Орлиное гнездо

Иоана сидела в покойном кресле у очага, держа у груди сына. Он звучно причмокивал – и, казалось, наливался силою у нее на глазах; Иоана улыбалась маленькому Раду, напевая старинную песню о врагах и ратных забавах, для которых он, конечно, родился. Корнел, стоя у кресла госпожи своего сердца на одном колене, сопровождал ее пенье музыкой лютни. Ее можно было извлекать и не отращивая ногтей – так ему рассказали придворные музыканты, поделившиеся с королевским фаворитом тайнами мастерства. Раду Кришан сидел напротив них – и смотрел на свою семью с великой любовной грустью. Дорогие дети! Казалось, он жил только для них… да, он и в самом деле жил только для них: если они высоко понесут знамя, которое примут из его рук. Если он увидит перед тем, как закрыть глаза, как реет на ветру белый штандарт с серебряным орлом - над башнями вновь отстроенного замка! Тогда великий боярин благословит их и вверит все, что нажил за свою жизнь: а нет – так пусть хоть пропадут… С Корнелом ему, скорее всего, придется примириться: это было очень нелегко для старого упрямца, для дворянина, самовластного в своей жизни и понятиях чести, но теперь Корнела и Иоану объединило больше, чем супружеское ложе. Наследник. Если же Корнел добудет себе славу, о которой мечтают и король венгерский, и боярин, и он сам, лучшего зятя и желать будет нельзя – никакие боярские дети не смогут сравниться с таким мужем. И Раду Кришан, улыбаясь, стал пристукивать широкой ладонью в такт музыке, которую Корнел наигрывал уже весьма умело. Этому дьяволенку давалось все, за что бы он ни брался, - счастливчик! - Ты останешься на Рождество, отец? – спросила Иоана боярина, когда кончила петь и музыка смолкла. Раду кивнул. - Непременно, дитя мое. Он теперь неотрывно глядел на внука – после его рождения все тревожились, что он так и не доберет здоровья и силы, но Раду Испиреску нагнал ровесников через месяц после появления на свет: сказалась кровь отцов и дедов. В их семействе не рождалось заморышей. А если и рождались, о таких никто не помнил. Потом боярин тяжело встал, и дочь начала подниматься следом. Он удержал ее властным знаком. - Отдыхай, звездочка моя, - а мне сейчас нужно побеседовать с этим прекрасным музыкантом. Раду Кришан поглядел на Корнела и улыбнулся, морщинки окружили глаза, из которых никогда не исчезала грусть. Корнел пристально посмотрел на тестя и поднялся, отложив свою лютню. - Добро, - сказал Корнел, слегка улыбнувшись. – Идем побеседуем, господин! Теперь это был мужчина в расцвете лет – высокий и статный, мощь его плеч уже могла посрамить старую силу боярина; темные кудри отросли до пояса и еще сильнее закурчавились, ниспадая, как грива льва. Длинные темные усы оттеняли шелковистые румяные щеки. Поистине – второго такого молодца было не сыскать и в государевой дружине, не бедной красавцами! Боярин с гордостью положил зятю руку на плечо и повел его прочь из комнаты. Иоана провожала их тревожным взглядом. Как же мало она могла изменить теперь – когда ее, точно цепь, держала детская колыбелька! Как мужчины решат, так и будет… Раду и Корнел вышли за дверь и прикрыли ее за собой; Иоана услышала удаляющиеся шаги и голоса, потом все смолкло. Она еще некоторое время сидела, баюкая ребенка. Потом Раду заснул. Иоана тихо встала, держа у груди сына и запахивая свою накидку, - она озиралась в поисках прислужницы. Та, впрочем, подошла и без зова. - Что угодно госпоже? - Вот, уложи сына, - Иоана дала ей в руки дитя, и та с улыбкой подхватила его. Присев, венгерка удалилась. Иоана, оставшаяся в опустевшей комнате, в которой слышалось только потрескивание пламени в очаге, за драпировкой, некоторое время раздумывала… Потом поправила легкий шелковый чепец, открывавший волосы на лбу, и с удовольствием вспомнила, что бросила уродовать себе брови. С рождением ребенка и приездом отца к ней точно вернулись былые силы – сила рода… Госпожа Испиреску погляделась в венецианское зеркало, висевшее на стене, и осталась довольна всем, что увидела в нем. - Знаешь ли, - с улыбкой негромко сказала она существу, которое появилось с нею рядом, - я думала, что вы не отражаетесь в зеркалах! Сестра положила ей руку на плечо. - Не верь досужим выдумкам, - шепнула Марина ей в ухо. Она была так близко, что могла ее поцеловать – это существо, одетое в вечное окровавленное золотое платье, вечная невеста! - Чему же мне верить? - Тому, что я рядом, - улыбаясь и показывая клыки, ответила Марина. Иоана тоже улыбнулась ей. - Ты существуешь все так же? Марина кивнула: глаза ее блестели радостью – как на удачной охоте, которые так любил Раду Кришан. - А это весело, сестрица, - убивать! Разве вы все этого не знаете? Все, кто живет, должны убивать и убивают, - дохнула она в самое лицо Иоане. - Я это знаю, Марина. Вампир коснулся ее щеки – сейчас рука Марины была живой и теплой. Она теперь смотрела серьезно, призывно. - Я очень надеюсь на вас… Только тогда, когда мы искупим свои жизни, мы сможем надеяться на прощение! Для Марины тоже существует искупление – и зависит оно от тебя и твоих детей! Иоана нахмурилась. - О чем ты говоришь? Марина улыбнулась – по-человечески, ясно. Потом поцеловала Иоану в щеку – та подпрыгнула, как от ожога. Это существо могло и морозить, и жечь, когда пожелает! - Ты знаешь, о чем я говорю, - или постигнешь это позже, - ласково сказала старшая дочь Кришанов. – Следуй своей судьбе, как верят наши восточные недруги - которые в столь многом правы! Она отвернулась и, ступив в сторону, пропала. Иоана уставилась в зеркало, в котором теперь отражалась она одна. Притронулась к щеке, куда ее поцеловали, и тревожно вздохнула. Потом в дверь заглянула венгерка. - Я уложила Раду, госпожа. Иоана вздрогнула и повернулась, хотя ожидала служанку с минуты на минуту. Когда глаза их встретились, во взгляде плотной полногрудой женщины выразились удивление и озабоченность: - У вас правая щека покраснела! Вы обожглись? - Да, - сказала Иоана. – На свечке. Она отвела глаза – и не видела, как на губах венгерки появилась чуть заметная недобрая улыбка. - Спасибо. Ты можешь идти, Мария, - сказала Иоана, касаясь щеки и хмурясь от боли. - Доброго вечера, госпожа. Венгерка присела и удалилась, аккуратно прикрыв дверь. За дверью Мария приостановилась; потом перекрестилась слева направо и тихонько воззвала к Господу. Покачала головой – быстро управившись с мальчиком и подойдя к гостиной минутою ранее, служанка отчетливо услышала прощание двух сестер, живой и мертвой… "Все эти валашки из богом забытых замков ведьмы, и думать тут нечего!" Мария еще раз перекрестилась и быстрым шагом пошла прочь. В коридоре столкнулась с Корнелом, и тому пришлось схватить ее за локти, чтобы она не упала. - Куда ты бежишь, Мария? Служанка подняла серые глаза и неприязненно посмотрела из-под редких бровей на молодого красавца-валаха, одетого в алый бархатный кафтан и такие же алые рейтузы, - настоящий лесной принц! Корнел отпустил ее и отступил, чтобы не оскорбить скромности женщины - молодой матери, как и его жена. - А госпожа сейчас в гостиной опять не пойми с кем разговаривала, - сказала Мария. – С устатку, видно, заговаривается. И щеку на свечке обожгла. Присмотрите уж за ней! - Это не твоего ума дело, Мария! – воскликнул Корнел жарче и резче, чем намеревался. - Не моего, господин, - согласилась служанка. - Прошу покорно не сердиться! Мария присела, и Корнел посторонился, чтобы пропустить служанку, когда она откланяется. Мария прошла мимо с потупленными глазами; и только оставив хозяина за спиной, позволила себе усмехнуться под нос. Она знала, что валах так и стоит – глядя ей вслед, с глубочайшей тревогой в своих прекрасных глазах. Ишь ты, голубь невинный – подручный Колосажателя! Корнел направился к жене. Когда он вошел и заключил ее в объятия, невольно присмотрелся к ее лицу – но у Иоаны пылали обе щеки, и не понять было, которую обжег поцелуй вампира… - Мария сейчас мне сказала, что слышала твои разговоры, - тихо произнес Корнел, уткнувшись лицом в ее плечо. – Это подлая женщина! Так и предвижу беду! - Подлых женщин много, - отвечала Иоана горько. – Но она ничего никому не скажет, я уверена, - тогда и она со своим сыном окажется в беде! - Пожалуй, - сказал Корнел. Он крепко прижал жену к себе – а в душе разгоралось желание убить эту гадину, которая посмела угрожать его возлюбленной. Корнел мог бы придушить ее в два счета – пикнуть бы не успела! - Пора ужинать, - ласково сказала Иоана, посмотрев ему в глаза. – Я пойду присмотрю за всем… - Пойдем вместе, - откликнулся Корнел. – Только боярина не жди! Он уже лег спать! - Вот какой! – воскликнула Иоана, и беспокоясь за здоровье отца, и досадуя на него. Он ушел от разговора с ней – конечно же! А Корнел ничего ей не скажет, что они сейчас обсуждали, - жди от него! Может быть, только потом, в более нежные минуты… Иоана подумала, что они с мужем спят раздельно уже третий месяц. Конечно: так обыкновенно и делалось, когда требовалось поберечь роженицу, - но как Корнел, должно быть, истосковался… - Ты придешь ко мне сегодня ночью? Иоана поцеловала мужа, ужасно жалея, что боярин проспит ее прекрасный ужин – фаршированных соловьев, копченый язык, жареную кабанятину с овощами… - Я приду, - сказал Корнел, помедлив. Глаза его наполнились любовью. – Но мы должны тебя беречь! - Я знаю, ты убережешь меня, - лукаво ответила Иоана. Она уже знала, о чем муж говорит. Они ужинали вдвоем – Николае тоже уже почивал. Посреди трапезы Корнел вдруг извинился и встал. - Я скоро вернусь, любимая. Она пожала плечами – мало ли, зачем ему могло понадобиться выйти. Корнел выскользнул за дверь – и поступь его изменилась, превратившись в шаги охотника. Добыча была здесь, она еще не ложилась… Мария попалась ему за поворотом – зачем она околачивалась тут, догадаться было нетрудно. Корнел притер ее к стене, глядя в глаза: у служанки отнялся язык при виде его лица. Корнел постиг многие науки под началом Влада Цепеша – как благородные, так и не слишком, - но главным оружием, которое он получил из рук князя, люди поражали себя сами. Страх. - Если ты посмеешь кому-нибудь сказать, что ты слышала… что тебе почудилось в этом доме, - негромко проговорил Корнел, не отрывая глаз от лица служанки, - клянусь, ты пожалеешь, что родилась на свет! - Колдун, - ахнула бедная Мария; валах не давал ей даже перекреститься, держа за руки мертвой хваткой. Он кивнул и улыбнулся в ответ на ее слова. - Да, колдун, - сказал Корнел. – И убийца, верно, Мария! И палач без совести и без жалости! - Дьявол, - прошептала служанка. Валах отпустил ее руки и отвернулся, лицо вдруг стало безжизненным. Мария перекрестилась. - Не дьявол, - сказал Корнел, покачав головою. – Всего только его правая рука! И лицо чудовища вдруг выразило нежную грусть, точно он сожалел о своем прошлом. Мария подобралась, сторонясь валаха, - и двинулась прочь, едва дыша, по стенке. А хозяин вдруг сказал ей вслед: - Запомни мои слова, Мария! Он не повышал голоса, но Мария застыла, как пораженная в спину, – потом истово кивнула. Она поспешила прочь так резво, точно за нею и в самом деле гнался дьявол. А Корнел вернулся к ужину. Он был задумчив и печален некоторое время – но вскоре и улыбнулся, и засмеялся какой-то шутке жены. Между ними опять возникло, разгораясь, любовное взаимочувствие, по которому оба уже истосковались. Корнел пришел к жене на ложе, как и обещал, - чисто умытый, благоухающий; Иоана приняла его жаркое, готовое к любви тело в объятия, и всю ее покрыл водопад его волос. Муж стал целовать ее; он припал к ее груди, как совсем недавно делал сын, и Иоана заплакала от наслаждения. - Мой дорогой… Он оторвался от нее и посмотрел ей в глаза с улыбкой. - Я хочу принадлежать тебе… Он вздохнул от страсти. - Но мы должны быть осторожны! - Я знаю, ты сможешь, - прошептала Иоана, обнимая его и прижимая к груди. Он и в самом деле не забылся – теперешний Корнел умел владеть собой в любом состоянии; супруг отстранился от Иоаны вовремя. - Но я не могу так оставить тебя, - прошептал он, опять склоняясь к ней. Он взял ее за талию, и Иоана блаженно вздохнула, ощутив, как его губы и усы прижались к ее животу.