Into the Lion's Den

- Гунтрам, я тебя еще раз спрашиваю: если ты собираешься всего лишь показать ему свои работы, зачем тебе здесь я? - Для моральной поддержки. Ради Бога, Джордж, ты мой сосед…типа того. - Ладно, но почему ты думаешь, что один гей не сможет выкинуть другого из квартиры? Причем сделает он это в ту же самую секунду, как увидит меня здесь, ведь ему придется как-бы украсть тебя у меня. Так не делается, мой мальчик. К тому же, человек с таким хорошим вкусом к одежде и всему прочему не станет швырять тебя на твою же собственную кровать и насиловать. - Ну ладно, ты можешь уйти, но оставь мне Лолу, - воскликнул Гунтрам, сделав несчастное лицо. - Безусловно. Мой пудель защитит твою невинность, - усмехнулся Джордж, покачав головой. - Ну пожалуйста? - Хорошо, я буду оберегать твою девственность, хотя надеюсь, что этот парень сможет ее вскоре заполучить, а то я за тебя уже волнуюсь, Гути. Тебе уже почти девятнадцать, и у тебя совсем нет опыта в этих делах! - Я хотел бы получить этот опыт, но с особенной девушкой, а не зажимаясь с кем-нибудь в переулке. - Ну да, - Джордж лишь саркастично пожал плечами. - С меня уборка твоей квартиры. - Да не волнуйся ты, Гути. Я не позволю этому иностранцу тебя украсть. То ли дело мои друзья… - Ой, да хватит уже! – взмолился Гунтрам, раскладывая по порядку пару десятков своих работ из числа тех, что были выполнены на хорошей бумаге. Оставшиеся рисунки он собрал в одну кучу и упаковал в большую картонную коробку, которую затем поставил у входной двери. – Зато наконец дошли руки заняться уборкой… В дверь позвонили, и к Гунтраму вернулось все нервное напряжение, отдававшееся неприятным ощущением в животе. «Этот русский точно знает, как придать своему облику чего-то…русского», - подумал Джордж. При взгляде на вошедшего ему захотелось в пятнадцатый раз пересмотреть «Доктора Живаго». Репин оказался высоким мужчиной с горделивой осанкой. Он был одет в повседневный костюм, состоящий из светло-коричневых вельветовых брюк, светло-голубой рубашки и коричневого пиджака, а также, если Джордж правильно рассмотрел, шелкового шарфа и простого на вид, но явно дорогого плаща. Он замер у входа, ожидая от Гунтрама разрешения войти, но мальчик так нервничал, что совсем позабыл о манерах, что показалось Константину весьма очаровательным. - Не стой столбом, дорогуша, - вмешался Джордж, заметил быстрый, полный обожания взгляд русского в сторону его юного друга. «Кое у кого здесь большие планы», - решил он. - Простите, я был невежлив. Мистер Репин, позвольте Вам представить Джорджа Мартинеса де лос Риос. Он мой сосед. - Очень приятно. - Здравствуйте, - ответил Джордж, пожимая протянутую руку. – Гунтрам, мне нужно выгулять Лолу, а то бедное животное сейчас описается, - заявил он побледневшему юноше. – Я вернусь домой через двадцать минут, так что звони, если надумаешь со мной позавтракать. До свидания, сэр. Гунтрам с потерянным видом наблюдал, как друг покидает его квартиру на пару со скачущей вокруг него и оглушительно лающей собакой. Он нервно сглотнул, закрывая за ним дверь и мягко предлагая гостю расположиться за маленьким столиком. - Спасибо, не стоит. Могу я увидеть картины? - Да, конечно. Прошу прощения. Следующие сорок пять минут прошли в тишине – Репин был полностью поглощен изучением рисунков людей, животных и зданий, выполненных углем, карандашами, акварелью и чернилами. Он разложил их на три стопки, тщательно разглядывая каждую работу. - Ты никогда не брал уроков у профессионала? - Нет, разве что в школе. Рисование было обязательным курсом, и от него нельзя было отказаться. Но оно всегда помогало мне расслабиться. - По технике и композиции ты рисуешь в классической манере. Эти дети, например, выглядят так, словно их написал Бронзино или даже Рафаэль. Но ты выбираешь современные сюжеты. И твой стиль определенно эволюционировал, если сравнить эти работы с теми, что я увидел впервые, или с теми, которые я уже приобрел. Раньше я видел лишь невероятно техничную работу рисовальщика, но сейчас я вижу в рисунках часть души самого художника. Я только не понимаю, почему ты, обладая столь ярким талантом, не хочешь изучать изобразительное искусство или даже, пожалуй, историю искусств. - Мне нравится изучать экономику и помогать людям. А от рисования пользы не будет. - Ты считаешь, что живопись бесполезна? Или, может быть, бесполезно искусство в принципе? – прорычал Репин, изрядно напугав этим Гунтрама. - Не искусство, нет. Бесполезны мои работы. Я бы очень хотел посмотреть на настоящие картины, не копии и не фотографии в книгах, - прошептал мальчик, испугавшись злости, прозвучавшей в голосе мужчины, и того, каким напряженным он выглядел. Словно приготовившаяся к смертоносному прыжку пантера. – Я имею в виду, что у меня нет денег. Тех, что у меня есть, хватает только на аренду квартиры и учебу. Я бы не хотел тратить остатки средств трастового фонда, который отец создал для оплаты моего образования. Так что я не могу позволить себе играть в бунтующего художника! Черт! Я даже не смог бы заплатить за необходимые материалы, в этой стране они очень дороги. На деньги, которые нужно заплатить за тюбик масляной краски, я смогу существовать три дня. Так что для меня это невозможно. Кроме того, я совершенно не понимаю современное искусство, не особенно его и люблю. Знаете, что бы я сказал художнику, который показал бы мне нарисованный оранжевый стул с торчащими из спинки ножками? Я бы посоветовал ему найти хорошего плотника и починить его! – объяснил Гунтрам, стыдясь того, что рассказал гостю о своем плачевном финансовом положении. - Тебе и не обязательно вести себя так же, как все эти современные художники. Искусство есть отражение определенного момента и определенного общества. Оно постоянно развивается. То, что тебе что-то не нравится, вовсе не означает, что никто не оценит твои собственные творения. Я спонсировал многих художников из России и Европы, учредил несколько стипендий для студентов во многих престижных университетах, но никто на моей памяти еще не писал картины с таким мастерством и такой легкостью, как это делаешь ты. Представь себе, даже такой человек, как Обломов, который абсолютно не интересуется живописью, почти впал в транс, глядя на твою работу. Так что дело тут не в предпочтениях того или иного человека, а в самой сути твоих картин. Те дети – я уверен, всего лишь маленькие замызганные бесенята – просто завораживают своей красотой. Но затем ты видишь те наброски рук и буквально чувствуешь их силу, грубость кожи и то, как кровь бежит по их венам. - Это руки Карлоса. Он собирает металлолом и макулатуру на продажу. Ему нужно кормить четверых детей, - прошептал Гунтрам, захваченный врасплох этой похвалой. – Черт! Уже 11? - 11:15. - Простите, мне надо бежать. Оставайтесь, если хотите. Я вернусь через пару минут. Чувствуйте себя, как дома, - выпалил он, подхватывая тяжелую коробку и морщась от усилия и боли в левом запястье. - Подожди. Дай я помогу тебе. Тебе нельзя напрягать руку, - сказал Репин. - Мистер Репин, мне не хотелось бы вас беспокоить… - Константин. Все в порядке, она не особо тяжелая. Что там внутри? - Мусор. Я смогу отдать его Карлосу. Он, должно быть, уже ждет меня. Полиция может прогнать его, если он пробудет здесь слишком долго, - пояснил Гунтрам. В голове Репина замаячила страшная догадка. Да нет, он бы не сделал этого. А если это правда, он убьет его… «Нет, я не смогу убить своего ангела. Его просто нужно обучить и направить. Он немыслимо красив…» Мужчина лет сорока-пятидесяти, попрошайка на вид, и впрямь уже дожидался Гунтрама, держа в руках небольшую тележку. - Привет, Карлос. Прости, я опоздал. - Не страшно. Эта вся бумага на сегодня? - Да, думаю, здесь около семи килограммов. - Отлично! Спасибо тебе. Встретимся как обычно? - Конечно, - кивнул Гунтрам к ужасу Константина. Не выдержав, он не особо любезно поинтересовался: - Что ты только что отдал этому человеку? - Свои последние рисунки. Но они все на оберточной бумаге и на газетах, так что ничего страшного. Он сможет продать их. - И сколько же он за них выручит? - Около трех песо за килограмм. - Скажи ему, что я дам 100 песо за всю коробку, - вздохнул Константин. - Но это же куча денег! - Просто скажи ему! – рявкнул Константин, вынуждая Гунтрама немедленно подчиниться. Карлос был более, чем счастлив получить за бумагу 100 песо, так что быстро согласился. Из ниоткуда вынырнул высокий и крепкий мужчина и забрал коробку из рук бедолаги, прежде чем тот успел приблизиться к Константину, коротко приказавшему что-то на русском. Мужчина заплатил Карлосу нужную сумму и быстро исчез с коробкой под мышкой. Гунтрам пребывал в шоке, и Константин подтолкнул его обратно в сторону подъезда. - В полдень я обедаю с торговцем, который хочет продать мне коллекцию картин. Накинь пальто и пойдем со мной, - буквально приказал он, выведенный из себя своеобразным актом самопожертвования, которому невольно стал свидетелем. - Не могу. Я обещал помочь сегодня в церковном приходе. - Если тебе нужно переодеться, сейчас самое время. Обед будет неформальным, - сказал Константин, проигнорировав слова мальчика. Он был слишком расстроен тем, что тот только что чуть не отправил свои работы на мусороперерабатывающий завод. - Боюсь, я не смогу сопровождать вас, сэр. - Это не обсуждается. Мы пообедаем у меня дома, и ты сможешь взглянуть на небольшую коллекцию живописи, которая у меня здесь есть. Ничего грандиозного, но это действительно неплохое собрание латиноамериканских художников. Я хотел приобрести некоторые работы аргентинских живописцев. Возьми с собой свое портфолио, только сложи его в том же порядке, в каком я оставил его на столе. Идем, - слова Репина сопровождались повелительным жестом. На секунду в голове Гунтрама мелькнула мысль, что ему, пожалуй, стоит захлопнуть дверь перед носом ублюдка, но искушение увидеть настоящие картины из чьей-то частной коллекции было слишком сильным. «Надеюсь, отец Патрицио меня поймет, - думал он, за закрытой дверью квартиры переодеваясь в свой «костюм для собеседований» - шерстяные брюки, белую рубашку, легкий голубой кардиган и синий галстук в полоску. Он быстро причесался и сложил вместе свои работы. – Что ж, по крайней мере, пообедаю бесплатно». Ожидавший их огромный мерседес был очень похож на те машины богачей, которые привозили в школу его одноклассников – с шофером и машиной охраны позади. А еще - на автомобили, использовавшиеся в посольствах. Водитель поспешил открыть перед ним дверцу и забрал у него из рук портфолио прежде, чем он успел что-либо сделать. Константин что-то сказал водителю по-русски и сел в машину, ожидая, пока за ним закроют дверцу. «Стоило ему слегка привести себя в порядок, причесаться и надеть приличную одежду, и он стал выглядеть просто потрясающе. Скольких же мне придется убить, чтобы отвадить от него. Он совершенство», - подумал русский, быстро, но внимательно оглядев Гунтрама. Автомобиль доставил их к главному входу в небоскреб Kavanagh (прим.пер.: одно из самых высоких зданий Южной Америки, одно из самых дорогих жилых зданий в Буэнос-Айресе). Персональный лифт поднял их на один из последних этажей, в квартиру с огромной гостиной с окном во всю стену и большой террасой, с которой открывался вид на площадь Сан-Мартин и железную дорогу. - Чудесная квартира, сэр. - Спасибо. Не хочешь взглянуть на картины? Начо приедет только через час. Мы пообедаем и поедем в его галерею. Это недалеко. Но Гунтрам его уже не слушал. Все его внимание привлек портрет Фриды Кало, и он устремился к нему. - Та что рядом – Сикейрос (прим.пер.: Хосе Давид Альфаро Скиейрос – мексиканский живописец 20 века). Я приобрел их несколько лет назад. Я очень хотел бы также купить одно из полотен Риверы (прим. Пер.: Диего Ривера – мексиканский живописец), но, к сожалению, владелец ни в какую не желает с ним расставаться. Гунтрам, лишившись дара речи, с открытым ртом любовался картинами. - А вон та…это ведь Тамайо (прим.пер.: Руфино Тамайо – мексиканский художник-модернист)? - Да, верно. А говорил, что не любишь современное искусство. - Это другое. Это настоящие шедевры. Изображения на этих полотнах кажутся живыми. Они словно бы дышат. - Ну, тогда у тебя проблема не с современным искусством, а всего лишь с плохими художниками. Как я и думал, - мягко заметил Константин. – Сарджент (прим.пер.: Джон Сингер Сарджент – американский художник 20 века) - один из моих любимых художников. Ты знаком с его работами? - Да. Он пишет человеческие души. Мне нравится та его картина, на которой изображены три девушки с большой вазой. Они словно светятся изнутри, - прошептал Гунтрам, замечая, насколько близко к нему стоит мужчина. - У тебя что-то в волосах, позволь мне, - сказал Константин, глядя ему прямо в глаза. Он снял с волос Гунтрама запутавшийся в них маленький листик, нежно погладив при этом пряди, и отбросил его на пол. - Просто отлично, - хриплым голосом сказал он, не отводя взгляда от трепещущего мальчика. Довольный эффектом, который он произвел на Гунтрама, который завороженно смотрел на него, он хищно улыбнулся и провел кончиками пальцев по его щеке, наслаждаясь нежностью кожи и тем, как у мальчика перехватило дыхание. - Здесь еще много картин. Идем, я покажу тебе, где они, и ты сможешь рассматривать их в свое удовольствие, Гунтрам. Чувствуй себя, как дома.