсь с Изуной-сама. Собравшихся тут не волнует горе, что пришло в дом, они уже давно очерствели, похоронив не одного своего ребенка и еще больше отправив на смерть.       Циники. В помещение вошли самые большие циники Клана — старейшины. Они давно похоронили свои чувства, заперли их за сотней замков. Это не обычные соклановцы, что столпились за дверьми. Хотя и среди тех тоже были разные люди. Кто-то злорадствовал, кто-то разделял с нами горе, но их объединяло одно — они не были равнодушны, их не волновали перестановки во власти, они провожали одного из лидеров, брата и друга — Учиха Изуну. Старейшины — нет. Даже в такой момент их больше волновало, что я стояла на месте жены брата Главы, что я вообще была допущена в их общество.       Были бы силы — убила бы. Не задумываясь, но после обморока я едва могу стоять. Нервное истощение. Спасает лишь то, что рядом Мадара-сама, пусть с повязкой на глазах, но прекрасно ориентирующийся в помещениях. Он ходит твердо, демонстрирует несгибаемость. И это не я служу ему поводырем, а он поддерживает меня не давая сорваться, показать стервятникам, как по мне ударила смерть Изуны-сама.       Я обязана быть сильной. Мне нельзя волноваться, а если уж не получается, хотя бы просто свести к минимуму раздражающие факторы. Жаль, что вряд ли получится. Они уже почуяли запах крови, спихнули меня с пьедестала, еще немного и от меня бы официально отказались. Об этом знал каждый, не хватило всего-то пары дней. И я осталась при своем статусе, хотя занять место положенное вдове — наглость, но на этом настоял Мадара-сама. Его нервировало, когда он не ощущал моего близкого присутствия.       Теперь я для всех неведомая зверушка. Вдова брата Главы Клана, человека из Главной Ветви — это статус. Только вот я к этой Ветви Клана практически не имею отношения, выходец из Младшей — это статус. Два не вяжущихся между собой статуса, непонятно к какому склоняться. И я видела в глазах других ответ, если бы не Мадара-сама, меня бы с радостью низвергли с пьедестала. Напомнили место женщины из Младшей Ветви и не спасло бы особое положение единственного стоящего ирьенина. Да и не долго я смогу им быть, стоит только вскрыться моей беременности, как всем станет ясно, что проводить операции я уже не могу.       Иными словами — моя ценность равна нулю. Я даже опасна, если смотреть с такой точки зрения.       Смотря на них, понятно их разочарование, ведь Мадара-сама не даст меня в обиду и воспользоваться моей временной слабостью в угоду себе. И мне это на руку. Чем больше проходит времени, тем прочнее мое положение.       Неприятно об этом думать, но смерть Изуны-сама освободила меня, дала толчок для взятия новой вершины. Теперь будет сложнее пошатнуть мое положение в Клане. Ну, а ребенок… в его сторону не посмеют косо посмотреть, ведь теперь никто не сможет быть уверен, что отец именно Изуна-сама, а против Главы выступать побоятся. Уж очень быстр на расправу Мадара-сама, особенно сейчас, и это опасно. Сейчас я самый сильный «якорь», а значит — цель. Плевать на старейшин, поисходят желчью и успокоятся, как и раньше, куда больше меня волнует настоящий виновник смерти Изуны-сама.       Яд, найденный мною в ране очень редок, такая трава не растет в Хи-но-Куни, только на земле отравленной темной чакрой демона Морье, что в незапамятные времена заточила в храме жрица Мироку. Опасная тварь с ядовитой чакрой, которая потихоньку стравливается в мир, рассеивается, но часть все равно оседает на растущих поблизости от места его заточения растениях. Принцип действий похож на радиацию, хотя вреда от подобных «облученных» растений куда меньше. Мутации не успевают накопиться, да и процесс этот растянут на века. Впрочем, опасность специально выращенных там ядовитых растений это не умаляет.       Проблема кроется в другом. Слишком далеко, чтобы Тобирама за ним отправился, еще более невероятно смотрится то, что он оставил свой клинок нечищеным, занеся серьезную заразу в рану. В конце концов, он шиноби, воин, нас первым делом учат ухаживать за оружием, ведь от него зависит наша жизнь. Грязный клинок — нонсенс. С достаточным количеством яда на лезвии во время даже не битвы — бойни, нонсенс вдвойне. Все же до того момента, как он вступил в бой с Изуной-сама, он просто не мог стоять в стороне, а значит яд с лезвия был бы уже счищен чужой кровью, как и возможная грязь. Все же что ни говори, а боец Сенджу сильный и за спинами своих людей не отсиживающийся, всегда прикрывающий спину своему брату — Хашираме. Во время боя он прерывал жизнь многих.       Однако яд остался на лезвии, причем в достаточном количестве, чтобы за короткое время последствия стали необратимы, почему? Надеюсь, я получу ответ не слишком поздно.       Мадара-сама берет меня за ладонь, отвлекая от скорбных мыслей. Пора. Сейчас будет самое главное действо — сжигание. Красивое до жути, ведь погребальный костер будет создан не только с помощью веток священного дерева Гинкго**, но и дзюцу Мадары-сама. Слава всем Ками — не Аматерасу, а просто очень горячим пламенем, что позволял создать Учиха Каэджин*** небольшого размера. Это был своеобразный барьер, который впускал пламя, но не выпускал ничего, пока все внутри него не превратилось в пепел. Очень опасное, требующее немалых затрат и контроля чакры дзюцу.       Я бы такое не осилила. По крайней мере, не продержала бы дольше нескольких минут, чего было мало для кремации. Но так то я, а не Мадара-сама. Он выполнил все прекрасно, позволяя полчаса любоваться на огненные переливы барьера. Показывая всем, что силен и не важно, что глаза его забинтованы, он по-прежнему лидер, Глава Клана, сильнейший шиноби среди Учиха.       И демонстрацией прониклась не одна я.       — Сумико, я хочу, чтобы ты вместе со мной отдала последнюю почесть Изуне, — голос Мадары-сама был тверд, он безошибочно взял с поднесенной Тако-сан подушечки пару длинных, ритуальных палочек. Одни он взял себе, а вторые протянул мне.       — Это честь для меня, Мадара-сама, — с поклоном принимаю ритуальные палочки, но только через пару минут понимаю, зачем это все было затеяно.       Тело Изуны-сама прогорело не до конца, часть костей остались целыми. Причем, не просто недогоревшими, а не тронутыми, просто избавленными от плоти. Некоторые были такими лишь наполовину, вторая превратилась в пепел. В любом случае, самостоятельно перенести их в урну Мадара-сама не мог. Судя по всему, ему трудно было воспринимать мелкие предметы, а процесс укладывания останков тоже значил не мало. Хотя я знала об этом только из свитков. На те же похороны Таджимы-сама меня не пустили, сейчас я была главным действующим лицом.       Я не могла подвести. Хотя перехватывать из чужих палочек кость, которая еще недавно… не думать! Просто не думать! Это обычная кость. Мало ли ты их видела? Много! Очень много! Поэтому делай, не думая, кому она принадлежала!       Сохранить спокойствие становится все сложнее, но руки не дрожат. Я не могу оскорбить память Изуны-сама недостойным поведением. Хотя движения чисто механические. Мне тяжело воспринимать эту горку праха… им.       Последняя кость находит пристанище в урне, которую запечатывает Мадара-сама, а оставшийся пепел подхватывает выдохнутый одним из старейшин ветер. Последний штрих — передать ее на хранение Некомате-сама, вместе с ним отправившись в мир призыва. Там, под одним из старых зданий, расположена могила для сильнейших бойцов Клана. Прах замуровывается в одну из колонн, что несли непонятную функцию, и только табличка с именем, что приделывалась на месте закупоренного отверстия, служила напоминанием о том, кто был захоронен здесь. Все. Точка. Это конец пути.       Продолжение следует…