(Не)стандарт

      За всю свою спортивную карьеру Антон так часто бывал в Швеции, что и со счета сбился: традиционный первый этап кубка, чемпионаты мира, сборы. Он знал каждую кочку в Эстерсунде и не только в пределах стадиона: сколько раз он с парнями гулял по улочкам, тщательно скрываясь от фанатов? Антон знал Эстерсунд, но теперь все иначе. Вместо привычной глазу архитектуры руины разрушенных зданий, редкие прохожие на пути, которые боятся тебя едва ли не сильнее, чем ты их. И снег. Грязный, мертвый пепел вместо белого снега.              Впрочем, теперь так не только в месте, носившем до недавнего времени название Эстерсунд. Одной из биатлонных столиц еще повезло. Антон, за время своих скитаний, видел зоны и похуже. О том, что творится на родной земле, россиянин лишь догадывался. Точными сведениями не обладал никто. Но перешептывания, слухи, доносившиеся до Антона, позволили создать печальный образ в голове – дома хуже. И если Европа, в которой он застрял, представляет из себя руины – что же творится в России, которая оказалась эпицентром ядерной войны?              — Ты опять не о том думаешь! – возмущенный шепот на задворках сознания вызвал лишь новый приступ головной боли, но тем не менее привел Антона в чувство. Россиянин успел уже привыкнуть к тому, что боль – его постоянная спутница – нехило так бодрила. Правда он не имел ни малейшего понятия, долго ли так будет продолжаться. Человек привыкает ко всему.              — Философ! – насмешливо, с картавым акцентом протянул голос, и Антон, не сдержавшись, хлопнул себя по лбу. — Ай! Изверг! Прекрати, мне больно!              Антон злорадно хмыкнул. Что ж, несмотря на все попытки захватить власть, он все еще был правителем своего тела и разума.              — Ага, мечтай. Тут я главный, а ты так, только носишь нас!              Шипулин покачал головой. Это они уже проходили и не раз, но очевидно нужна еще одна демонстрация. Медленно, наслаждаясь моментом, Антон поднял руку и под истеричный визг в самом центре своей головы прикоснулся к левой брови.              — Пожалуйста! – взмолился голос. – Я буду молчать целый час, только прекрати!       Антон сделал вид, что задумался. Час – весьма заманчивое предложение, но недостаточно хорошее, чтобы отказаться от показательной порки.              — День!              Антон опустил руку, победоносно ухмыляясь.Конечно же, он не верил. За последний год россиянин успел досконально изучить своего незваного попутчика. Француз – часть француза, частица? – приличия ради помолчит, но после ему станет скучно и уж тогда-то попробуй его заткни!              — Я попытаюсь, – смиренно уточнил голос.              Так действительно ближе к правде, поэтому Антон махнул рукой. Выяснение отношений – не самая насущная проблема. Их целью был Эстерсунд, но куда двигаться дальше? Антон не знал, да и француз уже подрастерял былую уверенность.              Они преодолели долгий путь в поисках доктора, который, по слухам из того же сарафанного радио, проживал в Швеции. Но, как выяснилось, специалист в ядерной области действительно существовал, вот только уже полгода как его не видели. Антон хотел плюнуть и прекратить искать, но Мартен – или то, чем он был сейчас – настаивал.              — Только не распускай нюни, умоляю, – и действительно, когда француз мог сдержать слово? – Мы его найдем, он разделит нас. И мы будем свободны друг от друга! Или, – после недолгого молчания продолжил Мартен. – Он пустит нас на опыты, и мы умрем. Что, кстати, не такая уж и плохая перспектива.              Шипулин согласился. Если он о чем и сожалел, так о том, что ядерная волна не убила его, а присобачила к Фуркаду, который просто стоял рядом с ним. Антон пообещал себе, что если их все-таки разделят, он больше никогда не подойдет к французу ближе чем на километр, ибо жизнь с ним в одном теле – ужасна. Правда была еще надежда на то, что ученый найдет способ вышвырнуть Фуркада из его тела, плевать каким образом.              — Знаешь, когда-то я мечтал оказаться в тебе, но более естественным путем. Смекаешь? – словно читая мысли Шипулина, язвительно произнес Мартен. Антон поморщился. – Но с другой стороны, теперь мы так близки. Буквально угадываем мысли друг друга, понимаем с полуслова. Только вот я заперт в твоей голове, а ты вообще не разговариваешь. Но это ведь мелочи.              Француза заносило. Он все чаще пускался в пространные рассуждения об ихбудущем или их прошлом, делился своими грязными фантазиями и неимоверно раздражал Антона. А ведь Мартен знал, что чем более он активен, тем хуже становится Шипулину, но отчего-то это никогда его не останавливало. Правда один способ был, но Антон редко когда использовал данную ему возможность заткнуть француза.              Почти у каждого бывали моменты, разделившие жизнь на «до» и «после». Но вряд ли у многих это было так буквально, как у Антона. Когда все случилось, он был на тренировке, готовился к вечернему старту. Француз, как часто бывало, назойливо крутился рядом, провоцируя издевками и едкими замечаниями. А дальше все как в лучших традициях фантастических фильмов о ядерной катастрофе. Только вот в себя Антон пришел со странными ощущениями и полностью дезориентированный. И, как выяснилось позднее, с соседством в теле.              — Двигаем на твою родину. Лучшие умы теперь там, может нам кто и поможет, – нехотя произнес француз.              Будто Антону требовалось его разрешение! Он уже повелся на уговоры Фуркада и теперь они скитаются по Швеции, вместо того, чтобы сразу пробираться в Россию. Хотя француза можно было понять – он боялся. Но вряд ли больше Антона, который потерял связь с родными и не знал, жив ли кто-нибудь вообще.              — Время сейчас такое, – согласился Мартен. – Но я так привык к тебе, может не надо нам разделяться? Наши будни, твое мычание и моя озвучка…              Мартен истерично завизжал, когда Антон, не стерпев, принялся выдергивать волоски с левой густой черной брови. Сам он не чувствовал боли, но вот француз – да. Как там все устроилось после ядерной волны, ни Антон, ни Мартен не поняли, но все, что осталось от француза каким-то образом сосредоточилось в брови. Бред, говорил Шипулин, пока не увидел свое отражение в разбитом окне. Изменений, кроме смены цвета и формы брови, причем именно одной, чисто визуально у него не наблюдалось, но зато внутренне! Мартену не требовалась ни еда, ни сон, он существовал исключительно как часть Антона, но мыслящая самостоятельно.              — Я тебе это припомню, – жалобно прохрипел француз после долгих истеричных причитаний, которые вымотали Антона. – Скоро стемнеет, поспеши.              И действительно, за всеми этими разборками россиянин совсем потерялся во времени. По пути он видел склад, где вполне можно заночевать. Ну а затем снова в путь. Остановки они делали вынужденные, все-таки Антону необходимо было отдыхать, да еду искать. Мартен следил за тем, чтобы Шипулин не сбивался с курса и не расслаблялся. Почему-то в сложившихся условиях именно француз не раскисал. Быть может, ему хотелось свободы сильнее, а может он просто был диктатором – Антон не отрицал оба варианта. Но зато он точно знал, что без поддержки Фуркада давно бы уже сгинул. Вредный, ворчливый француз с картавым акцентом бывал полезен. Иногда. От этого Антон и отталкивался. В сложившихся обстоятельствах о будущем можно только мечтать, но оно столь призрачно, что настоящее важнее. Выживание, борьба за завтрашний день, постоянная угроза существованию. Антон боялся остаться один.              — Это так мило, – прогнусавил Фуркад. – Но ты не переживай. Еще как минимум пара лет совместного существования у нас есть в запасе!              Чего там боялся Антон? Одиночества? Брехня. Лучше один в новом мире, чем в компании Фуркада.              — Ну-ну. Все равно никто не узнает, дорогуша. Не парься ты так.              Антон лишь горестно вздохнул. Это будет долгое и тяжелое сосуществование. Трагичное наверняка. И склонное к суицидам.