Орлиное гнездо

Двор ждал; воины ждали; весь народ ждал. Князь не показывался. Он сокрылся в покоях, которые были для него прибежищем в Боге – всегда, но только не сейчас. Сейчас его снедала тревога, страх, которому не было имени: властитель Валахии держался за руку, через которую причащался неба… или ада. Иоана спала и горела; и разговаривала во сне. Андраши внимал ей более чутко, чем внимал любому священнику. - Зачем я делаю это, ты спрашиваешь, - невнятно проговорила Иоана; на лбу ее выступили капельки пота. - Да, - серьезно сказала Марина. – Зачем, моя добрая Иоана? Сегодня Марина была совсем не похожа на себя прежнюю: в белом платье без капли крови, точно наконец скинула с себя убор невесты, который ей постыл – или вовсе никогда не подходил. - Я делаю это во имя Валахии, - прошептала Иоана. – Во имя твое, Марина Кришан! Во имя всех, кого люблю! Марина засмеялась, обнажив клыки: Иоана вздрогнула, так неожиданно и страшно это показалось после белого одеяния ангела. - А кого ты любишь? Что они для тебя? – спросила сестра. - Что для тебя этот человек, с которым ты делишь ложе? - Он моя вечная любовь, - прошептала Иоана. Марина пожала плечами. - Корнел тоже был твоей вечной любовью, - сказала неупокойница. – Но ты изменила ему сердцем куда легче, чем могла подумать, стоило только красоте и сладости другого мужчины поманить тебя! А когда Корнел ударил тебя, ты забыла все обеты, которые связали вас перед алтарем! - Как… смеешь ты судить меня, - прошептала Иоана. – Ты… сама… что ты делала? Что ты делаешь сейчас?.. Марина улыбнулась, и сердце Иоаны затопило тепло. Сестра склонилась над больной и прижалась к ее лбу поцелуем: так же нежно, как ее целовала мать, отец… белый рыцарь… - Я не судила тебя и не сужу, – сказала Марина. – Над нами всеми только один судья! Я только хотела показать тебе, что все, что ты делаешь, ты делаешь для себя одной. Как делала и я - как делают все, кто живет под солнцем! - А ты… вы, ангелы? – спросила Иоана. – Как делаете вы? - Мы – это не вы, люди, чуткие только к миру, а не к Господу, - серьезно отвечала злоумная смуглянка, поправив волосы, черные и гладкие, как вороново крыло. – В нас намного громче говорит то, что есть Господь. Ты этого не поймешь, пока не будешь со мною, с матерью, с отцом! - Ты не ответила мне! Для кого живете вы? – громко спросила Иоана; она протянула руку, но не смогла коснуться сестры: Марина отдалилась, не меняя своего положения. Она была недостижима и непостижима. - Мы тоже живем только для себя, - хрипло сказала неупокойница. – Как же может быть иначе? До Иоаны донесся шум горной реки, струившейся где-то далеко внизу. Марина пошевельнулась, отворотившись от сестры, и Иоана поняла, что Марина сидит на окне в замке Поэнарь, а под ними обеими кипит Арджеш. Иоана шагнула вперед, и ее обдало холодной свежестью; внизу клокотала кровавая пена, и Иоана вдруг поняла, что это кровь, а не вода, орошает ей лицо. Бурливая река полоскала зеленое платье мертвой княгини, как усердная прачка. Иоана с криком схватилась за щеки, обагренные кровью Елизаветы; а Марина хрипло захохотала. - Это только вода, моя добрая сестра! Кровь гуще воды – или ты уже позабыла? - Ты казнишь меня за то, что я бросила сына, - прошептала Иоана. – Но, боже, как бы я могла поступить иначе? - Тебя казню! Что я тебе за палач? – с изумлением, которое казалось самым искренним, воскликнула Марина. – Что я за палач самой себе? Нет, конечно, ты не могла поступить иначе, Оана, – и никто не может! Мы все делаем то, что нам предначертано… и все, что будет, уже свершилось в Господе. - Ты мне снишься, - прошептала Иоана. – Конечно! Это лукавый меня смущает! - Ну-ну, - хмыкнула Марина. – Когда это лукавый тебя смущает? Уж не тогда ли, когда ты ложишься с любимым мужем? А сейчас ты разговариваешь со своей совестью, со своим сердцем! Иоана закрыла лицо руками. - Ты меня запутала, совсем, - со слезами прошептала она. –Что есть добро, что зло? Что есть Бог? Я его никогда не знала! Я, княгиня, не знаю Бога! Марина ласково рассмеялась. Она соскользнула с окна и подошла к сестре. Положила руки ей на плечи. - Человек умрет, или же родится для вечной жизни, когда познает две вещи, - проговорила нежить. – Что есть Бог – и что есть добро и зло! Тебе этого знать не дано, государыня Валахии! Как и тому человеку, чьею волею и страстью ты сделалась! - Мой Бела, - прошептала Иоана. – Мой маленький король… Марина улыбнулась и постучала по ее лбу острым пальцем; Иоана вздрогнула, как турецкий посол, к чьей голове приставили гвоздь. - Где мой сынок? – прошептала Иоана со слезами. - Это была дочка, - задушевным шепотом, улыбаясь острозубой улыбкой, ответила сестра. – Это была маленькая Марина - и она не стала бы наследницей престола, потому что в Валахии так нельзя! Утешься! - Она у тебя? – спросила Иоана. - Она у Господа, - проворковала Марина, гладя ее по волосам когтистыми руками. – Она Божья… она ангел. Будь покойна. Иоана глубоко вздохнула, и на щеках ее выступил румянец. Вздохнул с бесконечным облегчением и зарумянился и мужчина, который стерег ее сон. Марина с нежностью расплела сначала одну косу Иоаны, потом вторую. – Вот так, - прошептала она, проводя гребнем по волосам меньшой сестры. – Я знаю, как ты любишь… Гребешок ласкал ее виски, темя; волосы теплой волной ложились на плечи. Арджеш успокоительно шумел, как река забвения, в которую веровали греки-язычники. Солнце пощекотало закрытые глаза Иоаны, и княгиня вдруг почувствовала, что хочет любви – хочет весь мир… Она вскочила на окно, и вольный ветер обласкал ее с головы до пят, раздувая волосы, задувая юбки между ног; княгиня восторженно засмеялась. Она раскинула руки и шагнула навстречу миру, который готов был ее любить. Иоана, крича, падала отвесно; потом покатилась по камням, разбивая тело в кровь, но не чувствуя боли, а только ужасный страх смерти. И вдруг ее приподняло, вынесло, точно приливом на берег, - она вздрогнула и с изумлением поняла, что лежит в постели, а под головой подушка. - Госпожа… - робко позвал девичий голос. – Госпожа! – радостно воскликнула ее прислужница. Девушка хлопнула в ладоши. – Ты очнулась! - Василика? – удивленно спросила княгиня; она опять была княгиня. Иоана пошевельнулась в кровати, ощущая, как бремя власти снова легло ей на плечи. - Долго я спала? – спросила она. - Много часов, государыня, - сказала Василика. – Теперь вечер, почти ночь… - Ах, - с облегчением пробормотала Иоана, поняв, что впереди у нее еще целая ночь для отдыха. Она повернулась на бок, подложив руку под голову. – Ты расчесала мне волосы? - Да, княгиня, - сказала служанка. Она робко улыбнулась, и Иоана ласково кивнула. - Хорошо, спасибо! Мне даже во сне стало легче! Василика еще несколько мгновений улыбалась – потом улыбка сошла с веселого круглого личика; и вдруг девушка уткнулась лицом в постель княгини и разрыдалась. - Матушка княгиня! – вскрикнула она, не поднимая головы. – Я думала, если ты умрешь… все слуги думали… что князь нас казнит! Девушка плакалась ей, как плакалась бы матери, у которой ее взяли для дворцовой службы. Иоана, оторопев, приподнялась, потом села в постели. Положила руку на голову Василике. - Казнит! Что ты выдумала? Разве ты враг мне - или, быть может, турок? Василика вскрикнула от страха, и Иоана поняла, что шутка не удалась. - Я не турок, но князь Влад так делал! – воскликнула служанка. – Когда две девушки не угодили княгине Елизавете, он велел их задушить! - Неужели? – холодно спросила Иоана. Сострадание и почтение, которые она испытывала к Елизавете, оказавшись на ее месте, вдруг остыли. - Да, да! – горячо воскликнула Василика, осеняя себя крестом в знак своей полной правдивости. - Что же, Елизавета была больна? – спросила Иоана. – Как я? Василика порозовела. - Вот уж не знаю, матушка княгиня, - прошептала служанка. – А только так рассказывают люди! А ты, государыня… ты при смерти лежала! Иоана нахмурилась. - Где же князь? – спросила она, вдруг ощутив негодование при мысли о том, что муж оставил ее. - Он ушел только сейчас, - сказала Василика. – Вот перед тем, как ты глаза открыла! Как увидел, что ты ровно дышишь, госпожа, и уже… уже не умираешь! Иоана кивнула, более не думая о горестях служанки. - Хорошо, - сказала она, задаваясь вопросом: в самом ли деле она умирала – или так только показалось мужу, а следом за ним и прочим. – Дай мне вина, Василика! Горячего, на можжевельнике! Есть у нас такое? - Есть, - Василика кивнула и вскочила, просияв улыбкой и ударив себя ладошками по крутым, спелым бедрам. – Сейчас приготовят, матушка княгиня! Она хотела убежать на кухню, но Иоана остановила ее. - Мужу… князю скажи, что я проснулась! Василика остановилась, опустив руки, и круглое лицо ее стало сизым. Иоана сдвинула брови. - Не съест он тебя! – сурово сказала она. – Иди и скажи ему, князь должен знать! Или ты хочешь, чтобы я сама пошла? Василика вздрогнула, и Иоане на миг показалось, что та сейчас падет на колени. Потом девушка мотнула головой и сложила руки. - Нет, княгиня, князь велел, чтобы ты не вставала! – умоляюще воскликнула она. - Я скажу! Я мигом! - Чтобы я не вставала, - откинувшись на подушки и закрыв глаза, прошептала Иоана, оставшись одна. – Нельзя вставать. А все ждут. Она долго лежала, не открывая глаз, ощущая, что ее опять охватывает женственный жар. Потом кто-то взял ее за руку, и Иоана улыбнулась, узнав это прикосновение. - Государь, - сказала она. Андраши склонился к ней и расцеловал в обе щеки, точно христосовался. Он улыбался. - Ты опять глядишь на меня, ты со мной, - прошептал он. – Может ли быть что-нибудь лучше? Иоана глядела на него, и в полумраке он представлялся ей совсем молодым – юношей с золотыми кудрями. У нее на глазах выступили слезы. - Мы потеряли нашего сына, - сказала она. Андраши несколько мгновений медлил, неподвижно глядя на нее, - потом опустил глаза. - Дочь, Иоана, - сказал он и глубоко вздохнул. – Ты ждала дочь, и называла ее Мариной. Ты бредила ею. - Мариной звали мою сестру, - удивленно сказала Иоана. Она ничего не помнила из своего сна. Муж поцеловал ей руку. - Главное, что ты жива. "И что не убоялась меня". Иоана поняла, чего он не досказал. Она устало улыбнулась. - А где Василика? – спросила она. Княгиня вспомнила, что посылала свою девушку за вином. Князь вскинул голову и быстро нашел взглядом служанку. – А вон, - он показал на тень, жмущуюся к стене. – Поди сюда! – позвал господарь. Василика отделилась от стены и подошла, не поднимая глаз. Она опустилась на колени и подала княгине серебряный поднос, на котором стоял высокий дымящийся кубок с пряным вином. Иоана взяла кубок. - Спасибо, Василика. Девушка стояла на коленях, потупив взор; лицо у нее вытянулось, руки дрожали. Князь ласково усмехнулся, посмотрев на нее. - Ты меня не бойся, девица. Василика сильно вздрогнула и поклонилась ему в ноги, коснувшись лбом пола. Потом поднялась с колен и, еще раз поклонившись, попятившись, смешалась с тенями. Князь и княгиня посмотрели друг на друга. Оба невесело улыбались, читая на лицах друг друга одну и ту же мысль. - Мне кажется, князь, что мы с тобою во тьме, - вздохнув, сказала Иоана. – Окажемся во тьме тотчас, как ступим за дверь… ты один для меня светишься, как я для тебя. Андраши подсел к ней ближе – так, чтобы ласкать ее волосы. Он стал перебирать черные пряди; а выражение было отвлеченным. - Паша уехал, - сказал князь. – Турок увез труп: за этим проследили. Но не знаю, каким будет послание, которое он передаст. Иоана закусила губу. - Может быть и так, что он бросит труп по дороге, а сам сбежит, - сказала она. Княгиня несколько мгновений смотрела на поднесенный кубок, сдвинув брови, - потом усмехнулась и сделала глоток. – Я не знаю, что пересилит у этого посла: страх перед тобой или страх перед Мехмедом. Султан ведь тоже неласков с горевестниками, - закончила Иоана. – Нужно знать каждого человека, чтобы действовать наверное! А мы не знаем никого: ни врагов, ни друзей - и всегда действуем наугад!.. Они посмотрели друг на друга долгим взглядом. "Может, лучше всего было бы тебе склониться перед требованиями Мехмеда, - подумала Иоана. – Лучше всего было бы вернуть трон Раду чел Фрумошу! Ты и сам уцелел бы, князь, и спас тех, кто верен тебе; а может, спас бы и Валахию… Но ты не мог склониться, потому что на тебя смотрели твои люди, - потому что я смотрела на тебя в оконце, а через меня вся моя страна!" - Спаси, Господи, раба твоего Влада, - сказал Андраши. Иоана поняла, что он прочел все ее мысли. Они еще долгое время молчали, держась за руки. Иоана допила свое вино и отбросила кубок; он стукнул об пол. - Корвин, - прошептала она. – Ах, Бела, он ведь тебе не поверил – не поверил, что ты остался католиком, хотя ты лгал так же убедительно, как наш король! Ты не мог остаться католиком, уже потому только, что воссел на валашский престол! Корвин, конечно, успел оценить, каковы наши люди и какова их сила… Венгр рассмеялся. - Корвин себе не принадлежит, как и все мы, - сказал он. – А теперь еще испытал силу Дракулы. Это значит, что король теперь его: иное было бы и невозможно, Дракуле отдаются все, кто сходится с ним, если только человек не необычайной крепости духа, какой Корвин не отличается! Князь покачал головой. - И я бы не устоял перед этим валахом, если бы судьба не развела нас. Теперь, бесспорно, Дракула заговорит с Корвином об ордене Дракона, тайнами коего владеет, о крестовом походе, о своем наследственном праве… И он будет во всем прав… Дьявол! Иоана пожала его пальцы. - Ты ничего не можешь знать, - прошептала она. – Ты должен знать человека, чтобы утверждать, как он поступит и о чем заговорит со своим тюремщиком… Ты же не скажешь, что успел узнать Дракулу? Андраши покачал головой. - Нет, и слава богу. Он помолчал и серьезно сказал: - Я навещал Красавчика, пока ты спала. Он стал совсем нехорош. Иоана мягко улыбнулась. - Ну, мы же его не обижаем. Муж погладил ее пальцы. - Не в том дело, дорогая… Подозреваю, что безумие, которое временами одолевает князя, как ты сама видела, - признак болезни. Любовной болезни*, - объяснил он, когда Иоана вскинула брови. – Может быть, это султан даровал Раду ее вместе со своим покровительством. А может, какой-нибудь фаворит самого князя. Люди, пораженные этим недугом, умирают долго и мучительно; он, к тому же, необыкновенно уродует. - Несчастный, - Иоана покачала головой, ощущая сразу и брезгливость, и жалость. – Так ты думаешь, что выкупить им трон Валахии не получится? - Выкупить трон вообще не получится, - резко сказал господарь. Он встал и широким шагом прошелся по комнате. – Получится только держаться, сколько даст Господь! Но не думаю, что султан охладеет к Раду за глаза, - он-то ведь помнит его таким же красивым, каким он и был. Разве что устанет от него и найдет себе новую забаву. Иоана вздохнула. - Даже если страсть утихнет, останется привычка, и расчет, и самолюбие, - заметила она. Князь засмеялся. - Почти уверен, что султан уже знает, каков сейчас Раду, - не сомневаюсь, что во дворце есть его соглядатаи! Иоана попыталась встать с постели; муж удержал ее почти силой. - Лежи, отдыхай! - Трудно… - прошептала она, морщась. – А если придется бежать? Как мы молимся, князь, скажи - где берем помощь, удачу? Где бесконечная благодать? - Благодать Господа бесконечна, Иоана, - серьезно сказал муж. Иоана перебила его резким смехом. - Я не видела никакой бесконечной божьей благодати – только человеческое добро, которое отнимается у одних, чтобы отдать другим! Ты думаешь, я глупа? - Это то, что идет из мира, а не от Бога, - ответил господарь. – У Бога добра хватит всем. Иоана вздохнула. - Это тебя научили думать так – или ты сам дошел? Только не лукавь - только не со мной! - Я не дошел, - отвечал князь. - Я иду! – серьезно и страстно закончил он, сдвинув брови. Иоана положила ему руку на плечо, и они долго молчали. - Идешь к благодати, ты говоришь, - пробормотала княгиня наконец. – Как там прежде звали нашего турецкого брата во Христе, крещенного Штефаном? Мунсиф, "справедливый"? - Абдулмунсиф, - поправил господарь, щуря глаза. – "Слуга справедливости". * Предположительно, Раду Дракула страдал сифилисом.