ill and fall in love

Снова эти таблетки. Тэхен их ненавидел до отвращения и неумышленно презирал из создателей. Разная форма и этикетки не делали лучше ни вкус, ни состояние, будь то физическое или моральное. Количество, которое должно успокоить, еще сильнее нервировало, выводило из себя и заставляло устраивать забастовки, посылать всех, намекая на очередные симптомы психического расстройства. И тогда таблетки переходили в жидкую форму, поступая в тело через шприцы — бессовестно и без согласия самого Тэхена. Сейчас ему нужно принять лишь один антибиотик от банальной простуды, которая, кажется, и сама могла бы пройти, но мать слишком щепетильна в этих вопросах, пусть ее образование и далеко от медицинского, и жутко боится осложнений, запивая свои ужасные фантазии о смерти Тэхена от пневмонии сердечными каплями. Но старший не хочет лечиться. В его организме уже все прошло и последняя бактерия погибла в борьбе с фармацевтами еще полгода назад — он твердо в этом убежден. И никакое давление матери не подействовало бы: перед ней можно снова сжать зубы покрепче — но вот дар убеждения Чонгука действовал по собственному принципу. Не смотря в глаза — даже удивительно, как он попал прямо в рот — он свободно пропихнул таблетку сквозь губы старшего холодными пальцами, перед которыми этот рот открыт ежедневно и без перерывов, а в особо игривые минуты Тэхен даже не побрезгует лизнуть языком ногти. Но это точно не сейчас. Старший был очевидно разочарован: огромную таблетку, как ему казалось, величиной даже с большой палец, Чонгук не удосужился разломать хотя бы пополам, найти аналог в меньшей дозировке или и вовсе в сиропе, что было бы куда проще принять и довести до желудка расслабившейся от жидкого рациона глотке. Но таблетка неприятно липла к языку; воды, что струилась по трубочке из стакана, было, кажется, слишком мало — теперь как раз не хватает того дикого вчерашнего потока воды из рук младшего. А сейчас он лишь сидит напротив, рассматривая поверхность уже надоевшего кухонного стола, пока не придет новое сообщение. И снова эта вибрация. Тэхен нервно вздрагивает каждый раз, стоит только телефону воспроизвести этот режущий звук в руках Чонгука. Старший бешено завидует, когда видит яркую улыбку на лице парня напротив и слышит его необоснованно непредсказуемый смех. Скорее, завидует не самому Чонгуку, а тому, кого он одаривает этими милыми моментами, даже если его собеседник об этом и не догадывается. Чонгуку в последние несколько часов, только ради демонстрационного хвастовства своим интересным и многогранным собеседником по ту сторону диалога, нравится задавать странные и провокационные вопросы, как, например, «как ты думаешь, сколько людей прямо сейчас смотрят порно?», а потом снова полностью погружаться в телефон, увлеченный зудом от вибрации в своих руках. И даже если Тэхен попытается ответить, взамен услышит лишь тишину, полное игнорирование сказанного или даже звука одобрения. Полное игнорирование всего Тэхена. Чимин куда интереснее. За несколько часов Чонгук узнал о нем куда больше, чем о Тэхене за несколько месяцев. Даже такая бесполезная и тут же вылетающая из памяти информация, как члены семьи и давно сдохшие домашние питомцы, подолгу задерживается в уже уставшей от подобного мусора и недосыпа голове младшего. Он не спал всю ночь, даже боялся сомкнуть глаза в тот момент, когда Чимин уже откланялся, отправившись в постель. Чонгук все перечитывал диалог: сначала смеялся над собственными шутками, потом пытался найти слова-паразиты, самые большие паузы между сообщениями, места, где был очевидно не Тэхен. И, кажется, ни разу не прокололся. Просто слишком идеален для такого, как самому кажется. Только сейчас Чонгук вечно носом клюет, стоит хоть на секунду взгляд от экрана оторвать — привыкнув спать много, невозможно продержаться целую ночь без сна. Сейчас лучше просто не возвращаться к реальности, избегая столкновения лица с гладкой поверхностью стола. — Чистить зубы будешь? — как-то резко и разрушая идиллию накопления Тэхеном злости к пока еще незнакомому Чимину. Просто он самый сейчас занят, а у младшего уже в глазах рябит от этих букв, и диалог он уже давно наизусть выучил. Тэхен не хотел напоминать об этом процессе, даже внушал себе, что забыл уже и не хочет вовсе того легкого пробника секса, что получит в качестве вознаграждения. Хотя это просто самообман — он чертовски хочет, и в груди так неприятно скручивает от предвкушения, что приходится дыхание задерживать, чтобы только снова начать дышать ровно. Но рука все равно не поднимется выше, застывая на полпути к подбородку и обрушиваясь вниз, словно требуя еще пары дней подготовки или хотя бы резервной второй попытки, которой наверняка Чонгук предоставлять не станет. Осталась надежда только на некую неведомую силу, дающую опору ослабшим мышцам, или невидимого кукловода, способного невзначай управлять немощным телом Тэхена, словно марионеткой. Тэхен снова ответил этим простым «угу», которое и самого старшего начинало немного злить, словно буква «р» у картавого. Тэхен и забыл, когда в последний раз перекидывался словами с Чонгуком, точнее, совсем не хотел об этом вспоминать. Хорошо, что и младший не особо заинтересован поиском мысли для разговора, толкая коляску Тэхена в направлении ванной. Уже там Чонгук нанес на щетку слишком много пасты. Если детей учат измерять идеальное количество нанесения в горошинках, то Чонгук точно представлял себе фасоль крупного сорта. Тэхен не любил мяту, особенно эту синтетическую в составе зубной пасты, говорил об этом Чонгуку, но тот, видимо, забыл, как, по крайней мере, хотелось думать старшему. А еще у этой пасты, как назло, холодность превышает степень заморозки в кабинете стоматолога. — Если уронишь, этой же и будешь зубы чистить. — Как будто делая одолжение, Чонгук вложил щетку в руку Тэхена. Но тот держал уверенно. Так, что, вылей поверх еще целый тюбик пасты, она вряд ли бы упала. Но все еще слишком тяжела для того, чтобы поднять. Да и эта долгожданная сила то ли задержалась в пути от мозга к кисти, то ли и вовсе решила отложить визит. А кукольник, кажется, уволился с должности, увидев свою жалкую марионетку. И любые попытки поднять руку больше, чем на десять сантиметров от подлокотника коляски, сулили скорее встречу щетки с плиткой, чем успешное завершение миссии. Тэхен неуверенно, словно у незнакомца, попросил младшего немного наклонить себя вперед. Чонгук, немного подтолкнул спину старшего, наклонял его совсем медленно, понемногу, не так, как хотелось Тэхену, потому он, когда уже смог повлиять на равновесие, дернулся вперед, метко ударяясь лбом о бортик умывальника, но с таким гулким звуком, что синяк неплохой выйдет. Чонгук даже испугался, но извиняться не стал, не видя в этом своей вины и будто в упор не замечая боли Тэхена. Зато все именно так, как и хотелось старшему: теперь рот совсем близко к щетке, можно даже запах ощутить этой светло-голубой пасты. Младшему нравятся такие решительные шаги, и он согнулся немного, чтобы увидеть весь этот процесс чистки из первых рядов. Тэхен наконец начал неумело водить щеткой по оголившимся в какой-то дикой улыбке зубам. Паста обжигала губы своим «морозным эффектом», а щетина еще достаточно новой щетки царапала до крови десна. После холод проникал уже в раны, то ли ослабляя боль своей эмитированной заморозкой, то ли доводя все это действо уже до полного отказа нервных окончаний — Тэхену слишком сложно понять, да и не хочется вовсе. — И внутри тоже почисти. — Чонгук чувствовал скуку в этом процессе, не видел ни грамма сложностей в действиях Тэхена или просто хотел поиздеваться. Старший все же открыл рот, думая, что так принесет меньше жертв, покончит со всем быстрее, лишит девственности руку Чонгука уже сегодня. Теперь остатки пасты смешивались со слюной и, вытекая изо рта пеной, падали на оголенные короткими шортами колени, горячими сгустками спускаясь по коже все ниже, в итоге падая на сверкающую от чистоты плитку. Тэхен боялся. Боялся уронить еще хоть каплю, ведь убирать образовавшийся бардак придется младшему. Тэхен жутко боялся его злить. Он глотал пену, стараясь сделать это как можно быстрее, дабы не ощутить вкуса или отвращения из-за консистенции. Но большие глотки вызывали только рвотный рефлекс и слезы из глаз, словно и утренняя таблетка снова подступает к глотке, желая выйти из организма неположенным путем. Тэхену становится мерзко и стыдно. Стыдно перед самим собой, остатками присущего каждому минимуму самоуважения и даже зубной щеткой, которую используют словно не так, не с теми ощущениями и не с такими рвотными позывами. И чувство такое, будто минет ей делаешь. И теплая пена от этой мысли еще противнее стекает по подбородку. Так же, как совсем скоро сперма старшего будет марать руки Чонгука. Ради такого хочется запихнуть щетку до самой гортани, прочистить ею пищевод и достать эту гадкую таблетку, продолговатая форма которой, кажется, позволила встать поперек. Пока Тэхен лишь раздирал язык до легких покалываний, которые усиливались после орошения мятной слюной. Кажется, это и есть та самая сила. Желание отдавать так много даже не за секс. Теперь Чонгуку стало еще более скучно. Слишком беспрепятственно, без слез и мольбы о мастурбации без этих издевательств. Он снова взялся за телефон, где уже несколько минут висело непрочитанное сообщение, что казалось краем неуважения к собеседнику. Хотя Чимин позволял себе это легко, когда младшего мучало сожаление, если он не ощутил вибрацию сразу, прочитав сообщение, только по собственной инициативе проверив диалог. У Чонгука хотя бы была инициатива. Чимин же кормил отговорками. Все-таки Тэхен заслужил. Чонгуку казалось, что это задание было слишком простым, и уже начинал придумывать, что бы такое в следующий раз заставить сделать инвалида. Но мысли эти неинтересные, и Тэхен точно уже ждет своего вознаграждения, вылизывая остатки пасты из полости рта, чтобы даже на ополаскивание времени не потребовалось. Ведь даже путь от ванной до спальни таким долгим казался. И Чонгук слишком медленно старшего на кровать усаживал. Тэхен смущался слишком неприкрыто, даже стыдился взглянуть Чонгуку в глаза. Младший не раз видел Тэхена голым, касался его члена и уже привык к данной естественности, но старший это отвергал. Так же неловко, как заняться сексом с матерью, каким бы неуместным это сравнение ни казалось. Даже мысль об отказе в голове проскочила, но сразу же была отвергнута. Чонгук, противореча всем вымышленным Тэхеном канонам, даже не стал снимать со старшего трусы — устроился сзади, чтобы не мозолить глаза своим безразличным видом. Младший без особой меткости и прелюдии запустил руку под свободную резинку шорт, а после под более тугую боксеров Тэхена, проходясь кончиками холодных пальцев по паху, заставляя старшего от этого незаметно поежиться от разбежавшихся до самого затылка мурашек. А после пришло возбуждение. Старший слишком быстро ломается, и Чонгук чувствует, как его член начинает твердеть даже без каких-либо усилий. Младшему нравится тот факт, что он способен возбудить человека одной силой мысли, пусть пока такой только один. Эту способность можно еще развить. Чонгук освободил стояк Тэхена от уже натянувшегося трикотажа боксеров, немного задумавшись над тем фактом, что спермой придется измарать белоснежную простыню, которая все еще пахла отбеливателем и неприятно скрипела от свежести. Чонгук, не глядя, наконец обхватил пальцами член старшего; Тэхен ощутил эту контрастность: словно в конфете с повидлом не сочетается кислота яблочного джема и сладость глазури, не сочетались и температуры кожи пениса и пальцев младшего. И снова электрическим током пробегаются мурашки по телу, и старший начинает переживать, что, подобно настоящему напряжению, они смогут передаться и Чонгуку. Как же неудобно тогда будет. И стыдно очень. Чонгук чувствовал всеми пятью пальцами правой руки на члене набухшие вены и подушечками старался остановиться не на них, чтоб не чувствовать пульс этот дикий, не синхронный со своим, но совсем очевидный, словно прямо сейчас сердце в ладони сжимаешь. Поверхность соприкосновения составляла не более половины всей длины члена — куда больше, чем ожидал младший, и он даже расстроился немного: теперь придется дрочить в не самом удобном положении непривычно активнее, и рука жутко ныть будет, на следующий день, возможно, даже не разогнется. Ладонь ходила неприятно жестко, кажется, не будь в комнате звуков дыхания или шороха ткани, можно было услышать скрип трения. Чонгук отвык от этой сухости, даже во рту сушило, будто намекая на отсутствие возможности смочить руку хотя бы слюной. Но в младшем просто сработал механизм, который нельзя прерывать и особого смысла это не имеет. Доходя до конца, он, словно заученно, проводил большим пальцем по чувствительной головке, быстро и ловко, в разных местах, но одинаково приятно, так, что Тэхен даже забывал, что для поддержания своей жизнедеятельности нужно не только наслаждаться умелыми руками младшего, но и дышать. Но это просто невозможно, когда так приятно кровь по телу гуляет, банальные движения вверх-вниз, которые только разогревали и без того пылающую чувствительную кожу пениса, прерывались резкими сменами траекторий в виде прокручивания, когда младший сжимал член так сильно, словно выжать из него сперму хотел самостоятельно. Тэхен начал дышать глубоко, когда воздуха в легких не хватало катастрофически. Пытаясь не издать ни звука, закусывая до боли то нижнюю, то верхнюю губу, что из-за своей сухости трескались и одаривали немного язык железным вкусом крови, старший все еще боялся гнева Чонгука. В его духе было бы в придачу себе представить их очередную ссору из-за слишком громкого дыхания или обильного потоотделения, но почему-то мысли остановились, фантазия отключилась и хотела заставить Тэхена жить здесь и сейчас. Чонгук чувствовал свободной левой рукой, держащей все это время Тэхена в равновесии за талию, как майка начинает послушно липнуть к мокрому телу. И видел пот, искрящимися от солнечного света окна струйками стекающий по затылку старшего. Даже волосы стали совсем мокрыми. Младший потянулся носом к затылку, волосы легко щекотали самый кончик, и почувствовал запах Тэхена, тот самый, за которым гонялся когда-то, и только сейчас понял, что он обычный, совсем обычный, к которому уже привык, просыпался с ним утром и вечером. Просто теперь он в немного большей концентрации. Но хотелось большего, грязного, чтобы с примесью пота и у себя во рту. И он кончиком языка коснулся прохладной кожи затылка, затрагивая не более квадратного сантиметра и тут же пряча его обратно. Пресно по сравнению со стряпней матери. И Чонгук начал корить себя за то, что его глупые желания не привыкли согласовывать действия с разумом, а теперь он еще и возбуждается как-то не вовремя и из-за какой-то ерунды. Чонгук, оставляя Тэхена без поддержки, вынужденно запустил левую руку себе в трусы. Младший далеко не музыкант, потому руки могли двигаться исключительно синхронно, но разница в длине члена дарила разницу в скоростях, совсем незаметную, но Чонгук ощущал эту обиду, что лишает себя равноценного удовольствия, как самый настоящий младший брат, желающий заполучить все, принадлежащее старшему. Тэхен и не заметил, что младший вдохнул запах его потной шеи или прямо сейчас себе одновременно мастурбирует. Старший просто боролся с возбуждением, не расслаблялся, держа все под контролем до последней секунды. Той самой, когда младший, словно брезгливо, одним колечком из большого и указательного пальцев по всей длине члена прошелся. Слишком сильный экстаз закончился последней каплей мастурбации и первой спермы. Вязкая жидкость измазала руку Чонгука, расплываясь пятнами на белой простыне. Чонгук даже рад был, что ее придется стирать. Он и сам через несколько мгновений кончил; вместе с простынею намокла черная ткань спортивных штанов, но младший надеялся, что на данном цвете ничего заметно не будет. Пока Чонгук пытался кончить как можно быстрее, чтобы не показывать свое возбуждение старшему и забыть об этом поскорее, как о позоре, Тэхен хотел с другими чувствами закончить. Весь этот фильм был, бесспорно, очень хорош, но финал совсем не до катарсиса, а до какого-то разочарования в актерской игре и сюжете в целом, в скудных репликах и скучном видеоряде. Словно неразделенная любовь одного из героев этой романтической комедии так и не станет взаимной. Как будто только что была финальная пощечина. Больше никаких обязательств и долгов у Чонгука перед Тэхеном нет. Чонгук без слов скручивает замаранную простыню и оставляет старшего лежать на голом матрасе. Из-за спешки даже телефон свой оставил, а на нем уже несколько минут висело непрочитанные желание Чимина увидеть Тэхена вживую. Чонгук сильно расстроится, если увидит, что не его.