Фил The Summer

Летней ночью на море: летят кометы по небу, У нас бутылка деликатного чего-нибудь, Шумят волны, ноутбук на коленях – Громкость на полную, а слышно еле-еле. Вот я и включу двое наушников в переходник, И мы посмотрим фильм дружненько через них. А без этой мелочи ноутбука – как и не бывало, А без ноутбука – прошлый век, романтики мало. Можно, конечно, просто, по старинке: Задарить звезду в небе, тосты слушать про две половинки… - Порцию текилы! – Нет, бутылку «Балтики»… А вы не устали еще от романтики? Ну, переживать или жить, как в праздники? Да, сколько можно уже, этой романтики… Каста, «Романтика»

      Стихотворение-послание Summer, наверное, должно было меня растревожить, заставить о чем-то сожалеть, может, все-таки немножко ревновать, но нет... Оно меня успокоило. Как будто камень с души свалился. Сейчас я готов был его отпустить на все сто процентов. И оставить себе теплые, светлые воспоминания об удивительном человеке, с которым, возможно, в какой-то другой жизни при других обстоятельствах мы встретились бы... Возможно.       Но не в этой.       Так тому и быть.       Легкая досада проскочила, конечно: мы ведь по-прежнему могли быть друзьями, да? Или не могли... Была ли вообще дружба-то? Не уверен. Сейчас не уверен. А если уж совсем честно, то понимал, что все наше общение держалось на надежде, что будущий роман еще впереди. Робкой надежде, которую боишься даже себе озвучить. На взаимном притяжении, за которым скрывалась сильнейшая влюбленность. На танцах вокруг да около в ожидании знакомства в реале. Когда получится поймать подходящий момент.       Не поймали.       Да и Сэм слишком резкий – рубит с плеча, не оставляя шанса поговорить. Думаю, ему трудно по жизни с таким характером. Хотя... Кто знает? Иногда умение сжигать все мосты помогает двигаться вперед, не оставляя сомнений по поводу неясных перспектив.       Сейчас его решительность и бескомпромиссность лично мне подарили свободу от угрызений совести. Эгоистично, да, но все мы... в большей или меньшей степени эгоисты.       Он придёт, ты только его дождись.       Верь, совсем не долго. Совсем чуть-чуть.       Пришел, Сэм. Можно сказать, битой по голове обрушился...       О, черт! Фил!       Я вновь взялся за бритву, продолжив соскребать с подбородка нелепый намек на щетину – цыплячий пушок. Но руки подрагивали. От волнения. Порезался.       Вчерашний разговор, его недопоцелуй... Исполненный нежности, намека на океан страсти, что в нем бушует...       Бля, куда меня понесло? Так и до чтения дамских любовных романов домечтаться можно. О, а еще лучше их написания! Точно. Возьму себе бабский псевдоним... Ивонна Томная, к примеру. А что? Звучит. И в красках буду описывать п...здострадания юных дев и суровых воинов. Потом издам книгу миллионными тиражами, разбогатею и уеду жить на Гоа. В хижину у моря. Вместе с Филом, конечно же. И там, на берегу пресловутого океана, мы будем предаваться страсти прямо на пляже под пальмами... Кстати, хреновая идея, если вдуматься... Песок же будет прилипать к телу, на зубах скрипеть, лезть куда не нужно. Как герои в книгах или фильмах это делают? Мне кажется, это еще и не очень-то гигиенично...       Ива, угомонись!       Я мотнул головой, вытряхая из бестолковой черепушки очередную порцию глупостей. Это все потому, что дико нервничаю. Я уже заметил: чем сильнее напряжение, тем оживлённее мое безумное воображение.       Фил просил дать ему время до утра – значит, собирался что-то важное обдумать для себя и на что-то решиться. Так? То есть, не на что-то, а на... попытку попробовать... остаться... со мной. Выбрать «нас».       Охохохо... А вдруг спецназ тараканов в его голове под командованием строптиво-самодовольного предводителя победят разум Фила? Если он решит, что «не делать, не менять, провести границу» проще, чем открыться незнакомому парню, пускай и бывшему когда-то другом детства?       Думаю, он ничего не умеет делать наполовину. Или да, или нет. Без середины. Вот в чем я не сомневался, так это в том, что Фил – как сложное музыкальное произведение, часто играющее диссонансами и намеренной фальшью звуков, трудно воспринимаемое на слух, но если вслушаться... То красота, мощь и глубина дисгармонии покорит и зачарует. И боится мой ненормальный именно этого: вывернуть себя наизнанку, обнажить душу и в итоге остаться с пустотой наедине.       Но ведь и я этого же боюсь! Ухнуть в пропасть без страховки и... не взлететь, расправив крылья (убейте меня – откуда во мне столько этого романтически-метафорического бреда?). Я пока не вижу и не чувствую его - только подозреваю, что за кучей масок скрывается трудная личность, сильная – безусловно, но искореженная. Чем? Кем? Когда? Как?       Не знаю. Ничего не знаю. Но как самоотверженный ангел-целитель, как долго и давно ищущий свою бесценную половину сердца странник, хочу, очень хочу подарить ему мир в душе. Наивно, точно безрассудно и, наверняка, невыполнимо – оттого и боюсь. Что меня не хватит. Не моего терпения или любви – увы, кажется, я нашел того самого... Свои идеальные грабли. А что я недостаточно хорош для Фила, чтобы удержать его надолго, утишить демона, привязать к себе.       Я ведь... просто Ваня Иволгин. Без особых талантов, без сумасшедшей харизмы, без...       Стоп.       Неправильно. Вот с этого момента неверно. Не так.       Я – Ива! В которого смог влюбиться невероятный Summer.       Вот. Вот какой настрой мне нужен. Лялька бы мной гордилась.       Ляля!!!       У меня было еще полчаса в запасе до выхода из дома. Я что-то так увлекся, что опять забыл позвонить подруге. И с Костиком пару дней тоже не общался. Нельзя игнорировать друзей. Любовь может и пройти, а друзья... Друзья – это друзья.       Костя торопился на встречу с Сашиными родителями, поэтому разговор вышел скомканным. Приятель только и успел подивиться тому, как быстро я освоился на новом месте, не сильно обрадовался моей работе официанта, но тем не менее коротко бросил: «Поздравляю, придурок». В общем, мы договорились связаться завтра и поболтать. Про то, что я встретил Здрадовского и прочие вытекающее из этой встречи последствия – даже не обмолвился. Это не на пару минут беседа. Потом.       Потом добавлю поводов для расстройств своему лучшему другу. Он стопудово не одобрит Фила, если рассказать ему, что это за персонаж. Ну да пофиг! Кто вообще слушает лучших друзей?       А вот у Ляли было время со мной поболтать.       - То есть ты хочешь сказать, что тот танцующий мальчик, племянник Ковалевых и твой друг детства – это один и тот же человек? – уточнила подруга, захлебываясь удивлением.       - Ага, - я стоял перед зеркалом и критически рассматривал свое отражение. А может, я себя серьезно недооцениваю? Фил же запал на меня. С первого взгляда. Еще бы понять, на что именно. Серо-голубые глаза - сестра говорит, что они у меня с хитринкой, лисьего разреза, еще она моим бровям завидует – мол, идеальной формы и густоты... И ресницам – типа, это кощунство, когда у мальчиков такие темные и густые ресницы. Может быть... Чтоб я в этом понимал! Нос есть – прямой обычный нос, уши небольшие, не оттопыренные, губы... У меня просто большой рот, я считаю – как у Буратино из старого детского фильма. Скулы высокие, подбородок узкий, не волевой – однозначно. Копна непослушных волос – как бы меня ни стригли, через пару дней хаос вернется! Тетка из парикмахерской возле нашего дома говорила, что это особенность структуры волоса – их много, они тонкие и легкие. Что-то в этом роде, поэтому укладка феном – мое все, если я хочу выглядеть прилично. Я и укладка феном – отличный совет. Лучше лохматым ходить буду.       Много родинок, но в основном на теле. На лице...       Я дотронулся до той, что на левой щеке... которую целовал Фил. И мгновенно покрылся мурашками. Сладко, тягуче заныло под сердцем. Как же я хочу его увидеть...       - Ива! – рявкнула Лялька. Ой, она же все еще на телефоне висит.       - Да-да, - я отвлекся от зеркала и вернулся к поискам ответа на мучительный вопрос: что надеть? Никогда не думал, что меня подобная проблема может озаботить... Кстати, Лялькины штаны я вчера минут десять с матюгами стаскивал. Спрятал от греха подальше, чтоб глаза мои их больше не видели.       - А он вообще тебя не помнит? – пытала подруга.       - Нет. Ну, то есть... Он только мое имя помнит, но мы как-то еще толком не поговорили на эту тему, - объяснил я. – Ляль, я сам-то его забыл напрочь. Все, что я тебе рассказывал про Костю в детстве, это, оказывается, Филипп был. Все попутал, короче. Так что, думаю, это нормально. После стольких лет. Люди связи сохраняют, когда общаются. Хоть как-то.       - Чудесаааа... – протянула Ляля. – Надо ж, как в жизни бывает. Ковалевы, чтоб ты знал, одни из самых богатых у нас в городе. А дочь их – та еще светская львица. Даже я наслышана, хотя мы в принципе в параллельных вселенных существуем.       - Да я уже понял, - пробормотал себе под нос. Факт «статусности» Здрадовского не слишком радовал, опуская меня ниже плинтуса по сравнению с ним еще и по социальной лестнице.       - Я б тебе посоветовала, конечно, держаться от него подальше: судя по твоему рассказу, мудак он редкий, - заявила подруга, - но чую, совет мимо кассы.       - Мимо, - кивнул я.       - Слышь... – вдруг пробасил Саня вторым планом, - а давай я приеду и ему морду набью!       - Что? – я от возмущения усиленно заморгал. – Ляля! Ты что? На громкую связь телефон включила?       - Ну а чо? – произнесла подруга без вины в голосе. – Мне б потом пришлось Саньку все рассказывать. Так быстрее. Муж и жена, Ива, - одна сатана, запомни. Ну, такие, как мы...       - Блин... – я вздохнул.       - Ну мы ж за тебя переживаем, маленький, - хохотнул Санек. – Чай, усыновили дитятку – несем ответственность.       - Так-то у меня папа с мамой уже есть, - напомнил я и потянул на себя привычные, стертые на коленках джинсы. Решил: пытаться принарядиться – бесполезная затея. Что ни надень – я это просто я.       - Ну... а мы приемные родители, по месту жительства, так сказать, - обосновал Саня. – Так что? Приехать?       - Не надо! – испугался я. – И вообще... Что это за методы – морду набить?       - Действенные, - бросил бывший боксер. – От приложения головы к крепкому кулаку мозг, если он там имеется, входит в резонанс с космосом – и тут же наступает молниеносное просветление. Человек, буквально, на глазах умнеет и становится понятливым до умиления. Правда... – Саня задумчиво помолчал. – Если мозга нет, то не поможет. Но тогда сразу будет слышен такой характерный гулкий звон!       - Ты, верно, отличный адвокат, - ехидно заметил я.       - Пффф, маленький, а то!       - Нет уж, можно я сам как-нибудь разберусь, - отрезал. – Все испортить еще успеете.       - Ну хошь, я твоего Здрадовского по своим каналам пробью, а? – предложил новую идею Белый. – С Ковалевым-то Пал Михалычем мы пересекались пару раз на тусовках – вроде, нормальный мужик. Жену его не знаю лично, но ничего плохого, кроме обычных сплетен бабских, не слышал. Вообще, они довольно закрытые люди – по журналам своими мордами светить не любят, в политику не лезут, святошами не прикидываются. Уважаю таких.       - Саня, спасибо, но нет! – воскликнул я. – Лучше просто приезжайте.       - Не в эти выходные, милый, - вернулась в разговор Ляля. – Мы сегодня едем на дачу... к моим родителям, - с нажимом.       - Да я собрался уже! – раздраженно отозвался Санек. – Вон, вишь, дрель взял!       - Все, Ива, мы поехали, - саркастично резюмировала подруга. – Плевать, что Александр Григорьевич еще даже штаны не надел и лысину не наполировал. Главное – дрель! А еще говорят, бабы долго собираются...       - Удачной вам поездочки, - хрюкнул я от смеха, сильно подозревая, что Александр Григорьевич умеет собираться гоооораздо быстрее. Но когда захочет. А сейчас он не хотел.       - Давай, Ивушка, удачного тебе рабочего дня – завтра позвони, чего там у тебя да как, - напутствовала меня Лялька, а Санек следом крикнул:       - А я бы в морду все-таки дал!       Каково же было мое разочарование, когда я практически с порога узнал, что Фила не будет в «Breathe!» по крайней мере часов до пяти вечера. Оказывается, с самого утра Настасье позвонила лучшая подруга, мать восемнадцатилетней дочери, у которой сегодня день рождения. Юная леди, узнав, где состоится гулянка в ее честь, разревелась до икоты, мол, что за отстой для пенсов вы выдумали! Дочу, видать, папа привык баловать, хотя, по словам приятельницы Настасьи, очень зря – ремнем бы ее выпороть. Но не суть... Суть в том, что взведенная до предела мама именинницы слезно просила подругу организовать банкет в духе «Breathe!». Сегодня. Насчет расходов не переживать – папашка все оплатит, лишь бы любимая Николь не рыдала.       В общем, Фил с Настасьей с девяти утра в разъездах, основной зал закрыли до банкета – для гостей кафе работала только открытая веранда (погода позволяла), Серега остался за главного, повара уже в чаду-дыму, а персонал из обслуживания, вяло подтягивающийся к началу смены, сразу в оборот – часть работает как обычно, а часть активно помогает в подготовке к мероприятию. И вместо Фила за барной стойкой стоял еще незнакомый мне парень – Андрей. Как мне сказал Лавруха, победитель каких-то там конкурсов среди барменов не только у нас, но и в Европе – в Польше, Германии. Типа, Здрадовский его полгода сманивал в «Breathe!» из самого престижного ресторана Калининграда.       На вид парень как парень – светловолосый, простоватый лицом, худощавый. Но стоило ему заняться приготовлением напитков по заказам – я проникся, даже пододвинув Фила с пьедестала. Если сравнить, то Здрадовский – это театральность из разряда «ловкость рук и никакого мошенничества», Андрей – отточенный профессионализм любящего свое дело спеца. А потом он улыбнулся, случайно взглянув на меня. Вот это, я вам скажу, преображение. Никогда не думал, что простая улыбка может так украсить человека! Надо отдать должное: кадры Настасья с Филом умеют подбирать. Думаю, этот парень здесь тоже пользуется немалой популярностью. И с моей стороны это - не более чем констатация факта, кстати.       Я ждал Фила...       Я просто ждал Фила.       - Ох, сегодня шоу будет! – Серега то ли почуял мою нервозность поскуливающего от нетерпения щенка, то ли просто был в курсе происходящего (склоняюсь к последнему), но он меня постоянно грузил какой-то, вроде, лайтовой работой, но требующей концентрации. И развлекал болтовней. За что ему большое «спасибо» - помогало. Он очень умный и начитанный парень, к слову. И рассказчик превосходный.       Мне казалось, что из меня какой-то садист по одной жилы вытягивает... Ожидание – худшая пытка. Что решил Фил? Как он себя поведет со мной при встрече? Даст нам шанс или его перемкнет в негатив?       - А что за шоу? – спросил я у Сереги, расставляя художественно свернутые салфеточки на столах.       - Ну, во-первых, Фил и Андрей в паре – это уже само по себе зрелище, - заметил Лавруха. – А во-вторых... Ох, какой номер Филя задумал... – и подвигал бровями.       - И ты мне ничего не расскажешь, да? – уточнил я.       - Не-а, пусть интрига будет.       Сволочь. Ну ладно, к одному ожиданию добавится второе...       - И развесить еще эти блядские китайские фонарики! – в кафе влетела взбешенная Настасья, за ней по пятам вприпрыжку бежала растрепанная Дашка, что-то записывая в блокнот.       А я завис, поймав неожиданный стоп-кадр... Как вы поняли, со мной такое часто бывает – я люблю ловить и фиксировать мгновения, как будто мысленно фотографию делаешь и сохраняешь ее на память. Просто потому, что получаются выразительно-красивые, или непонятно-загадочные, или эмоционально-насыщенные кадры.       Настасья стремительно вышагивала по залу и сейчас как никогда выглядела царицей, королевой, владычицей. Статная, с гривой пышных, отливающий платиной волос, в сарафане, разлетающемся при ходьбе полами и тем самым обнажающими стройные, точеные ноги, с гордо поднятым подбородком, сверкающими глазами... И вот она, как лайнер в океане, проплывает мимо нас, одарив снисходительным кивком... Скользит взглядом по Сереге, а тот... просто смотрит на нее в упор. Знаете, я беру свои слова назад насчет асексуальности данного типа. Меня самого жаром окатило. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день... Это что ж получается? Лавруха по Настасье сохнет? Предполагаю, что безответно. Дела...       Но развить эту мысль и решить, насколько она безосновательна и абсурдна, я не успел, потому что...       В основной зал вошел с сияющей улыбкой на лице Фил, приветственно вскинул руку и выкрикнул:       - Бодрячком, пацанчики, бодрячком! Не тормозим!       Атмосфера в кафе неуловимо изменилась: народ вдруг на полтона громче начал разговаривать, девчонки засуетились, поправляя на себе фартучки и подтягивая юбочки, парни загоготали, и все, как по команде, выжидающе уставились на Здрадовского. Он поздоровался с каждым, излучая такую мощную позитивную энергетику, что сразу же возникло ощущение предстоящего праздника. И вообще какого-то... не знаю, чуда. Как перед Новым годом в детстве. Не только для именинницы – для всех. Что будет угарный, заполошный вечер, что вскипит все вокруг и вспенится – и от этого предчувствия кровь ускоряла бег. Судя по ребятам, не только у меня.       И пока я в удивлении вертел головой, дивясь резкой перемене настроения у коллектива, погружаясь в странную беспричинную эйфорию, горячие пальцы Фила сдавили мою ладонь. Я обернулся. Замер на вдохе. Почти умер. И услышал:       - Привет, Ваня.       Этого было достаточно. Интонации, взгляда, крепкого пожатия, улыбки... было достаточно.       Мощнее любых признаний. Крышесноснее любых жестов. Убедительнее любых поступков.       - Привет, - улыбнулся я. Вложив в улыбку вселенскую радость облегчения. Меня отпустили все тревоги и сомнения. Меня перестало беспокоить будущее. Сейчас я видел человека... моего человека... Рядом с которым будет трудно, но почему-то это не пугает. Вообще. Почему-то «это трудно» даже желанно, потому что я готов... действительно готов его принять полностью и безоговорочно. Со всеми масками и изломами. Потому что... если... точнее, пока я смогу видеть такого Фила... как сейчас... Все это не имеет значения. И даже если это «пока» продлится недолго, я буду рад тому, что знаю...       ...знаю, каким Фил может быть. И очень надеюсь, что именно он и есть настоящий.       Очень надеюсь, что у меня будет возможность убедиться...       ...в том, что Филипп Здрадовский – не избалованный мальчик-мажор, не паясничающий клоун, не самовлюбленный мудак.       Он просто человек, который устал... устал защищаться и закрываться в попытках спасти, сохранить свое «я». Уязвимое, многогранное, но, увы, не самодостаточное «я». Которому просто нужен якорь. Надежный якорь.       И да, я чувствую ваш скептицизм, мол, не много ли выводов, Ванечка, с одного взгляда и обычного «Привет»?       Немного. Если бывают моменты, когда на сто процентов нужно довериться своей интуиции, отключив разум, то он наступил.       - Покурим? – предложил Фил, не сводя с меня темных глаз.       - Я... – нашел взглядом Серегу – тот хмыкнул и кивнул. – Да, перерыв не помешает.       - Идем, - он потянул меня за собой, игнорируя более чем заинтересованные взгляды в нашу сторону. Сплетен не миновать – как пить дать. Впрочем, к этому придется привыкнуть. Если выбираешь человека, который постоянно в центре внимания, чужое любопытство неизбежно.       - Здрадовский! – это крикнула Настасья, сердито выглядывая из коридора, ведущего в хозяйственную часть кафе. – Не тормози!       - Пять. Минут, - отчеканил Фил, не оборачиваясь. – И ручная обезьянка снова в строю, - в его голосе проскочили раздражение и злость.       Мы спустились на пляж. Довольно пустой, несмотря на хорошую погоду. Но ночью был ливень, песок еще не просох, поэтому желающих морозить задницы нашлось немного. В основном народ грелся, подставляясь солнцу, на променаде.       Филипп подошел вплотную к воде и завис, вглядываясь в мирные, лениво перекатывающиеся волны. Штиль. Который день подряд. Я встал рядом с ним, полез за сигаретами.       - Ты кури, я не хочу, - жестом остановил меня друг детства. – Обкурился уже за сегодня, аж дым из ушей идет.       - Ну и я не буду, - пробормотал, пряча пачку. Особой потребности в курении никогда не испытывал. Скорее, так, некая форма релакса для мозгов.       - Иногда я ненавижу свою сестру, - выдал Фил. – Ты не представляешь, насколько она может быть невыносимой. Все соки отожмет и глазом не моргнет. Когда ей что-то нужно.       - Представляю. Но разве вы не стоите друг друга? – спросил я без ехидства. Просто спросил.       - СтОим, - согласился Здрадовский. – Но, поверь мне, я серьезно ей проигрываю в некоторых случаях... А впрочем... Неважно, – у Фила дернулись уголки губ, и выражение лица смягчилось, потеплело, словно нервозность этого дня рассеялась. Судя по всему, сестра его основательно взвинтила. - Я... соскучился, - тихо произнес он. – Мне... Господи, мне так хочется забить сейчас на весь этот дурдом и сбежать с тобой куда-нибудь.       - Я тоже... очень хотел тебя увидеть, - проговорил я.       - Ты не поверишь, но я теряюсь, - он обернулся ко мне. – Я... как подросток теряюсь. Сейчас. Не знаю, что сказать, что сделать... куда руки деть... – он с недоумением глянул на свои ладони. – Потому что очень хочется тебя обнять.       - До этого ты не терялся, - напомнил я со смешком.       - Н-да... – Фил обвел пляж глазами. – Фигня какая-то.       - Эй! – я толкнул его в бок. – Расслабься. Все в порядке.       Странно, я чувствовал неловкость и напряжение в друге детства, но сам ничего подобного не ощущал. Наоборот. Просто, мистер Уверенность. У которого все под контролем.       - Мне столько всего хочется тебе сказать... А слов нет, - озадаченно пробормотал Филипп. – Это... несколько бесит, - закончил он сердито.       - Потом скажешь. Когда найдешь... Слова, - я снова любовался Филом. Той незнакомой гаммой эмоций, вихрем меняющихся на его лице. Столько оттенков. Но четче остальных читалась тотальная растерянность. Словно обезоруженный воин, решившийся с честью сдаться на волю победителя, но все еще подумывающий о том, а не сделать ли себе харакири. И главное – чем, если руки пусты?       - Почему ты так спокоен? - теперь он смотрел на меня.       - Кто-то должен. Сейчас, - пожал я плечами. И добавил:       - Я тебя не отпущу. Даже не думай.       - Фуф... – выдохнул Фил. – Как хорошо, Ванечка, что ты до конца не осознаешь своей силы... Иначе мне кранты.       - Почему?       - Не умею я любить вполсилы, - честно признал Филипп. - И играть не умею, когда люблю. Можешь пользоваться.       - Не буду, - пообещал я. Не допуская до сознания только что прозвучавшее признание. Иначе перебью всю посуду.       Наш разговор оборвал залихватский свист – на ступеньках веранды стоял Серега. Фил вытянул руку и показал ему средний палец. Лавруха выразительно чирканул себя ребром ладони по шее.       - Блять! – воскликнул Фил и рванул к кафе, прихватив меня за руку. – Покой нам только снится. Убил бы!       - Кого? – едва поспевая за другом детства, поинтересовался я.       - Кого-нибудь, - буркнул Здрадовский. Затормозил. И почти умоляюще:       - Ты же со мной, да? Мы же еще поговорим?       - Безусловно.       - Как же я хочу тебя поцеловать... – уже шепотом, на ухо.       - У тебя будет такая возможность, - с трудом сдерживая себя, чтобы не прикоснуться прилюдно к его губам, ответил я так же шепотом.       - Я запомнил, - хмыкнул Фил, становясь похожим на себя обычного – дерзкого и нахального.       Мой демон. Искуситель. Моя прекрасная головная боль.       К шести начали съезжаться гости, и времени на посторонние мысли попросту не осталось. Прибыл бомонд, я так понял. Звездные девочки и не менее звездные мальчики. Юные, деловые, на пафосе. Смешные.       Николь, именинница, показалась мне в действительности не очень-то уверенной в себе девицей, которой отчаянно хотелось показать свою крутость, но она то и дело терялась, сбиваясь с генеральной линии поведения дочери богатых родителей. Той, у которой весь мир под ножками. И по щелчку пальца исполнится любое желание. Слишком много мейк-апа, кричащая помада, какая-то сложносочиненная прическа и не по возрасту откровенное платье. Без всего этого она, наверное, хорошенькая шатеночка, а так... Даже черты лица не запоминаются. И еще эти выпяченные уточкой губы... Боже-боже. Зачем так себя уродовать, девочка? Ну да ладно. Наше дело – вовремя менять блюда, убирать грязные тарелки и приборы и следить, чтобы бокалы не пустели.       Пятнадцать минут, все рассеялись, и дело взял в свои руки ведущий – энергичный массовик-затейник, я бы так его обозвал. Какой-то известный местный стэнд-апер. По мне так, тот же Фил гораздо выигрышнее смотрелся бы в этой роли, но, похоже, Здрадовский в принципе не горел желанием развлекать малолеток. Наши шептались, что брат с сестрой смачно поскандалили у управляющей в кабинете, и это катастрофа.       Фил часто хмурился, игнорировал любопытные взгляды в свою сторону и перешептывания, часто исчезая из-за барной стойки. Сваливая работу на Андрея. Тот улыбался за троих, подмигивал симпатичным девчонкам и неутомимо что-то смешивал и наливал.       При очередном забеге на кухню меня поймала Настасья и строго спросила:       - Ты его отшил?       - Нет, - мотнул я головой, обескураженный несколько ее беспардонностью.       - Тогда попроси, пожалуйста, это хамло не изображать из себя жертву репрессий, - прошипела Пална. – Нам отвалили немеряно бабла в первую очередь за голливудскую улыбку этого говнюка.       - Анастасия... Павловна... – начал было я.       - Живо! – скомандовала управляющая, превратившись на доли секунды в ведьму. Я даже захотел перекреститься, но вместо этого предпочел найти друга детства.       Фил сидел на завалинке за кафе и дымил, как паровоз.       - Там тебя потеряли... - осторожно бросил я.       - Вот это! – Здрадовский ткнул сигаретой в стены кафе. – Вот это я ненавижу больше всего! Весь этот лицемерный цирк! Вот эту ярмарку тщеславия! Все эти дешевые понты! А это еще дети, по сути! Но они уже не хуже своих мамочек и папочек владеют искусством притворяться! А думаешь, я лучше? Нет! Нет, я такое же лицемерное дерьмо! И всю жизнь рос, окруженный подобным же лицемерным дерьмом! Когда никаких принципов. Никакой морали. Ничего! Только все для себя! Все себе на потеху!       - Фил... – я подошел к нему вплотную и вытащил у него сигарету из пальцев. Затянулся... А дым выдохнул уже в его приоткрытый от удивления рот.       Безумный поцелуй. Спонтанный. Незапланированный.       Фил приподнялся и притянул меня к себе ближе, зарылся пальцами одной руки в мои волосы, второй скользил по щеке, шее. Я подался еще чуть вперед и оказался зажатым между коленей. Его ладони сползли на талию, крепко прижав меня к себе. В острой нужде слиться со мной в единое целое.       Он ловил мои губы, отпускал... И снова с жаром целовал. Жадно, с ненасытностью иссушенного жаждой путника. И я отвечал. Не менее активно. Не пытаясь перехватить инициативу – потом. Отдаваясь ему. С готовностью отдаваясь, позволяя прочувствовать мою покорность, мою искренность. И то, что нет ничего и никого вокруг. Только мы. Вдвоем. А остальные – это так... декорации. И нет смысла тратить на них свой пыл. Никакого смысла... Если эту горячку сумасшедшую можно разделить между собой. Поровну.       - Мой... – тихо простонал Фил. – Мой... Ваня...       - Твой, - выдохнул, касаясь его губ.       - А вот сейчас проси... – он отстранился от меня, глядя с ласковой насмешкой. – Проси, чего хочешь, маленький хитрец. Тебя ведь Пална послала?       - Да плевать на нее, - безалаберно отмахнулся я. – Просто я весь день ждал Фила Великолепного. Серега обещал мне улетное шоу. Ты и Андрюха... И какой-то офигенный номер, что ты придумал со своими танцорами.       - Ах вот как! – Фил еще раз коротко меня поцеловал. – Хочешь шоу? Будет тебе шоу! – он легко вскочил с завалинки, оттряхнул штаны. – Луну, Ванечка, с неба мне, конечно, не под силу достать – посмотрим правде в глаза... Но вот это твое желание я вполне могу выполнить.       - Спасибо, - я растаял. И от счастливо-идиотской улыбки у меня, наверное, скоро челюсть сведет.       - Маленький хитрец, - Фил куснул меня за мочку уха и ущипнул за ягодицу. – Ты манипулируешь мной, ты в курсе.       - Немножко, - подавив смешок, отозвался я.       Фил переоделся. В белую рубашку нараспашку, черные свободные брюки, белые кеды. Эффектно появился в зале, громко прищелкивая пальцами. Лексус, поймав изменения в настроении главного заводилы, сменил пластинку, так сказать. Раздались четкие биты, наложенная на нее ломано-джазовая мелодика и страстно-сексуальный, напористый речитатив на французском. Ведущий сбился с монолога, от которого, по-моему, гости зевать начали.       Фил выхватил у него микрофон и с грацией существа, для которого не существует законов гравитации, запрыгнул на барную стойку. Андрюха в этот момент отошел в сторону и сложил руки на груди, замерев в ожидании. Я заметил, как Лавруха переглянулся с Настасьей – та пожала плечами и кивнула на меня. «Ясно», - считалось на Серегином лице. А я что? У меня покерфейс на этот случай имеется.       Здрадовский тем временем изобразил хитровыдуманные па ногами и задорно крикнул в микрофон:       - Шоу маст гоу он, не так ли?       Надо было видеть мгновенно оживших гостей! По залу пробежала волна возбужденных голосов.       - Кафе «Breathe!» - лучшее, что могло с вами случиться в этот субботний вечер, - продолжил Фил. – Трэш и угар – это про нас. И мы начинаем... Начинаем нашу особую программу, приготовленную для одной невероятно удачливой девочки, родившейся в этот день восемнадцать лет назад. С днем рождения, Николь! Выпьем? – он отвел руку, в которую сиесекундно лег бокал с шампанским.       - Да! – поддержали Фила юные гости.       - У нас можно все... – вкрадчиво протянул Здрадовский. – Зажигаем! – проорал он.       Лексус прибавил звука. Речитатив на французском сменился брейк-битом, поверх которого разливалась, захватывая, зачаровывая, невероятно нежная и беспокойная мелодия в исполнении симфонического оркестра. Пронзительная. Вкупе с драйвовым битом пробирало до мозга костей.       Фил кинул микрофон незадачливому ведущему, прыгнул за стойку, закатал рукава рубашки по локоть и замер напротив Андрюхи, опустив руки. Типа, фейс ту фейс, как ковбои на разборках. Оба почти незаметно кивали в такт музыки, отсчитывая ритм.       И...       Это нечто!       Когда мелодия достигла чувственного накала, вверх, как по команде, полетели бутылки и бокалы. Уследить глазами невозможно было, кто подкидывает, а кто ловит. Этакое фееричное мельтешение разноцветного стекла. При этом они в процессе жонглирования умудрялись спокойно передвигаться вдоль стеллажей, не глядя на то, что попадается под руки.       Барная стойка заполнялась в ряд выстраивающимися бокалами для коктейлей. Бутылки расставлялись не за ними, как в прошлый раз, а на вспомогательной панели, под столешницей. Пауза. И Андрей с Филом, действуя абсолютно синхронно, принялись смешивать напитки. Передавая друг другу бутылки. Перекидываясь шейкерами. Меняясь местами, продолжая работу другого.       Обалденно.       Когда все бокалы оказались заполненными, Андрюха застыл по центру пространства за стойкой и подначивающе захлопал в ладони, приглашая гостей поаплодировать. Фил же изящно перемахнул через стойку, подхватил самый нарядный бокал, в котором на поверхности плавали еще и лепестки белой розы, и направился к имениннице, эффектно упав прямо перед ней на колени. Лексус резко увернул звук на ноль.       - Это твой вечер, детка, - хрипло-соблазнительным голосом выдал Фил. – Наслаждайся.       Николь приняла бокал, пытаясь сыграть в принцессу, но глупая растерянная улыбка превратила ее в маленькую милую девочку, которая зачем-то накрасилась маминой косметикой.       - Давай, - поторопил ее Фил. – Не бойся, солнышко, он слабоалкогольный, все по закону.       Раздались смешки. Филипп подмигнул имениннице – та залилась краской, заалев щеками, и сделала отчаянный глоток.       - С днем рождения! – выкрикнул Здрадовский.       - С днем рождения! - заорали не только гости, но и весь обслуживающий персонал.       - И это еще не все... – загадочно пообещал Фил.       - Так хорошо? – мой ненормальный утащил меня в раздевалку. С подносом в руках.       - Отлично. Фантастика! - не скрывая восхищения, проговорил я, старательно следя за своей ношей.       - У тебя что-то в руках, - заметил Фил, обнимая меня сзади и тыкаясь носом в шею.       - Очень смешно, - пробурчал я.       – Мммм... Как ты пахнешь, - пробормотал Здрадовский.       - Как? – у меня от его щекотных прикосновений мурашки побежали по телу.       - Кухней, морем, собой, - расшифровал мой запах Фил.       - Это теперь все время так будет?       - Как?       - Мы будем палиться каждую свободную минуту, - я смотрел сейчас на Лавруху, застрявшего в дверном проеме и показывающего мне кулак.       - Да, - ничуть не смутился Здрадовский, обернувшись к приятелю. – Что?       - Ни-че-го. Ваще все зашибись, - ответил с сарказмом Серега. – Там еще, кстати, у Настасьи кабинет свободен. Можете даже дверь не запирать. Мы тут все посмотрим.       - Ты зануда, Серый, - Фил продолжал исследовать уже губами мою шею. А мне вот было очень неловко.       - Филипп! – Лавруха укоризненно свел брови к переносице. И это, надо сказать, подействовало.       - Прости, - Здрадовский наконец отпустил меня, и я пулей выскочил из раздевалки, сопровождаемый задумчивым взглядом Сереги. Зацепив последнюю фразу Фила:       - Я обещаю. Серый, честно. Все серьезно. Клянусь.       - Ну-ну, - бросил Лавруха.       Опа... А вот теперь я буду знать, что если кто-то и имеет влияние на Фила, действенное влияние, то это Серега. Ну и... я. Надеюсь.       После шоу барменов атмосфера изменилась: гости активно участвовали в конкурсах, танцевали, пили-ели, оживленно общались. Пару раз выступили танцоры Фила. Без него. Прикольно, но немного не то. Без Фила – не то. Ну... я предвзят.       Здрадовский честно отрабатывал свое за стойкой и в зале. Подсаживался к девчонкам и угощал их коктейлями, большую часть своего внимания уделяя Николь. Я не ревновал. Ни капли. Мне приятно было за ним наблюдать – за таким обаятельным, зажигательным, компанейским. И ловить изредка его взгляды. Говорящие. Объясняющие, что он готов разыгрывать спектакль. Если мне этого хочется...       Мне этого не хотелось. Но почему-то было жалко девочку Николь. Я время от времени наблюдал за ней и чувствовал ее дикую неуверенность в себе. Как будто она прекрасно понимает, что нет здесь ее подруг и друзей. И, возможно, она бы с удовольствием отпраздновала свой день рождения как-то иначе. Но у нее уже есть рамки, в которые ее загнал статус родителей. А еще она явно придавлена множеством комплексов. Можете мне не верить, но я увидел именно это. Дай Бог, у нее найдутся силы когда-нибудь стать собой. Хотя... вряд ли.       Фил исчез из поля моего зрения. То есть... буквально пару минут назад я видел его за стойкой... и тут нет его. Нигде. На завалинке за кафе тоже.       Растревоженный, я вернулся в зал. И как раз вовремя.       Официанты зажгли гирлянды, потухли основные лампы. Сумрачно-белый мягкий свет рассеялся по залу.       Очередная недоуменная пауза, внезапно повисшая тишина.       Гитара. Простые аккорды. Тихий голос. Мужской. Что-то в стиле R'n'B. Душевные слова, от которых балдеют девочки всех возрастов.       И тут в панорамном окне основного зала появляется Фил. Прикид тот же, только рубашка застегнута до груди и заправлена в брюки, поверх надета черная приталенная жилетка, а на голове шляпа... такая, знаете, гангстерская. Типа, Чикаго 20-х годов.       Ох. Хорош!       Фил, пританцовывая, приблизился к Николь, склонился перед ней и подал руку, приглашая на танец. Этакий классический медляк. Девушка с готовностью ответила, смело вложив ладошку.       Здрадовский вывел ее в центр зала, мгновение - и закружил именинницу в танце. Нежно-чувственном, деликатном. Уверенно заставляя ее двигаться без боязни допустить ошибку.       Раз, два, три... И вот уже танцоры Фила приглашают одиноких девушек, а Настасья с улыбкой подталкивает тех, кто пришел парой, не тормозить и присоединиться к танцу.       Щелк. И уже наши официанты вытаскивают на танцпол оставшихся без внимания гостей. Столики опустели.       Красиво.       Серега подхватил Настасью за талию и утянул за собой. Женщина как-то недоверчиво на него посмотрела, но положила руку на плечо. Они ужасно нелепо смотрелись вдвоем, но при этом... Пална вдруг прильнула к Лаврухе всем телом, прижавшись к его щеке своей. А он по-свойски ее обнял. Словно ему такое не внове. И тут своя история.       Я переступил с ноги на ногу. И вдруг заметил скучающую за стойкой администратора Дашку. Насупленную и подкусывающую губу от обиды. Танцевали сейчас все, просто все. Кроме меня и Дарьи.       - Пойдем? – я решил показать себя джентльменом. Да и вообще, не в моем характере мстить за всякие глупости.       - Ну... пойдем, - якобы, нехотя согласилась девушка.       Я плохой танцор, но нас спасла Даша, подсказывая мне в общем-то несложные движения.       - Спасибо, - неожиданно буркнула она.       - Всегда пожалуйста, - улыбнулся ей в ответ.       Я косился на Фила, вложившего сейчас в танец всего себя. Он дарил милой девчонке уверенность в себе, шанс хотя бы на один вечер действительно стать принцессой. Желанной и вдохновляющей на подвиги. Той, на которую может обратить внимание такой парень, как Фил. Сказку.       Он дарил ей сказку. И пусть Николь сохранит ее в своем сердце и запомнит, что красота не во внешнем блеске – красота в ее смущенной улыбке, нежном румянце на щеках и влажно поблескивающих глазах.       - С днем рождения, Николь...       - Дождешься меня? – Фил перегнулся ко мне через барную стойку, схватив за рукав.       - Конечно, - с готовностью отозвался я.       - Хорошо. Я... хотел бы... проводить тебя. До дома, - Здрадовский закашлялся на последних словах.       - Тяжко? – хмыкнул я.       - Да пиздец, идиотом себя чувствую, - вырвалось у Фила. – С романтикой у меня нелады.       - Переживу, - успокоил я моего чокнутого. Мо-е-го. Здорово звучит.       - Знаешь, а я кое-что вспомнил... – задумчиво проговорил Филипп.       Мы медленно шли вдоль кромки моря. По пустынному пляжу. Светало. Фил выглядел замученным. Вторые сутки без сна не прошли для него даром – под глазами обозначились фиолетовые тени. Но на мое заботливое: «Может, ты спать? Потом поухаживаешь?» Здрадовский рыкнул что-то невнятное себе под нос и чуть не взорвался гранатой, у которой сорвали по случайности чеку. Пришлось экстренно его эвакуировать, пока он снова не поругался с Настасьей. Лавруха между делом мне пояснил, что на их стычки не стоит реагировать – это частое явление. И на психи Фила тоже не стоит реагировать – у него эмоции головой не контролируются. Сначала скажет – потом жалеет. Но это я уже и без советчиков сообразил.       И я, кажется, нашел волшебное успокоительное: достаточно приложить ладонь к груди Фила и сказать: «Тише», как он остывает, не успев вскипеть.       - Что? – я улыбался, поглядывая на него. Век бы так идти.       - Из детства. Какие-то обрывки. Детскую площадку... Серый панельный дом... Тебя.       - Да?       - Неотчетливо. Смазанно очень. Ты мне расскажешь? – Фил встретился со мной взглядом.       - Могу маму попросить фотки прислать, - предложил я. – И, конечно, расскажу. Что сам помню, - усмехнулся я.       - Про город расскажешь?       - Обязательно.       - ЧуднО... В память врезалось все плохое... Помню, как родители ругались. Помню этот затяжной, невыносимый кошмар, когда ты не понимаешь, что происходит, но знаешь, что что-то очень плохое. И что как прежде уже не будет. И ты плачешь, плачешь, плачешь... А потом злишься. И слез уже нет. Совсем нет. Одиночество помню. Потому что... знаешь... они... родители, бабушки скандалят, а до тебя им дела нет. И никто не слышит и не хочет понять, как тебе страшно. Как тебе плохо. Ты всего лишь разменная монета. Как канат для перетягивания. А потом – бац! И все заканчивается. Только лучше не становится, - Фил замолчал. - У меня просто отобрали все, что мне было дорого. Не считаясь со мной. Потому что маленький... Что я могу понимать во взрослых делах, да? – он пнул ногой песок.       - Не надо. Потом, - я дотронулся до руки Филиппа. – Мы обязательно поговорим.       - Завтра, - Здрадовский бросил это требовательно, но тут же осекся и виновато добавил:       - Если ты хочешь.       - Хочу, - расплылся я в улыбке. – Очень хочу.       - Не против провести со мной весь день? – с такой надеждой на лице, что мое сердце совершило непонятный кульбит и больно стукнулось о грудную клетку.       - Я бы даже сказал, очень «за», - рассмеялся я.       - Ваня... – Фил пробежался пальцами по моему запястью. Незаметно, едва касаясь.       - Что?       - Мне кажется, я сейчас... концентрированный сгусток счастья, - хмыкнул Здрадовский. – Как... как у тебя это получается?       - Я ничего не делаю, - пожал плечами, улыбаясь и щурясь от первых лучей солнца, кольнувших в правый глаз.       - Делаешь, - Фил усмехнулся. – Ты даже не представляешь, что делаешь. Со мной. Прости меня, - он посерьезнел. – Прости за все выходки. Мне действительно сложно принять один простой факт...       - Какой?       - Что иногда везет. Везет без всяких причин и следствий, - Фил всей ладонью потер щеку. – Что можно в толпе поймать лицо человека... и не ошибиться. Я всю ночь маялся, столько всего передумал... Один на один сам с собой... Дурная компания. Очень. Потом выглянул в окно... А там рассвет. Знаешь, небо такое... розоватое, чистое. Как сейчас. И вдруг меня отпустило. Я просто сказал себе: «К черту! Все к черту! Пусть будет как будет». Пусть недолго, пусть хоть сколько-нибудь, но будет.       - Это хорошо, - я кивнул. – Мы сходимся мыслями.       - Если ты позволишь... – Филипп сжал мою ладонь решительно, - я подарю тебе лучшее лето в твоей жизни.       - Таки лучшее? – хмыкнул я.       - Ты во мне сомневаешься? – насмешливая бровь вопросительно взлетела вверх.       - Нет, - я рассмеялся. – Нисколько. И все-таки ты позер и чуточку самовлюбленный мудак.       - Ну... – Фил прикусил нижнюю губу. – Да-а, - сдался он. – Есть такое дело.       - Не меняйся, - проговорил я.       - Ваня...       Целоваться в лучах восходящего солнца... Под легкими порывами освежающего бриза. Под мелодию морского простора – вечную, разную, но в этот миг умиротворенную. Стать частью вселенной и в полной мере ощутить рождение целой вселенной в своем сердце.       Говорить губами, пальцами... Невесомыми прикосновениями и терпкими объятиями. Почти потерять рассудок. Раствориться, распылиться на атомы... Взлететь!       Абсолютный момент счастья.       Нескончаемым светом лето сжимает грудь.       Даже битое солнце ярко горит огнём.       За плечами остался тяжкий тернистый путь,       Впереди ещё столько трудностей. Подождём.       Замирает стоп-кадр жизни моей, и здесь       Не Утопия - просто дышится так легко.       Эндорфина с серотонином гуляет смесь.       И земля не земля, а небо. И я никто.       И в окне не стекло, а пёстрый кривой витраж.       В этот миг наизнанку вывернут целый мир.       И несет меня словно лист на семи ветрах...       Ощущение эйфории в моей крови.