Орлиное гнездо

Бела Андраши не зря предупреждал свою невесту – в женском платье его драгоценной княгине после ареста Дракулы выходить было бы слишком опасно, а в полном рыцарском вооружении тем паче: узнав в Иоане валашку и женщину, что было не так трудно, ее именно теперь могли бы схватить, не посчитавшись ни с какими законами, и бросить в тюрьму, откуда едва ли даже человек его влияния смог бы добыть ее. Брашовцев будоражило несколько дней: так, что эти миролюбивые люди, более всего дорожившие собственным спокойствием и жизнью, готовы были напасть на тюрьму, куда заточили Влада Дракулу – того, кто дорожил спокойствием и жизнью, как чужою, так и своею, куда меньше их. Но теперь по улицам ходили толпы, размахивавшие как дорогим оружием, лучшей немецкой, испанской и турецкой работы, так и тем, что под руку подвернулось: палками, мясницкими ножами, да и просто потрясавшие голыми кулаками. Смиренные люди, добрые христиане шатались по Брашову, опьяненные чужой победой, и кричали, точно безумие – или геройство князя Валахии заразило их умы. Даже городская стража не могла унять этих волнений – и не притесняла людей, пока дело не дошло до настоящего кровопролития: если тронуть их сейчас, стычки могли бы разгореться в настоящую гражданскую войну. Впрочем, гнев свой семиградцы копили не против собственных стражников, наемников города, а против того, до кого не могли добраться, - немногие из горожан расхрабрились или обезумели настолько, чтобы попытаться разорвать оборону тюрьмы Брашова: "Черное войско", которое сторожило князя и его витязей денно и нощно. Несколько таких восстаний все же вспыхнуло, как случайные искры от соударения тяжелых на подъем камней, – но Ян Жискра, бравый воин, отбрасывал нападавших, большею частью голытьбу, без труда и даже радовался, казалось, случаю показать городу свою силу и преданность королю. Через три дня по Брашову пронеслась весть, что князя Валахии переправляют в Буду, чтобы он предстал пред очи короля Матьяша. Имя его величества удивительным образом подействовало на трансильванцев, умиротворив их, как древних – воззвание жрецов к божеству. Матьяш Корвин и был таким земным божеством, с высоты своего трона чужими руками вершившим тысячи судеб. Горожанам представилось, что именно в Венгрии князю Дракуле воздадут по заслугам. В чем состояли эти заслуги перед королем и каково будет воздаяние – никто из семиградцев сейчас сказать не мог; но все радовались, что непосильное для них бедствие снова удаляется от них. Должно быть, семиградцы ожидали напоследок нечистого, жестокого утешения – зрелища позора валахов, которое слишком скоро кончилось в первый раз. Однако им не суждено было насладиться этим. Князь Дракула и его витязи выехали из Брашова верхами, как и их стражники-чехи: под пленниками были ретивые венгерские кони, а на них - простая, но добротная одежда, какую носили венгерские и трансильванские горожане, не чуждые военного дела: кожаные куртки, штаны и сапоги. Все – новое, все – местной, трансильванской работы. Иоана в последний раз увидела Корнела, как в былые времена, ехавшего подле своего князя. Тот, кто когда-то был ее мужем, за прошедшие дни словно бы отдохнул, и умиротворение снизошло на его чело. Как посмеялась над этим великим воином судьба – отдохнуть Корнел смог только в тюрьме, в которую попал по навету на своего господина, величайшего воина в Валахии и Венгрии! Князь Валахии тоже представлялся отдохнувшим – его княжение было исполнено таких тягот, после которых даже город, где его ненавидели и жаждали растерзать, стал для Дракулы прибежищем. Может быть, за минувшие после его падения дни, когда он был огражден и от врагов, и от собственных подданных, Дракула успел поразмыслить о своей судьбе – о будущности, которую ему готовил король венгерский, Справедливый король, все эти годы проливавший кровь Дракулы и его народа, не покидая своих золотых чертогов. На алых губах валашского господаря, под черными усами, затаилась улыбка человека, узнавшего цену всему на свете. Иоана так и не сказала своему супругу на прощанье ничего, стоя безмолвно и печально подле человека, послужившего причиною падения Корнела – а может статься, его вознесения? Венгр заметил ее жадный взгляд, устремленный на пленников. - О чем ты думаешь сейчас, когда глядишь ему вслед? – спросил он ревниво, горячо, схватив невесту за руку. Иоана повернулась к Андраши. - Корнел, которому я изменила, был верен мне безрассудно, как теперь верен своему князю, - без улыбки, без мысли о грехе сказала она. – А о тебе, который хочет взять меня в жены, я знаю очень мало. Граф смотрел на нее так же серьезно. - Иоана, у меня христианское сердце, - сказал он. – Понимаешь ли ты, что это значит? Иоана улыбнулась. - Я думаю теперь, что у мужчин почти никогда не бывает христианского сердца, - с горечью проговорила она. – Ты же - язычник, ты сам мне сказал… Андраши сжал обе ее руки. - И у язычников бывают верные и неверные! – воскликнул он в величайшем волнении. – Нам же с тобою никто не обещал, что крест наш будет легок, - однако Господь поможет все снести! И я знаю, что Господь все видит, - прошептал венгр, поникнув головою. - Точно ли так? – спросила Иоана, сурово глядя на него. - Я повидал и испытал многое, - ответил Андраши после раздумья. – И я знаю теперь, Иоана, что мужчина, имеющий несколько жен, - это как разум, имеющий несколько воль… Говорить ли о законных или невенчанных женах, - прибавил он, коснувшись губами ее уха и заставив зардеться. - То, чего ты требуешь от меня, - это не только заповедано Господом: это то, чего я сам прежде всего требую от себя. И только тот, кто верен, может познать любовь. - Как хорошо ты говоришь, - сказала Иоана, внимательно глядя ему в лицо. - Ты веришь мне? – спросил Андраши. - Да, - сказала она. Главное, что есть в человеке, что есть в этом человеке, - это огонь его души, владычицы тела: это Бог, которого Бела Андраши познал, сойдясь с нею, быть может, сам того не желая. - А знаешь ли, что я думаю сейчас, - сказала Иоана: ворота за пленниками короля уже закрывались. – Я думаю, что теперь князь Дракула и его воины наконец смогут отдохнуть, Матьяш даст им отдых… Не правда ли? Король венгерский так долго распоряжался ими, как рабами, прикрывался ими как щитом – а теперь… Иоана не удержалась и всхлипнула. - Дорогая, у каждого свое предназначение, - сказал Андраши. – Пути Господни неисповедимы… - Господь несправедлив, - ответила Иоана. – Господь никогда не бывает справедлив. Бела Андраши долго смотрел на нее, долго силился ответить, заспорить – но не смог: ни ответить, ни заспорить, ни даже прикоснуться к ней. Выступать собрались скоро. Король венгерский, с которым снесся Бела Андраши, известив Матьяша Корвина о том, кто должен сейчас сидеть на престоле Валахии, понял срочность и важность грядущего похода – быть может, Корвин и теперь промедлил бы, задержав военную помощь, как уже делал это с Дракулой, но страх за судьбу отуреченной Валахии перевесил всегдашние сомнения и робость короля. Матьяш прислал к воротам Брашова большую армию, состоявшую из венгров и чехов, - кормиться им было нелегко, и мало доброго они ждали для себя на валашской земле. Но это были хорошие солдаты и католики, послушные Богу и королю. За католиками подтянулись и православные: валахи, обманутые Белой Андраши, - боярские люди со своими господами, видевшими в этом венгре с памятью о Византии валашского князя Дана. А может быть, они и понимали его ложь, изреченную во имя общего блага. В Валахии, да и во всем христианском мире во главе с Венгрией, жизнь и власть были замешаны на лжи – счастье, если эта ложь приведет хотя бы к какому-нибудь благу и постоянству! Иоана наконец смогла покинуть чужие, давившие ее стены – и сбросить платье, лишавшее ее свободы, как путы стреноженную лошадь. Ее возлюбленный – а еще раньше Марина, наслушавшаяся рассказов княгини Елизаветы, – говорили ей, что турчанки носят шаровары, как мужчины. Для христианских же жен удобство в одежде было дикостью и грехом… Впрочем, теперь почти никто из воинов Андраши не смотрел на то, как одета его подруга, - они повидали и турок, и турчанок, а валахи так и турецкие обычаи на своей земле. Сейчас всего важнее было победить. А потом никто не посмотрит на то, какова была цена победы, - потому что она будет одержана с благословения короля: все жестокости, свойственные диким язычникам, тотчас становятся богоугодными делами, как только их освятит воля могущественнейшего из христианских государей. Иоана ехала среди кольчуг и лат, среди пестрых колышущихся знамен валашского и венгерского аристократства, одетая в сработанное собственными руками легкое и красивое мужское платье. На голове боярской дочери блистал золотой венчик, которым валашка, как и ее белый рыцарь, самовольно короновала себя – и никто среди конников и слова не мог ей сказать: они только почтительно склоняли головы, если кому-нибудь случалось встретиться с нею взглядом. Мужи эти, как великая княжеская дружина, ограждали Иоану от посторонних взглядов; сам Бела Андраши выступал во главе войска. А рядом с невестой венгерского ставленника ехал одетый настоящим рыцарем Албу Белые Волосы, державший знамя Иоаны – валашского орла, распятого на католическом кресте.