Фил The Summer

Зачем делать дела на бегу? Может взять паузу, взять время на перекур? И просто ждать, ведь однажды мне может повезти, Если твёрдо верить в судьбоносные случайности. Ведь бывают же и счастливые повороты. Вдруг я их пропускаю, в этом потоке работы? А как же свобода? Может, я не замечаю вообще Перед собой простых и важных вещей? Но это вряд ли, я чувствую, знаю и помню, Что должен воплощать себя, на всю, на полную. Идти вверх неуклонно. А случаи или шансы... Если ко мне есть дело - знают, где нам повстречаться. Каста, «Решено»

      - Ванька, выходи! – и залихватский свист.       Фил.       Я метнулся к балкону и свесился вниз, перегнувшись через перила. Здрадовский стоял под моими окнами, задрав голову, и светил ослепительнее воскресного солнышка тридцатью двумя зубами. Темно-синяя бейсболка козырьком назад, открывающая высокий гладкий лоб и шальные глаза, черная майка, широкие спортивные штаны и потрепанные кеды. Руки в карманах и перекатывается с пяток на носки. Типа, местный с района.       - Меня мамка не пускает! – протянул я с наигранной досадой в голосе, пряча улыбку.       Вчера... Точнее, сегодня утром, после головокружительных поцелуев и получасового обтирания стенки в подъезде, мы условились, что Филипп зайдет за мной («зайдет» - звучит как в детстве, но он так и сказал: «Я зайду за тобой») в районе двенадцати – надо было хоть немного, но поспать. Я, набравшись храбрости, предполагая, чем может закончиться подобное приглашение – страшась этого и одновременно дико желая, позвал Фила к себе. Но он, перемежая слова короткими прикосновениями губ к полюбившейся ему родинке на моей щеке, пробормотал: «Ваня... Пожалуйста... Дай мне шанс хоть что-то сделать по правилам, по-человечески». Не знаю, что он там боялся испортить – мы оба не пубертатного возраста подростки... Я нехотя отпустил его. Почти обидевшись. Но уже засыпая, расплылся в улыбке - понял: Филу хотелось со мной, именно со мной испытать нечто, что, вероятно, осталось для него за кадром.       Пережить обычно-необычную... СВОЮ... историю. Полную романтики, дерзких ухаживаний, тихих признаний и громких поступков.       Я не против. Даже если это просто игра для него.       Мне хватило четырех часов сна, чтобы подорваться с кровати бодрым жаворонком и успеть до часа Х привести в порядок себя и квартиру за компанию, отзвониться Костику и Ляльке, поболтать с мамой и сестрой, черкануть пару строк Мишке и перенервничать до икоты.       Необъяснимое иррациональное чувство волнения в ожидании свидания, наверное, испытывал каждый, особенно с таким нервным устройством, как у меня, кто хоть раз влюблялся. Влюблялся до адреналина, гуляющего в крови дурным наркотиком, до колотящегося пробоинами в груди сердца, до ощущения, что ты насквозь, каждым нейроном головного мозга пропитан чужим именем, которое сейчас дороже всего золота на свете. Когда не думается ни о чем – в висках стучит только нетерпеливое: «Скорее бы». И все предыдущие влюбленности позабыты и кажутся уже не такими сильными, не такими правдивыми, не такими необходимыми.       - Ну бли-ин, - подыграл мне друг детства. – Ну чо ты? Отмазаться не можешь?       Я смотрел на него. Фил смотрел на меня, прищурив левый глаз. И мы оба глупо улыбались.       - Поднимешься? – спросил я, заметив заинтересованного зрителя в лице соседки с этажа ниже. Она курила в окно, оценивающе разглядывая Здрадовского.       - Выходи, - с нажимом, многозначительно произнес Фил.       Ладно-ладно, как скажете. Прикидываю, чем закончится день, если Здрадовский поднимется... Четырьмя стенами и закончится. И одной кроватью.       Хочу его. И с ума потихоньку схожу от желания. Нетерпеливой пульсацией напоминающего о себе где-то внизу живота. Физиология, мать ее. И взаимное притяжение. Когда от случайного прикосновения разрядом тока бьет. И мурашки. И бабочки. И фейерверки.       Волшебные ощущения. Ради них я готов подождать. К тому же... Вряд ли пару несчастных походов в кино с девушками, рассчитывавшими, наверное, провести со мной шикарный вечер (или хотя бы сносный), можно назвать удавшимися свиданиями.       Правда в том, что я ни разу в жизни не был на настоящем свидании.       А еще правда в том, что настоящее – не значит идеальное. По канону. Главное – чтобы рядом был тот, без кого краски дня тускнеют.       - Я украду тебя на два дня, - заявил Филипп, вышагивая рядом со мной. Небрежно, вразвалочку, но все равно завораживающе отточенно каждым движением.       - Укради, - согласился я. Рука еще горела от пожатия – ничего больше, только крепкое пожатие и легкое поглаживание большим пальцем запястья. И многообещающий взгляд. Глаза в глаза. Но как же это было чувственно и говоряще! – Куда мы сейчас?       - Хочу отвезти тебя в одно место, - бросил Здрадовский, удерживая меня за локоть – мимо пролетела парочка велосипедистов, обдав ветерком. Он всю дорогу деликатно направлял меня, при этом словно прикрывая собой. То до плеча дотронется, приостанавливая, то за руку подхватит, заставляя ускорить шаг. Так-то я бы уже раз пять в кого-нибудь врезался и получил тычков с десяток в бок. Мы прошли через центр – толпы туристов, через площадь возле «Янтарь-холла» - здесь кишело молодежью. А я словно шел по пустому городу... Оберегаемый.       Филипп на ходу отобрал у какого-то пацана скейт, ловко проехал на нем пару метров, соскочил. Подмигнул мне.       - Та уже понял, что ты крут, - усмехнулся я, отрицательно качая головой на его предложение прокатиться. Нет, спасибо. Обойдемся без царапин на коленках.       - Хэй, - Фил вернул скейт парнишке, тут же поздоровался с ним за руку – очередной знакомый, ясно. Обернулся ко мне. – Не мешай мне выпендриваться.       - Ладно, - улыбнулся. – Но учти – я ответить тем же не могу, - и пожал плечами, мол, извини, прост, как валенок.       - А тебе и не нужно, - проговорил Здрадовский, отворачиваясь. – Тебе достаточно просто быть. Желательно рядом со мной, - он вернулся ко мне взглядом.       - Я и так с тобой, - пробормотал, смутившись.       - Хорошо, - Фил как будто с облегчением выдохнул. Странно, неужели он всерьез думает, что я могу его бортануть?       Мы свернули в район особняков, занырнули в узкие улочки, волнами уходящие вверх и вниз, разбегающиеся путанными дорожками. Пара поворотов, и мы остановились перед не то чтобы огромным, но солидным таким домиком, построенном в минималистском скандинавском стиле: много белого, много дерева, много окон от пола до потолка, большая крытая веранда. Просто, четко, но стильно и продуманно деталями. Я залюбовался.       - Это загородный дом моих дяди и тети, - пояснил Фил. – С открытием «Breаthe!» в основном мы здесь с Настькой живем. Подожди пару минут - я машину выгоню из гаража.       - Так мы не?.. – я озирался по сторонам, заприметив отдельно стоящую сауну, беседку, гамак. Огромная территория за высоким забором. С размахом, ничего не скажешь.       - Хочешь провести время в компании Палны? – уточнил насмешливо Филипп.       - Боже упаси, - я передернул плечами.       - Я мог бы сразу заехать за тобой на машине, но мне хотелось прогуляться. По городу. С тобой, - Фил прихватил рукой меня за талию и притянул к себе. – Хочу поцеловать тебя... – пробормотал он, ткнувшись своим лбом в мой. – Можно?       - Зачем ты спрашиваешь? – прошептал я, ловя его дыхание. Чуть сбившееся, неровное.       - Не знаю, - ответил Филипп. И дотронулся до моих губ.       - Очень зрелищно! – отрезвил нас голос Настасьи. Она стояла на крыльце веранды с кружкой кофе, в чем-то воздушно-домашнем, разъезжающемся на груди, и с издевательски-насмешливым прищуром смотрела в упор. Все-таки они с Филом очень похожи.       - Добрый день, - поздоровался я, поспешно отстраняясь от Филиппа. – Как ваше ничего? – решил поддержать светский разговор. Друг детства же сердито зыркнул в сторону сестры и исчез в гараже.       - Ничего, - хмыкнула мадемуазель Ковалева, изучающе разглядывая меня. Я ожидал какой-нибудь злой подколки или неприятного намека, мол, что, урвал себе золотого мальчика, гадкий утенок? Ожидал, потому что уж больно взгляд у Палны был не... мягкий, скажем так. Но вместо этого она расслабленно зевнула, поправила волосы и вдруг спросила:       - Ты «Декстера» смотрел? Сериал?       - Да, - растерянно кивнул я.       - Нормальный? – поинтересовалась Настасья.       - Смотря что вы имеете в виду под «нормальный»... – уточнил я. – Там, к слову, главный герой – социопат с маньячными наклонностями, - добавил.       - Отлично, - Пална отхлебнула кофе. – Люблю таких, - снова зевнула. – Скажи Фильке, чтобы ворота не забыл закрыть, - и не прощаясь вернулась в дом. Я проводил ее задумчивым взглядом. Не могу поймать ее отношение ко мне... Да и надо ли?       Здрадовский с ревом выкатился из гаража на чем-то монстроподобном с огромными колесами. Черный, бликующий на солнце глянцевыми боками внедорожник остановился возле меня, еще раз утробно рыкнул и тихо заурчал.       - Что это? – спросил я, ткнув пальцем в незнакомого зверя. Честно, вообще не разбираюсь в машинах.       - Настюхин малыш, - хохотнул Фил, спрыгивая с подножки. – Одолжил ненадолго. Там, куда мы поедем, на моей не проскочить.       - Мне уже начинать беспокоиться? – уточнил я с улыбкой.       - Не, - он заложил челку за ухо. – У нас, конечно, сложно найти пляжи, где не встретишь всю родню до пятого колена, но они есть. Правда, добраться туда что пешком, что на легковой тачке, особенно на моей, сложновато. Этот довезет.       - Ясно. Все-таки мы едем к морю, - заметил я.       - В кино как-нибудь в другой раз сходим, - кивнул Фил с усмешкой.       - Красивый у вас дом, - проговорил я, помогая другу грузить в багажник машины этакий расширенный набор вещичек для пикника: зонтик, складные походные стулья и столик, пледы, корзина с посудой (не одноразовой, уточню), пакеты с едой, мангал, надувной матрас, связку дров, еще чего-то и чего-то еще... Обстоятельно.       - Красивый дом у Ковалевых, - исправил Филипп, быстро взглянув на меня. – У них же еще не менее красивый дом в Калининграде, там же несколько квартир, недвижимость за рубежом. Но не мое это, понимаешь? Мне ничего не принадлежит. Вот в чем ирония, Ванечка. Понтов-то у меня до хуя, но по факту... Бармен я.       - Но ты же племянник? – не понял я.       - Племянник. Да только малость непутевый, - проговорил Фил, утрамбовывая «походную мечту ленивца» в багажник. – Доставил я в свое время проблем дяде Паше. Хотя... Настасье, наверное, больше, - он помолчал. – Нет, ты только не подумай, что меня тут куском хлеба попрекают или еще чего в этом роде. У меня всего всегда было с излишком. Квартира есть своя в Кениге. Хоромы, а не квартира. Дядя Паша – щедрый в этом плане человек. Для своих – самое лучшее. Тачку на двадцать один год подарил такую, что... – он захлопнул крышку багажника. - Их всего в городе три штуки ездит. Сыном называет. Еще и ждет терпеливо, когда дурь из меня выйдет и за ум возьмусь. В семейный бизнес начну вникать.       - А ты чего? – мы замерли друг напротив друга. Повисла пауза.       Фил первым шевельнулся, прислонился спиной к багажнику и сложил руки на груди. Я отзеркалил его позу. Стояли и смотрели на невероятно синее, чистое небо.       - Не знаю, чего, - наконец ответил Здрадовский - я уже не ждал. Решил, что не ту тему затронул. Не слишком подходящую для романтического выезда на природу. – Хотя... может, все очень просто. Инфантил я и бездельник. Зачем мне ответственность и обязательства, если можно за чужой счет дурака валять? И никто с тебя ничего не спрашивает, ничего от тебя не требует...       - Врешь же сейчас, - без вопроса в интонации произнес я.       Фил усмехнулся и посмотрел на меня.       - Ванечка... Не веришь мне, оправдания ищешь? И надолго тебя хватит? – опять злая насмешка в голосе. Черт! Что ж такое? Неужели нельзя по-нормальному поговорить?       - А тебя надолго хватит выеживаться по поводу и без? – в тон ему поинтересовался я, не отпуская взглядом. – Или со мной ТЫ, или давай я домой лучше пойду. Отрабатывай свои прихваты на ком-нибудь другом, - произнес с неприкрытой обидой в голосе.       - Да кто ж тебя отпустит? – Филипп улыбался, повторяя не так давно звучавшую фразу. Уже иначе – уже с той улыбкой, за которую я ему все прощу.       - Сам себя отпущу, - пробурчал я себе под нос, отлепляясь от багажника. С трудом, вообще не грациозно забрался в салон.       Фил плюхнулся рядом на водительское сиденье, притянул меня к себе за шею, перегнувшись через коробку передач, и повозил носом по моим губам. Потом деликатно поцеловал.       - Наизнанку вывернусь, сердце из грудины вырву, душу выну и все тебе отдам, - тихо проговорил Филипп. – Если найдешь что ценное – твое, забирай.       - В тебе актер погорелого театра комедии и трагедии умер, - пробормотал я сквозь поцелуй.       - Я, кстати, ходил в театральный кружок в университете, - со смешком произнес Фил, отстраняясь от меня и включая зажигание.       - Чувствуется, - я сел так, чтобы видеть его лицо.       - Ох, Ванька, - Здрадовский переключил передачу, глянул на меня. – Непрошибаемый ты. Все что-то распрекрасное во мне ищешь. А правильный-то вариант один – послать меня пешим ходом куда подальше. Ибо не найдешь ничего.       - Опять фальшивишь, - заметил я.       - Блять! Точно непрошибаемый, - хохотнул Фил.       - Смирись, - с невозмутимым видом отбил я.       - Хочу свое дело открыть, - внезапно серьезно произнес Здрадовский. – Есть у меня идея. Такого в нашем городе нет. Даже провальных попыток не было. Но я еще не все продумал – нужно формат адаптировать. Плюс своего добавить хочется, - Фил плавно выехал на дорогу. Щелкнул брелоком, закрывая ворота. - Но мне базы не хватает. Опыта. Я много времени проебал непонятно на что. Сейчас вот нагоняю. Не поверишь, но когда есть минутка свободная – по уши в умных книжках и консультациях со знающими людьми. Дядя Паша готов мне даже стартовый капитал ссудить, но именно ссудить, с возвратом. И если дело пойдет, то мы договорились мое заведение включить в группу компаний Ковалевых и выставить на франшизу.       - А что за идея? – я не узнавал Фила – в этот момент он снова был другим. Снова новым. Деловым и собранным.       - Заведение, где люди сами себе готовят еду, - улыбнулся Филипп.       - Что? – я рассмеялся. – И такое бывает?       - Ага, - с энтузиазмом кивнул Здрадовский. – Это реально прикольная тема. Не просто общепит, а своего рода клуб по интересам. Вообще, в оригинале в таких кафешках даже нет обслуживающего персонала – только меню с рецептами, все для готовки и набитый продуктами холодильник. Правда, у нас эта тема не прокатит. В таком виде. А вот если готовить одному или компанией, но под руководством шеф-повара и не простейшие блюда, а что-то, что никогда не будешь готовить дома... И своим приготовленным можно, к примеру, угостить незнакомого человека. Оставить, конечно, возможность заказа блюд. Добавить ежевечерний движняк: шоу-программы, всякие антикафешные прихваты, типа игры в мафию, но ориентироваться на зрелую денежную аудиторию. Молодняку везде по кайфу и по фигу, где бухать. А вот для тех, кому за... У нас стандартный набор заведений: пришел, съел, выпил, под русскую попсу поплясал, караоке попел – все. Такой быдло-вариант без вариаций. Причем, это не спрос диктует предложение, это просто нежелание рисковать и искать что-то новое. Всегда проще по обкатанному сценарию работать. И это, в общем, понятно. Но у меня тут как бы небольшой карт-бланш – Павел Михайлович Ковалев. Дядя сказал: «Пробуй».       - Я не знаю, что сказать... – проговорил я, моментально утонув в комплексах. На фоне Фила я вдруг ощутил себя бесполезной мокрицей, копошащейся в своих мелких, незначительных вопросиках: куда себя деть-то? Но это, наверное, правда жизни: есть те, кто мыслит масштабно, а есть... ну, такие, как я. Работники МФЦ. Пожизненно. По типу мышления.       - Это пока планы, - пожал плечами Фил. – И появились они недавно. Я, Ваня, очень долгое время думал, что мне все должны. И список долгов был длинным. Пока не понял, как-то резко, словно отщелкнуло: это путь в никуда. Никто мне ничего не должен. Мне и так дали больше, чем положено. И вариантов у меня немного: или дальше продолжать проебывать свою жизнь в обидках, или что-то делать. Поэтому и говорю: я пока никто. И ничего не имею. Это я должен. По гроб обязан. Дяде Паше и тете Оле, Настасье. Настьке так и вообще за то, что жив остался, должен.       - Расскажешь?       - Про что, Ваня? Про то, как трахал все, что движется, на наркоте сидел, две тачки в хлам разбил – сам чудом жив остался, из дома уходил и по притонам шлялся, доводя тетю Олю до истерики? А мне все с рук сходило, потому что сиротинушка я, мамкой брошенная. Травма у меня психологическая – меня понять можно... А это хуйня полная! Эгоизм в чистом виде – вот и объяснение. Ты уверен, что хочешь это знать?       - Расскажи, - снова настойчиво попросил. Я хотел понять его, а ему... думаю, ему все-таки нужно выговориться.       - Нужна исповедь инфант террибля? – Фил хмыкнул. – Да нет там, солнце мое, ничего выдающегося. Этакая стандартная стори человека, который не ценит того, что есть. И плюсом куча надуманных комплексов и проблем. Мудак, одним словом.       - Знаешь, может быть, - помолчав, задумчиво проговорил я. – Но у тебя есть родные, которым ты дорог. У тебя есть хороший друг. Люди... я это увидел, люди к тебе тянутся. Несмотря ни на что. Значит, где-то ты лукавишь. Можешь хоть триста раз обозвать себя мудаком – все равно притворяешься. Истинные мудаки никогда не признают того, что они уроды моральные. Они живут в счастливом заблуждении, что неотразимы всей сутью своей. Только человек думающий, ищущий, много чего чувствующий признает свои ошибки, - закончил в запале, свято веря в то, что говорю.       - Умница ты, Ваня, и человек хороший. Во всех доброе и светлое ищешь, - ответил мне друг детства. Мы уже неслись по трассе, за окном мельтешили пейзажные зарисовки, фоном играл джаз. И разговор был по настроению откровенным. Вот сейчас без игр и позерства. Фил сосредоточенно смотрел на дорогу, на его лбу обозначилась глубокая складка – он был самим собой. – И хочется тебе верить. Знаешь, вот взять и выкинуть на помойку прошлое, и половину себя – туда же. Только не получится. Я себя на «отлично» знаю. Со мной сложно. Очень сложно. Не уверен, что я тебе нужен. Ты мне – да, а вот я тебе... вряд ли.       - Откуда ты знаешь? – разозлился я. – Откуда? Ты со мной знаком несколько дней. И уже все выводы сделал? Все решил? Зачем тогда это все? Зачем эта поездка? Зачем голову морочишь? Ну, проигнорировал бы меня, и дело с концом... Раз такой благородный, - я затих, отвернувшись к окну. Во мне аж кипело все.       - Нет благородства, Ванечка, - Фил одной рукой сжал мое колено. – Хочу я тебя. Всего хочу. И похуй на остальное. Говорю же, эгоист я.       - Почему я?       - Потому что светлое на темном отлично смотрится, контрастно, - бросил Филипп и повел ладонью от колена по бедру.       - Просто секс? – уточнил я, проглатывая горький комок вырванного признания.       Фил молчал.       - Ну же, говори, - потребовал я. – Просто ответь. Обещаю, на ходу из машины не выпрыгивать. И не сбегать. Просто хочу знать. Я-то уже свой выбор сделал.       - И какой?       - Даже если это просто секс для тебя, очередная забава... Я... – пауза. Мне просто нужно было глотнуть воздуха. – Я с тобой.       - Спасибо, - почти неслышно проговорил Фил. – Это не просто секс. И не забава. Для меня.       - А что? – я молил сейчас. Молил о том, чтобы он сказал то, что я хочу услышать. Даже если соврет – словами легко жонглировать. Но мне нужен был этот обман. Вы, наверное, осудите меня, назовете бесхарактерным и лишенным гордости... Знаете, что я вам отвечу на это? Вы просто не любили. Забыв про свое «я». Не может быть гордости в любви. Не может быть принципов. Вот в этом первом сильном чувстве, которое накрывает резко, мощно, беспощадно и сжирает до основания. Потом... позже... Может быть. Но и это уже совсем другая любовь.       - Забери меня, - на излете дыхания. – Просто присвой. Себе я не сильно нужен, Ваня. Себя я не люблю. Такая вот правда.       - Забираю, - ответил я. – Можно даже без цветов и красивой упаковочной бумаги, - добавил с улыбкой. Чтобы немного... разрядить, снять накал.       Фил вдруг резко вывернул руль и съехал к обочине. Выскочил из машины. Согнулся пополам, уперевшись руками в колени. Постоял. Выпрямился. Достал сигареты. Курил и смотрел куда-то за горизонт.       А я на него. Повторяя про себя стихотворение Summer. Того, строками которого он пытался рассказать мне о себе.       Тишина - никого вокруг.       Тишина - я стою один.       Одиночество - старый друг,       Неприкаян и нелюдим.       Поцелуи, касанья, смех -       Всё миражная пелена.       Я какой-то другой для всех:       Без проблем, без забот, без сна.       Без возможности быть собой,       Затирая исходный код,       Так и буду любим толпой.       А душа? Да она не в счёт.       Если сбросить до заводских       Все настройки, сойти на нет,       Что останется? Просто стих.       Просто, может быть, обо мне.       Загибаюсь в обхвате рук.       Взгляды, громкие голоса.       Я один. Никого вокруг.       Тишина. Что ещё сказать?       Этот надрыв чувствовался в Филе. Надрыв одинокого не внешне, а внутри себя человека, запутавшегося в причинах и следствиях. У которого есть все и в то же время – ничего. Чужое признание, чужие строки... И, может быть, не должны, совсем не должны сочетаться эмоциями с моим постепенно формирующимся представлением о Филиппе.       Но сочетались. Слишком точно сочетались.       - Я любил, Ваня. Всего два раза любил, - Фил продолжил разговор внезапно. Будто отвечая на мой незаданный вопрос. Мы вновь неслись по трассе. - И в обоих случаях сам все испортил. Первую мою любовь Лидой звали. На втором курсе ее приметил. Не красотка, но такая... Помню, по холлу универа шла, а у меня аж замерло все. На тебя чем-то похожа – не внешностью, хотя тоже белобрыска. Характером, аурой, энергетикой... Нежная, теплая, какая-то родная. Я ревновал ее и сам же гулял по-черному. Не считал это чем-то зазорным – подумаешь, перепихнуться, когда приспичило. Она ж правильной девочкой была, домашней. А у меня кураж. Драйв. И звезда во лбу. Сатанинская... – он скривил губы и тряхнул головой. - «Но я тебя люблю, детка, только тебя», - с горьким сарказмом. - Лида год терпела... Уж не знаю, как любить в ответ надо было, чтобы столько протянуть. А потом послала. Не выдержала. Правильно сделала. Ровно так послала, без скандалов. Без слез. Я психанул, наговорил ей... Даже сейчас больно вспоминать. А она молодец: просто вычеркнула меня из своей жизни. Так вычеркнула, что без вариантов обратно прописаться. Веришь – нет, выл. Выл без нее. Вот как потерял – так и накрыло. И, до дебила, только тогда дошло – трус я просто. Себе признаться побоялся, что есть кто-то... рядом с кем больше никто и не нужен-то. Настя сказала, что мы по возрасту не сошлись. Встретились не в то время и не в том месте. А значит, не судьба. Мол, главное запомни это чувство... Запомни, каково это – когда теряешь. Без надежды все исправить... Запомнил. Но такой уже, как Лида, больше не встречал. Одно бабье вокруг – наглое, жадное, тупое. Да и не только бабье... Как в наказание.       - А второй раз? – мне не понравилась его история, но она была честной. Мог ли я надеяться на то, что Фил действительно изменился? Мог. Так ли это в действительности? Да кто ж знает заранее...       - А второй раз... Второй раз не случился, - медленно проговорил Филипп.       - Почему?       - Потому что тебя встретил, - ответил он, сбив меня с толку.       - А я тут при чем? – удивился.       - Ваня, давай я тебе эту историю потом как-нибудь расскажу, - вдруг попросил Здрадовский. – Честно... Не могу пока. Не потому, что хочу что-то скрыть. Уж хуже, чем есть, – картину маслом не нарисую. Просто... Я напортачил опять. А, вроде, и нет. Вроде, правильно поступил. Наверное. Каша в голове. Разброд в мыслях, как начну думать о... И тут ты... Реальный, непридуманный... – я физически ощутил, как Фил занервничал.       - Тот человек... он много значил для тебя? – осторожно спросил.       - Мне казалось, что да. Мне казалось, что только он что-то и значил для меня. После Лиды. Ваня, я такое дерьмо! - Филипп хлопнул ладонями по рулю. – Блять, серьезно, не связывайся со мной. Я сам себя не знаю. Сначала сделаю – потом подумаю. Тебя увидел - захотел, взял. А там... отделался... просьбой простить. Что я тебе могу обещать? Что я тебе могу дать???       - Фил! – я повысил голос. – Мы, вроде, уже все решили.       - Что мы решили? – он глянул на меня. – Что, Ваня?       - Ты обещал мне лучшее лето. Давай начнем хотя бы с этого, - спокойно произнес я. Спокойно и требовательно.       Потому что мне кое-что еще вдруг стало понятно про Фила... Его постоянно будет дергать и колбасить. Постоянно лихорадить. Под этой оболочкой – не человек, а сгусток, концентрация эмоций. Разных. Часто противоречивых. Ему самому не подконтрольных. Он и есть энергия в чистом виде - дурная, никем не управляемая. Оттого и мучается. Такие сгорают очень быстро, несмотря на то, что сильнее всего хотят жить.       И нет, это не моя мудрость. Это мне слова мамы вспомнились. Про папиного приятеля. Типаж Фила. Кстати, он жив, здоров, себя не спалил дотла, двух сыновей воспитывает. Жена у него – непрошибаемая.       Как я.       - Обещал – выполню, - Здрадовский все еще хмурился.       - Филипп...       - Что?       - Ничего. Мне просто нравится твое имя.       Улыбнулся. Уголками губ.       Оставшийся путь мы проехали в молчании. Требовался перерыв. Обдумать, взвесить. Принять.       Свернули с трассы на раздолбанную грунтовую дорогу. Пока ехали, подлетая к потолку на каждом ухабе, Фил косился на меня, улыбался и тихонечко, но задорно напевал песенку из старого кинофильма, переиначивая слова на свой лад:       - Там, где пехота не пройдет и бронепоезд не промчится, Филипп на тачке проползет, и ничего с ним не случится...       Я сидел, вцепившись двумя руками в сиденье.       - Какой-то танкодром! – вырвалось у меня, когда машина в очередной раз ухнула в яму и резво выскочила наверх.       - Это и есть танкодром, детка! - радостно возвестил Фил. – Там, дальше, военная часть. Но заброшенная, и учения здесь давно не проходят.       - Утешил, - я обернулся к другу детства – он продолжал мурлыкать под нос задиристые слова. Шалый. Легкий. Позитивный. Мой любимый вариант Фила. – Ты мне нравишься таким.       - Каким? – Филипп вывернул руль, ныряя в сосновый бор, сквозь который проглядывали полоски моря и неба.       - Когда не загоняешься.       - Ну... Таким я всем нравлюсь, - фыркнул Здрадовский.       - Всем?       Фил вздохнул:       - Прости. Это дебильная привычка – сразу в штыки принимать. Что-то хорошее, что дарят от души. От души? - он вопросительно глянул в мою сторону.       - Не сомневайся, - подтвердил я.       - Я таким редко бываю, - признался Фил. – Только рядом с очень близкими людьми. С Серегой или Настей. Со всеми остальными... Клоун, скорее. Искренности – ноль.       - А со мной? Сейчас?       - С тобой мне просто хорошо. Очень спокойно. От этого страшно, - он понизил тон до едва различимого. – Защита не работает.       - На равных, - произнес я, подчеркивая, что вообще-то рядом с ним также уязвим. Остро ведь все, остро и прямо в сердце.       - На равных... – повторил вслед за мной Фил. И проорал:       - Держись, Ваня! Почти приехали!       Ууух! Эту дорогу я надолго запомню.       Мы вылетели к живописному обрыву, с которого открывался захватывающий дух вид на море. И ни одной души вокруг. Первобытно и первозданно.       - С ума сойти, - повторял я без перерыва, зависнув на краю. Бессовестно свалив хозяйственную часть на Фила – он деловито устанавливал походную мебель, собирал мангал, насаживал мясо на шампуры. Которое сам мариновал. Когда успел – не сказал, лишь хитро промолчал. Спохватившись, я полез помогать, за что получил шлепок по заднице, жаркий поцелуй в губы и нежную просьбу матом не путаться под ногами, когда мастер в деле.       Еще с меня стянули футболку, любовно облапали, распалив и тут же остудив ледяной минералкой – сволочь! Усадили на раскладной, чертовски удобный стул, велели греться на солнышке и лопать виноград. И знаете, что я сделал? Послушался. Пущай командует – а я буду балдеть.       - А как ты с Серегой познакомился? – спросил я, кинув в Фила виноградинкой. Он поймал ее ртом и погрозил мне пальцем – мол, не мешай. Ага, я вот послушался. Хе-хе.       - В школе еще, - охотно отозвался Здрадовский, вместо Лаврухи успокаивая мое любопытство. Что правильно. Лучше слышать истории из первых уст. - Он к нам в десятом классе пришел новеньким. Чем цепанул – не знаю. Спокойствием, наверное. И индивидуальностью. Знаешь, его доставать пытались – все-таки выбивался он. Лицей крутой, в нашем классе – так вообще будущие сливки общества. Прокисшие, да ведь кто напрямую скажет, когда деньги решают массу проблем? А Серега из простой семьи, но умный, сука. Кому-то ж надо ставить оценки не за просто так? Ну вот ему за наличие мозгов и ставили. Он пофигист по натуре, каких свет не видывал. На своей волне вечно. Мне иной раз казалось, что он вообще не замечает, что вокруг него кто-то есть. Били бы, конечно. Но я не дал. Пристал к нему, как репей. С дружбой своей.       - Подружились? – я снова пульнул в друга виноградинкой. Фил отмахнулся на этот раз и клацнул зубами, мол, укушу сейчас.       - Не-а. Он меня игнорировал. Как мне казалось, - Филипп, удовлетворенно обведя взглядом рядки подрумянивающегося шашлыка, присел на краешек пледа, сорвал травинку, покрутил ее. - Только потом вот момент был... По пьяни угнал я тачку дяди Паши и влетел в дорожный знак. Классика прям. Еще и на ментов выебывался. Я ж крутой! «Вы знаете, кто мой дядя?» В таком духе. А дядя меня на хер послал. Сказал: «Сам влип – сам и выпутывайся». И Настасья за границей. Всех, блин, корешей своих закадычных обзвонил – ни одна скотина жопу ради меня не подняла. До сих пор не понимаю, что меня дернуло Серому звякнуть... У него и денег-то меня выкупить не нашлось бы. А он приехал. С бабками. Недавно только кольнулся, что у матери их одолжил. Все накопления, что были. Прикинь? Я его потом пытал: «Как так-то? Почему все болт забили, а ты приехал?» А он мне: «Ты мой друг, вроде». Вот такой он человек, Ваня, - Здрадовский сунул травинку в рот, прищурил глаз. - У него все в поступках. Не в словах. Он молчать мог неделями, если не считал, что есть достойный повод рот открыть. Сейчас Серега изменился, конечно. Но тоже иногда бывает – уходит в астрал.       - Ты его выбрал, получается? – уточнил я, отмечая еще одну важную вещь. Каким бы там себя мудаком Здрадовский не считал – людей он чует. На уровне интуиции, похоже. Безошибочно магнитом притягиваясь к тем, кто... К настоящим, что ли?       - Я, - согласился Фил. – Серега – человечище! Бля, сколько он истерик моих вытерпел... Стоит, молчит, слушает. А потом как плюху отвесит! Такую, что еще потом дней пять в голове звенит. Без слов. Но если уж скажет... Лучше б очередную плюху дал. Кислотой на открытую рану. Ему мои выпендрежи вообще побоку. Знает, что как уйду, хлопнув дверью, так и приду назад. Мириться. Миримся мы знатно! На ушах весь «Breathe!» стоит. Серый как первую рюмку замахнет... Все, пиши пропало, - приятель хмыкнул, видимо, что-то смешное вспомнив.       - Ему же Настя нравится, да? – влез я не на свою территорию.       - Хуже. Любовь у них, - вздохнул Филипп.       - А почему они не вместе?       - Настасья не хочет, - пояснил Здрадовский. – У меня все сложно, а там – еще сложнее. Десять лет разницы и... Настя детей иметь не может. По молодости ошибку совершила и на себе, считай, крест поставила. Как на женщине. И Серега упрямый. Не отступается. Я пробовал вмешаться... Огреб с двух сторон в итоге. Больше не лезу. Сам не пример для подражания.       - Блин, мне их обоих теперь жалко, - пробормотал я.       - Эх, Ванька... Мы сами себе проблемы создаем зачастую и счастья в упор видеть не хотим. Мы с Палной – оба ломанные. Кого винить в этом? Да некого. Ее родителей? Моих? А что толку? Уж какие есть, - Филипп выплюнул травинку, встал и перевернул шампуры, сбрызнул мясо водичкой.       - Поделишься? – я сполз со стула и упал на место Фила. Он сел, прислонившись своей спиной к моей. Теперь мы не видели лиц друг друга, но был другой контакт – через тепло соприкасающихся тел.       - Настька, можно сказать, все девять кругов ада прошла – той еще шальной императрицей по юности лет была. Беда всех деток богатых родителей – это занятость предков и безлимитные кредитки. Нет, я видел семьи, где воспитанием детей занимались. Но это редкость. Под красивой оберткой столько уродств кроется... – Фил откинул голову назад, уперевшись еще и затылком в меня. - Поэтому Настя на многие мои выходки глаза закрывала. Не потому, что жалела. Нет. А потому, что понимала: пока у меня самого в голове порядка не будет – ничего не поможет. Пока я сам в себе не разберусь, не пойму, что важно, а что нет... Помню, как-то... Ох, не хочется такое рассказывать, но было дело. Как-то на жестких отлупах загибался я, на стены лез – она меня в клинику частную отвезла. Только чтоб родители не узнали. Меня там почистили как следует. Потом возле моей кровати дежурила. А мне херово – пиздец. Не физически – морально. Вот тогда мне Настюха и сказала: «Теперь решай, кто ты, чего стоишь и стоишь ли вообще хоть чего-нибудь». Таким тоном сказала – я, в общем, сразу понял: это был последний раз, когда она меня за волосы из дерьма вытаскивала.       Фил говорил почти без эмоций, отстраненно. И вот это уже походило на исповедь.       - Меня, малого, ей в семнадцать лет подсунули – на вот тебе, братца, люби. Маман моя слилась. Дядя с тетей бизнес поднимали – им не до нас было. Ну так вышло. Я не в претензии – к себе забрали, и на том спасибо. Мама не то чтобы меня бросила, но ей свою личную жизнь обустроить важнее было. Кукушка, короче. Настасье я в семнадцать лет, естественно, на хер был не нужен. У нее тусовки, клубы и прочий беспредел. Я сорной травой сам по себе рос. В злой обиде на весь мир. Мне десять лет было, когда я чуть в бассейне не утонул. Недосмотрела домработница. А Настасья в этот момент наверху с парнем своим трахалась. Не утонул – успели вытащить, откачать. Вот тогда Настасью перемкнуло. Тогда у меня сестра появилась, можно сказать. Только ей еще самой повзрослеть нужно было. Повзрослела. Когда сама свое в больничке отлежала. Выкидыш у нее случился – теперь детей иметь не может... Мы с ней часто ссоримся. И ссорились. Но блин... Нет у меня человека роднее сестры. Мы с ней оба... С дефектом.       - Не говори так, - я сглотнул. – Не надо.       - Как есть, - пожал плечами Филипп. – Я не давлю на жалость. Ты спрашиваешь – я отвечаю. Может, что-то проясню. Но не оправдываюсь. Вот это – точно нет.       - Хорошо, - кивнул я. – Фил, я рад, что мы говорим. Вот так.       - Фиговенькое, однако, свидание выходит, да? – Здрадовский нащупал мою руку и сдавил пальцы.       - В твоих силах все исправить, - подначил я его.       - Ах ты ж... Ванька-лялька, - Фил резко отстранился, отчего я шмякнулся спиной на плед. Он навалился на меня сверху, завис, всматриваясь в лицо. И втянул в долгий-долгий поцелуй.       И сколько их еще в эти выходные было... И потом тоже. Я вдруг понял, что мне очень нравится целоваться. С Филом. Саднящие и припухшие губы – не помеха.       - Мясо! – спохватился Филипп, разрывая поцелуй, в котором уже трезвомыслия не оставалось. Еще немного – и последовало бы не менее огненное продолжение. И я очень его хотел! Но...       Но!       - Фуф! Порядок, - Здрадовский аккуратно снял шампуры с мангала. Протянул мне один и приказал:       - Давай. Прям так. И только попробуй сказать, что это не самый лучший шашлык в твоей жизни.       Я зубами подхватил крайний кусочек, откусил, прожевал. Фил выжидающе смотрел на меня.       - И? – нетерпеливо уточнил он.       - Это не самый лучший шашлык в моей жизни, - проговорил я, нагло глядя на друга.       - Ты сейчас нарываешься? – Здрадовский с угрожающим видом выдернул из моих рук шампур.       - Да? – я прикусил губу. С милой улыбочкой на лице.       - Ваня, ты не прав, - Фил оскалился. – Мне такое нельзя говорить.       - Можно! – я подорвался с пледа и отскочил на несколько шагов.       - Я... Да ты! Да ты знаешь, скольких усилий мне стоил этот сраный шашлык! – Филипп двинулся в мою сторону.       - А мне пофиг! – с хохотом выкрикнул я и бросился наутек. – Я говорю только правду! Я ел лучше!       - Ванька! – Фил кинулся за мной.       Я нашел более безопасный спуск и в несколько гигантских скачков, зарываясь по щиколотку в песок, фактически скатился вниз. На пляж. Филипп со свистом ринулся за мной. Успел поймать за талию и завалить на песок.       - Ты! – Фил, нависая сверху, вглядывался в мое лицо.       - Я, - скорчил ему рожицу, выпучив глаза и сморщив нос.       - Прелесть, - пробормотал он. А дальше... Нет, он меня не поцеловал. Он резво подскочил, дернул за руку, помогая подняться и бросил:       - Пошли купаться.       - Мне кажется, там холодновато, - заметил я.       - Нормально. Я тебя согрею, - пообещал Фил, на ходу раздеваясь.       Мама дорогая! Филипп в плавках... Практически голый. Я залип. На его спину, ягодицы, ноги.       - Ты идешь? – он обернулся.       - Да-да. Бегу, - кинул я, про себя добавив: «Садист».       Мы полчаса дурачились в воде. Это не Рио-де-Жанейро, но терпимо. Прыгали через волны, ныряли, устроили брызгательное побоище.       Мои ощущения? Фиолетовые губы, уже изнутри дрожащее от холода тело и счастья размером больше, чем сам. Я плавал только в речке. Море – это другое. Оно тебя облизывает, ласкает, тащит за собой. Держит и качает на волнах. Хватает за пятки, когда от него убегаешь. Принимает в соленые объятия, когда возвращаешься. Притапливает, заливаясь в нос и уши, если не успел прыгнуть выше волны. И тут же швыряет к берегу, почти обиженно. Но снова лижет, обнимает, баюкает.       А рядом Филипп. Как море. Такой же шебутной и провоцирующий. Я постоянно чувствовал его руки и губы – такие же ледяные, как у меня. Мы, вроде, забавлялись обычными мальчишескими игрищами в воде, но оба знали, что это какая-то прелюдия. К тому, что невозможно отсрочить.       Горит все потому что!       - Не помогает, - Фил прижался ко мне всем телом.       - Не-а, - согласился я, ответно в него вжимаясь. Нас колыхало от движения волн. – Слушай, а... по твоему плану, чтоб все было правильно, на каком свидании уже можно будет хотя бы отдрочить друг другу? – поинтересовался я с невинным видом. В конце концов, не только же ему травмировать мою психику внезапными выходками.       - Кхм-кхм... – Филипп закашлялся. Мазнул по моим губам безумным взглядом, сглотнул и хрипло выдавил:       - А ну-ка пойдем... Греться.       На заднем сиденье машины было жутко неудобно, тесно и... великолепно.       Мокрые, продрогшие, мы, как в приступе лихорадки, стащили друг с друга плавки, беспрерывно целуясь. Нащупывая, искали точку опоры, хватаясь за спинки сидений, пытаясь найти терпимое положение... Скатились вниз. Агрхх! Как-то пристроились: я снизу, Фил сверху.       Мгновенная передышка, чтобы глотнуть воздуха. У обоих – ничего не соображающие, без одной мысли в голове глаза. Чистое, ничем не замутненное желание... избавиться. Избавиться хотя бы на несколько часов от изматывающего возбуждения.       Где его руки... Где мои... Сбивчивые, хаотичные движения – бестолковые. Я уже взвыть готов был от собственной беспомощности, когда Фил, немного придя в себя, выругался и властно перехватил инициативу. Жестко, ритмично и почти грубо. Без всяких нежностей. С тихим рыком и болезненными укусами.       Я прикрыл глаза – смотреть на Филиппа было почти невыносимо. Можно сразу кончить. Серьезно. Эти его приоткрытые губы, искаженное лицо, мутные глаза... И уже не капельки воды на лбу, а бисеринки пота.       Я подавался навстречу его ладони, выгибаясь, чувствовал шершавые подушечки пальцев... Фил точно знал, что делать. Обхватил его за шею, притянул к себе, прижался к щеке, прерывисто дыша ему в ухо. Наверное, что-то хотел сказать. Зачем-то. Не получилось – меня скрутило, внутри все поджалось, в глазах потемнело.       - Ввваня... Мой... хороший... – выдавил Фил, и его слова опалили мою шею. Пробежались взрывоопасной искрой вдоль позвоночника. Пожарищем вспыхнули внизу живота. Достигли цели – меня выгнуло и тряхануло. Что-то нецензурно-непечатное сорвалось с губ. И вслед – громкий пошлый стон. Как будто не я. Или я. Или кто-то...       Кто сейчас испытал самый мощный оргазм в своей жизни. От руки друга детства.       Да. Это все-таки был я.       Минутой позже я это осознал. Или двумя. Или пятью.       Не знаю.       Я аморфной массой лежал под придавившим меня Филом и блаженно улыбался.       - Как ты? – Филипп приподнялся и убрал с моего лица прядь волос.       - Я бы повторил, - пробормотал, ощутив нереальный голод. Захотелось тупо жрать. – Но сначала я бы съел твоего не самого лучшего в моей жизни шашлыка.       - Ты зараза еще похлеще меня, - улыбнулся Фил.       - А то! – я дернул подбородком, за который меня тут же укусили. – Ай!       - Идем, - Филипп потянул меня за собой...       Мы сидели друг напротив друга, ели руками и болтали. Никаких тяжелых тем. Фил травил байки из жизни кафе «Breathe!» - я давился мясом и ржал во весь голос. Много смешных историй было связано с Лаврухой. Я так понял, вдвоем и подшофе Фил с Серегой – ураганная парочка.       Еще раз искупались. Снова целовались. И опять болтали. Фил расспрашивал меня о родном городе, внимательно слушал, напрягая память и что-то припоминая. Я, прыгая с мысли на мысль, вещал о том, что Новосибирск - холодный, мрачный, грязный и очень людный. Но... есть какой-то шарм. Как в мужчине за сорок – вроде, потасканный, вроде, не особенно красив, но есть в нем что-то взрослое, основательное. Молчаливая серьезность.       Город двух берегов, город, которому всегда мало мостов. Я жил на правом берегу - это центр, инфраструктура, основные организации и точки... Старые здания, музей, кинотеатры и театры. Площадь Ленина со здоровенным памятником... Ленину. Длинный Красный проспект - дико шумный и загазованный. Все здесь. А еще, конечно, вокзал с гордым на центральном входе «Новосибирск – Главный». Место тусовки молодежи. Скейтеры, роллеры, неформалы от музыки. Здесь очень часто можно встретить молодых худеньких студентиков с розой, нервно оглядывающихся по сторонам. Пришедших на свидание. Я был в их числе, кстати. Правда... Правду вы уже знаете.       - Почему ты уехал? – спросил Фил.       - Тебя искал? – ушел я от ответа. Говорить об истинных причинах не хотелось. Именно сейчас. Когда было так уютно вдвоем. На сегодня достаточно откровений. – Ты вообще-то обещал на мне жениться.       - Я? – его бровь подскочила в радостном изумлении.       - Ага, - кивнул с улыбкой и пересказал детское воспоминание.       - Мммм, в детстве я был умнее, чем сейчас, - все еще поражался услышанному Филипп. – Эх, мне бы хотелось сказать, что я тебя хорошо помню. И эти эпизоды помню. И город тоже. Но в голове – туман. Обрывки... Что-то очень смутное. Вот ты рассказываешь, и мне сразу кажется, что все это сохранилось в памяти, просто запрятано где-то глубоко, но ведь ни хрена ж подобного... – он задумался. - У тебя оранжевая куртка была?       - Была, - кивнул я.       Фил помолчал.       - А медведь игрушечный? Такой... в синей рубашке, что ли... – он наморщил лоб.       - Это твой медведь, - улыбнулся я. – Ты мне его потом подарил.       - Странно... Когда думаю об этом медведе и куртке оранжевой, как-то тепло на душе становится. Спокойно. Может... Может, что-то и осталось. Не все уничтожил развод родителей... – Филипп тряхнул головой. – Ладно. К черту. Значит, говоришь, меня искал?       - Ага.       - Тебе повезло, - хмыкнул самодовольно Здрадовский. И сразу серьезно:       – Надеюсь, мы еще поговорим. О тебе.       - Обязательно, - согласился я.       А потом... Филипп врубил музыку. Что-то очень ритмичное и зажигательное. По-моему, это была Нелли Фуртадо. Там еще Джастин Тимберлейк пел и Тимбаленд. Не помню названия песни. Про то, что «если вы увидите нас на танцполе, то не останетесь в стороне». Смелое заявление. Но глядя на Фила, решившего устроить мне приватный танец, я не сомневался, что так может быть.       Это круто. Это круто смотреть на бесподобно танцующего, красивого парня и знать, что больше зрителей нет.       - Давай! Иди ко мне! – поманил меня Фил.       - Издеваешься? – я округлил глаза и отчаянно замотал головой.       - Иди-иди, - Здрадовский приблизился ко мне. – Ванечка, со мной даже ты начнешь танцевать.       Спорить с ним бесполезно. Я медленно встал. И замер истуканом. Фил пристроился позади меня, прижался пахом к моим ягодицам, положил одну руку мне на живот, второй легонько сжал мое горло. И щека к щеке.       - Вправо... Влево... – управлял мной Фил. – Расслабься. Просто слушай музыку – она подскажет. Двигайся, как нравится.       Я чувствовал каждое движение Филиппа, его обволакивающую разум энергетику, задор. Драйв. Не знаю, танцевал ли я или просто покачивался из стороны в сторону, как березка на ветру, больше наслаждаясь горячим телом друга... Но это было здорово.       И очень возбуждающе. Его дыхание на шее, рука, чуть надавливающая в ритм песни на мой живот, и ощущение, что я в его власти.       - Фил... – пробормотал я.       - М? – он куснул мочку моего уха.       - Я тебя хочу.       Пауза.       - К тебе... Мы можем поехать к тебе? – сбивчиво спросил Филипп, разворачивая меня к себе лицом. Его щеки пылали, а взгляд был еще безумнее, чем недавно... в море. – Сегодня дома Пална... Можно, конечно, в Кениг рвануть... – он опять дергался.       - Поехали ко мне, - проговорил я. Запрета на гостей Лялька мне не ставила. Да и как-то увереннее я себя буду чувствовать на «своей территории».       - Главное – доехать! – воскликнул Фил и рванул собирать вещи. – И... больше никаких правил. Так? – он обернулся.       - Наконец-то! – я воздел руки к небу. - Кому нужны идеальные свидания? - за что получил виноградинкой в лоб.       - Я вообще-то старался! – воскликнул Филипп.       - Молодец! Зря! - а вот сейчас меня приложили подушкой по лицу...       День на убыль. Солнце в закате.       Впереди ночь.       Наша ночь.