Орлиное гнездо

По Раду Кришане отстояли большую и пышную заупокойную службу. Колокола Бисерики-Домняскэ оповещали весь город об утрате, понесенной княгиней, - и княгиня, слушая мелодичный глубокий перезвон, ощущала скорбное и глубокое удовлетворение. Это она, Иоана из рода Кришанов, сейчас потрясала сердца, это ее печаль сделалась печалью всего Тырговиште! Бела Андраши, наследник Византии, венгерский граф и господарь Валахии, стоял рядом с женой и держал ее за руку. Прекрасная голова его, отягченная короной, была опущена, губы шевелились, точно он повторял шепотом греческие молитвы, которые были для его сердца как греческий мед. О несчастный, утративший отчизну! После панихиды государь, государыня и придворные в молчании вернулись во дворец. Среди этих людей, валахов и венгров, было и два крещеных турка – два брата, как нарочно, рыжеволосых и голубоглазых. Они и между собой называли друг друга своими именами во Христе. Князь хотел выгнать их из дворца, одолеваемый такой же слепой ненавистью и подозрительностью к туркам, как Дракула, но Иоана удержала его - нельзя было править и хранить веру, совсем не имея веры в людей. Когда князь остался наедине с женой, он долго молчал, как будто его одолевала какая-то неприятная, постыдная мысль. А потом он сказал: - Иоана, тебе сегодня еще нельзя было входить в храм! Ты ничего не говорила мне, но я знаю, что это так! Иоана улыбнулась. - Я государыня, - сказала она. – Я предстою Господу иначе, нежели простые люди. Зачем же ты разрешил мне отпевать отца сейчас, если думал, что мне нельзя? Андраши улыбнулся тоже, глядя на нее с умилением и жалостью. - Затем, чтобы утешить тебя. Потому, что ты предстоишь Господу иначе, нежели простые люди, - прошептал он, взяв жену за руку. – Если Господь дозволил неверным ворваться в свой дом, в свой град на земле, и осквернить его – неужели же он не дозволит христианской княгине утешаться в своем доме, когда бы она того ни пожелала? - А почему Господь дозволил туркам осквернить Константинополь? – дрогнувшим голосом сказала Иоана. – Почему он допустил в храм меня, которая… Голос ее упал до шепота, и сердце похолодело - как всегда, когда она ощущала, что скудеет верой. Князь долго молчал. - Царствие Божие внутри нас, - сурово сказал он наконец. – Вот храмины, которые нам заповедано хранить! Он коснулся сначала своей груди, потом ее. - Как ты изменился, - сказала Иоана: не зная, радоваться этому или нет. Она знала, что человек, стоящий перед нею, - совсем, совсем другой, нежели тот, который соблазнял ее в вышеградском замке, давным-давно. - Ты изменила меня, - сказал господарь. И она знала, что это так. Как и то, что он необратимо переменил ее саму. Ночью муж пришел к Иоане, хотя она еще не приглашала его, - однако не лег к ней, пока она сама не простерла руки и не позвала его, движением всего истомленного тела. - Как ты узнал, что я хотела тебя? – шепотом спросила она. - Я услышал твой зов, - улыбаясь, ответил он. – Ты звала меня сердцем так, что я услышал сквозь стену… "Звала не сердцем - плотью", - подумала Иоана. Но она звала его всем своим существом. Супруг утонул в ее жарких объятиях, и княгиня – в его; он овладел ею сразу, с жадностью, с тоской, и она так же принимала его. Князь ощутил, что возлюбленная плачет, и прошептал, замерев в испуге за нее: - Тебе больно? - Нет… - всхлипывая, ответила жена, сжимая, стискивая его. – Мне больно без тебя… Не говори больше ничего… И он прижимал ее к себе, как свою собственность, как сокровище, осушая губами ее мокрые щеки. Он молился ее телу, всему, что она была. Теперь Андраши как никогда ощущал, что возлюбленная не способна ему изменить, - так дарить себя можно только одному мужчине. Потом Иоана сразу уснула, как будто напившись чудесного сонного зелья. Лицо ее было страдальческим и счастливым. Что есть страдание, что счастье – и как отделить одно от другого? Князю пришлось бы потянуть время в любом случае – какими бы силами он ни располагал. Корвин дал ему ценный совет, который был не нужен – Андраши куда лучше короля понимал, как вверенная ему страна нуждается в исцелении. Иоана была уже несколько недель беспокойна, томилась сама не зная чем; и подозревала, что не только от подступающих холодов и тягот правления. Она, наверное, была непраздна… но пока не спешила сказать супругу. Как раз наступил Рождественский пост*, и они не делили больше ложе: Иоана не знала, идет ли это от любви к греческой вере, вдруг захватившей ее мужа, или от желания показать христианский образец своим подданным – или же от усталости, печали, что угнетали его на валашском престоле. Бела Андраши в полной мере понял, что есть Валахия и что есть господарь Валахии: один за всех людей, один на всю землю. Ему каждодневно приходилось и судить, и рядить, а то и казнить – однажды жена разглядела и указала ему заговорщиков, стакнувшихся с турками в самой столице. Все виновные были преданы смерти: быстрой и милосердной, памятуя о князе Цепеше. Им отрубили головы на главной площади. Мехмед еще с месяц не подавал о себе вестей – не все спокойно было и в его империи: чем больше земель султан захватывал, тем большего напряжения сил требовало удерживать их под своей пятой. Однако турецкие набеги оттого только участились: мелкопоместные беи без глаза распоясались и клевали Валахию, как куры зерно. Занятой по горло, князь не заметил, что жена, как и он сам, охладела к любовным утехам. Хотя любовное их взаимочувствие не уменьшилось – и каждый разговор их был как ласка, как память об объятиях. В один из таких дней, когда мелкие тревоги одолевали беспрестанно, а большая беда подкрадывалась незаметно, Мехмед наконец напомнил о себе. Он прислал не войско – а послов, как когда-то к Дракуле. Быть может, он рассчитывал опять сделать Валахию своим данником? Послы явились исполненные надменности – два разряженных паши с острыми намасленными бородками, в огромных тюрбанах, в туфлях с загнутыми носками, несмотря на то, что снаружи уже сеял снег. Сбруи их выхоленных лошадей позвякивали серебряными колокольчиками. Господарь принял их в тронном зале – один, без жены, как это подобало князю Валахии. По сторонам его стояли стражники. Князь восседал на троне – в бархате, парче и золоте, и со спокойной и холодной ненавистью смотрел, как турки входят в зал. Они поклонились довольно небрежно: это были люди, раболепствовавшие перед силой, но мгновенно исполнявшиеся наглости, когда чувствовали слабину. Иоану не допустили в тронный зал – но она была, конечно же, рядом, и, сидя в кресле, смотрела в зарешеченное оконце, проделанное в стене по турецкому образцу: в такое окно, как рассказывали, Мехмед наблюдал за заседаниями дивана, совета своих сановников. Иоане с ее места хорошо было видно и своего повелителя, и послов. Албу Белые Волосы, ворник, стоял за плечом своей княгини: он чувствовал, что возлюбленная госпожа нуждается в нем. - Наш повелитель, Мехмед Фатих*, возлюбленный небесами, - не дожидаясь позволения, громко заговорил один из послов, - велел нам передать тебе, Бела Андраши, беззаконно именующий себя князем Валахии, чтобы ты немедленно сложил с себя корону, на которую не имеешь никаких прав, и отдал ее князю Раду Дракуле! Его же тебе надлежит сей же час выпустить из темницы и вернуть на трон! Тогда, быть может, великий султан и пощадит твою жизнь! Иоана ахнула, стиснув кулаки. Она за эти месяцы, учась у придворных толмачей, достаточно овладела турецким языком, чтобы понять почти все сказанное. Албу за ее спиной выругался в светлые усы. Господарь невозмутимо выслушал наглую речь с начала до конца – и только ближайшие к нему стражники заметили, как подрагивают его руки, покоящиеся на подлокотниках кресла. Потом Бела Андраши спокойно ответил, обращаясь к тому, кто заговорил с ним: - Разве послам не следует обнажить головы перед лицом государя? Турок на мгновение растерялся. Глаза его обежали стражников, потом встретились с холодными глазами князя. Потом посланец сказал, уже не столь уверенно: - У нас это не в обычае! Андраши кивнул. Потом он хлопнул в ладоши, и расширившимся глазам турок предстали молоток и гвозди, блеснувшие в руках одного из стражей. - Я вижу, как твердо вы держитесь своих священных обычаев, и помогу вам еще более укрепиться в добродетели, - серьезно сказал князь. - Дабы вы не лишились ваших уборов даже по случайности! Палач шагнул к послам, и только тут турки поняли, что им уготовано. Закричав, они метнулись к двери, но выход им тут же преградили стражники. Стеная и хватаясь друг за друга, турки упали на колени. - Аллах! – заламывая руки, закричал паша, державший речь. Но было уже поздно: один из стражников схватил его за плечи и шею, а другой приставил к темени гвоздь и коротким страшным ударом вогнал его в череп, прибив тюрбан. Турок раздирающе крикнул и упал мертвым.* Господарь поднялся с трона и направился ко второму послу. Стражники схватили его, ожидая только знака; на губах князя играла мрачная улыбка. Турок зарыдал, замотав головой. - Эфенди*! Милостивый князь!.. Посол сорвал тюрбан, обнажив лысину; и, казалось, готов был лобзать сапоги князя, если бы его только пустили стражники. Остановившись над ним, Андраши несколько мгновений задумчиво молчал. Потом сказал: - Слушай меня внимательно, посол султана. Тот трясся и плакал, с закрытыми глазами. Князь выхватил из рук палача молоток и гвоздь и, приставив гвоздь к голове посла, легонько стукнул по нему. Вскрикнув, турок замолчал. - Слушай меня очень внимательно, - лютым и тихим голосом, но очень отчетливо приказал Андраши, склоняясь к нему. – Сейчас ты возьмешь своего товарища и вместе с ним вернешься к султану… ты понял? Доставишь его как есть! И скажешь своему господину, что все его требования отвергнуты. Корона Валахии моя по праву и закону. Он отступил, и турок принялся бормотать молитву. - Передай своему султану, чтобы он отступил, если не желает переведаться с новым князем Цепешем, - улыбаясь страшной улыбкой, заключил Андраши. – Ты понял меня? Турок встрепенулся, вскинулся, как в последней надежде. - Да, эфенди! Я передам! Благодарю тебя!.. Господарь махнул рукой, и обоих турок уволокли – и мертвого, и живого. Иоана только тут ощутила, что Албу мертвой хваткой сжимает ее плечо; слуга схватил ее за плечо, желая успокоить, но вскоре сам был охвачен невольным ужасом. Таким своего князя он еще не видел. Когда все кончилось, ворник воскликнул: - Государыня! Иоана обернулась к нему – бледная, с огромными глазами. Одна из ее черных кос скользнула через плечо. - Что тебе, Албу? - Государыня! Ты здорова? – тихо воскликнул Албу, не зная, как еще выразить свою тревогу за нее. Он понимал, каково женщине впервые увидеть такое лицо своего мужа. - Я здорова, мой друг, - улыбаясь, сказала княгиня. – Наш князь сделал очень хорошо! Она начала вставать, и тут Албу увидел, что кровь пролилась не только в тронном зале. Кровь капала с ее кресла. Вскрикнув, он схватил Иоану на руки; и она тут же обмякла в руках верного слуги. - Господи! Кто-нибудь! – закричал ворник. Он понес обморочную княгиню в своих объятиях, прижимая к груди и беспомощно озираясь. – Слуги!.. Сбежались несколько отроков-прислужников, потом стража; но Албу отмахнулся от них всех. Ворник бегом понес свою государыню в спальню. Ему казалось, что она уже мертва. Иоана снова увидела своего князя в клубах благовонного дыма – лежа на постели. Над нею читали молитвы; в стороне надрывно плакали ее девушки. У ложа княгини, стоя на коленях и уронив голову, молился Албу. - Что случилось? – медленно подступая к жене, спросил господарь. – Что?.. - он едва ли не закричал, схватив Албу за грудки и встряхнув. Мужчины тяжело дышали, уставившись друг на друга. Но тут Иоана окликнула мужа со своего ложа. - Бела, поди сюда! Забыв обо всем, Андраши упал на колени и схватил ее за руку. - Иоана! Оана!.. - Я жива и останусь жива. Убери отсюда этих песнопевцев, они мешают мне дышать, - закашлявшись, сказала княгиня, указав на священника и певчих. Князь вскинулся. - Пошли все вон!.. Всех, считая и святых людей, точно вымело метлой. А князь остался подле жены, стоя на коленях, уткнувшись лбом в ее ласковую руку. - Оана! - Я все знаю. Все хорошо! – сказала государыня. - Ты потеряла дитя, - прошептал Андраши. – Господи, теперь ты умрешь! Никогда себе не прощу! - Молчи, - шепотом ответила она. – Молчи! Просто будь со мной! И он долго сидел подле нее, словно сторожил жизнь, которая грозила вытечь из ее тела. Но кровь уже остановилась. Бела Андраши глядел на жену и молился – сам не зная о чем. Когда он понял, что Иоана не умрет, он возблагодарил Господа и поклялся… сам не зная в чем. Иоана улыбалась, видя эти метания. - Благодать снизошла на меня, - шепотом сказала она. – Это значит, что где-то благодати убыло… не правда ли, князь? * С 15 ноября по 24 декабря. * Завоеватель. * На самом деле такое деяние приписывают Владу III: но, скорее всего, это вымысел. Я приписала его моему герою, как характерное для такой натуры в условиях, в которых он оказался. * Почтительное обращение к мужчине в Турции: господин.