Растворяясь

      Стрелка на часах бьет звонко. Минута. Две. Она завершает круг. Тяжелая, угнетающая атмосфера в доме нагоняет дрожь. Время не имеет направления, но почему-то движется вперед, приближая час, когда нужно будет покинуть это место. Сонмин тревожно посмотрел на циферблат, украшенный римскими цифрами, а затем перевел взгляд на клочок помятой бумаги, где полузасохшими чернилами было выведено: «Вы знаете, что я приду лишь потому, что не могу отказать Вам. Прошу, помолитесь за меня». Легким движением руки Сонмин предал огню свечи последнюю записку этого человека и сдул пепел на край письменного стола. С чего бы времени так мучительно тянуться? — Господин, Ваша ванна готова, — после недолго стука сообщил слуга. — Желаете что-нибудь еще? — Да. Помогите мне побриться. — Не сочтите за грубость, но с чего такая просьба, господин Ли? — Боюсь, что случайно задену лезвием шею и умру раньше, чем следует. — Как прикажете. Нежась в теплой воде, разбавленной цветочными маслами и соком целебных растений, Сонмин старался думать о чем угодно, но только не о том, что стрелка на часах приближала его к собственной гибели. Становилось ли от этого легче? Ничуть. Кроме мыслей о правильности своего выбора, его голова была забита воспоминаниями с их первой встречи и, конечно же, самыми ненавистными словами, которые он когда-либо слышал. «Но на этом твой Ад не закончится. Главной трагедией в вашей сказке станет твоя любовь к нему». — Мой Ад... — тихо прошептал Сонмин самому себе. — Помолитесь за меня, — пронеслось у него в голове перед тем, как он набрал в легкие побольше воздуха и с головой ушел под воду. Откуда-то возник образ сидящего на коленях перед изображением Господа молодого мужчины. Сонмин видел его за десятки километров и улавливал шепот его алых губ, который так настойчиво пытался украсть холодный ветер. — Я ни о чем, Всевышний, более в этой жизни Тебя не попрошу. Лишь отпусти ему этот грех. Ибо в поступке его виновата только любовь, а за нее Ты не наказываешь. Добро там, где любовь. В Сонмине есть любовь, а это значит, что есть и добро. — Грехи не отпускаются, — сказал своему воображению Сонмин. — Люди с ними живут, а затем умирают. — Спасение заключается в прощении, — ответил мужчина и, посмотрев в глаза стоящему возле себя Сонмину, улыбнулся. — Ошибки могут проститься, а я прощу тебе все. Кислорода резко перестало хватать, и Сонмин резко вынырнул, забрызгав весь пол рядом с ванной ароматной водой. Время близилось к рассвету, а он тратил драгоценные минуты жизни в пустоту. Нужно было написать письмо родителям и брату, сжечь все тайные переписки, сделать что-то с цветущим садом, в конце концов! — Ваше превосходительство, куда же Вы весь мокрый? — зайдя в ванную с полотенцем и лезвием, воскликнул слуга, ошарашенный тем, как быстро одевался его господин. — Хоть волосы обсушите, а то простудитесь! — Это уже не имеет значения, — холодно произнес Сонмин, застегивая манжеты на белоснежной рубашке. — Прошу, подайте карету и распорядитесь собрать все цветы в саду, а затем сожгите поместье и уезжайте к родным. — Да что же это... И что Вы прикажете потом делать с цветами? А побриться, господин? — Нет времени на это. А цветы... Отправьте их на мою могилу. — После этих слов Сонмин покинул поместье. На старом мосту стоял густой туман. Здесь часто такое случалось на рассвете. Местные жители назвали это место «серединным миром», который будто находился между небесами и преисподней: либо свет солнца прольется, и туман исчезнет; либо рассвет никогда не настанет, и мир погрузится во тьму. Сонмин вышел за несколько километров отсюда, чтобы даже его поданные не знали, куда именно он исчез. И вот уже почти через час он увидел в мутной дымке мост, а на нем — сидящего человека. Все-таки пришел... «Какой же дурак... Беги же скорее! Для чего ты здесь?» «Ради тебя». Заметив Сонмина, тот человек поднялся и улыбнулся так, словно его пригласили на свидание, а не на дуэль. В его глазах читалось, что он смирится с любым решением, которое сегодня примет судьба. — Вы выполнили мою просьбу, месье Сонмин? — непринужденно спросил он у своего противника. — Я не молюсь, — резко сказал тот. — И не прошу о помощи. Ни у кого. — Что ж... — Лицо молодого дуэлянта больше ничего не выражало, кроме бесконечной любви. — А я за Вас уже попросил прощения. — За такое не извиняются. — А ты попробуй. Настала неприятная тишина. Казалось, что даже само время не хотело идти дальше. Не в силах унять частое сердцебиение Сонмин громко продолжил: — Месье Кюхен, прошу Вас выбрать оружие: шпага или револьвер. — Револьвер. — Они не заряжены. Кюхен усмехнулся. — Вы знали, что именно я выберу? — Нет. Я сделал выбор за Вас. Если мы будем стреляться, то нашу судьбу определит одна монетка. Если же оружием будут шпаги, у Вас появится шанс изменить свое решение. Бросив пальто на край моста, Сонмин кинул одну шпагу Кюхену, а свою достал из ножен. Ткань белой рубашки колыхалась на утреннем ветру, напоминая флаг. Сонмин был решительно настроен сегодня умереть, вместо того чтобы убить. Но и Кюхен не уступал ему в решительности. Он тоже не имел на теле никакой защиты, кроме пиджака, который он, получив оружие, тотчас же откинул, и шелковой рубашки — она на ветру напоминала парус корабля. Хотя Кюхен и был готов к любому исходу этого боя, ему все же хотелось прекратить бессмысленную войну. Сонмин дал себе право атаковать первым. Его главная стратегия заключалась в том, чтобы заставить Кюхена не только блокировать удары, но и напасть. Как только тот возьмет инициативу на себя, Сонмин сразу же отбросит шпагу и позволит заколоть себя. Во всяком случае, он на это надеялся. Но Кюхен был непоколебим: он слабо защищался и все время отступал назад. Обоим давно стало понятно, что он не собирался драться, но кто-то должен умереть сегодня. И Сонмин еще раньше для себя решил, что это будет не Кюхен. А туман над мостом сгущался все больше с каждой секундой. Бой длился долго, но никто из двоих дуэлянтов не мог подойти к противнику ближе средней дистанции. Вдруг в голове Сонмин созрела идея захватить шпагу Кюхена и, спустив ее на на уровень своей груди, толкнуться вперед. Этот маневр требовал острой реакции и довольно высокой скорости движения, ведь их разделяло довольно большое расстояние для укола, но план был хорош. Настолько хорош, что родился сразу в двух головах. Кюхен уже практически не защищался, его движения стали чересчур пассивными, что очень разозлило Сонмина. Такими темпами дуэль не кончится никогда. — Ради всего святого, защищайся! — крикнул Сонмин. Наконец после очередной его атаки настал тот самый момент, когда шпага Кюхена поддалась Сонмину. Секунда. У него не было больше времени. В эту минуту все должно было закончится: и его Ад, и его любовь. Кюхен настолько удивился тому, что движения Сонмина полностью совпали с его планом, что выронил из рук оружие и невольно дернулся вперед за рукоятью. Шпага тут же пронзила его грудь. Сонмин ошарашенно посмотрел на свою дрожащую руку, а затем на лицо Кюхена: оно по-прежнему не выражало ничего, кроме бесконечной любви. Он отказывался верить в происходящее. Ничего нет: ни этого моста, ни густого тумана, ни пятна крови на груди его любимого. Осознав, что приближались последние секунды жизни, Кюхен поддался мучающему его уже целую ночь искушению и двинулся вперед, чтобы сократить дистанцию до минимума. Клинок прошел сквозь его грудь, подарив мучительную боль. Обхватив лицо Сонмина руками, Кюхен слегка наклонил голову к его губам и согрел их жаром своего тяжелого дыхания. Силы и воздух начали покидать его, и он стал падать, но вовремя был спасен от неприятного приземления. Сонмин тут же вынул шпагу из груди Кюхена и, схватившись за с невероятно скоростью леденеющие плечи, положил его к себе на колени. — Что же я наделал... — сквозь рыдания шептал Сонмин. — Прости меня... Я клялся, что ты не умрешь. Только не от моей руки... — Смерти нет... — с трудом выговаривал Кюхен. — Есть день, который сменяет ночь. И так по кругу. Время... не имеет направления. Я счастлив, Сонмин... С Вами в моей жизни появилось солнце... и с Вами же я с ним прощаюсь. Простите за то, что я стал Вашим Адом и проклятьем... — Тогда я отправлюсь за тобой. — Вытерев слезы, Сонмин взял в руки кровавую шпагу и вонзил себе в самое сердце. Сил хватило лишь на то, чтобы вытащить клинок и бросить его в сторону. Вмиг в глазах потемнело, звуки исчезли вместе со светом, а тело утратило способность чувствовать. Лишь соприкосновение холодных мизинцев немного согрело умирающее сердце. — Мы уснем и вновь проснемся... Я верю, что в другом мире мы обязательно будем счастливы... — Жалкое подобие улыбки появилось на лице Кюхена. — Но как же мы найдем друг друга? — Твои глаза я всегда узнаю. Сонмин призадумался. — А ты тогда спой, и я сразу все вспомню... Туман сдался, уступив место свету. Солнце взошло над мостом, проливая белые лучи на бездыханные тела двух молодых мужчин, что по-прежнему держались друг за друга кончиками пальцев. Они поднимутся, не отпуская рук друг друга. Ад кончился —

А в небеса открылись две дороги.