Орлиное гнездо

- Он будет мстить тебе, - сказала Иоана, в очередной раз погружая тряпицу в душистую воду, которая скоро загрязнилась и порозовела. Хорошо, что не покраснела… Корнел прикрыл глаза, блаженно ощущая, как жена омывает его грудь. Плечо уже блестело чистотой – на нем оказался большой кровоподтек, но ни открытых ран, ни переломов. - Пусть мстит… Что он мне сделает? – прошептал черный рыцарь. Сейчас он ощущал себя вознесенным в райские кущи, откуда его не могли достать ни копья, ни огонь. Иоана сжала тряпицу в кулаке, потом резко бросила ее в таз. - Возможно, тебе следовало бы показать, что ты тоже пострадал, - заметила она. Корнел изумленно поглядел на нее. - Это еще зачем? Иоана невесело улыбнулась. Ей вспомнилось, как уносили с поля боя графа – его люди соорудили для него ложе из щитов и плащей, как для павшего героя, и при виде белого его лица, обагренных кровью длинных золотых волос и ясных одежд среди зрителей поднялся сочувственный ропот. Валаха, казавшегося неуязвимым в своих черных доспехах, удалявшегося с прямой спиной и вызывающим видом, провожали уже не столько восхищенные, сколько осуждающие взгляды: и хорошо еще, если заподозрили только в нечестных приемах. Не один венгр, должно быть, задавал себе в душе тот же вопрос, что и Андраши. Не знается ли бывший витязь валашского князя с нечистой силой, подобно самому Дракуле? - Иногда приходится… играть в ущерб собственной гордости, - поморщившись, проговорила Иоана. – Андраши нарочно предстал зрителям в светлых одеждах, чтобы заранее выставить тебя человеком с черным сердцем! Он навлечет на нас подозрения в обмане, а то и колдовстве, хотя мы никогда не занимались никаким чародейством… Ты понимаешь? Иоана положила мужу на колени мокрые руки, но тот не почувствовал, что штаны сразу отсырели; Корнел неподвижно глядел на нее. Из победителя он под воздействием ее слов опять превратился в чужака, которому завидовали и которого травили – и тем более, чем выше он поднимался… - Ты права, - наконец сказал черный рыцарь. – Ты очень мудрая женщина… Он улыбнулся, а черные глаза его были бесконечно печальны. Иоана встала и, погрузив руки в его чудесные волосы, поцеловала мужа: он ответил, и в этой ласке была вся любовь и печаль, что валахи копили друг для друга в своих сердцах, потрясаемых нескончаемыми войнами. - Может быть, граф попытается отравить кого-нибудь из нас, - прошептал Корнел. – Мы никогда не защищались от ядов… Иоана покачала головой. - Едва ли. Не сомневаюсь, что здесь, при дворе, такого рода убийства совсем не редкость, - спокойно проговорила она. – Король умен и, конечно, знает натуру Андраши: можно ожидать, что тот будет мстить тебе, а придворные врачи сразу же распознают отравление. Перед лицом его величества Андраши на такое не пойдет – страх за собственную шкуру у него всегда возобладает над ненавистью к врагу! Это павлин, влюбленный в самого себя, а не рыцарь чести! Корнел кивнул. - Очень разумно, - сказал он. Лицо его было серьезным и бледным. Потом он улыбнулся. – Что бы я без тебя делал… Иоана села с ним рядом и поцеловала, теперь уже лукаво и весело. - Вот уж не знаю! Оба засмеялись, а потом Корнел обнял жену, не обращая внимания на сильную боль в плече. Он уже не чувствовал этой боли. Если бы граф Андраши мог видеть их сейчас, то, хотя был плох после ранения, умер бы от разлития черной желчи – от ненависти к тому, чего он не понимал и чего никогда бы не мог испытать. Вечером король устраивал пир для своих приближенных – конечно, на него были званы и все участники турнира, коих было множество: после Корнела и Андраши состязания продожались еще долго. Само собой, валаха и венгра, которыми запомнился этот день, позвали в числе первых, и победителя, и побежденного: Андраши отказался, извинившись тяжелым состоянием, и, услышав об этом, Корнел отказался тоже, извинившись тем же. Он догадался отказаться прежде, чем на это намекнула Иоана. Теперь, хотя и с опозданием, следовало выказать как уважение к искусству противника, так и собственную уязвимость - человеческую природу, в которой немало людей уже сомневались. Корнелу были отвратительны придворные ковы и козни – но нельзя было победить грязного интригана, не испачкавшись его грязью. Кроме того, Корнела и в самом деле лихорадило после сражения, а синяк разнесло во все плечо. У Андраши была крепкая рука. Иоана без ведома мужа послала к графу слугу – справиться о его состоянии и выразить восхищение его искусством… Ее посланный вернулся, принеся госпоже заверения в том, что граф скоро поправится, а также "сердечную благодарность и вечное восхищение" от придворного галанта. Андраши оказался еще ловчее и настойчивее, чем думала Иоана. Теперь, когда испытанное унижение осталось позади, Андраши успел оценить то, что он выигрывал этим унижением. Она порадовалась, что муж спит, не подозревая об игре жены, которая едва ли ему понравилась бы. Хорошо, что ее трансильванские валахи никогда не выдадут ее, свою природную госпожу, пришлецу из Тырговиште. Иоана пошла в другую комнату к сыну и несколько часов сидела над ним, качая его колыбельку – здесь нашлись все удобства для придворных дам, - и напевая одну за другой песни далекой родины. Потом она так и уснула рядом с Раду, как когда-то спала венгерка Мария. Утром Иоана проснулась рано, разбуженная сыном, и, позаботившись о нем, заснула снова. Никто их не беспокоил: и Корнел пришел за женой, когда солнце стояло уже высоко. - Нам принесли горячую воду и завтрак в нашу комнату, - проговорил он, улыбаясь. Выглядел муж совершенно здоровым. – Препоручи сына служанке, пойдем искупаемся и поедим, а потом король приглашает нас на верховую прогулку… Иоана тяжело вздохнула. - Очень хорошо, - сказала она, вставая. – А ты сможешь держаться в седле? - Ты говоришь так, точно это я вчера истек кровью, а не Андраши, - нахмурившись, проговорил Корнел. – Сущие пустяки! Да мне уже и неприлично было бы скрываться! Иоана согласилась с ним – и вскоре они предстали пред очи их величеств. Те ожидали их снаружи, и Иоана ощутила смущение и едва ли не испуг при мысли, что они заставили ждать короля. И не его одного. Король и королева были в окружении большой свиты – здоровых лощеных господ, которые сразу же начали возбужденно переговариваться при появлении валахов. Каталина восседала рядом с Матьяшем, выехавшим на гнедом коне, на серой кобылке – с длинным крупом, невысокой и грациозной, как раз для дамы. Тоненькая белолицая чешка превосходно держалась в седле. Иоана опасалась, что ее величество в свои двенадцать лет, после свадьбы, вообще не будет способна садиться на лошадь… Однако отношения этих супругов, по-видимому, оказались лучше, чем ей представлялось. Когда Испиреску подъехали к королю и королеве, Корнел хотел спрыгнуть с лошади, чтобы преклонить колени, но Корвин рассмеялся и сказал, чтобы тот поберег свои раны. Они, по-видимому, оказались серьезнее, чем все думали! - Да, - стесненно ответил Корнел. – У графа тяжелая рука! Тут Каталина подъехала к нему и совершенно непринужденно протянула руку для поцелуя; Корнел пришел в замешательство от такой неожиданной чести, но совладал с собой и прикоснулся губами к королевской ручке, на миг подхватив ее своими грубыми смуглыми пальцами. - Я восхищена вашей силой и доблестью, - проговорила чешка на хорошем венгерском языке. – Я слышала, что вы лучший рыцарь королевства! Не ваша вина, что граф пострадал серьезнее, чем предписывают турнирные правила! - Это промысел Божий, - сказал Корнел. Он спохватился – эти слова были неосторожными; но король и королева глядели все так же приветливо. Каталина перекрестилась слева направо. - Да, бесспорно, таков промысел Божий, - сказал Корвин. – Однако графу уже лучше, он передает вам привет и выражает сожаление, что не может присоединиться к нашему выезду. Но вечером мы ждем вас обоих к ужину, как и нашу прекрасную даму. Король улыбнулся – это приглашение было из тех, от которых не отказываются. Корнелу осталось только поклониться. Его величество подал знак, и придворные тронули коней. Корнел и Иоана ехали рядом с Корвином, почти стремя в стремя. - Расскажите нам, жупан, как вы приобрели ваше мастерство, - попросила Каталина. Она смотрела на него с детским любопытством. Корнел улыбнулся и, поклонившись, начал рассказ – не раз Иоана стискивала пальцы и сжимала губы в тревоге во время этого повествования, но ее супруг обходил все подводные камни. Даже когда свои вопросы задавал Большой Ворон, равный им – если не превосходящий их быстротой ума. После прогулки – которая, в этот ясный летний день, среди прекрасных творений природы и человеческих рук, могла быть восхитительной, если бы не пристальное внимание короля и королевы, – все вернулись во дворец. Корнел спешился прежде их величеств и предложил Каталине руку, чтобы помочь сойти с седла. - Как вы любезны, - улыбаясь, сказала королева. Она немного поморщилась и неловко покачнулась, соскользнув со своей кобылки в руки валаха. Однако дальше направилась с прямой спиной и ровной походкой. – Я слышала, что у вас есть маленький сын, которого вы привезли с собой, - проговорила Каталина, обернувшись к Иоане. – Прежде, чем мы разойдемся, я хотела бы взглянуть на него! - Как будет угодно вашему величеству, - с поклоном ответила Иоана. Все вместе – король, королева и почти все придворные, принимавшие участие в прогулке, – гурьбой пошли смотреть Раду. Иоане было это совсем не по нраву, но она ничего не могла поделать. Королева пришла в восторг от ее красивого черноволосого и зеленоглазого крепыша. - Какое прелестное дитя, - проговорила она, склонившись над колыбелькой, так что ее белоснежное покрывало защекотало личико младенца и он захныкал. – Я бы хотела, чтобы однажды Господь благословил и меня таким же сыном! – сказала Каталина, складывая руки. Иоана чуть было не сказала, что Раду крещен католиком; но прикусила язык. Она вспомнила о том, что отец королевы принадлежит к чашникам*, а между венграми и чехами религиозные розни такой сложности, что их разберет только архиепископ. Однако пока они были избавлены от дальнейших испытаний – распрощавшись с ними, король и королева ушли, уведя с собою и остальных. День прошел довольно бесцельно и приятно – Иоана познакомилась с библиотекой Корвина, изумившей ее обширностью даже после понятия, которое она получила об учености короля. Это была только часть его книжной сокровищницы. Иоана побродила по знаменитым висячим садам, где услышала подробную историю этого дворца и другие занимательные истории из уст нескольких любезных придворных, – после турнира ее просто осаждали своим вниманием, но приближаться смели немногие; и это оказались вполне благонамеренные люди, развлекавшие Иоану весьма невинно. Таких дерзких, как граф Андраши и прежние ее поклонники, теперь при дворе нашлось бы мало: Корнел уже завоевал себе в Венгрии весьма грозное имя, кричавшее о себе даже в его отсутствие. Муж с нею не ходил – он сам чистил свое оружие и доспехи, а потом обдумывал в одиночестве их положение. Иоана вернулась перед ужином, проведала и покормила сына и переоделась. Потом они вместе с Корнелом направились на пир. Иоана невольно боялась встречи с Андраши – но когда она заметила графа, в дальнем конце длинного стола, то вид у него оказался довольно жалкий. Он страдал от боли и плохо двигал левой рукой: очевидно, оказались разрублены важные сухожилия и мышцы. Впрочем, несмотря на белое лицо и скованность в движениях, одет он был франтом, как всегда: и это красивое и благородное страдание вызвало сочувствие как придворных дам, так и кавалеров. Опять всеобщее осуждение начало обращаться против валаха и валашки – неприступных, смуглых и диких детей неведомых земель, в которых, по слухам, установилось царство сатаны… Корнел, прослывший грубияном и дикарем, подобно всем валахам, однако, ничуть не уступал красотой и богатством наряда графу: и даже затмевал его. Ах, почему он не мог сделать себя слабее, бездарнее или безобразнее! Ужин был изысканным, но Корнел с Иоаной съели мало. Впрочем, Андраши еще меньше: и только потягивал вино, хотя оно могло ухудшить состояние его раны. За столом Корвин попытался завести беседу о турнире – но даже его королевской воли оказалось недостаточно, чтобы ее разжечь: слишком сильна была взаимная неприязнь этих поединщиков, и слишком дурно было побежденному. Их оставили в покое, к радости всех троих. После ужина Корнел с Иоаной хотели сразу же уйти – но королева задержала Иоану каким-то вопросом, и беседа двух дам затянулась надолго. Иоана предложила мужу пойти к себе одному и лечь спать – она придет позже… Корнел был этим недоволен, но подчинился. Когда Иоану отпустили, она обнаружила, что граф остался также: он все еще сидел в углу пиршественного зала. Иоана хотела пройти мимо, но отчего-то задержалась. Андраши заметил ее смятение и слабо улыбнулся. - Прошу вас, госпожа, подойдите… Окажите милосердие раненому! Почти все придворные уже разошлись, но кое-кто еще оставался. Конечно, о них вскоре начнут болтать: да ведь и уже болтают, несомненно! - Что вам угодно? – спросила Иоана сурово, приблизившись к венгру. Андраши, пошатнувшись, встал. Протянул руку. - Умоляю вас, дайте руку… Не бойтесь! Он оперся на нее, и Иоана охнула. Однако потом граф выпрямился и отступил от дамы. - Выйдемте из зала, чтобы нас не видели, - предложил Андраши. – Нехорошо, если о нас станут сплетничать! Если ваш муж услышит, что мы перемолвились несколькими словами, мне точно настанет конец! Иоана хотела ответить резкостью, но промолчала. Кивнув, она первая направилась к выходу; граф последовал за ней. Они немного прошли по пустынному коридору, гулко стуча каблуками, и завернули в какую-то арку. От графа сильно пахло духами и разгоряченным, но чистым телом. Глядя на повязку, выступавшую под голубым бархатом кафтана с вышитым на нем золотом и алым шелком коршуном, Иоана ощущала смущение и негодование, которое боролось в ней с жалостью. - Что вы хотели сказать? Говорите быстрее и отпустите меня к мужу! – резко произнесла она. - Ах, да… К мужу, - сказал Андраши. Он печально улыбнулся, потом коснулся лба, точно вдруг забыл, зачем зазвал ее сюда. – Вы видите, рядом с вами я совсем теряю голову… - Прекратите! – воскликнула Иоана; и неожиданно Андраши опустился перед ней на колени и обхватил ее ноги, уткнувшись в ее юбку лицом. Она онемела от такого бесстыдства. - Да как вы смеете! Она дернулась, и наглец, вскрикнув от боли, тут же ее выпустил. - Как вы жестоки… - прошептал венгр. - Это вы ведете себя как последний распутник, - прошипела она, негодуя и на него, и на себя. Иоана оказалась в таком положении, что впору было кричать – но как она посмеет, кого позовет, когда Андраши загораживает ей выход, стоя на коленях? - Сударыня… Я люблю вас, - сказал граф, подняв на нее голубые молящие глаза. Иоана ошеломленно открыла рот, но он прижал палец к губам и продолжил. – Я силился забыть вас, но так и не смог… Ради вас я, Бела Андраши, потомок одного из знатнейших родов Венгрии, перед лицом моего короля вышел на поединок с иноземцем, врагом нашей веры и приспешником Казыклы-бея, к тому же, не дворянином по крови! - Чьим приспешником? – перебила его Иоана, точно не услышала этого признания. Андраши рассмеялся. - Казыклы-бей – "князь, который сажает на кол", - сказал он. – Так вашего господаря прозвали турки, как вы на вашем языке зовете его Цепеш. Видите, что за славу вы уже стяжали себе и на западе, и на востоке! Иоана хотела в гневе ответить – но удержалась, поняв, что едва не выдала сгоряча их планы этому венгру. Кто мог знать, какую игру ведет он? - Так что вам угодно? – спросила она сквозь зубы. Граф изумленно воззрился на нее снизу вверх. - Вы не слышали меня? Я люблю вас, госпожа Иоана, и больше всего на свете мечтаю сделать вас моей! - Оставайтесь тут на коленях со своими мечтаньями! – Иоана, вне себя, хотела оттолкнуть его, но Андраши уклонился и крепко перехватил ее платье. Прижал его край к губам. - Вы не поняли меня, - прошептал он. – Я мечтаю сделать вас своей женой. Я предлагаю вам, вместе с моей рукой и сердцем, мой титул и состояние… Вы очень благородная дама, мне известно это; но даже будь вы простолюдинкой, это не имело бы для меня значения… Однако ваш муж не пара вам, это очевидно! Иоана качала головой, не в силах сказать ни слова. - Я воспитаю вашего сына как своего: он принял истинное крещение, и это Бог подсказал вам верный шаг! – воскликнул Андраши. - Оставьте меня в покое! – воскликнула Иоана с тихой, но лютой яростью. Андраши печально покачал головой. Он поднялся с колен и отступил в сторону. - Идите, госпожа, - тихо сказал он. – Но не раскайтесь, когда будет слишком поздно! Ваш муж непременно убьет себя и погубит свою душу тем, что он задумал, - и как бы не утянул в эту адову бездну и вас! Иоана остолбенела. - На что вы намекаете, граф? - Я многое знаю… и о многом догадываюсь, - покачав золотой головой, ответил Андраши. – Ваш супруг не жилец на этом свете, как бы он ни был храбр. Когти сатаны держат цепко - нам ли, добрым христианам, этого не знать! Андраши вздохнул и перекрестился слева направо с несомненным жаром. - Тому, кто однажды служил сатане, уже не отойти от путей его, - сказал белый рыцарь. – Жупан Испиреску может искренне веровать в то, что преследует христианские цели… Однако помните, моя прекрасная Иоана, что тесны врата и узок путь*. - Вы мне угрожаете? – прошептала Иоана. – Вы смеете нам угрожать? - Я не угрожаю, но предупреждаю вас, - ответил граф. – Я не стал бы осквернять рук кровью человека, с женою которого всей душой надеюсь соединиться. Я не хотел бы, чтобы вы думали обо мне плохо. Он поморщился и коснулся своего плеча. - Напоминаю вам, что это мое тело разрублено до самой кости, а не его! Что за свирепость! Иоана закрыла глаза, как будто от ужасного утомления, - потом опять открыла и посмотрела на поклонника. - Дайте мне пройти! Граф с легкой улыбкой поклонился и показал вперед. - Я вас и не держал. Вы сами стояли и слушали меня, - заметил он. – И я очень желал бы, чтобы вы поразмыслили над моими словами. Будет бесконечно жаль, если мир лишится такой женщины, как вы! Когда Корнел Испиреску падет… Иоана быстро пошла прочь, едва сдерживаясь, чтобы не заткнуть уши. - Тогда вы вспомните обо мне! – крикнул ей вслед Андраши. – Я буду ждать сколько угодно! Их могли услышать, их наверняка уже и слышали – однако мало кто осудил бы благородного графа Андраши во дворце его короля; но очень многие его поддержали бы. * Иржи (Юрий) Подебрад, король Чехии во времена Дракулы, принадлежал к утраквистам, или чашникам, представлявшим в Чехии в XV веке умеренное крыло движения гуситов (представителей реформистского религиозного движения, призывавших к преобразованию церкви, требовавших упростить литургию и ввести богослужение на чешском языке). * Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь и немногие находят их (Евангелие от Матфея).