***
(прим.пер.: известнейшие мировые ювелирные бренды), - ответил Обломов, несколько раздраженный тем, что Гунтрам настолько резко высказался против его суждения. - Это уже слишком. Я иду домой. - Нет, никуда ты не идешь. Успокойся, он тебя и пальцем не тронет, пока ты сам не захочешь. Пообедай с ним и этим торговцем, сходи с ними в галерею, а затем, если он станет намекать на что-то большее или совершать любые другие попытки сблизиться с тобой, ясно дай ему понять, что ты против. - Думаете, это сработает? - Конечно. А теперь покажи мне, что ты там отдал боссу. Возможно, мне удастся убедить его продать мне что-нибудь еще для моей жены. Она велела мне достать еще твоих картин. На этот раз для ее тети, Марии Игнатьевны. - Нет ли у вас с собой фотографий вашей жены? – вдруг спросил Гунтрам у Обломова. - Есть парочка. На одной она в свадебном платье, а на другой она вместе с нашим сыном, когда ему только исполнилось семь. - Если вы дадите мне копии, я могу попробовать написать ее портрет в карандаше и чернилах. Бесплатно, конечно, меня и так смущает то, сколько денег вы отдали за мои работы. - Мы уедем через три дня. - Времени более, чем достаточно. У вас не найдется белой бумаги, чтобы я смог сделать предварительные наброски?***
- Ну и где он? - На террасе. Я оставил его там с бумагой и парой карандашей, - невинно ответил Обломов. - И что же он там делает? - Он очень распереживался после того, как я объяснил ему пару прописных истин. Но теперь он в курсе того, чего вы от него ждете. Я сказал ему, что если он не хочет чего-то подобного, то вы будете заинтересованы в том, чтобы стать ему хотя бы другом. Боюсь, вам придется прикинуться невинным ягненком, босс, чтобы заполучить этого мальчика. - Напомни мне прикончить тебя, если что-то пойдет не так. - За что? Играйте с ним честно – избегните многих проблем и раньше получите приз. Он милый ребенок, совершенно невинный и наивный. Он предложил бесплатно написать портрет моей жены, потому что его смутила цена, за которую мне продали те его работы. - А ты и доволен… - Конечно. Я только что сэкономил двадцать пять тысяч долларов, босс. - Всего двадцать пять? И ты еще удивляешься, почему Татьяна так на тебя злится? Любовницам дают больше денег, чем ты ей, - усмехнулся Константин. – Терпению моей кузины когда-нибудь придет конец, и когда этот момент настанет, и она пойдет в суд, конец придет уже тебе. Так что, возможно, этот портрет поможет тебе сохранить нечто большее, чем двадцать пять тысяч. - Да, босс. - И еще. Гунтрам – запретная территория для любого из вас. Это понятно? Никто кроме меня не смеет к нему прикоснуться или сказать что-то неподобающее по его поводу. - Ясно, босс. Я скажу остальным. Константин долго простоял у выхода на террасу, глядя на полностью поглощенного работой мальчика, который лишь иногда кидал быстрый взгляд на две фотографии, лежащие перед ним на столе. В лучах полуденного солнца его волосы выглядели еще светлее, а сосредоточенное выражение лица делало его еще моложе. Дворецкий выдернул Константина из мечтаний сообщением о том, что арт-дилер уже прибыл и ждет его в библиотеке. Вздохнув, мужчина, все еще не замеченный Гунтрамом, взял с кофейного столика его портфолио и отправился встречать пришедшего.***
Гунтрам уже порядком подустал от высокомерной манеры арт-дилера рассказывать всем и каждому, что им следует делать. С русскими он разговаривал, как с идиотами, но Гунтрам решил, что его это не касается. Он молча доедал свой ужин, благо никто у него ничего не спрашивал. - Я, признаюсь, заинтригован теми рисунками, что вы мне показали. Вы говорите, художник – аргентинец? Такие пейзажи можно увидеть только в Ла-Пампе, да и большинство изображенных на его рисунках птиц оттуда. Но его стиль более континентальный. - Если не ошибаюсь, он родился во Франции, но все его работы были написаны здесь. Я сам был удивлен своей находкой. Считаете, он хорош? - Техника у него превосходная. Но он наивен, несмотря на то, что его стиль больше соответствует веку, пожалуй, девятнадцатому, - едва заметная улыбка на губах Обломова подсказала Гунтраму, что что-то неладно. – Сколько вы заплатили за его рисунки, позвольте спросить? - За рисунки я не заплатил ни доллара. Есть, правда, еще коробка, и она стоила мне сто песо. Но я пока не проверял, что именно там внутри, - сказал Константин. Гунтрам побледнел. - Поверить не могу! Да вы смеетесь надо мной! Эти рисунки стоят куда дороже. Те пейзажи я сам легко мог бы продать по тысяче песо за каждый. Если надумаете их продавать – я знаю нескольких потенциальных покупателей. Художники с таким вниманием к деталям и таким чувством баланса художественной выразительности сегодня стали настоящей редкостью! - Нет, я бы не хотел их продавать. Более того – я пытаюсь приобрести и другие работы того же художника, но художники – народ темпераментный. - И не говорите! Именно поэтому я предпочитаю иметь дело только с теми из них, кто уже умер, - засмеялся мужчина. - Как считаете, стоит отправить его учиться? - Учиться? Я не совсем вас понимаю, мистер Репин. - Я имел в виду художественный факультет или частного учителя. Он не то чтобы наивен. Он просто очень молод и находится в самом начале своей карьеры. - Да вы шутите! Эти картины написаны весьма умелой рукой. - Я и не говорю, что он не практиковался вовсе. Я был поражен, когда обнаружил, что рисунки выполнены шестнадцатилетним мальчиком. Те, что я вам только что показал, были нарисованы им в восемнадцать. Вы же сами видели, как Гунтрам рисовал еще несколько минут назад. - Так это ты их нарисовал? – неверяще спросил гость у юноши, беспокойно ерзавшего на стуле. - Если речь о портфолио в черной папке с наклейкой с Дартом Вейдером в левом углу, то да. Я подарил их мистеру Репину – ему понравились мои старые рисунки. - Ты учишься в школе искусств Прилидиано Пуэйрредона (прим.пер.: П. Пуэйрредон – аргентинский живописец, скульптор, архитектор и инженер. Его именем названа школа искусств в Буэнос-Айресе – одна из лучших в стране)? - Нет, это просто хобби, не более. - Тебе стоит начать учиться. Возвращайся ко мне лет через пять – поглядим, что я смогу для тебя сделать. Дай мне взглянуть на то, что ты рисовал перед моим приходом. - Просто наброски на будущее. - Простите за беспокойство, мистер Репин, но не найдется ли у вас циркуля? – спросил торговец, внимательно изучив рисунки, которые Гунтраму все же пришлось принести с террасы. - Нужно спросить у дворецкого. А зачем он вам? - Хочу предложить этому молодому человеку один маленький эксперимент, если позволите. - Только при условии, что вы не станете мучить его слишком сильно. Он не так давно закончил школу, - засмеялся Репин. После обеда арт-дилер настоял на проверке способностей Гунтрама. Он вручил юноше бумагу и карандаш. - Поставь точку на листе бумаги и нарисуй вокруг нее окружность. - А что мне за это будет? - шутливо спросил Гунтрам. - Мороженое, - сухо ответил Константин. Гунтрам вздрогнул от его тона. Он все еще считал этот «эксперимент» пустой тратой бумаги, тем более что предложенный ему лист имел хорошую плотность в отличие от того мусора, на котором он рисовал обычно. Тем не менее, он взял карандаш и, когда он уже собирался поставить точку, мужчина напомнил: - В центре, пожалуйста. Гунтрам с большим трудом подавил расплывающуюся по лицу ухмылку. Он поставил точку и нарисовал окружность радиусом около двенадцати сантиметров. Для него это не составило труда – на уроках геометрии он так и чертил окружности, когда потерял циркуль и не захотел покупать новый. Мужчина взял линейку и прочертил диагональ, чтобы проверить расположение центра круга, но заметил, что «мальчик ошибся на два миллиметра», и продолжил проверять окружность. - Идеально! Поверить не могу… - потрясенно воскликнул он. - Это вы ошиблись с диагональю – у вас она смещена как раз на два миллиметра. Проведите ее еще раз, и поймете, что окружность нарисована точно. Где же ты был, когда я корпел над своими чертежами? Ты бы избавил меня от многих бессонных ночей, - заметил Обломов. Репин лишь потрясенно уставился на рисунок. - В таком случае, Иван Иванович, купите мне мороженое? Но, признаться, эксперимент вышел не совсем честный. Я вечно делал так на уроках геометрии. В шестом классе я потерял свой циркуль и решил не покупать себе новый. - Гунтрам, это не шутки, - одернул его Репин. – Микеланджело получил возможность расписывать Сикстинскую капеллу, продемонстрировав комиссии подобное умение. Повторить это практически невозможно. Гунтрам был в полном замешательстве. Словно провинившийся ребенок, он потупил взгляд и закусил нижнюю губу. - Ну что ж, должен поздравить вас, мистер Репин. У вас отличное чутье. От этого молодого человека можно ожидать действительно многого при условии, что он пойдет учиться. - Да, ему только требуется немного вдохновения и мотивации, чтобы выбрать верный путь.***
- Идем, Гунтрам, поужинаем вместе у меня. Время подходящее, и я хотел бы с тобой поговорить, - сказал Константин, когда они покинули галерею, где провели почти весь день. Под конец мужчины сторговались на том, что весь лот достанется Константину за 11,5 миллионов долларов наличными со сроком оплаты через 2 дня. Гунтрам все еще находился под большим впечатлением от красоты увиденных полотен. А также от того, насколько буднично Константин договаривался об уплате такой огромной суммы. - Думаю, мне лучше пойти домой. Уже поздно, а мне завтра на работу, - ответил он, испытывая некоторые опасения относительно того, к чему его мог привести этот вечер. - Я настаиваю. После ужина мой водитель отвезет тебя домой. Нам нужно обсудить твое будущее. Они вернулись к Константину. Обломова в столовой не обнаружилось, лишь молодая горничная сервировала ужин. Впрочем, и она поспешила исчезнуть в кухне. Хотя ужин не был похож на «романтический» в классическом смысле, Гунтрам с некоторой опаской оглядел накрытый на двоих стол с шампанским и легкими закусками. - Я много думал о тебе, Гунтрам. Юноша тяжело сглотнул, услышав, пожалуй, самое избитое начало всех любовных признаний и не имея представления, как ему выкрутиться из всей этой фигни. - Константин… - Позволь мне закончить, прежде чем начнешь возражать, - довольно сухо прервал его мужчина. – Я много думал о том, как я могу расплатиться с тобой за твои работы, раз уж ты сам позволил мне установить цену. Сперва я решил выписать тебе чек на ту сумму, в которую этот человек оценил твои рисунки, но сейчас мне кажется, что это было большой ошибкой с моей стороны. Не то, чтобы я считал, что ты спустишь эти деньги на ветер, нет. Ты скорее положишь их в банк и станешь хранить их там вплоть до окончания твоей карьеры, а после отдашь беднякам, как ты поступаешь со своими работами. Никогда раньше я не встречал такого неуважения к собственному таланту. Ты в буквальном смысле отправляешь его на свалку. Я даже не желаю открывать эту коробку, потому что расстроюсь, если увижу, какие прекрасные вещи ты выкидываешь. Или хуже того – отдаешь какому-то оборванцу для продажи в качестве макулатуры. - Не могу же я держать дома все эти бумаги…А ему семью кормить нужно, - неуверенно оправдывался Гунтрам, не привыкший к подобным упрекам. - Тихо. Я просто не понимаю, почему ты решил зарыть свой талант в землю. Твои способности практически уникальны. Я же видел, как ты рисовал сегодня. Скорость и точность твоей работы просто поражают. Моя двоюродная сестра в жизни не выглядела такой красивой но, с другой стороны, настолько похожей на саму себя. У нее действительно широкая душа, она любящая мать и прекрасная хозяйка дома. Сокровище, а не жена. Уму непостижимо, как ты умудрился разглядеть в ней все это. - Мистер Обломов немного рассказал мне о ней и показал те ее фотографии, которые были у него в телефоне. Остальное я домыслил сам. Именно поэтому я так хочу, чтобы он оценил наброски, прежде чем я возьмусь за пастель, карандаши или чернила – я еще не решил, чем именно буду писать. - Так вот, я решил свозить тебя в Европу на пару месяцев. Сначала в Лондон, где я живу, затем в Париж и в Италию, чтобы ты смог своими глазами увидеть все те картины, что ты копировал столько лет. Если уж после этой поездки ты не захочешь становиться художником, что ж, так тому и быть. Но если все-таки захочешь, я готов оплатить тебе обучение в Англии, в колледже Биркбек Лондонского университета или в Лондонском университетском колледже (прим.пер.: одни из престижнейших высших учебных заведений Великобритании). Если уж ты так стремишься к стабильности и карьерным перспективам, тебе подойдет история искусств. Тем более что ты и сам пишешь в классической манере. В любом случае, ты не можешь лишить этот мир шанса увидеть то, что ты можешь в него привнести. - Я не могу принять такой подарок, это слишком щедро. - Это ничто по сравнению с потерей, которой стал бы твой загубленный талант. - Сэр, я не могу. Такое ощущение, что я собираюсь вас ограбить. - Это мое решение, и жалеть я о нем не собираюсь. Ежегодно я выплачиваю больше двухсот пятидесяти стипендий. Одной больше, одной меньше – на состоянии моих финансов это не отразится. По крайней мере, я буду уверен в своих инвестициях. Если хочешь, могу принять компенсацию в виде твоих картин. Ты не представляешь, сколько они мне приносят удовольствия. Я просто не могу оторвать от них глаз. Я повесил их в своем офисе и в личном самолете, чтобы можно было любоваться ими как можно чаще. - Но это все равно слишком много, - прошептал Гунтрам. - Но почему? По утрам ты мог бы посещать занятия в Университетском колледже, а по вечерам заниматься с хорошим учителем. Я знаком с большинством арт-дилеров в Лондоне и уверен, что как только они заметят тебя, ты станешь успешным художником. - Я не смогу отплатить вам тем, чего вы от меня хотите. Не смогу делать то, что вы хотите, чтоб я делал. - Ты смеешь говорить мне, что не любишь рисовать? - Я не об этом. - В таком случае, тебе следует выразиться точнее. Кажется, о моих желаниях ты знаешь больше, чем я сам. - Не хочу произносить это вслух, но мне кажется, вы меня неправильно поняли. - В каком смысле? - Мне не нравится делать это с мужчинами. - А у тебя богатый опыт по этой части? - У меня его нет совсем! Но и получать его я хотел бы не с мужчинами. - А как насчет опыта с женщинами? – отправляя в рот кусочек мяса, буднично поинтересовался Константин, словно подобная бестактность была в порядке вещей. Гунтрам залился краской. - Это не ваше дело, сэр! - Значит, я прав – опыта никакого или почти никакого, - мужчина пожал плечами. Гунтрам в ответ покраснел еще сильнее, что не укрылось от взгляда Константина. Он отпил вина, заключив напоследок, – Совсем никакого. - Я не понимаю, к чему вы клоните. - Я ни к чему не клоню. Я предложил тебе стипендию, а ты поднял вопрос своих сексуальных предпочтений. Разве мои действия можно расценить как неуместный намек? Гунтрам побледнел, умирая со стыда. - Ни в коем случае. Просто я подумал… - Что раз ты не способен рисовать, то я хочу затащить тебя в постель. - Да, что-то вроде того. - Это не так. Не так, как ты себе это представляешь. - Прошу прощения? - Я считаю тебя прежде всего талантливым художником. То, что ты к тому же красив, и тот факт, что я предпочитаю мужчин, ничего не меняет. К тому же, ты не мой тип. Даже если ты решишь играть за ту же команду, что и я, ты станешь искать стабильных отношений, основанных на преданности и верности, а я не смогу тебе их предложить. От меня ты можешь ожидать разве что очень приятной, но недолгой интрижки. Я не отношу себя к мужчинам, способным влюбиться один раз и на всю жизнь. Не стану отрицать, что с радостью уложил бы тебя в свою постель и научил бы тебя паре вещей, но на утро ты бы со слезами просил остаться, а это не для меня. Не для меня. Мы можем быть друзьями, я с радостью стану твоим наставником, но любовников из нас не выйдет. - Ясно, сэр, - прошептал Гунтрам, не вполне понимая, почему ему вдруг стало так грустно. - Не ищи никаких подтекстов в моем предложении этой поездки. Я не собираюсь бегать за тобой по всей Венеции и признаваться тебе в любви на реке Арно. Я руковожу несколькими компаниями, так что большую часть времени буду занят. Вообще-то я подумывал дать тебе гида или предложить взять с собой кого-нибудь из друзей. Константин в конце концов определился со стратегией: увезти мальчика на свою территорию, изолировать его от внешнего мира и ждать, пока он сам не придет к нему в постель. «Да уж, любопытство сгубило кошку», - подумал он, увидев разочарование в глазах Гунтрама. – «У него все мысли на лице написаны, никакого притворства. А еще он добрый и щедрый. В постели он будет великолепен». - Простите, если я оскорбил вас своими предположениями, мистер Репин. - Не страшно. Я рад, что молодые парни все еще думают обо мне в этом ключе, - весело ответил Константин. - Вы слишком добры ко мне. - Не хочешь поехать в декабре? В Европе особенно хорошо проводить Рождество, да и я смогу устроить себе небольшой отпуск, - вернулся мужчина к прежней теме. - Даже не знаю. У меня работа, и я не уверен, что мне положены выходные. Возможно, мне и позволят отдохнуть пару недель, но месяц – точно нет, - ответил Гунтрам, разрываясь между желанием поехать и здравым смыслом, который советовал ему отказаться. - Тогда отпросись на две недели. Лондона и Парижа будет достаточно для начала. А если захочешь посмотреть что-нибудь еще, сможешь оттуда поехать в Италию. - Я бы очень хотел посетить Флоренцию и Перуджу, посмотреть на работы Перуджино (прим.пер.: Пьетро Перуджино – итальянский живописец эпохи Ренессанса; большинство его работ были написаны и до сих пор находятся в Перудже), но мой начальник точно этого не позволит, а работу потерять я не могу, - неуверенно сказал Гунтрам. - Мы покупаем там несколько компаний. Ты владеешь английским, французским и испанским. Захаров, так зовут нашего представителя в Аргентине, подберет тебе подходящую работу. Ты не можешь упустить такой шанс. «И лучше бы тебе уехать из этой жалкой страны, раз уж Конрад решил сделать с ней то, что собирался, именно в декабре». - Я не знаю… - Соглашайся. Меня очень расстраивает то, что ты сделал мне такой прекрасный подарок, но при этом отказываешься принять от меня столь незначительную благодарность. - Не незначительную. Я всю жизнь мечтал все это увидеть, - прошептал Гунтрам, уже почти решившийся на самую большую авантюру в своей жизни. - Если не совершать безумства в двадцать, начнешь совершать их в шестьдесят. Только выглядеть это будет уже жалко, - искушал его Константин. - Мне нужно это обдумать. «Он точно весы по зодиаку. Но я уже заполучил его, по глазам вижу». - Конечно, это важное решение. Я уверен, оно изменит всю твою жизнь.***
- Гунтрам, уже половина второго ночи. Иди спать. Я не стану больше это повторять, - Константин весело потряс за плечо мальчика, занятого четвертым по счету карандашным наброском. Наконец, тот осмысленным взглядом посмотрел на него. - Так поздно? Я и не заметил. Я пойду. - Около полуночи я отправил водителя спать, иначе он устроил бы мне забастовку. Ты можешь устроиться в гостевой спальне дальше по коридору. - Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством. Сяду на автобус. - Нет уж, ты остаешься. И меня это ничуть не побеспокоит. Для тебя уже подготовили комнату, и утром ты сможешь показать свои рисунки Обломову. - Я не хотел, чтобы так вышло. Люди говорят, что я часто выпадаю из реальности, когда рисую. В школе со мной это случалось постоянно. - Выпадаешь из реальности? Я бы назвал это переходом в другую реальность. Ты разговаривал со мной двадцать минут, а потом сосредоточился на ее глазах, и весь мир перестал для тебя существовать, - засмеялся Константин. – Иди спать. Они вместе дошли до гостевой спальни. Константин повернул ручку, открыл дверь и зашел внутрь, а Гунтрам так и остался стоять в дверном проеме. Он неуверенно разглядывал светлую комнату, отделанную в современном стиле в коричнево-бежевых тонах, с большой кроватью, столом, креслом и удобным шезлонгом у окна. Русский обернулся к нему и вышел в коридор. - Спокойной ночи. Приятных снов, - прошептал он. Его ладонь мягко погладила мальчика по щеке, и тот, непривычный к подобным проявлениям привязанности, смущенно улыбнулся в ответ. По правде говоря, ему не хотелось, чтобы ласка прервалась. Неосознанно он ухватил обеими руками гладившую его ладонь и на мгновение коснулся ее губами. - Спокойной ночи, Гунтрам, - мягко проговорил Константин. Его глаза светились нежностью. - Спокойной ночи, Константин, - ответил Гунтрам и покраснел, осознав, что он только что сделал. «Теперь ты там, где я всегда хотел тебя видеть. Рано или поздно ты будешь полностью принадлежать мне».