Орлиное гнездо

- Теперь я могу жениться на тебе, даже не скрывая ничего от людей, – твой муж без вести пропал, - сказал Бела Андраши своей невесте: солнце зажигало искры в его светлых волосах, на губах появилась ласковая и печальная улыбка. – Ты, хотя и венчалась с ним в церкви, можешь считаться свободной. Они стояли на вершине самой высокой башни, точно так, как когда-то давно Иоана стояла здесь с Корнелом. Но это была уже совершенно другая башня, и совершенно другой мужчина. Теперь был еще май; и хотя они не стыли в своем легком платье, Иоана сразу же ощутила, как после слов возлюбленного на нее повеяло промозглым ветром. Точно из фамильного склепа. Они могут предоставить мертвецам погребать своих мертвецов – но эти кости, останки некогда любимых существ, ныне внушающие ужас, никогда не исчезнут из памяти родной земли. - Не так все просто, - грустно проговорила Иоана. – Наверное, ты прав, я свободна… но мы не можем пожениться раньше, чем тебя помажут на княжение. А тебя нельзя помазать, пока ты принадлежишь к католической вере. До сих пор они не говорили о своих религиозных распрях прямо – хотя это препятствие вставало перед глазами каждого валаха, признавшего владычество венгерского ставленника. Как сам Матьяш Корвин думал обойти такую препону? Неужто думал, что теперь, лишившись едва ли не всего, валахи уступят себя окончательно – и согласятся, чтобы господарем над ними сел католик? Впрочем, Иоана слыхала, что немало бояр уже перешли в католичество… Среди тех, кого призвал на совет Андраши, таких была почти половина. - Я принадлежу к христианской вере, - сказал Андраши после долгого тягостного молчания. – У меня нет сомнений, что Господь признает обе ветви христианства, как мы признаем и чтим друг друга! И поэтому… Он глубоко вздохнул - и улыбнулся печальной улыбкой византийского святого. А после закончил, обвив руками стан Иоаны: - Я приму православие. Я сделаю это тотчас же, как мы войдем в Тырговиште: в Бисерика-Домняскэ, на глазах у всего народа - пусть все люди наши увидят, что у их князя такая же душа! Иоана ахнула. Венгр крепко сжал ее руки – глаза его сияли, как небо над их головами: он радовался, что смог так ее потрясти. - Но ты уведомил о своем намерении короля? – воскликнула валашка. - Нет - и не уведомлю, - без колебаний ответил Андраши. – Его величество не понимает и не пожелает понять твоих православных сородичей, для которых так свята православная власть! Он улыбнулся скорбно и негодующе – как человек, которому приходится на месте входить в положение подданных, править которыми его издали заслал самонадеянный сюзерен, не видавший этих людей в глаза. - Да ведь Корвин, к тому же, куда моложе и податливей меня! – прибавил Андраши. – Он, хотя и кажется стороннему зрителю полновластным хозяином себе, слишком много слушает своего архиепископа! - Корвин может разгневаться на такое своеволие, - прошептала Иоана. Андраши громко и весело рассмеялся. - Может разгневаться, конечно, но не сделает ничего, - отвечал ее возлюбленный. – Наш король не пожелает лишний раз мутить своим перстом темные воды, в которые мы с тобою окунемся с головой! Иоана рассмеялась так, что у нее слезы выступили на глазах. Потом сама, первая обвила руками шею нареченного и приблизила к себе его голову. - Я никогда не была так счастлива с тобою, как теперь, - прошептала она за мгновение до того, как их уста слились. Они стояли обнявшись высоко над землею, на глазах у всех своих воинов, работников и крестьян – на глазах у всех, кто пожелал бы поднять голову и посмотреть на них. А таких нашлось много. Черные волосы смешивались с золотыми, королевский багрянец одежд венгра оттенял белое платье и накидку Иоаны, трепетавшие на ветру. Белую голубицу Раду Кришана наконец пленили руки, достойные такой награды. - Я сделал это во имя своего отца, Дана, - жарко и ласково прошептал венгр у нее над ухом. – И ради тебя… Иоана до сих пор не могла окончательно поверить в его отца Дана, хотя носила на цепочке на шее перстень Данешти, перешедший от свекрови к невестке, - но охотно поверила, что Андраши поступает так ради нее. Как бы он ни рассчитывал каждый свой шаг, любовь не поддавалась расчету. Каждый из них в этот миг жалел, что еще не может окончательно овладеть своею любовью и окончательно отдаться ей, - но уже теперешняя жаркая сладость единения возносила их над миром. Придавала сил и позволяла смеяться тогда, когда, казалось, наступало время для беспросветного уныния. Ведь это только малость, самое начало – перекреститься в православную веру тайком от Корвина! Это произойдет, только если им удастся пленить и предать суду Колосажателя, отпугнуть турок, проехать по огнем горящей земле, войти в Тырговиште, прочно сесть там - и уберечься от ножей, которые наверняка готовят против венгров и озлобленные нескончаемыми тяготами войны простолюдины, и бояре! Ведь есть среди валашских бояр и такие вельможи, которые стоят за Раду Дракулу – чистокровного князя из рода Дракул, бывшего с самого нежного возраста наложником султана! Уже потому только Иоана готова была любить этого венгра, законного или незаконного ставленника Матьяша Хуньяди, и держаться за него всеми силами – законно или незаконно! - Государь мой, должно быть, голоден, - прошептала наконец Иоана, вырвавшись из объятий своего друга. - Голоден… всегда, - шепотом ответил он, опалив ее взглядом. – Но сойдем вниз, княгиня, чтобы наши люди наконец смогли вспомнить о собственных делах! Смеясь, они, точно напроказившие дети, взялись за руки и побежали вниз. На винтовой лестнице, которая вела с башни, Иоана вдруг споткнулась – и Андраши поймал ее. Иоана ахнула от испуга, схватившись за его шею. Граф поморщился. - У тебя руки загрубели, - сказал он, сжав ее ладонь и нежно улыбнувшись невесте. – Такие прекрасные руки, и такая черная работа… такие суровые испытания! Он поцеловал ее ладонь, но Иоана не откликнулась. - Тебе не нравятся мои руки? – спросила валашка – так, точно он смертельно оскорбил ее. Венгр перестал улыбаться. - Я люблю все, что есть в тебе, - сказал он серьезно. – И ты знаешь, как я всегда любил твою храбрость и стойкость! Извиняясь, Андраши еще раз поцеловал ее руку, загорелую и загрубевшую, как у бывалого ратника; но Иоана больше не улыбнулась. Влюбленный догадался, что у нее на сердце, и подумал, что и в самом деле совершил большой промах: нужно исправить эту ошибку… Может быть, он даже закажет для Иоаны у семиградских кузнецов легкий доспех и меч – пока они еще могут пригодиться его суженой; но потом, когда князь и княгиня сядут в Тырговиште, эти вещи упокоятся в оружейной. В Валахии строго смотрят на положение и занятия женщин – и княгиня должна будет служить образцом женской добродетели, как ее понимают в городе, над которым так долго довлел Влад Цепеш… По крайней мере, пока – пока нравы в этой дикой стране не сделаются свободнее. Они сошли вниз и сели обедать, вместе со своими людьми, венграми и валахами. И почти все эти люди, без различий верований и крови, уже чувствовали себя братьями. Бела Андраши делал все, чтобы произошло такое единение. Иоана и ее избранник вскоре совершенно помирились – и ночью граф, видя такое расположение своей невесты, хотел даже последовать за нею в ее комнату: приласкать Иоану, не требуя ответа, от которого она все еще воздерживалась, храня в своем сердце какой-то последний оплот верности своему давно сгинувшему супругу. Андраши брал эти укрепления одно за другим – но Иоана все еще не сдавалась окончательно, во вред самой себе. Опытный любовник знал, что воздержание бывает так же тяжело для цветущих женщин, как и для мужчин. - Я ничего сейчас не попрошу у тебя, - тихо уговаривал он Иоану, засматривая ей в глаза и гладя ее руки. – Я только хочу облегчить твои мучения… Дай же мне выразить мою любовь к тебе… Иоана вдруг необыкновенно остро посмотрела ему в глаза. - А точно ли ты христианской веры, мой друг? Такие прельстительные речи совсем несвойственны нам! Не в гаремах ли ты наслушался их? Не права ли она была, думая, что Андраши наполовину турок? От этой мысли все внутри ее заледенело. Против чего она борется – и за что?.. - Я бывал в Турции и познакомился с турецкими нравами, - нисколько не смутившись, прошептал жених ей на ухо; он целовал ее, гладил ее руки, плечи. – Но я оттого не сделался турком, любовь моя… У наших врагов есть немало здоровых и полезных обычаев, у них можно перенять не только казни… Иоана вдруг бессильно уронила руки. - Я не могу больше бороться, устала, - всхлипнула она. – Не могу воевать с собой и с тобой! Любовник улыбнулся. - Заключи перемирие с обоими, - сказал он. Подхватив Иоану на руки, он унес ее в опочивальню. Он опять заставил Иоану умереть и возродиться – она как будто каждый раз рождалась в его руках новой женщиной! – а после ласк прилег рядом с нею. Иоана, вся пылая, расплакалась от стыда, счастья и вины перед обоими возлюбленными. – Зачем ты все еще здесь? Не могу смотреть на тебя и думать, что ты так же мучаешься, как я, - прошептала она, отвернувшись от графа. Андраши усмехнулся, перебирая ее влажные волосы. - Я не так мучаюсь, уверяю тебя, возлюбленная, - сказал он. – Не терзайся больше никакими вопросами обо мне! Потом коснулся пальцем ее губ и прошептал, лукаво улыбаясь: - Ты сейчас впервые называла меня по имени. Иоана широко раскрыла глаза и покраснела до ушей. Она не понимала до сих пор, как легко могла выдать себя в этом чаду любви, похожем на болезнь, в руках Андраши, - зато он, очевидно, превосходно понимал! - Уйди, пожалуйста, - у нее вырвалась не то просьба, не то приказ. Иоана сознавала, что жестока к своему жениху, - но не могла вести себя иначе. Он же, очевидно, ни на миг не сомневался, как она поступит; с кошачьей ловкостью соскользнув с ложа, Андраши поклонился невесте, прижав руку к сердцу, и исчез. Как же хорошо он успел узнать ее нрав, всю ее! Андраши думал, что невеста заснет тотчас после объятий, - но, к его изумлению, она появилась на пороге его покоев через небольшое время. Волосы Иоаны были все еще растрепаны, щеки красны; но ей, очевидно, не было дела до пристойности своего вида. - Если только я узнаю… что у тебя не христианское сердце, - с присвистом прошептала она, глядя ему в глаза, - если только я узнаю, что ты так страшно лгал мне и моей стране, никакая страсть, которую ты разжег во мне, не удержит меня от отмщения! Венгр поднялся с кресла, в котором сидел и размышлял. Приблизившись к суженой, он взял ее за руку и прошептал, посмотрев в зеленые глаза: - Чем хочешь ты, чтобы я поклялся, что я христианин? - Клясться для христианина – грех, князь! Иоана вырвала у него свою руку. Она закусила пальцы и сморщилась, как будто превозмогала великую боль. - Нет… поклянись, - наконец приказала она глухо. – Поклянись жизнью своею, своим вечным спасением… и жизнью и спасением своих детей! - Клянусь! – воскликнул он, нисколько не заколебавшись. Так клянутся в вещах, которым не придают значения. Иоана опустила голову и схватилась за лоб. - Как бы я хотела верить тебе! - прошептала она мучительно, сжимая кулаки. – Боже! Ведь я люблю тебя! Через мгновение венгр очутился перед нею на коленях. Схватив ее за руки, он уставился ей в лицо с изумлением, счастьем. - Ты впервые сказала, что любишь меня! Иоана, ничего не ответив, выскользнула из его рук и убежала к себе. Он услышал ее приглушенные рыдания. Вскоре они стихли, и в ее спальне воцарилась могильная тишина. Бела Андраши подумал, что никогда еще не знал женщины такой силы духа. В замке они пробыли еще целый месяц – Иоана своими глазами увидела, как мечтанья ее отца претворяются в жизнь. Когда началось лето, за Раду Кришаном послали в Буду: и боярин приехал, уже согбенный, древний старец… но при виде замка он на глазах у дочери окреп, налился силою и помолодел на десяток лет! Ради этого мгновения Иоана отдала бы собственные десять лет жизни! Раду Кришан своими руками вознес и укрепил на самой высокой башне стяг с орлом, хранившийся в кладовой прежнего замка, - знамя, пережившее нашествие Дракулы. Это было опасное дело, еще и по немощи боярина, - но он никому не позволил помогать себе. Иоане казалось сейчас, что ее отцу безразлично, турок по отцу ее сердечный друг и их благодетель - или нет; и даже безразлично, что станется с Валахией. Жизнь Раду Кришана обрела свой венец. А когда июнь подходил к концу, в замок Кришан прискакал гонец, принесший вести, которые вмиг заставили хозяев забыть все раздоры и все прочие цели. Влад Дракула тоже воссиял в своей главной славе, и жизнь его тоже обрела свой венец! Казна Валахии разрешилась от бремени! - Теперь мы поедем в Брашов! – ликующе крикнул граф, посмотрев на невесту. - Зачем? – широко улыбаясь и сверкая глазами, спросила его Иоана. - Лучшие семиградские мастера выкуют для моей княгини доспех и оружие, - смеясь, отвечал ей Андраши. – Время для этого настало! И они долго, счастливо смеялись вместе, обхватив друг друга за шею и прижавшись друг к другу лбами, как два безумца.