Into the Lion's Den

19 октября 2001 года В последнее время Гунтрам был постоянно занят: по утрам он работал в трущобах, днем занимался в университетской библиотеке и пытался подготовиться к тестам, а по вечерам ходил на лекции. Он чувствовал себя уставшим и потерянным, что только усугубляло отсутствие постоянной работы и сил на ее поиски. Зато он почти не нагружал запястье и даже согласился на тугую повязку, так что рука болела уже куда меньше. Федерико долго орал на него за то, что он принял предложение своего русского друга, даже несмотря на то, что его фонд, как выяснилось, пользовался хорошей славой и поддерживал достаточное количество студентов в Париже, Лондоне, Санкт-Петербурге и Риме. Захаров прислал Луису конверт с тремя тысячами долларов от Обломова в качестве оплаты нового портрета его жены. На этот раз Гунтраму пришлось все-таки принять его деньги – он сомневался, что сможет протянуть до декабря и оплатить свое проживание в Европе на полученное им выходное пособие (меньше двух тысяч долларов). А остатки средств с банковского счета ему трогать не хотелось. А еще он не знал, что и думать насчет прощального объятия Константина. Сексуального подтекста оно вроде бы не имело, но и «отцовского» в нем было мало. Его друзья не обнимали его так, и в конце концов Гунтрам признался Джорджу, что «обниматься с мужчиной было не так уж и отвратительно. Вообще-то, даже довольно приятно», отчего друг лишь засмеялся. Однако то, как быстро он проникся доверием к Константину, немного пугало. Как и то, что он вдруг начал вспоминать о нем в самые неожиданные моменты – когда делал наброски в парке, рисовал детям карточки для чтения, сидел на лекции по социологии, ехал в автобусе или покупал себе овощи на обед. Он радовался каждый раз, когда получал от него электронные письма. В них мужчина рассказывал ему о какой-нибудь выставке или аукционе, который он планировал посетить, описывал понравившиеся картины или скульптуры или оценивал работы самого Гунтрама. Хоть Гунтрам и не понимал, зачем, но они договорились, что каждую неделю он должен отдавать Захарову часть своих рисунков, чтобы тот мог передать их Константину. С Обломовым он тоже переписывался. Иван хвалил его портрет и радостно сообщал, что «старая ведьма, его теща, картину просто обожает. Она повесила ее в своей гостиной и теперь показывает ее каждому, кто осмеливается зайти в ее пещеру». В тот день Гунтраму исполнялось девятнадцать, и он был немного разочарован тем, что Федерико ему даже не позвонил. Возможно, их ссора показалась ему слишком серьезной. В десять утра закончилась последняя лекция, и Гунтрам спускался к выходу по забитой народом лестнице, изо всех сил стараясь не поскользнуться на политических листовках, покрывавших ее сплошным ковром. К тому же, ему постоянно приходилось пригибаться, чтобы не задеть головой какой-нибудь из развешанных повсюду агитационных баннеров. В общем, вестибюль в тот час больше всего напоминал загон для овец на какой-нибудь ферме: множество студентов, расталкивая друг друга, пытались первыми выскочить на улицу через самую узкую дверь из тех, что когда-либо были придуманы людьми, которая к тому же была частично заблокирована активистами, раздающими еще больше листовок. - Привет, Гунтрам, - прокричал звучный голос с заметным акцентом, и несколько любопытных студентов оглянулись поглазеть на исполинских размеров русского, одетого в хорошо пошитый костюм и плащ и при этом окончательно перекрывшего собой выход. Тот, тем временем, продолжал возмущаться, - Кошмар какой! Не должен же я говорить тебе «здравствуй, товарищ»?! (прим.пер.: именно так, в транскрипции). Некоторые особенно активные студенты злобно посмотрели на него. - Господи, тут даже сторонники Бакунина остались! А я-то думал, их всех перебили еще на 53-ем съезде КПСС. - Здравствуйте, Иван Иванович. Не могли бы вы говорить тише? Троцкисты очень плохо относятся к шуткам про Советский союз… - Да что с ними не так? Они же там никогда не жили. А я жил, и единственным хорошим воспоминанием стали каникулы на Кубе и поездки на Черное море раз в год. Ну, и то, что государство оплатило мое образование. Но уж точно не пребывание в рядах Ленинского комсомола и пролетариата! - Вы решили обидеть еще и сталинистов? – усмехнулся Гунтрам, увлекая русского за собой на улицу, пока ребята из Революционной партии рабочих его не поколотили. «Маловероятно, что им удастся, но проверять все же не стоит». - С Днем рождения, парень! Девятнадцать, да? Когда тебе перевалит за двадцатник, жизнь полетит куда быстрее.. – пробасил Обломов. – Идем, босс ждет тебя в машине. Ему поплохело от одного вида коммунистов. - А вы с ним разве не жили в Советском союзе? - Жили. Его отец был первым секретарем партии в Черноморской советской республике. Очень влиятельный человек, но мы были только рады похоронить социализм в 1991-м. - Так Константин здесь? – дошло наконец до Гунтрама. - Да, прячется в машине, чтобы ненароком не застрелить кого-нибудь из этих идиотов, - ухмыльнулся Обломов. Огромный черный мерседес оказался припаркован в семидесяти метрах от здания университета. Шофер стоял рядом с машиной и тут же поспешил открыть перед Гунтрамом и Обломовым пассажирскую дверцу. Обломов легонько подтолкнул мальчика внутрь, коротко бросив ему «увидимся завтра, парень», и направился к еще одной черной машине, которая появилась буквально из ниоткуда. - Здравствуй, Константин. Твой приезд – действительно большой сюрприз. - С Днем рождения, Гунтрам, - тепло поздравил его мужчина. – Я прилетел на континент по делам и решил заехать к тебе. - Я рад тебя видеть. Спасибо, что не забыл про мой День рождения. - Поужинаешь со мной? - Я бы с радостью, но я не одет для этого. - Тогда едем ко мне домой. Думаю, с ужином мы что-нибудь сообразим. У тебе ведь нет планов на вечер? - Нет, никаких. Ты же знаешь, у меня и знакомых-то почти нет… - Тогда, решено, едем ко мне. Надеюсь, Захаров не успел опустошить мое винохранилище. К концу легкого ужина Гунтрам уже совершенно расслабился, от души хохоча над рассказами Константина о его студенческих годах. - Мне нужно покурить. Не хочешь выйти на террасу? - Ты не куришь в собственном доме? - Никогда. Табачный дым может повредить картины. Гунтрам поежился от ночной прохлады, и Константин сразу же молча зашел в квартиру и через пару минут вернулся с толстым покрывалом, украшенным лисьими хвостами. - Ты до смерти замерзнешь здесь в таком тонком свитере, - пояснил он, накидывая покрывало Гунтраму на плечи. – Присядь рядом со мной. - А тебе самому не холодно? - Не особо. Большую часть времени я живу в Санкт-Петербурге, и жару я не слишком люблю. Летом там невероятное пекло, так что я стараюсь сбежать оттуда на это время. А ты выглядишь так, словно можешь простыть от любого ветерка. Садись ближе, - Константин приобнял мальчика одной рукой, притянув его к себе, и принялся растирать ладонями его плечи, чтобы он поскорее согрелся. Гунтрам неосознанно прильнул к его телу, хотя его воспитание подсказывало ему не допускать подобной вольности с другим мужчиной. Он тепло улыбнулся, завороженно глядя в темные глаза Константина. Широкая ладонь притянула его голову к крепкой груди, и он послушно расслабился в объятиях мужчины. Константин был рад, что его ангел постепенно начинает привыкать к нему и с радостью принимает его ласки. Он продолжал неспешно поглаживать мальчика по спине, и его волосы приятно щекотали ему шею. Он знал, что стоит ему проявить чуть больше настойчивости, и мальчик в ужасе сбежит от него. С этой игрой торопиться не стоило – терпение окупится конечным ее результатом. - Ты согрелся? – непринужденно спросил Константин, отстраняясь от своего ангела, отмечая про себя его разочарованный вздох. Именно это и нравилось в нем Репину: доброта и невинность. Как будто все это происходило с ним впервые. Мальчик не был опытным любовником, но обладал действительно широким сердцем, неспособным использовать других людей. Неспособным предавать. - Да, спасибо, - ответил Гунтрам. Поняв, что разлегся на Константине, как на подушке, мальчик покраснел. - Кстати, у меня есть для тебя подарок. Он попался мне на глаза в Лондоне, я подумал, тебе может понравиться. У тебя похожий стиль. - Что это? – не смог сдержать детского любопытства Гунтрам. - Подарок в комнате. Позволь мне принести его. - Нет, останься. Ты же не успел покурить. - А сам ты не куришь? - О нет, я как-то раз попробовал в школе. Мне хватило пары затяжек, чтобы понять, что это не мое. У меня тогда было такое чувство, как будто сердце из груди выпрыгнет, - со смехом рассказывал Гунтрам. – Я тогда даже пробовал залпом выпить немного водки. Мне было шестнадцать, а головную боль наутро я помню до сих пор. - Попробуй выпить шампанского, когда вернемся в столовую. Оно не такое крепкое. А вообще, с алкоголем секрет в том, что на улице должно быть очень холодно. Тогда ты вообще его не почувствуешь. - Ну не знаю… Константин прикурил сигарету, и Гунтрам слегка закашлялся от едкого дыма. - Это вообще законно? – спросил он, скривившись от запаха. - А то, это же просто русские сигареты. Возможно, именно благодаря им у нас не особенно жалуют марихуану. К ним быстро привыкаешь, а когда привыкнешь – не сможешь курить ничего другого. Мне они нравятся, но курю я не много, две-три пачки в неделю, не больше. Обычно я курю по ночам, это помогает мне думать. Когда они вернулись в квартиру, Константин открыл вторую бутылку шампанского и вручил Гунтраму свой подарок. Это был альбом с рисунками Бронзино. Константин с огромным удовольствием наблюдал за мальчиком, упоенно разглядывающим иллюстрации в книге. Гунтрам обводил пальцами контуры каждой изображенной на картинах фигуры, отмечая мельчайшие детали. Константин откинулся на спинку белого кожаного дивана и просто любовался профилем своего ангела в приглушенном свете ламп. - Это невероятно. Откуда ты узнал, что мне так нравятся его работы? - Я не знал. Я же не ясновидящий. Я просто подумал, что раз твой собственный стиль очень похож на его манеру письма, тебе должно понравиться его копировать. - Я его обожаю. В детстве в моей спальне висела его «Мадонна». Это была копия, естественно. Отец привез ее для меня из Парижа. Думаю, ее продали с аукциона вместе со всей нашей мебелью. Как бы то ни было, Бронзино был первым художником, которого я пытался копировать. Гунтрам захлопнул книгу, откладывая ее на столик, и сияющими глазами смотрел на Константина. Не слишком задумываясь о том, что делает, он придвинулся к мужчине вплотную и без колебаний коснулся губами его губ. Константин не отстранился, и поцелуй, почти невесомый вначале, продолжился со все нарастающей страстью. Константин позволял мальчику вести, пока не убедился, что тот согласен на большее. Он нежно вплел пальцы в шелковистые волосы Гунтрама и осторожно провел языком по его губам, мягко прося впустить его внутрь. Гунтрам, для которого все происходящее было в новинку, приоткрыл губы, позволяя мужчине начать ласкать языком свой рот. Константин сжимал его в объятиях все крепче, все ближе прижимая его к своему телу. По телу Гунтрама прокатился приятный жар, заставивший его обвить руками шею Репина, запуская пальцы в его волосы. Константин оборвал их поцелуй так же внезапно, как он начался, и аккуратно отстранил мальчика от себя. - Почему ты это сделал, Гунтрам? - Прости. Мне, должно быть, вино в голову ударило… - поспешно ответил Гунтрам, заливаясь краской, как никогда прежде. - Да нет, все в порядке. Просто ты говорил, что предпочитаешь женщин. - Я уже не знаю. Просто я думал, что ты думал, что между нами может что-то быть… - Гунтрам, все эти «раздумья» не доведут тебя до добра. Я так и не понял, как ты рассуждал. - Ну, ты приехал на мой День рождения, напоил меня шампанским. Ты предложил мне щедрую стипендию и совместную поездку в Европу. Меньшее, чем я могу тебя отблагодарить – и, видимо, самое честное – это позволить тебе самому определить, нравится тебе быть со мной или нет. - Ясно. Ты решил, что предлагая себя мне, как шлюха, ты поступаешь честно. Уверен, что не хочешь стипендию для обучения на юридическом? - Я не хотел вести себя, как шлюха! Я просто хотел дать тебе возможность понять, что то, чего ты хочешь, попросту не соответствует твоим ожиданиям! - Ты ведешь себя, как шлюха, раз предлагаешь секс даже тогда, когда знаешь, что не получишь от него удовольствия. И не надо рассказывать мне слезливых историй! Я их каждый день сотнями слышу! - Я уже не уверен, что не хочу этого! – воскликнул Гунтрам, умирая от стыда. - Тебе понравилось меня целовать? - В этом не было ничего противного. Это греховно, но приятно. - Еще немного, и я выброшусь с балкона. Лесть, похоже, не твоя сильная сторона. А искренность сильно переоценивают, на мой взгляд. - Я не хотел тебя обидеть. Мне действительно понравилось. - Почему ты не можешь просто признаться мне и себе, что тебе хотелось бы попробовать, каково это – быть с мужчиной? - Потому что я не знаю! Я не хочу прыгать в постель к незнакомцу на одну ночь. Я рассчитывал, что мой первый раз будет с женщиной, которую я полюблю! А в итоге я сижу здесь с тобой и предлагаю тебе заняться, сам не знаю, чем! - Гунтрам, я уже говорил тебе, что я не романтик. Мы с тобой можем закрутить роман, но как только ты начнешь ко мне привязываться, я уйду. Так что если ты хочешь чего-то со мной, мы можем попробовать – на моих правилах. Понимаешь меня? Гунтрам тяжело сглотнул. Сомнения одолевали его еще сильнее, чем раньше. - Я и не рассчитываю на продолжительные отношения. Наутро ты будешь разочарован во мне, но, по крайней мере, будешь знать, что ничего не упустил. Константин, я думаю, нам стоит попробовать еще раз. Если, конечно, ты этого хочешь. Думаю, мне не найти учителя лучше, чем ты… - Сними свитер, - резким тоном приказал Константин, и сердце Гунтрама ухнуло вниз. Он побледнел, что не укрылось от цепкого взгляда мужчины. - Видишь? У тебя чуть сердце не остановилось от одних только этих слов. А что было бы, если бы я попросил тебя встать на колени и отсосать мне? – усмехнулся Константин. – Не играй с огнем. Для тебя это опасная игра. - Я все еще хочу попробовать. - Правда? И ты готов пойти до конца? Гунтрам замер на мгновение, по-прежнему терзаемый сомнениями, но затем кивнул. - И снова, видишь? Ты все-таки задумался, что я подразумеваю под «до конца», - рассмеялся Константин. Гунтрам посмотрел Константину в глаза, растерявшись от его уничижительных замечаний. Он же не идиот! Он сможет это сделать. Сглотнув комок в горле, Гунтрам стянул с себя свитер, не говоря ни слова из опасения, что его дрожащий голос тут же выдаст его волнение. Он шумно втянул носом воздух, когда Константин придвинулся к нему и опустил ладонь ему на шею, одновременно поглаживая его по щеке. - Ты когда-нибудь был с мужчиной? Может быть, в школе? - Нет, я избегал подобных игр, - коротко ответил Гунтрам, и в тот же самый момент Константин заткнул ему рот долгим поцелуем, почти лишавшим обоих воздуха. Гунтрам был так захвачен ощущениями, что даже не заметил, как сильные руки Константина перевернули его и уложили спиной на диванные подушки, а сам мужчина улегся на него сверху, обнимая его за талию. Поцелуй казался Гунтраму странным, но до жути возбуждающим. Единственным, с чем он мог его сравнить, были неловкие поцелуи с одной блондинкой на вечеринке, когда ему было пятнадцать. В тот раз ему понравилось целоваться, но не более того – то ли потому что он нисколько ее не любил, то ли потому, что они оба очень разнервничались. Или разнервничался только он. Поцелуй же Константина был совершенно другим. Сперва мужчина почти обескуражил его своим мощным напором, но затем он притормозил и коротко лизнул губы мальчика, поощряя его повторять его движения. Эти игры в кошки-мышки сводили Гунтрама с ума, но вскоре он привык и осмелел. Он обвил руками шею Константина, сильнее прижимаясь к его груди, и принялся вылизывать его рот, ощущая легкий привкус шампанского на языке. Свободная рука русского привычным жестом расстегнула верхние пуговицы его хлопковой рубашки. Константин принялся легкими движениями ласкать его левый сосок, восхищаясь гладкостью кожи под пальцами, прохладной, словно алебастр или слоновая кость. Гунтрам удивленно вздохнул от такой непривычной ласки и застонал. Константин наконец расстегнул пуговицы до конца, обнажая белый торс мальчика, напомнивший ему скульптуру молодого Аполлона авторства Праксителя, которую он видел в Лувре много лет назад. Его ангел обладал классической красотой: длинные, несмотря на невысокий рост, ноги, в меру развитая грудная клетка. Уже не мальчик, но еще не мужчина. Искушение подталкивало Константина как можно скорее овладеть им, но ему удалось взять себя в руки – если он хотел заполучить его себе навсегда, ему понадобится терпение. - Гунтрам, нам нужно остановиться, - огромным усилием воли он отстранился от своего ангела, ощущая твердую выпуклость спереди на его штанах, и тут же пожалел о своих словах. – Ты пьян. Если мы сделаем это сейчас, утром будешь жалеть. - Но я правда хочу этого. - Гунтрам, завтра ты вряд ли вспомнишь хоть что-нибудь. Давай лучше остановимся и позже это обсудим. Идем, отведу тебя в кровать. - Позволь мне поспать с тобой, - умоляюще прошептал Гунтрам, ухватившись за полы его пиджака. - Думаешь, это хорошая идея? Я же не каменный, я не смогу просто заснуть с тобой в одной постели… - Прошу тебя, я не хочу оставаться один, - захныкал Гунтрам. Он сам не понял, когда его настроение так резко испортилось. Несколько минут назад он был полон воодушевления и желания, но теперь чувствовал себя грязным и жалким. - Ладно, но не вздумай рыдать наутро, если тебе что-то не понравится. - Мне все нравится, - бесстыдно улыбнулся Гунтрам в ответ. «Два бокала шампанского – его предел. Три уже слишком», - подумал Константин, поднимаясь с дивана и помогая подняться Гунтраму. Тот заметно покачнулся, встав на ноги. Его рубашка была распахнута, хотя не будь он столь пьян, он бы умер от стыда за свой развратный вид. Константин обвил рукой талию своего ангела, увлекая его в свою спальню. Он быстро набрал код электронного замка и помог мальчику войти внутрь. Гунтрам обвел мутным взглядом просторное помещение, отделанное в современном стиле, с несколькими картинами на стене. - Сможешь сам принять душ? - Я уже не маленький! Конечно, смогу! – возмутился Гунтрам и самостоятельно направился в сторону ванной, провожаемый вздохом Константина. «Нет, нельзя ему пить», - вновь подумал мужчина, глядя, как обычно скромный парень, привыкший скрывать красоту своего тела ужасными мешковатыми свитерами, беззастенчиво скидывает с себя рубашку и брюки, не подозревая, какое удовольствие доставляет Репину его шоу… «и ведь очень хорошее шоу! Не могу больше сдерживаться. Небольшой эксперимент погоды не сделает». Пока Константин искал ему пижаму, Гунтрам приводил себя в порядок. Он ополоснул лицо прохладной водой над мраморной раковиной, но мутная пелена перед глазами не желала пропадать. Он зевнул и потянулся всем телом, словно ленивый кот, пригревшийся на солнце. И едва не подпрыгнул, когда сильные руки обняли его со спины, но успокоившись, прижался спиной к груди мужчины и подставил шею под его поцелуи. Константин нежно гладил его живот, пальцами вырисовывая на нем невидимые узоры, и ласково целовал его шею, слегка царапая зубами нежную кожу и игриво покусывая хрящик уха. Гунтрам прикрыл глаза от удовольствия, когда сильная ладонь принялась массировать его член. Он кончил через несколько минут. - В душ, - велел Константин, вталкивая его в кабинку, входя в нее следом и закрывая за собой дверцу. Под струями теплой воды Гунтрам расслабился еще больше. Он наслаждался потоком воды, пока Константин нежно гладил его тело. Не удержавшись, Гунтрам развернулся к мужчине и вновь накинулся на него с поцелуями. Он терзал его рот с еще большей страстью, чем прежде, отчего русский быстро растерял всю свою сдержанность и застонал, когда давний объект его мечтаний сильнее сжал его в объятиях и приподнялся на цыпочки, чтобы целовать его глубже. Неожиданно, Гунтрам ощутил потребность доставить Константину такое же удовольствие, какое получил он сам. Он обхватил рукой его возбужденный член и стал поглаживать его, заставляя мужчину стонать все громче. Не вполне отдавая себе отчет в собственных действиях, Гунтрам опустился на колени и несколько раз лизнул основание его члена. Затем он принялся играть языком с головкой, и Константин обхватил его голову руками, поощряя продолжать. Вопреки ожиданиям, резкий вкус смазки не вызвал отвращения, и опьяненный похотью Гунтрам не отстранился. На секунду он выпустил ствол изо рта, чтобы вздохнуть, но в этот самый момент Константин стал кончать, заливая спермой его лицо. Гунтрам был шокирован, несмотря на разливавшийся в голове туман, и Константин поспешил опуститься на колени рядом с ним, испугавшись, что это было чересчур для его ангела. Он обнял мальчика и стал нежными движениями стирать с его лица свое семя. - Для первого раза это было слишком, любовь моя. Давай остановимся на этом и пойдем спать. Ты устал, тебе нужно отдохнуть. Поговорим обо всем завтра, - сказал он, обнимая Гунтрама крепче и выключая воду. Он взял большое полотенце и обтер им юношу, словно тот был маленьким ребенком. Его взгляд впитывал мельчайшие черточки молодого тела. Завернувшись в полотенца, они вернулись в спальню. Гунтрам молча надел шелковую пижаму и лег в постель, укутываясь в простыни. Осознание того, что он только что сделал, и с кем он это сделал, накрывало его удушающей волной, и он развернулся на бок, избегая взгляда мужчины; подступающие слезы душили его. Константин сразу же понял, что с его юным любовником что-то не так. Не означало ли это, что он перестарался? В конце концов, мальчик совершенно не имел сексуального опыта, зато имел серьезные предубеждения на этот счет. И то, как быстро они перескочили от поцелуев к оральному сексу в душе, вполне могло вывести его из равновесия. Репин обнял Гунтрама за талию и прижался грудью к его спине. - Ты в порядке, малыш? Я сделал что-то не так? – мягко спросил он. - Нет, все хорошо, - последовал грустный ответ. - А почему тогда ты собираешься разрыдаться? - Не собираюсь. Ты, должно быть, теперь считаешь меня шлюхой, - всхлипнул Гунтрам. - Тебя? Никогда. Мы оба хотели этого, и нам обоим понравилось. Поверь, я за свою жизнь встречал множество шлюх, но ты – самое светлое создание из когда-либо встреченных мною. Невозможно не влюбиться в тебя с первой же минуты, как тебя увидишь. Гунтрам, даже не смей думать так о себе. У тебя чистая душа, ты просто не можешь быть испорченным, - мягко возразил Константин, уже начиная проклинать себя за то, что открыл душу этому застенчивому мальчишке, разрушив тем самым весь свой план. - Ты правда так думаешь? - Правда. Я говорю это от всего сердца. - Я не мог перестать думать о тебе весь этот месяц. Мне кажется, я влюбляюсь в тебя, Константин, - прошептал Гунтрам, прежде чем уснуть в объятиях русского. - Я люблю тебя, Гунтрам, - прошептал мужчина в ответ, поглаживая волосы спящего у него на груди ангела. – Представить себе не можешь, насколько сильно. Я никогда тебя не отпущу.